Автор Тема: Иоанн Златоуст: Худо не хотеть быть бедным  (Прочитано 8209 раз)

0 Пользователей и 2 Гостей просматривают эту тему.

Русский Антиф

  • Гость
Худо не хотеть быть бедным

автор: Святитель Иоанн Златоуст


В самом деле, что тягостного нам заповедано? Горы ли рассекать? Или летать по воздуху? Или переплыть Тирренское море? Совсем нет. Нам заповедан столь легкий образ жизни, что не нужно никаких к тому орудий, - нужна только душа и расположение. Какие орудия имели апостолы, совершившие такие дела? Не в одной ли одежде и без обуви они ходили, - а между тем все преодолевали? Что же трудного в заповедях Христовых? Ни к кому не питай ненависти; никого не злословь: противное гораздо тяжелее.

Но ты скажешь, что Он говорит: откажись от имения. Так в этом трудность? Но этого Он решительно и не заповедовал, а только дал совет. Да если бы это была и заповедь, - что тягостного может быть в том, чтобы не брать себе тяжестей и беспокойных забот? О, сребролюбие! Все свелось к деньгам, - потому все и перепуталось! Ублажает ли кто кого, помнит деньги; называют ли несчастным, причина опять в них же.

Вот, о том только и говорят, кто богат, кто беден. В военную ли службу кто имеет намерение поступить, в брак ли кто вступить желает, за искусство ли какое-нибудь хочет приняться, или другое что предпринимает, - не прежде приступает к исполнению своего намерения, пока не уверится, что это принесет ему великую прибыль. Так общими силами не посоветоваться ли нам, как бы уничтожить эту болезнь? Не стыдно ли нам добродетелей отцов наших? Тех трех тысяч, тех пяти тысяч человек, которые имели все общее? Что пользы в настоящей жизни, если мы не можем купить ею жизни будущей? Доколе не поработите себе поработившего вас мамону? Доколе будете рабами денег? Доколе не возлюбите свободы и не расторгнете уз сребролюбия? Когда вы находитесь в рабстве, тогда решаетесь на все, лишь только бы кто-нибудь обещал вам свободу. А будучи пленниками сребролюбия, вы и не думаете освободиться от этого горького рабства. То рабство еще не так тяжко; а это самое несносное иго.

Подумайте, сколь великую цену положил за нас Христос! Он пролил собственную кровь Свою, самого Себя предал. А вы и после всего этого ниспали, и, что всего ужаснее, вы еще и утешаетесь своим рабством, услаждаетесь своим бесславием, и желаете того, чего должно избегать.



Нужно, однако, не оплакивать только и осуждать, но и исправлять. Поэтому рассмотрим, отчего эта пагубная страсть сделалась нам любезною? Итак, отчего? Отчего она нам стала любезна?

От того, говоришь ты, что она доставляет славу и безопасность. Но, скажи мне, какую безопасность? Конечно, ту, что мы надеемся при деньгах не терпеть ни голода, ни стужи, ни вреда, ни презрения. Итак, если я обещаю тебе такую безопасность, - перестанешь ли ты желать богатства? Если богатство только потому тебе любезно, то, когда и без него можно быть безопасным, какая еще тебе в нем нужда?

Но как возможно, говоришь ты, без богатства достигнуть этого? Напротив, как это возможно для богатого? В самом деле, он должен по необходимости многим льстить, как начальникам, так и подчиненным, иметь нужду во многом, до низости раболепствовать, бояться, трепетать, предполагать завистников, страшиться клеветников и алчности других корыстолюбцев. А в бедности не бывает подобного, но совершенно тому противное. Это убежище безмятежное и безопасное, тихая пристань, училище любомудрия, образ жизни ангельской. Услышьте это вы, бедные, а еще более вы, желающие быть богатыми!

Не бедным быть худо, но худо не хотеть быть бедным. Не считай бедность злом, и для тебя она не будет злом. Не в существе самой вещи, а только во мнении изнеженных людей лежит причина страха. Впрочем, мне было бы даже стыдно, если бы я о бедности сказал только то, что она не есть зло. Если ты внимательнее размыслишь, то найдешь ее даже источником бесчисленных благ; и когда кто-нибудь стал бы предлагать тебе начальство, какую-нибудь гражданскую власть, богатство, удовольствия, потом предложил бы и бедность, и дал свободу выбрать что тебе угодно, - ты бы тотчас избрал бедность; если бы знал цену ее.



Я знаю, что многие смеются над этими словами; но мы не смущаемся, вас же просим потерпеть, и вы скоро с нами согласитесь. Бедность, по моему мнению, подобна скромной, невинной, прекрасной девице, корыстолюбие же подобно жене зверонравной, чудовищной Скилле, Гидре и другим подобным же чудовищам, вымышленным баснотворцами. Не представляй мне осуждающих бедность, но представь тех, которые чрез бедность прославились. В бедности воспитанный Илия восхищен был тем блаженным восхищением; ею Елиссей прославился; в бедности были Иоанн, в бедности и все другие апостолы. С богатством же Ахаав, Иезавель, Гиезий, Иуда, Нерон и Каиафа погибли. Если угодно, посмотрим не на тех только, которые в бедности прославлялись; но рассмотрим и самую красоту этой девы. Взор ее чист, светел и покоен; тогда как глаза корыстолюбия то исполнены злобы, то выражают пресыщение удовольствием, то делаются мутными от невоздержания. Не таков взор бедности: он кроток, ясен, приветлив, ласков, приятен, ни к кому не выражает ни ненависти, ни отвращения. Где деньги, там случай к вражде и бесчисленным распрям; равным образом уста корыстолюбия исполнены обид, тщеславия, чрезмерной гордости, проклятий и лести. А у бедности и уста, и язык здравы, исполнены всегда благодарности, благоговения, слов кротких, ласковых, покорных, одобрений и похвал. Хочешь ли ты узнать и стройность ее стана? Она несравненно выше и величественнее богатства. А если многие бегают ее, то не удивляйся: безумные бегают и других добродетелей.

Но скажешь: бедного обижает богатый? Опять говоришь в похвалу бедности. Кто блажен, скажи мне, - тот ли, который обижает, или тот, которого обижают? Очевидно, блажен обижаемый. Но обижать заставляет сребролюбие, сносить же обиды - бедность. Бедный, говоришь ты, томится голодом? И Павел алкал, и не имел, чем утолить голода. Бедный не имеет спокойного пристанища? И Сын человеческий не имел, где главу приклонить.

Видишь ли ты, как далеко простирается достоинство бедности, где она поставляет тебя, каким уподобляет мужам, и как делает тебя подражателям самого Господа? Если бы иметь золото было благо, то Христос, Который дал ученикам Своим неизреченные блага, дал бы им и его. Он не только не дал им его, но запретил и иметь. Вот почему и Петр не только не стыдится бедности, но даже и хвалится ею, говоря: "Серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе" (Деян. 3:6). Кто из нас не хотел бы сказать таких слов? Конечно, все бы, - может быть, скажет кто-нибудь. Так пренебреги же серебром, пренебреги золотом. Но получу ли я силу Петра, говоришь ты, когда пренебрегу богатством? Скажи, что сделало Петра блаженным: то ли, что он исцелил хромого? Совсем нет, а то, что он не имел богатства, и чрез то достиг неба.

Многие из творивших чудеса, низвергнуты в геенну, напротив, презревшие богатство, получили царство небесное. Об этом и сам Петр говорит; вот два его изречения: "Серебра и золота нет у меня"; и: "Во имя Исуса Христа Назорея встань и ходи". Итак, что его сделало славным и блаженным? Исцеление хромого, или презрение богатства? Узнай это из слов самого Подвигоположника. Что Он говорит богатому, ищущему вечной жизни? Он не сказал ему: исцеляй хромых, но говорит: "Все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною" (Лк. 18:22, Мк. 10:21). И Петр опять не сказал: се, во имя Твое изгоняем бесов, хотя и изгонял; но говорит: "Вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам" (Мф. 19:27)? И Христос, опять, отвечая ему, не сказал: если кто исцелит хромого, но говорит: "Кто оставит домы, … или земли … получит во сто крат и наследует жизнь вечную" (ст. 29). Так и мы поревнуем этому, чтобы нам не постыдиться, но с дерзновением предстать на суд Христов, и иметь Его с собою, как был Он с учениками Своими. Будет и с нами Он, как был и с учениками, если мы хотим следовать им, и подражать правилам и образу их жизни. За это-то Бог венчает и прославляет; а не требует того, чтобы ты воскресил мертвого, или исцелил хромого. Не такие чудеса делают подобным Петру, а презрение богатства, - в этом и состояло совершенство апостола. Но нельзя, по твоему мнению, презреть богатство? Очень возможно.

