ОБЩЕСОЮЗНОЕ ДВИЖЕНИЕ "ЗА РОДИНУ СО СТАЛИНЫМ - ВПЕРЁД!" ("17 МАРТА") > ЗАСТАВИМ ВЛАСТЬ СЛУЖИТЬ НАРОДУ!

Юрий Мухин

(1/26) > >>

MALIK54:
10 тезисов про Юрия Мухина
 colonelcassad

По просьбам читателей о Юрии Мухине.

1. С творчеством Мухина познакомился в конце 90х и уже тогда у меня сложилось обобщенное мнение о нем, которое за прошедшие годы принципиально не изменилось. С моей точки зрения, Мухин так же как и ряд других деятелей второй половины 90х, внес значительный вклад в нынешний нео-советский ренессанс. Без его работ по Сталину и Берия и борьбы с Катынскими фальсификациями, было бы трудно представить нынешний лево-патриотический дискурс.

2. С точки зрения наполнения его творчества, стоит разделять его на историческое и политическое.
Историческое в основном посвящено истории СССР 20-50х годов, политическое - его концепциям государственного строительства и борьбы с режимом.
Касательно истории, на мой взгляд, наиболее запомнились его усилия в реабилитации Сталина (пусть и грешившие излишней апологетикой), формирование версии на тему убийства Берия и наконец оформление полярной геббельсовцам позиции по Катыни. Часто говорят, что Мухин любитель или выражаясь языком Исаева - ламер. Отчасти это так, Мухин скорее публицист, нежели историк. И его работы несут на себе печать именно публицистики, хотя в своих книгах он старался сделать усилия по приданию им научного бэкграунда.
В этом собственно состоит известная проблема, так как на рубеже веков, вопросами защиты отечественной истории вынуждены были заниматься любители.А "настоящих историков", тогда днем с огнем было не сыскать.
Как известно, кадры решают все. А в 90х кадры были именно такие, что выбирать не приходилось, кто был - те и работали, хорошо ли, плохо ли. Что важно - результат этой работы можно зримо наблюдать со второй половины нулевых, когда похвалы Сталину перестали восприниматься как фричество, а "мухинская" версия Катыни, стала вполне себе распространенной и поддерживаемой частью общества.

3. Касательно Катыни, на которой Мухин сделал себя имя, с моей точки зрения он сделал важное дело, привлекая внимание общественности к слишком уж откровенным потугам по продвижению геббельсовской трактовки Катынского дела, причем эта версия, ныне обрела политический характер и даже вышла (до смерти Виктора Илюхина) на уровень Государственной Думы.
При этом безнадежные попытки доказать свою правоту в российских судах, таки дают определенные результаты, так как именно Мухин создал определенный прецедент, когда судья прямым текстом признала, что расстрел поляков осенью 1941 года не требует доказательств.
Разумеется, тема Катыни не исчерпывается Мухиным, но так как он был в числе первых, кто ее активно раскручивал, сторонников "советской версии" называют "мухинцами" в противовес "геббельсовцам". Ну тут собственно даже из противопоставления на мой взгляд понятно, что если сводить все к дуалистическому выбору, то лучше быть "мухинцем", нежели "геббельсовцем".
Если же смотреть более широко, то позицию по Катыни, каждый может формировать даже не читая ни одной работы Мухина, а просто изучая факты и документы доступные на данный момент. При этом и без Мухина, вполне можно прийти к выводу, что поляков расстреляли немцы осенью 1941 года. Лично я в этом особо не сомневаюсь, так что в общем, я с позицией Мухина по Катыни вполне согласен. "Сегодня мы все Мухины".

Позиция Мухина на тему Катыни в свое время была изложена в известном фильме "Катынская подлость" весьма популярном в патриотической среде.



4. Что же касается Сталина, то мне его работы понравились несколько меньше, так как они грешили излишней апологетикой. Разумеется, в те годы, когда выходили его книги про Сталина, такой стиль был возможно оправдан необходимостью борьбы с антисталинизмом, но в нынешние времена "эффективного менеджера", такой стиль уже выглядит устаревшим, так как историческая истина требует не очернения или восхваления Сталина, а его осмысления. Но собственно, эту претензию можно предъявить и к ряду других авторов "сталинианы" начала-середины "нулевых".
Говоря же о позитивных сторонах книг Мухина о Сталине, можно сказать, что Мухин не только ввел в оборот много ныне вполне расхожих фактов о Сталине, но и последовательно боролся с различными фальсификаторами, в том числе и из патриотического лагеря, которые в своих трудах опирались на антисоветские фальшивки.
Касательно же Берия, то его версия о том, что суда не было, а сам Берия был убит на собственной квартире в день "ареста", вполне себе не противоречива и опирается на ряд косвенных свидетельств, которые он раскопал и свел воедино.
С ней можно спорить или не соглашаться, но факт состоит в том, что версия об убийстве Берия, в современном звучании введена в оборот именно Мухиным.