Впрочем, если не хочешь сам, я не принуждаю и не настаиваю; но умоляю только уделять хотя некоторую часть неимущим, и не искать ничего, кроме необходимого. Таким образом мы и здесь будем наслаждаться жизнью спокойною и безмятежною, и удостоимся жизни вечной, которой все мы и да сподобимся благодатию и человеколюбием Господа нашего Исуса Христа, Которому слава и держава со Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Бесогон

  • Гость
Есть и языческое: "Больше всех имеет тот, кто хочет наименьшего."
Неопровержимо!

Оффлайн Ashar1

  • Политсовет
  • *****
  • Сообщений: 8098
А есть и у Омара Хайяма:
КТО ПОЛ - ЛЕПЁШКИ В ДЕНЬ СЕБЕ НАЙДЁТ,
КТО УГОЛ ДЛЯ НОЧЛЕГА ОБРЕТЁТ,
КТО НЕ ИМЕЕТ СЛУГ И САМ НЕ СЛУЖИТ,
СЧАСТЛИВЕЦ ТОТ - ОН ХОРОШО ЖИВЁТ!

Оффлайн Ashar1

  • Политсовет
  • *****
  • Сообщений: 8098
ВОСКРЕШЕНИЕ КОММУНИЗМА

«Христиане, получив положение государственной религии, «забыли о
«наивностях» первоначального христианства с его
демократически-революционным духом».
В.И. Ленин
--------------------------------
ИОАНН ЗЛАТОУСТ
О  ГРЕХОВНОСТИ  ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ  И  БОГАТСТВА

Из статьи протоирея Георгия Флоровского
«Святой Иоанн Златоуст»

Жизнь Златоуста была трудной и бурной. Это — жизнь подвижника и
мученика. Но подвизался Златоуст не в затворе и не в пустыне, а в
житейской суете, среди мира, на епископском престоле, на кафедре
проповедника. И мучеником был он бескровным. Он был гоним не от внешних,
но от лжебратий, и кончил жизнь в узах, в изгнании, под отлучением,
гонимый христианами за Христа и за Евангелие, которое он благовествовал
как Откровение и как закон жизни. Златоуст был прежде всего
благовестником, проповедником Евангелия. И вместе с тем он был всегда
очень современным и даже злободневным учителем. Последний смысл его
учительства понятен только из живого исторического контекста. Это был
евангельский суд над современностью, над тем мнимым воцерковлением
жизни, в котором, по свидетельству Златоуста, слишком многие находили
преждевременное успокоение в христианском обществе IV-го века. В этом
объяснение той резкости и суровости, с какой учил этот вселенский
проповедник любви. Ему казалось, что он проповедует и свидетельствует
пред мертвыми. Неправда и нелюбовь христианского мира открывалась для
него в катастрофических, почти апокалиптических чертах... «Мы погасили
ревность, и тело Христово [церковь – ред.] стало мертвым»... И легкое
иго любви для нелюбящего мира оказывалось бременем неудобоносимым. Этим
объясняется и скорбная судьба Златоуста, изгнанного правды ради

(...)

Кажется, всего чаще говорил Златоуст о богатстве и о бедности. Для этого
поводы постоянно давала сама жизнь — жизнь больших и шумных городов...
Нужно подчеркнуть, для Златоуста это были нравственные вопросы,
социальные темы имеют для него прежде всего моральный смысл. Он говорит
прежде всего о правом поведении христианина... И с нравственной точки
зрения он судит об окружающей жизни. Вокруг себя он видит слишком много
неправды, жестокосердия, страдания, горя. И хорошо понимает, насколько
это связано с духом стяжания, с социальным неравенством. Он скорбит не
только о бесплодной роскоши, но и о богатстве, как о соблазне. Богатство
соблазняет прежде всего владеющего. Само по себе богатство не есть
ценность; это только театральная маска, скрывающая подлинный образ
человека. И вместе с тем владеющий приучается невольно дорожить им,
впадает в опасный самообман, привязывается к мнимым благам. Опасно не
только богатство, неправедно и нечестно приобретенное, но и всякое
имение [cобственность – Ред.]... Однако, не само по себе, а как стимул
для воли, как повод дорожить тленным и мнимым. «Любовь к богатству есть
неестественная страсть, — говорит Златоуст, — желание богатства не
естественно, не необходимо, но излишне»... Опасен этот уклон воли,
богатство есть опасное бремя... «Не потому вредно для вас богатство, что
оно вооружает против вас разбойников и совершенно помрачает ум ваш, —
говорил Златоуст, — но более всего потому, что делает вас пленниками
бездушного имения, удаляет вас от служения Богу»... Здесь вскрывается
противоречие: дух стяжания привязывает к вещам, а Бог научает презирать
их и отрекаться. «Не только попечение о снискании богатства вредно, но и
излишняя заботливость о вещах самых нужных», — напоминает Златоуст.
«Христос, показав всяческий вред от пристрастия к богатству, простирает
свое повеление и дальше. И не только повелевает презирать богатство, но
запрещает заботиться и о лучшей пище: не пецытеся душею вашею, что
ясти»... Этим не исчерпывается вопрос: «Не достаточно презирать
богатства, — говорит Златоуст, — а нужно и напитать нищих, а главное —
последовать за Христом»...

Так вскрывается новое противоречие: мирскому пафосу стяжания,
накопления, пафосу хранения вещественных благ противостоит евангельская
заповедь: раздай нищим... В таком плане с особой яркостью открывается
неправда мира, неправда социального неравенства: пред лицем нищеты и
горя всякое богатство неправедно и мертво, как свидетельство о косности
сердца, о нелюбви...

С этой точки зрения Златоуст не одобряет и великолепия в храмах.
«Церковь не для того, чтобы в ней плавить золото, ковать серебро, —
говорил он, — она есть торжествующий собор ангелов. Потому мы требуем в
дар души, ведь ради душ принимает Бог и прочие дары. Не серебряная тогда
была трапеза, и не из золотого сосуда Христос преподавал питие, — кровь
Свою ученикам. Однако же все было там драгоценно и возбуждало
благоговение, ибо было исполнено Духа. Хочешь почтить тело Христово? Не
презирай, когда видишь Христа нагим... И что пользы, если здесь почтишь
Его шелковыми покровами, а вне храма оставишь терпеть холод и наготу...
Что пользы, если трапеза Христова полна золотых сосудов, а Сам Христос
томится голодом... Ты делаешь золотую чашу, но не подаешь в чаше
студеной воды... Христос, как бесприютный странник, ходит и просит
крова, а ты, вместо того, чтобы принять его, украшаешь пол, стены, верхи
столбов, привязываешь к лошадям серебряные цепи, — а на Христа,
связанного в темнице, и взглянуть не хочешь»...

 Златоусту казалось, что всякая сбереженная вещь отнята у нуждающегося,
ибо не может быть один богат без того, чтобы другой не был от этого
бедным. «Начало и корень богатства должны непременно таиться в
какой-нибудь несправедливости», — думал он. Бедность Златоуст вовсе не
считал добродетелью. С одной стороны, бедность его привлекала, как
нужда, как страдание, — и постольку среди бедных Христос. И приходит Он
к нам в образе нищего, а не под видом богача... С другой стороны,
бедность, когда она избрана добровольно ради Бога, или принята с
радостью, есть путь добродетели. Прежде всего потому, что неимущий
свободнее имущего, у него меньше привязанностей, меньше забот... Ему
легче жить, легче подвизаться.

Златоуст знал, конечно, что и бедность может оказаться тяжким бременем —
не только внешним, но и внутренним, как источник зависти и злобы или
отчаяния... Поэтому он старался бороться с нищетою. Его внимание занято
всегда нравственной стороною дела. Он совсем не был социальным
реформатором, но только пастырем душ. Это не значит, что у него не было
социального идеала. Но его социальный идеал был прежде всего
нравственным идеалом. Это был, прежде всего, идеал равенства. Ибо
неравенство исключается подлинной любовью...

Златоуст исходит из мысли, что в строгом смысле слова собственности нет
и быть не может. Ибо все принадлежит Самому Богу, и только одному Ему, а
от Него подается в дар, как бы заимообразно. Все — Божие, — собственным
может быть у человека только доброе дело... И при этом Бог подает все в
общее владение... «Если наши блага принадлежат общему Владыке, то они в
равной степени составляют достояние и наших сорабов: что принадлежит
Владыке, то принадлежит вообще всем. Разве мы не видим такого устройства
в больших домах... И все царское принадлежит всем: города, площади,
улицы принадлежат всем; мы все в равной мере пользуемся ими. Посмотри на
строительство Божие. Он сотворил некоторые предметы общими для всех,
чтобы хотя таким образом устыдить человеческий род, как-то: воздух,
солнце, воду, землю, небо, море, свет, звёзды разделил между всеми
поровну, как будто между братьями... И другое соделал Он общим, как-то:
бани, города, площади, улицы. И заметь, что касательно того, что
принадлежит всем, не бывает ни малейшей распри, но все совершается
мирно. Если же кто-нибудь покушается отнять что-либо и обратить в свою
собственность, то происходят распри, как будто вследствие того, что сама
природа негодует, что в то время, когда Бог отовсюду собирает нас, мы с
особым усердием стараемся разъединиться между собою, отделиться друг от
друга, образуя частное владение, и говорить эти холодные слова: «То
твое, а это мое». Тогда возникают споры, тогда огорчения. А где нет
ничего подобного, там ни споры, ни распри не возникают. Следовательно,
для нас предназначено скорее общее, чем отдельное владение вещами, и оно
более согласно с самой природой. Отчего никто не заводит никогда тяжбы о
владении площадью. Не потому ли, что она принадлежит всем?»...

И Златоусту кажется, что даже животные лучше... «У них все общее — и
земля, и источники, и пастбища, и горы, и леса, и ни одно из них имеет
больше другого. А ты, человек, кротчайшее животное, делаешься свирепее
зверя, заключая в одном своем доме пропитание тысячи и даже многих тысяч
бедных, между тем, как у нас одна общая природа и многое другое, кроме
природы: общее небо, солнце, луна, хор звезд, воздух, море, огонь, вода,
земля, жизнь, смерть, юность, старость, болезнь, здоровье, потребность
пищи и одежды. Так же общие и духовные блага: священная трапеза, тело
Господа, честная кровь Его, обетование Царства, баня возрождения,
очищение грехов, правда, освящение, искупление, неизреченные блага...
Поэтому не безумно ли тем, кто имеет так много общего между собой — и
природу, и благодать, и обетования, и законы — быть так пристрастными к
богатству, не соблюдать и в этом равенства, но превосходить свирепость
зверей, и при том тогда, когда предстоит необходимость скоро оставить
все это»...

Источник неравенства Златоуст видит в человеческой воле и свободе, в
воле к собственности. От свободной воли человека зависит, как
распоряжаться данными ему дарами, в этом распоряжении, по Златоусту,
существо вопроса. Он совсем не требует всеобщей бедности или нищеты. Он
обличает роскошь и излишество, только несправедливое неравенство. Он
ищет справедливости. Материальные блага подаются от Бога, нельзя ими
гнушаться. Но нельзя отчуждать их в своекорыстную пользу одних, в ущерб
другим.

Решение вопроса Златоуст видел в любви, ведь «любовь не ищет своего» (1
Кор. 12. 5). Ему казалось, что вопрос был решен в первенствующей Церкви,
как рассказано в книге Деяний. «Отказывались от имущества и радовались,
и велика была радость потому, что приобретенные блага были больше... Не
было холодного слова: мое и твое, поэтому была радость при трапезе...
Это жестокое и произведшее бесчисленные войны во вселенной вырежете: мое
и твое было изгнано из той святой Церкви, и они жили на земле, как
ангелы на небе: ни бедные не завидовали богатым, потому что не было
богатых, ни богатые не презирали бедных, потому что не было бедных. Не
так было тогда, как бывает ныне. Ныне подают бедным имеющие
собственность, а тогда было не так... Во всем у них было равенство и все
богатства смешаны вместе»...

Характерно, что именно на этот пример прежде всего ссылались всегда
идеологи монашеского общежития, отвергавшие до конца право частной
собственности. Златоуст хотел бы монашеский пример повторить в миру. Он
имел в виду при этом небольшую сравнительно общину в Антиохии или в
Константинополе. И в своих беседах он рассчитывал, как при добровольном
отказе от имущества и при справедливом его распределении все были бы
обеспечены. Именно так было тогда организовано церковное имущество, оно
было общим, распределял его епископ. Отчасти оно тратилось на нужды
храма, за его счет жил клир, но прежде всего оно было «достоянием
бедных».

Однако Златоуст подчеркивал, что такое обобществление имений может быть
полезно лишь в том случае, когда оно добровольно, когда оно является
выражением любящего самоотречения и любви, и потому оно предполагает
высокую степень нравственного преуспеяния и совершенства. Иначе сказать:
это предельный или идеальный случай христианского милосердия. Потому
Златоуст ограничивается требованием щедрой милостыни. Милостыню он
понимает очень широко — есть вещественное подаяние, но есть и милостыня
советом... «Разве не велика будет милостыня, — спрашивает он, — если
душу, объятую унынием, находящуюся в крайней опасности, одержимую
пламенем (страсти), кто освободить от этой болезни»?... Для Златоуста
всего важнее единодушие, чувство общности, чувство общей ответственности
и заботы. Именно поэтому он считал милостыню необходимым и существенным
моментом христианской жизни: «Если кто не творит милостыни, останется
вне брачного чертога, — говорил Златоуст, — и непременно погибнет. Не за
воздеяние рук можно быть услышанным, простирай руки твои не к небу, но к
рукам бедных»...

(…)

Заслуживают внимания мысли Златоуста о гражданском строе. Он не раз был
принуждаем говорить о власти, особенно в Константинополе. Власть, в его
понимании, есть вид порабощения и предполагает неравенство, она
установлена Богом, но вследствие греха. В раю не было власти, ибо не
было неравенства, и человек был свободен. Греховность делает власть
необходимой, как некую скрепу общественной жизни, без власти началась бы
всеобщая борьба... Однако властвуют те же греховные люди, и потому
слишком часто власть бывает жестокой и несправедливой. При этом она не
становится незаконной, и всякой власти надлежит повиноваться. Предел
свой власть имеет только в Церкви, мирская власть не распространяется за
церковную ограду. И служители Церкви призваны утешать обиженных и
скорбящих. «Судии устрашают, — так пусть утешают священники...
Начальники угрожают, — так пусть ободряет Церковь», — говорил
Златоуст... «Посредством того и другого Бог устрояет наше спасение. Он и
начальников вооружил, чтобы устрашали дерзких. Он и священников
рукоположил, чтобы утешали скорбящих»... Во-вторых, священство призвано
вразумлять и обличать властвующих. «Последняя власть священника выше
царской, — говорил Златоуст, — потому и царь преклоняет главу под руки
священника, и в Ветхом Завете царей помазывали священники»... Однако,
священнику дано только право на слово и дерзновение, и ему не дозволено
применять силу. Власть остается в глазах Златоуста неприкосновенной, но
она подсудна суду церковного разума и совести…

(…)
-----------------------------------------------
. Св. Иоанн был родом из Антиохии, и по своему духовному складу, по
своему религиозному мировоззрению он был типическим антиохийцем. Год его
рождения в точности не известен, приблизительно сороковые годы IV-го
века, между 344 и 354 годами. Происходил святой Иоанн из богатой и
знатной христианской семьи, по рождению и по воспитанию принадлежал к
эллинистическим культурным кругам малоазийского общества. Этим
объясняется его высокая личная культурность, аристократическое
благородство его облика, известная светскость его обхождения. От
культурности Златоуст не отказывался и тогда, когда отрекался от мира и
от всего, что в мире.
О Златоусте можно говорить, как об истом эллине. Он получил блестящее и
широкое образование. Он учился у знаменитого Ливания. Мыслителем или
философом Златоуст не был. В категориях античного мира его можно
определить как оратора или ритора. Античный ритор — это учитель,
моралист, проповедник. Таким учителем был и Златоуст. Эллинизм Златоуста
сказывается прежде всего в его языке и стиле. Как оратора и стилиста его
можно сравнивать с Демосфеном и даже с Ксенофонтом и Платоном, в стиле
Златоуста оживают вновь сила и блеск классических Афин. Аттициста видели
в нем и его современники. Нельзя сказать, что эллинизм Златоуста был
только формальным и внешним — это не только форма, но стиль...
Во всяком случае эллином Златоуст всегда оставался... Это чувствуется
уже в его морализме. Морализм был как бы естественной правдой античного
мира. Этим объясняется и оправдывается преображающая рецепция стоицизма
христианской этикой, сублимация естественной правды до благодатных
высот. И у Златоуста очень ярки черты такого преображенного стоицизма.
Он учил всегда о нравственной мудрости, о моральном благородстве. Он
мыслил всегда в категориях нравственной оценки. Но исполнение
естественной правды он видел только в откровенном евангельском идеале.
..
И прекрасное было для него скорее этической, чем эстетической
категорией. Красоту видел он прежде всего в деятельном добре. Евангелие
было для него книгою о красоте добра, явленного в образе Богочеловека.
Этим определилась тема его жизни...