5. В целом же, его творчество помимо упомянутой апологетики, не лишено тех или иных недостатков - нехватка научности, излишняя резкость или склонность к публицистике, спорные идеи и версии, все это так или иначе, делало его с точки зрения оценки его творчества на исторические темы, противоречивой фигурой даже в патриотическом лагере (не говоря уже о научном сообществе), коим он остается и до сих пор. Я не согласен, когда Мухина сравнивают с Резуном. Резун отрабатывает заказ, Мухин вполне искренен, в том числе и в своих явных или мнимых заблуждениях. За годы наблюдений за ним, у меня ни разу не возникло впечатления, что Мухин пишет не то, что думает. Мне далеко не все нравится в его творчестве. например я с ним полностью не согласен в оценках Г.К. Жукова и взвешенная позиция того же Исаева, мне куда как ближе. Но собственно, если не являться восторженным фанатом творчества Мухина, то в нем можно находить как то, с чем можно согласиться, так и то, с чем согласиться нельзя. Это вполне нормально для оценки любого историка, писателя и публициста.
Поэтому подводя итоговую оценку его деятельности на ниве истории, то с моей точки зрения, общественная значимость его работ оказалась выше исторической. Это не хорошо и не плохо - это данность, являющаяся следствием ситуации во второй половине 90х, когда вопросы реабилитации советского прошлого обрели общественно-политическое значение, а Мухин был в числе пионеров этой самой реабилитации.

6.Касательно же политической деятельности Мухина, то лично мне он запомнился своим концептуальным проектом об "Ответственной власти", который был одним из немногих проектов из патриотической среды, который выглядел проработанным и законченным, но вместе с нем утопичным в текущих реалиях. Мухина можно было бы ругать за эту утопичность, но было бы с чем сравнивать, так как в плане концептуальных идей и законченных проектов развития, лево-патриотический лагерь вообще не богат. Сама идея о тотальной ответственности, вполне понятна и по своему красива, но требует по сути ручного выстраивания сложнейшей государственной машины построенной на новых принципах.
Это задача социальной инженерии, уровня создания "советского человека". Как ее реализовать в рамках концепции Мухина, для меня осталось загадкой.

7. В отношении к властям, Мухин является антисистемным оппозиционером, который постулирует необходимость разрушения существующего режима, что и делает невозможным его встраивание даже в вне-системную оппозицию. Для нее он слишком радикален. Отсюда и притеснения властями Мухинской организации "Армия Воли Народа", которую довольно давно активно прессуют. В своей публичной политической позиции, Мухин вполне открыто декларирует, что готов использовать либералов как попутчиков, если это поможет демонтировать существующий либерально-олигархический режим. При этом своего отношения к либералам Мухин не скрывает, но в данном случае налицо классическая неразборчивость средствах и действие по принципу "меньшего зла". Результаты этого можно было наблюдать совсем недавно, когда Мухин выдвигался в КСО, а потом жаловался, что у либералов от оппозиции все устроено не лучше, чем у "Единой России". Тут собственно никаких открытий нет, так как и те и другие, суть есть части одного политического класса, и было бы странно, если бы их повадки серьезно отличались. Так что Мухин поставил сам на себе эксперимент и смог на собственном примере убедится, что сходств у либералов у власти и оппозиции куда как больше, нежели отличий.

8. С частью лево-патриотического лагеря Мухин так же разругался, причем по разным причинам. С одними, по причине их "охранительства" - Гоблин, Кургинян, с другими, по причине своей критики марксизма. В результате, последние пару лет сопровождались обильными перепалками Мухина с марксистами и "лево-патриотами". Тут собственно удивляться не стоит, будучи анти-системным оппозиционером, Мухин так или иначе расходится в тех или иных оценках и суждениях с системной и внесистемной оппозицией. И уж тем более он будет расходится с теми, кто прямо или косвенно одобряет и поддерживает существующий либеральный курс во главе с Путиным. Тут вряд ли стоит ожидать каких-то изменений, ну а сами причины этих конфликтов лежат помимо политических разногласий еще и в колючем характере самого Мухина, который зачастую за словом в карман не лезет, конфликт с Пучковым возникший на ровном месте это хорошо показал.

9. В целом, Мухин даже сейчас остается довольно видной фигурой лево-патриотического лагеря, пускай эта фигура и стоит несколько в сторонке. Причем если его наиболее громкие книги были написаны довольно давно, то вот его общественно-политическая деятельность в связи с Катынью, зримо наблюдаема и сейчас, так что этому аспекту своей деятельности он не изменил. Касательно его перспектив в политике - сомнения на этот счет имею я. Возраст, да и колючий характер не лучшие слагаемые политического успеха даже в случае революционных потрясений.