Моральный характер Златоуста сложился очень рано, уже в юные годы.
Пример и уроки матери были закреплены и усилены уроками священных
наставников — Мелетия Антиохийского, Диодора, аскета Картерия...
Светское призвание не удовлетворяло Златоуста. И прежде, чем он смог
уйти из мира, он в самом родительском доме предается аскетическим
подвигам. Только по смерти матери, в 374 или в 375 году, св. Иоанн
получил возможность удалиться в монастырь неподалеку от Антиохии и
провел здесь четыре года, а потом еще два года в пустыне... Это был для
Златоуста временный искус. Он возвращается в мир, чтобы подвизаться
среди мира. Аскетизм для Златоуста означал скорее духовную установку,
нежели определенные внешние и бытовые формы. Аскетизм для Златоуста
означал прежде всего отречение, т.е. внутреннюю свободу и независимость
от мира, от внешней обстановки и условий жизни. В этом смысле аскетом он
остался на всю жизнь. В мир он вернулся проповедником аскетизма. Не для
того, чтобы призывать к внешнему уходу из мира, из городов, в этом уходе
он видел только временную меру... «Я часто молил, — говорит Златоуст в
эти годы, — чтоб миновалась нужда в монастырях, и настал и в городах
такой добрый порядок, чтобы никому никогда не нужно было убегать в
пустыню»... Златоуст стремился преобразовать и жизнь городов на
евангельских началах, в духе «высшей философии», ради этого стал он
пастырем и проповедником.

Диаконское посвящение св. Иоанн принял в 381 году от Мелетия
Антиохийского, пресвитерское — от его преемника Флавиана в 386 году. О
своем новом призвании Златоуст говорил в знаменитых книгах «О
священстве» (в действительности об епископском служении)… В священнике
Златоуст видит, прежде всего, учителя, наставника, проповедника, пастыря
душ. И об учительном служении священства он говорит всего больше. В этом
отношении он ставит священника выше монаха — в пастырском служении
больше любви, чем в монастырском уединении, и пастырство есть служение
деятельной любви, служение ближним... «То именно и извратило всю
вселенную, что мы думаем, будто только монашествующим нужна большая
строгость жизни, а прочим можно жить беспечно», — замечал Златоуст...
(…)
В 398 году Златоуст был призван на Константинопольскую кафедру. И был
призван именно как признанный пастырь и учитель. Такова была воля и
клира, и церковного народа, и двора. В Константинополе Златоуст
продолжал проповедовать… Задача нравственного перевоспитания общества и
народа встали перед Златоустом в это время с особою силою. У него было
впечатление, что он проповедует людям, для которых христианство стало
лишь модной одеждой. «Из числа столь многих тысяч, — говорил он, —
нельзя найти больше ста спасаемых, да и в этом сомневаюсь»... Самая
многочисленность христиан его смущала, — «тем больше пищи для огня»... И
с горечью говорил он о наступившем благополучии: «Безопасность есть
величайшее из гонений на благочестие, — хуже всякого гонения. Никто не
понимает, не чувствует опасности, — безопасность рождает беспечность,
расслабляет и усыпляет души, а диавол умерщвляет спящих. И голос
проповедника становился суровым и обличающим, — кругом себя он видел
сено, годное только для огня... Златоуста смущал нравственный упадок —
не только разврат, но больше всего молчаливое снижение требований и
идеалов не только среди мирян, но и в клире...
Златоуст боролся не только словом обличения, но и делом, делами любви...
«Никто не остался бы язычником, если бы мы были действительными
христианами», — говорил он... Он заботился о благотворительности,
учреждал больницы и убежища. Он старался привлечь все силы к
созидательной работе, требовал подвига ото всех.

 Это вызывало противодействие и недовольство не только в
Константинополе, но и в других диоцезах. Вражда к св. Иоанну прорывалась
не раз. И столкновение с императрицею Евдоксией было только последним
поводом для взрыва. Враги у Златоуста были везде. Прежде всего в среде
клира, особенно среди бродячих монахов. Затем при дворе и среди богатых.
Слишком сложно рассказывать всю мрачную историю низложения и осуждения
Златоуста на позорном соборе «под Дубом». Нашлись предатели среди
епископата, во главе их стоял Феофил Александрийский. Среди других
активно враждовали оскорбленные Златоустом Акакий Верийский, Севериан
Гавальский, Антиох Птолемаидский. Обвинений против Златоуста было много,
среди них и подозрение в оригенизме.

Златоуст был низложен, и император утвердил приговор. Ссылка Златоуста
была недолгой. Очень скоро был он возвращен и встречен народом с
ликованием. Однако, вражда не улеглась. И против Златоуста был обращен
самый факт его возвращения без отмены соборного приговора. За это по
IV-му правилу Антиохийского собора следует лишение прав, если бы даже
приговор был несправедлив. Златоуста не признавал судивший его собор
законным, не признавал (и не он один) и Антиохийского правила, но
требовал собора для оправдания. Епископы вторично осудили Златоуста. Он
продолжал свое служение.
Волнение возрастало. И в июне 404 года Златоуст был изгнан вторично и
отправлен сперва в Кукуз в Малой Армении, затем в Пициунт. Он не вынес
тяжести пути и в дороге почил 14-го сентября 407 года.

Очень скоро открылась вся неправда осуждения Златоуста. В 417 году
Константинопольский епископ Аттик восстановил его имя в диптихах,
ссылаясь на голос народа. Кирилл Александрийский резко протестовал:
«Если Иоанн в епископстве, почему Иуда не с апостолами. И если есть
место для Иуды, то где Матфей»... В 419 году уступили и в Александрии. А
в 438 году останки Златоуста были перенесены в Константинополь и
положены в храме св. Апостолов. Приговор собора «под Дубом» был отменен
общим свидетельством церкви.

Оффлайн vasily ivanov

  • Администратор форума
  • *****
  • Сообщений: 7820
Сомин Н.В. (ПСТБИ)
 
Святоотеческая оценка права собственности
 
Тезисы
 
Рассматриваются воззрения на право собственности святых отцов III-V вв.: свв. Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста и других. Их глубоко продуманная концепция оценивает собственность с нравственной точки зрения. Особенно подробно выявлена зависимость между богатством (которое отцы рассматривают как разновидность частной собственности) и страстью любостяжания. По их воззрениям, система "богатство-любостяжание" образуют как бы положительную обратную связь: любостяжание требует увеличения богатства, а то, будучи приобретенным, еще больше увеличивает любостяжание. В результате человек оказывается в состоянии тяжелого пленения, "раболепствования богатству" и отчужденности от Бога. По Иоанну Златоусту, спасение только в одном - избавиться от богатства, отдав его бедным. Отсюда легко понять, почему в качестве личного идеала отношения христианина к собственности святые отцы считают полное нестяжание (добровольную бедность).
Говоря о происхождении права собственности, святые отцы утверждают, что оно введено людьми, чтобы оправдать и легализовать страсть любостяжания. Богатство, по Златоусту, по большей части приобретается несправедливостью и является следствием не воли Божией, а греха. Святые отцы отрицательно относятся к праву наследования и ссуде под проценты.
С другой стороны, в святоотеческом наследии можно явно проследить традицию апологии общения имуществ. Святые отцы восторженно относятся к христианскому коммунизму, осуществленному первохристианами в Иерусалимской общине, а Златоуст даже призывает своих прихожан последовать их примеру. Нравственные доводы отцы подкрепляют богословским аргументом о том, что единственным подлинным владельцем всего сотворенного является Бог; человек же - только управляющий Божиим достоянием. Отсюда делается вывод, что принадлежащее Владыке принадлежит всем. таким образом, братское общение имуществ рассматривается святыми отцами как общественный христианский идеал.
Помимо принципиальных соображений относительно христианских идеалов, в творениях святых отцов можно найти многочисленные высказывания пастырского характера, в которых отцы, обращаясь к новоначальным, существенно снижают планку требований, призывая прихожан отказаться от роскоши, не красть и давать милостыню. В качестве подтверждения этого тезиса, приводится ряд "икономических" высказываний святых отцов, в которых они различают идеалы, доступные только совершенным, от приземленных требований к новоначальным.
Предлагается следующая структуризация взглядов святых отцов на проблему собственности. Прежде всего, в их взглядах четко прослеживается два уровня:
I. уровень "психологический", или лучше сказать "аскетический", где анализируется взаимоотношение богатства с индивидуальной душой;
II. уровень "микросоциальный", на котором рассматриваются имущественные отношения к ближнему и взаимоотношения людей в локальных коллективах; здесь решающей является любовь к ближнему, которая и рассматривается святыми отцами как сущность социальных отношений.
Если к этому прибавить указанную выше дифференциацию их высказываний на: 1. принципиальные высказывания, отражающие воззрения святых отцов на христианский идеал отношения к собственности, и 2. "Икономические" высказывания, продиктованные пастырскими соображениями, в которых говорится только о первых шагах по пути к совершенству, то мы получаем следующую двумерную схему воззрений святых отцов на проблему собственности:
I.1. Полное нестяжание (добровольная бедность).
I.2. Братское общение имуществ (христианский коммунизм).
II.1. Отказ от роскоши и излишеств.
II.2. Нежелание чужого. Милостыня.
В заключении обсуждается святоотеческое учение о милостыне. В частности, рассматриваются воззрения на милостыню свв. Василия Великого и Иоанна Златоуста.
 
Введение
 
Собственность является столь важным социальным институтом, что, говоря о нравственной жизни христиан, святые отцы и учители Церкви III-V веков весьма часто высказывали свой взгляд на богатство, бедность собственность и милостыню. Причем, как правило, их высказывания являются комментарием к библейским текстам. Поэтому выявить и по возможности систематизировать их воззрения на право собственности представляется крайне актуальным.
А ознакомиться со святоотеческими взглядами следует обязательно. Святые отцы очень глубоко и многосторонне исследуют этот вопрос. Причем анализ ведется в нравственной плоскости, хотя, помимо чисто нравственных аргументов, отцы привлекают богословские и исторические соображения. Но, прежде всего, следует сделать одно замечание.
Часто утверждают, что необходимо строго различать богатство и право собственности; и если относительно богатства и богатых святые отцы могут высказываться очень резко, то на право собственности эти мнения переносить нельзя. Однако, вся патристическая традиция как раз не различает богатство и собственность. Для святых отцов и "собственность" и "богатство" - это имение, материальные ценности, находящиеся в частных руках. Разница лишь количественная: если они хотят подчеркнуть значительность этого имения, то говорят о "богатстве". Таким образом, говоря и о "собственности" и о "богатстве" святые отцы имеют в виду частную собственность - ту правовую форму собственности, которая господствовала в их время. Поэтому, обсуждая нравственную ценность богатства, они тем самым дают нравственную оценку частной собственности.
И следует сразу сказать, что оценка эта отрицательная. "Богатство" - это плохо. Причем, святые отцы рассматривают проблему как бы с двух уровней:
I. уровень "психологический", или лучше сказать "аскетический", где анализируется взаимоотношение богатства с индивидуальной душой;
II. уровень "микросоциальный", на котором рассматриваются имущественные отношения к ближнему и взаимоотношения людей в локальных коллективах; здесь решающей является любовь к ближнему, которая и рассматривается святыми отцами как сущность социальных отношений.
Такое "стереоскопическое" видение позволяет отцам охватить огромный круг вопросов и сформулировать христианские идеалы как в плане личного отношения к имению, так и в области взаимоотношений между людьми. Отметим, что проблема собственности может быть рассматриваема и с третьего, "макросоциального" уровня, т.е. уровня социально-общественного строя нации и государства. Об этом уровне несколько слов в заключении.
Следует иметь в виду, что в творениях святых отцов тема собственности занимает далеко не одинаковое место. Среди отцов, систематически высказывавшихся по проблеме собственности, надо указать Василия Великого, Григория Богослова. Иоанна Златоуста, Амвросия Медиоланского, Тертуллиана, Лактанция (IV в.), Киприана Карфагенского. Из них, безусловно, наиболее авторитетным следует признать мнение св. Иоанна Златоуста. Исследователи считают, что тема собственности для него была темой номер один /9/ и охватывает более четверти его текстов /10/. Поэтому иллюстрировать высказываемые положения мы будем в основном выписками из творений св. Иоанна Златоуста. Отметим, что остальные святые отцы с ним полностью согласны (об одном исключении мы упомянем), но иногда они существенно дополняют воззрения Златоуста.
 
"Психологический" уровень
 
Читатели могут сразу возразить: святые отцы порицают не богатство, а любостяжание. Действительно, в творениях святых отцов мы не раз можем найти эту мысль. Например, у Иоанна Златоуста: "Не о богатых упоминай мне, но о тех, которые раболепствовали богатству. Иов был богат, но не служил мамоне" /VII:243/. Тут раболепствование богатству и есть любостяжание. Но, однако, у того же Иоанна Златоуста можно найти многочисленные тексты, в которых осуждаются именно богатые: "Оно (богатство - Н.С.) душу делает гнусною, - а что бесчестнее этого?" /XI:415/. "...душа богатого исполнена всех зол: гордости, тщеславия, бесчисленных пожеланий, гнева, ярости, корыстолюбия, неправды и тому подобного" /IX:132/.
Можно ли считать это опиской, небрежностью или неудачным выражением? Думается, что нет. Дело в том, что в мышлении святых отцов богатый - почти всегда любостяжательный (правда, бывают исключения). Почему так? Святые отцы дают исчерпывающий ответ.
Прежде всего, утверждают они, богатство дает возможность удовлетворить нам самые вожделенные страсти. Златоуст: "В самом деле, богатство обычно не делает ни добрым, ни человеколюбивым; не вводит и не насаждает в душе и никакой другой добродетели (...) Итак, скажите мне, потому ли богатство кажется вам желанным и высокоценным, что оно питает в вас тягчайшие страсти, доводя гнев до дела, вздувая пузыри больного честолюбия до громадных размеров, и возбуждая к гордости?" /XII:555-556/.
Но можно ли, удовлетворяя этим страстям, погасить жажду любостяжания? Нет - отвечают святые отцы. Наоборот, богатство еще сильнее возбуждает страсть любостяжания. Тот же Златоуст: "...ничто так не возбуждает страсти к богатству, как обладание им" /XI:870/. "...летать, скажешь, невозможно. Но еще более невозможно положить предел страсти любостяжания; легче для людей летать, нежели умножением богатства прекратить страсть к нему" /VII:648/.
Таким образом, любостяжание требует богатства, а оно, будучи приобретенным, еще более увеличивает страсть любостяжания. Этот страшный эффект под именем "положительная обратная связь" хорошо знают инженеры: система в этом случае разгоняется, как говорят "идет в разнос" и катастрофа становится неминуемой. Увы, тоже самое происходит в системе "любостяжание-богатство", когда одно стимулирует другое и страсть любостяжания, делаясь ненасытимой, разрастается до гибельных пределов.
Итог - плачевен. В результате, как говорит Златоуст, богатые "будучи несчастнее всякого пленника, платят дань мамоне, как некоему жестокому тирану" /VII:243/. Хуже всего то, что это пленение удаляет богатых от служения Богу. Недаром Златоуст не раз вспоминает евангельское "не можете служить Богу и маммоне" (Мф.6,24). Но удаленность от Бога и есть ад. А потому посмертная участь раболепствующих богатству незавидна.
Как же спастись богатому? На этот вопрос Иоанн Златоуст дает однозначный ответ: богатый может спастись только путем раздачи бедным своего имения. Великий святитель уверен, что единственное должное использование богатства состоит в раздаче его бедным: "богач есть как бы приемщик денег, следующих к раздаче бедным, получивший повеление разделить их нуждающимся из его сослужителей; посему, если он истратит на себя сколько-нибудь сверх необходимой нужды, то подвергнется там жесточайшей ответственности; потому что имущество его принадлежит не ему собственно, но его сослужителям" /I:805-806/. "Тот именно, кто отверг богатство и роздал его бедным, воспользовался им должным образом" /XII:558/.
Причем (это следует особо подчеркнуть) чтобы спастись,  отдать богатому нужно все: "Как же можно спастись богатому? Все стяжание свое делая общим для нуждающихся" /VII:751/. "Ты говоришь: я подал. Но не должно прекращать подаяний. Тогда только ты можешь иметь извинение, когда сам не имеешь, когда сам ничем не обладаешь. Доколе же у тебя чего-нибудь есть, то хотя бы ты подал и тысячам нищих, но пока еще есть другие алчущие, тебе нет извинения" /X:627/.
И такая  строгость в устах святых отцов не кажется чрезмерной: богатство столь сильный соблазн,  что избежать его могут лишь  избранники Божии, получившие, как Иов или Авраам, особую, сугубую благодать. А для всех остальных христиан путь один: избавиться от него полностью, раздать его бедным. Болезнь столь опасна, что для ее лечения нужны радикальные средства.
Отсюда легко понять, что святоотеческим личным идеалом христианина по отношению к собственности является полное нестяжание, добровольная бедность. Бедный свободен служить Богу. Златоуст говорит: "не только попечение о снискании богатств для вас вредно, но даже вредна излишняя заботливость о самонужнейших вещах, поскольку ею подрывается ваше спасение; она удаляет вас от сотворившего, помышляющего и любящего вас Бога" /VII:244-245/.
 
"Микросоциальный" уровень
 
Такова, по святым отцам, картина "психологии богатства". Но человек, раболепствующий богатству, губит не только себя - он причиняет неисчислимые беды окружающим. И отцы выходят из области личной психологии и обращаются к сфере взаимоотношений между людьми.
Прежде всего, крайне интересными представляются воззрения святых отцов на происхождение собственности. Их единодушное мнение: всякое богатство основано на неправде, деление на богатых и бедных несправедливо, оно не есть воля Божия, а является следствием греха человеческого.
Лактанций: "Любостяжание есть источник всех зол (...) Люди, обилующие в чем-либо, не только перестали уделять другим избытки свои, начали присваивать и похищать себе чужое, будучи влекомы к тому собственною корыстью. То, что прежде было в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в домах у немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни и беречь их тщательно, дабы небесные дары сделать своею собственностью, не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого в них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того, составили они себе самые несправедливые законы под личиною мнимого правосудия, посредством которых защитили против силы народа свое хищничество" ("Божественные наставления", кн.5, гл.6, цит. по /1:35/).
Григорий Богослов: "бедность и богатство (...) в последствии времени  появились в роде человеческом и, как некоторые недуги, вторглись вместе с неправдою, которая и изобрела их (...) с того времени, как появились зависть и раздоры,(...) с того времени расторглось родство между людьми, отчуждение их друг от друга выразилось в различных наименованиях званий и любостяжании, призвав и закон на помощь своей власти, заставило позабыть о благородстве естества человеческого - ты же смотри на первоначальное равенство прав, а не на последовавшее разделение; не на законы властителя, а на законы Создателя" /3:221/.
Из этих выписок ясно, что святые отцы видели причину права собственности в страсти к стяжанию; закон лишь оправдывал и, так сказать, легализовывал эту страсть. Златоуст высказывается еще более жестко: "Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением (...) отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда же? От греха" /X:350/; "...невозможно разбогатеть тому, кто не делает несправедливости" /XI:703/. Если к этим выпискам присовокупить формулировку святителя "не уделять из своего имущества есть также похищение" /I:805/, то перед ними бледнеет знаменитое Прудоновское "собственность есть кража".
Как итог, святые отцы выводят вполне определенную обратную зависимость между богатством и христианской любовью. И обратно, согласно заповеди "возлюби ближнего как самого себя", святые отцы выводят положительную связь между любовью и нестяжанием.
Особенно четко формулирует этот довод святитель Василий  Великий: "кто любит ближнего как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего  перед  ближним.  Но ты оказываешься имеющим "стяжания многа". Откуда же это у тебя?  Не ясно ли видно, что свое собственное удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви" /5:101/.
Иоанн Златоуст также не раз об этом говорит: "если, имея богатство, раздаем его другим, или предложенного нам не берем, мы бываем добры; напротив, если берем или приобретаем его, то становимся недобрыми" /XI:706/. "...желание иметь средств к жизни больше, нежели сколько у ближнего, происходит не от иного чего, как от того, что любовь охладела" /XI:153/.
Таким образом, по святым отцам, приобретая через богатство, казалось бы, все желаемое, человек почти всегда теряет главное: любовь как к Богу, так и к ближнему. Богатство является как бы лакмусовой бумажкой, выявляющей качества души: если человек богат, то, как правило (повторяем, по промыслу Божию есть исключения), он любостяжателен и жестокосерден.
Отношение святых отцов к частной собственности определенно характеризует их отрицательная оценка таких типичных ее спутников, как право наследования и ссуда под проценты.
У отцов есть еще один, может быть самый сильный, аргумент против частной собственности. Это - апология братского общения имуществ. При этом святые отцы основываются на известных "коммунистических" фрагментах Деяний апостольских (Деян.2,44-46; 4,32-37). В отличие от современных экзегетов, они восторженно принимают все происходившее в Иерусалимской общине, не сомневаясь, что там было реализован подлинный христианский коммунизм. Избыток любви, необычайная благодать Святого Духа, действующая в Иерусалимской общине, привели к разрушению принципа частной собственности. Для того, чтобы обрисовать высоту идеала общения имуществ Иоанн Златоуст находит удивительно прекрасные слова: "Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим (...) Видел ли ты успех благочестия? Они отказывались от имущества и радовались, и велика была радость, потому что приобретенные блага были больше. Никто не поносил, никто не завидовал, никто не враждовал, не было гордости, не было презрения, все как дети принимали наставления, все были настроены как новорожденные(...) Не было холодного слова: мое и твое; потому радость была на трапезе. Никто не думал, что ест свое; никто (не думал), что ест чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало братьям, - так как то было Господне; не считали и своим, но - принадлежащим братьям" /IX:73/.
Здесь обращает на себя внимание отношение святителя к словам "мое и твое", которые вполне отражают смысл частной собственности. Св. отец характеризует это речение как "жестокое", "произведшее бесчисленные войны", "холодное". Одно это ярко характеризует негативное отношение святителя к частной собственности. В другом месте св. отец еще более строг: "слово - это "мое" - проклятое и пагубное; оно привнесено от диавола" /XI:181/.
"Мое" - от диавола (!). Однако, это утверждает не только Златоуст. Вот мнение другого великого святого, Симеона Нового Богослова: "Диавол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было предназначено для общего пользования" (цит. по /4:135/).
Иоанн Златоуст настолько восхищен жизнью первохристиан в Иерусалимской общине, что прямо с амвона призывает своих прихожан последовать их примеру: "Но если бы мы сделали опыт, тогда отважились бы на это дело. И какая была бы благодать! Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по всей вселенной были врагами веры, когда ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде во вселенной пребывают верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дело таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни" /IX:114/.
Высота и святость идеала общения имуществ доказывается святыми отцами и чисто богословскими доводами, которые обосновывают и во многом дополняют доводы нравственные.
В первую очередь - это довод "от творения". В основе воззрений отцов лежит мысль о том, что все материальное, весь вещный мир сотворен Богом, так что только Бог является  подлинным,  полновластным собственником  вещей. Поэтому, присваивание имения человеком себе в собственность неправомерно - все внешнее по сути дела общее;  чело- век - лишь управитель вещного мира, но не его собственник. Тертуллиан: "Ведь и то,  что кажется нашим,  на самом деле чужое. Ибо нет ничего нашего, поскольку все Божье, да и мы сами". ("О терпении", /8:325/). Иоанн Златоуст: "Эти имущества Господни, откуда бы мы их ни собрали" /I:805/.
И отсюда с непререкаемой логикой отцы выводят, что принадлежащее Богу должно быть общим. Киприан Карфагенский: "Ибо что принадлежит Богу, то должно составлять общее достояние, и никто не должен быть лишаем участия в благодеяниях и дарах Его" ("Книга о благотворениях и милостыне", ч.2, цит. по /1:33/). Иоанн Златоуст: "...что принадлежит Владыке, то принадлежит вообще всем" /XI:704/. Златоуст подытоживает: "Следовательно, для нас предназначено скорее общее, чем отдельное, владение вещами, и оно более согласно с самой природой" /XI:705/.
Говоря о Иерусалимской общине, святитель общность имений называет "виновницей благ" /IX:112/. Однако отсюда не следует, что Златоуст считал общение имений панацеей от всех социальных нестроений. Он делает удивительно глубокое и ценное для нас замечание: "Но скажи мне: любовь ли родила нестяжание, или нестяжание - любовь? Мне кажется, любовь - нестяжание, которое укрепляло ее еще больше" /IX:110/.
Святитель ясно понимает, что общение имуществ должно зиждеться на христианской любви - только тогда оно будет благодатным и стабильным. Насильное же, чисто административное введение общения имуществ, без нравственного усовершенствования, никаких благих плодов не даст.
 
Пастырские приемы святых отцов
 
Однако в святоотеческих творениях можно найти выказывания, которые, на первый взгляд, противоречат только что обрисованной точке зрения. Василий Великий: "Не всегда нищета похвальна, а только, когда она с Евангельской целью принята произвольно. Ибо многие по достатку нищи, а по произволению весьма любостяжательны" /6:294/. Бл Иероним: "Богатому не вредит богатство, если он хорошо пользуется им, а бедного бедность не делает достойным похвалы, если он в рубище и нищете не избегает греха" ("Письмо к Сальвию", цит. по /2:62/). Златоуст: "(Бог - Н.С.) Дал и деньги, чтобы мы употребляли их как должно" /XI:314/. "Впрочем, Он не запрещает обогащаться, но не велит быть рабом денег и предаваться любостяжанию" /VII:751/.
Такого рода  выписки  можно многократно умножать.  Кроме того, святоотеческое наследие содержит сочинение Климента Александрийского "Кто из богатых спасется?", которое ставит своей целью доказать, что для спасения вовсе не обязательно отказываться  от  своего  богатства. Климент толкует эпизод с богатым юношей (Мф.19,16-26) аллегорически - в том смысле, что Христос советовал ему отказаться от страстей душевных. Вывод Климента таков: "Возможно и при богатстве получить спасение (...), если богатством, к коему он остается равнодушным, будет располагать хорошо" (цит. по /1:79/).
Как же это понять? Ведь не могут же святые отцы противоречить сами себе? Противоречия здесь и в самом деле нет. Разгадка лежит в особых приемах пастырско-гомилетической деятельности святых отцов. Они выступают как бы в двух лицах: как христианские моралисты и одновременно - как великие пастыри. Любящее сердце пастыря им подсказывает, что падший человек не может в мгновение ока сделаться святым, что требуются годы и годы тяжелого труда по исправлению собственной души. И поэтому в начале восхождения пастырю следует снижать планку требований, ставя перед пасомыми понятные и посильные цели. Этим - соображениями пастырской икономии - и объясняются только что приведенные "компромиссные" высказывания. Святые отцы по необходимости терпят частную собственность, понимая, что вообще отказ от права собственности приведет к анархии и разбою. Однако, они тем не менее подчеркивают, что она - отнюдь не христианский идеал, что подлинно христианское отношение к имению куда более высокое, причем эти идеалы не сказка, не утопия - эти идеалы реально достижимы, они достигались и достигаются многими.
Интересно, что сами святые отцы подтверждают этот тезис рядом "икономических" высказываний. Василий Великий: "А желающему следовать за Господом дал Он совет продать все имение на благотворение нищим, и потом уже следовать за Ним. Но как последователям Своим и достигшим совершенства повелевает вдруг и совершенно исполнить дело милостыни, чтоб, совершив служение своим имением, приступили они к служению словом и духом; так прочим предписывает всегдашние подаяния и всегдашнее общение того, что имеют, чтоб чрез это, став жалостливыми, общительными и милостивыми, оказались подражателями Божию человеколюбию" /7:396/. Григорий Богослов: "Откажись от всего и стяжи одного Бога... А если не хочешь оставить все, отдай большую часть. Если же и того не хочешь, по крайней мере излишки употребляй благочестиво" ("Мысли, писанные четверостишиями", цит. по /1:109/). Иоанн Златоуст: "Итак, если вдруг всего достигнуть для тебя трудно, то не домогайся получить все в один раз, но постепенно мало по малу восходи по этой лестнице, ведущей тебя на небо" /VII:647/. "Не можешь совершенно расстаться с богатством? Уделяй часть от имения твоего (...) Не хочешь отдать Ему (Христу) всего? Отдай по крайней мере половину, или третью часть" /VII:478/. "...у нас и речь теперь не о том, чтобы вы растратили имущество. Я желал бы этого; но так как это бремя выше сил ваших, то я не принуждаю. Я только убеждаю, чтобы вы не желали чужого, чтобы уделяли и от своего" /VIII:441/.
Относительно же воззрений Климента Александрийского, проф. В.И.Экземплярский, автор великолепной монографии по обсуждаемому нами вопросу /1/, замечает: "здесь он стоит совершенно одиноко в ряду древнецерковных писателей" /1:82-83/.
Подведем итог. Чтобы адекватно понять святых отцов, надо иметь в виду, что их высказывания делятся на две категории:
1. Принципиальные высказывания, отражающие воззрения святых отцов на христианский идеал отношения к собственности.
2. "Икономические" высказывания, продиктованные пастырскими соображениями, в которых говорится только о первых шагах по пути к совершенству.
С учетом такой дифференциации, и вспоминая введенное выше разделение на уровни "психологический" (I) и "микросоциальный" (II) мы получаем следующую двумерную схему воззрений святых отцов на проблему собственности:
I.1. Полное нестяжание (добровольная бедность).
I.2. Братское общение имуществ (христианский коммунизм).
II.1. Отказ от роскоши и излишеств.
II.2. Нежелание чужого. Милостыня.
 
Заключение
 
Может показаться, что патристическая литература не уделяет внимания "макросоциальному" уровню. В основном это так: святые отцы прежде всего говорят о преображении души, а не внешних законов. И, тем не менее, сказать, что их совершенно не занимает вопрос о христианском преображении всей социальной сферы человека, нельзя. Уже экскурс святых отцов в социальную историю возникновения права собственности говорит об их интересе к "макросоциальной" проблематике. Другим свидетельством такого интереса служит их воззрения на милостыню.
Все святые отцы пишут о милостыне как о величайшей добродетели. Особенно восторженно говорит о ней св. Иоанн Златоуст: "Она (милостыня - Н.С.) есть мать любви, любви, отличающей христианство, превосходящей все знамения, служащей признаком учеников Христовых..., лестница, ведущая на небо" /XI:880/. "Милостыня есть более великая жертва, чем молитва, пост и многое другое" /XII:672/. Более того, великий святитель сравнивает милостыню с евхаристией, говоря, что подавая нищему (т.е. Христу!) чашу холодной воды, ты, мирянин, "сам делаешься священником Христа" /VII:479/. Вот сколь высока милостыня! И причина такого отношения к милостыне ясна: она учит нас любви к ближнему и отвращает нас от любостяжания.
Однако о социальном значении милостыни святые отцы говорят гораздо более сдержанно. От них не ускользает тот факт, что акт бросания монетки нищему хотя и полезен для души дающего, но, по сути дела, в мире ничего не изменяет: нищий остается нищим, богатый - богатым и власть любостяжания по-прежнему довлеет над миром. Недаром Златоуст говорит: "Бог предписал заповедь милостыни не столько для бедных, сколько для самих подающих" /X:211/. Эту социальную паллиативность милостыни святые отцы пытаются преодолеть разными путями. Свт. Василий Великий считает, что милостыню следует давать не всем подряд, а с разбором, чтобы не тратить деньги на любостяжательных, а облегчить положение пусть немногих, но действительно нуждающихся (см. /1:183/).
Другим путем идет св. Иоанн Златоуст. Он считает, что наше скудное подавание монеток и милостыней-то назвать нельзя. Подлинная милостыня - это когда жертвуют все, подают всем и отдают всё (о последнем уже говорилось в связи с вопросом о спасении богатых). Тогда, - если все отдадут всем все, - может наступить качественный скачок, общество преобразится, отринет "холодное слово "мое и твое" и станет подлинно христианским. Именно это, по мнению святителя, произошло в Иерусалимской общине. И, как мы помним, Златоуст призывает и своих прихожан последовать примеру первохристиан. Конечно, он говорит об образовании локальной христианской общины. Но ведь кто-то должен начинать, и Златоуст, безусловно, предполагает, что такая община могла бы быть ярким, убедительным для остальных, примером реализации подлинного христианства. И святитель вдохновенно восклицает: "И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе".
Таким образом, для Златоуста милостыня - путь не только к личному, но и к социальному совершенству. Путь мирный, путь не вражды и насилия, а братства и сотрудничества на основе христианской любви.
 
Литература
 
I-XII. Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского, в русском переводе. тт. I-XII. С.-Петербург. Издание С.-Петербургской Духовной Академии. 1894-1911.
1. В.И.Экземплярский. Учение древней Церкви о собственности и милостыне. Киев, 1910.
2. И.Зейпель. Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви. М., 1913.
3. Св.  Григорий Богослов.  О любви к бедным.  Творения, т.1, Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994.
4. Апхиеп. Василий (Кривошеин). Преподобный Симеон Новый Богослов. М., 1992.
5. Василий Великий. "К обогащающимся". Творения, часть IV, М., 1993.
6. Василий Великий. Беседа на псалом тридцать третий. Творения. Часть I., М., 1991.
7. Св. Василий Великий. "О милости и суде". Творения, часть. IV, М., 1993.
8. Тертуллиан. Избранные сочинения. М., "Прогресс", 1994.
9. И.В.Попов. Святой Иоанн Златоуст и его враги. Сергиев Посад. 1908. - с. 95.
10. Иван Вурст. Любовь как основная заповедь христианства по творениям св. Иоанна Златоуста. Московская Духовная Академия. Курсовое сочинение. Загорск. 1964г. - с.216.

Бесогон

  • Гость
А есть и у Омара Хайяма:
КТО ПОЛ - ЛЕПЁШКИ В ДЕНЬ СЕБЕ НАЙДЁТ,
КТО УГОЛ ДЛЯ НОЧЛЕГА ОБРЕТЁТ,
КТО НЕ ИМЕЕТ СЛУГ И САМ НЕ СЛУЖИТ,
СЧАСТЛИВЕЦ ТОТ - ОН ХОРОШО ЖИВЁТ!

У него же:

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число лизоблюдов презренных попасть,
Лучше кости глодать, чем прельстится сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть!

Оффлайн vasily ivanov

  • Администратор форума
  • *****
  • Сообщений: 7820
Истории, ставшие притчами: почему Патриарх Павел носил старые башмаки
16.11, 14:50 РИА «Новости»

Патриарх Сербский Павел скончался в воскресенье 15.11.2009 на 96-м году жизни. Его называют «праведником нашего времени», а сербы почитали его «как живого святого» — за близость к народу и за его аскетизм, ставший притчей во языцех.

Великий аскет
По словам президента Сербии Бориса Тадича, Патриарх Павел «был тем человеком, который своим существованием объединял всю нацию»...
О том, что Патриарх Павел был очень близок к народу и народ его очень любит, свидетельствуют многочисленные истории. Особенно среди них много примеров аскетизма и нестяжательства сербского Патриарха.

Так, известно, что по городу он либо ходил пешком, либо ездил на общественном транспорте — среди людской давки без охраны, без сопровождающих лиц. Каждый мог подойти к нему и поговорить с ним. Одна из историй о нем, опубликованная в издании «Татьянин день», гласит, как однажды, подходя к зданию патриархии, святейший Павел заметил у входа много иномарок и поинтересовался, чьи это машины. Ему сказали, что это машины архиереев. На что патриарх с улыбкой сказал: «Если они, зная заповедь Спасителя о нестяжательстве, имеют такие машины, то какие же машины у них были бы, если бы этой заповеди не было?».

Известно, что предстоятель Сербской церкви всегда ходил в старых ботинках. «Татьянин день» рассказывает, как одна женщина попала на прием к патриарху. Обсуждая дело, она случайно посмотрела на ноги патриарха и пришла в ужас при виде его обуви — это были старые, некогда порванные, а затем заштопанные ботинки. Женщина подумала: «Какой позор для нас, сербов, что нашему патриарху приходится ходить в таком рванье, неужто никто не может подарить ему новую обувку?». Патриарх тут же с радостью сказал: «Видите, какие у меня хорошие ботинки? Я их нашел возле урны, когда шел в патриархию. Кто-то выбросил, а ведь это настоящая кожа. Я их немного подшил — и вот, они еще долго смогут послужить».

Другая женщина пришла в патриархию с требованием поговорить с предстоятелем Сербской церкви по неотложному делу. Во время аудиенции она рассказала, что этой ночью ей приснилась Богородица, которая велела принести патриарху денег, чтобы он мог купить себе новую обувь. И с этими словами посетительница протянула конверт с деньгами. Патриарх Павел, не беря конверта, спросил: «А в каком часу вы легли спать?» Женщина, удивившись, ответила: «Ну… где-то в одиннадцать». «Знаете, я лег позже, около четырех часов утра», — ответил патриарх, — «и мне тоже приснилась Богородица и просила передать Вам, чтобы Вы эти деньги забрали и отдали тем, кто в них действительно нуждается». И не взял денег.

Он не только мог отремонтировать любую обувь или даже сшить себе ботинки из старых женских сапог, если он видел, что у священника порвана ряса или фелонь, он говорит ему: «Принеси, я починю ее».

Он сам облачался перед службой и сам разоблачался после, сам стирал, гладил и чинил подрясник и рясу, сам исповедовал прихожан и сам причащал их. И питался так мало, как древние отцы-пустынники.
.....
Материал подготовлен редакцией rian.ru на основе информации РИА Новости и открытых источников
полностью здесь http://news.mail.ru/society/3051606/

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Иоанн Златоуст о злодейской власти

"Несть бо власть, аще не от Бога"

послание Св. Апостола Павла (Римл.13, 1-3)


"Но если какой злодей захватил сию власть беззаконно, то не утверждаем, что он поставлен Богом, но говорим, что попущено ему или изблевать все свое лукавство, как Фараону, и в таком случае понести крайнее наказание, или уцеломудрить тех, для кого нужна и жестокость, как царь вавилонский уцеломудрил Иудеев."

толкование Свт. Иоанна Златоустаго и преп. Исидора Пелусиота.

Админ

  • Гость
 Россия, СНГ|29.12.2012 10:08 

Патриарх: надо ездить на японских и корейских машинах

 Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл заявил, что священники не должны… пользоваться дорогими автомобилями. Это необходимо для того, чтобы не провоцировать общественность и не дискредитировать духовенство, передает «РИА Новости».


По словам Патриарха, необходимо ездить на «бюджетных» автомобилях, которые не привлекают к себе внимания. «Не хочу вам делать рекомендации, но существуют японские и корейские машины, некоторые европейские машины, которые не уступают ни по комфорту, ни по безопасности, но марка этой машины никогда не будет фигурировать в новостях», — заявил Патриарх.

«Давайте подумаем о том, чтобы мы использовали такие транспортные средства, которые недоброжелатели не будут использовать в качестве повода для дискредитации духовенства… Я призываю вас к умеренности и к разумному подходу, который должен, в том числе снять соответствующее обвинение с церкви и духовенства», — уверен глава РПЦ.

Правда, сам глава церкви сейчас не будет пересаживаться на «бюджетные» модели. «Я использую автомобили из государственного гаража, которые предоставляет гараж особого назначения. Эти автомобили отвечают соответствующим требованиям безопасности, и я, как охраняемое лицо, не могу использовать другие машины», — пояснил Патриарх Кирилл.

Кроме того, глава церкви напомнил, что священники не должны садиться за руль после «употребления Святых Даров» (вина, которое используется при причастии). Доставить священника домой в этом случае должны прихожане.