10. Лично мне, при всем моем скепсисе в отношении политических действий Мухина или же несогласия с некоторыми его выводами на исторические темы, он по своему симпатичен. За ним имеются немалые заслуги в деле реабилитации отечественной истории + он действительно хороший публицист, которого интересно читать (его сайт у меня давно в закладках и где-то раз в неделю наведываюсь к нему посмотреть, если ли чего интересного). Да, ему не хватает жилки профессионального историка, но чистая наука и не является сферой его деятельности. Поэтому я предпочитаю смотреть на него, как на видного лево-патриотического публициста не без ряда недостатков.

Hrizos:
Труд как позор
Юрий Мухин

(ЧАСТЬ 1)



Можно понять Теодора Герцля, который как-то в отчаянии записал в дневнике:«Я придумал для себя подходящую эпитафию: „У него было слишком хорошее мнение о евреях“».

НЕБРОСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СИОНИЗМА

Цель сионизма – создание для евреев своего собственного государства. Это цель официальная и против нее возразить нечего, да и нет смысла возражать. Возникла эта идея 200 лет назад. К тому времени евреи, благодаря своей международной сплоченности, захватили главенствующие позиции в финансовом деле, т. е. стали главными мировыми ростовщиками. Не все евреи, разумеется, а только определенная еврейская верхушка. Но достижения ее были впечатляющи. Апологет сионизма пишет: «В 1807 году в Берлине было больше еврейских банковских учреждений, чем нееврейских. Признавалось, что без них ни одно еврейское правительство не могло бы получать займы на протяжении всей первой половины XIX столетия. Приведем лишь один пример; только в первом десятилетии этого века более 80% правительственных займов Баварии было обеспечено еврейскими банкирами».


Вслед за банковским делом евреи стали энергично осваивать нарождающиеся отрасли человеческой деятельности – газетное дело и писательское ремесло, постепенно прибирая в свои руки общественное мнение стран пребывания. А это привело к тому, что уже во второй половине XIX века практически все страны Европы уравняли евреев в правах с коренным населением (к Первой мировой войне не сделали этого формально только Россия и Испания.) Реально такое положение могло бы привести к полной ассимиляции и исчезновению евреев через два-три поколения. Но этот процесс не пошел благодаря религиозной части еврейства (с исчезновением евреев исчезла бы необходимость и в раввинах), и эта часть начала выдвигать контр-идею – идею не ассимиляции, а создания своего еврейского государства. Эта идея находилась в стадии обсуждения и даже частичной или подготовительной реализации начиная с начала XIX века, но организационно оформилась в политическое движение евреев – сионизм – только к его концу. Это общеизвестные факты, которые свободно и легко обсуждаются.


Но есть у сионизма одна неброская особенность. Надо думать, что если не все, то по меньшей мере подавляющее число евреев не против того, чтобы в мире было еврейское государство, и даже готовы ссудить его строительство деньгами, но основная масса энтузиастов сионизма категорически отказывается в таком государстве жить. Заметьте, что даже сегодня, спустя 200 лет после возникновения идеи Израиля, и через 50 лет после его образования, в Израиле живет едва ли пятая часть евреев мира и уж, во всяком случае, их там меньше, чем в одном Нью-Йорке.


Таким образом, перед романтиками сионизма, перед людьми, положившими свою жизнь на алтарь создания еврейского государства, стояла задача огромной, неразрешимой трудности; в еврейском государстве должны жить евреи, а евреев, желающих жить в таком государстве, практически не было. (Очень мало желающих жить в Палестине было и среди самих романтиков сионизма, как говорится, «мы больше пользы принесем в тылу».)


Вот эта неброская особенность сионизма, которая легко видна даже сегодня (достаточно включить телевизор), но которая особенно бросалась в глаза всем в те времена, когда Израиля еще не было. Подчеркнем эту мысль: главным препятствием созданию еврейского государства было отсутствие достаточного количества евреев, которые бы согласились в нем жить.


Читая апологетов сионизма, я все больше прихожу к мысли, что сионизм для еврейской массы XX века был типичной еврейской аферой, предназначенной для халявного обогащения, этакой еврейской «Панамой».


Уже два столетия идут вопли о еврейском государстве, богатые евреи выделяли для него огромные деньги (только в 80-х годах XIX в. французский Ротшильд дал под еврейское государство 5 млн. долларов, чуть ниже вы поймете, что это была тогда за сумма), эти деньги куда-то девались, а евреев в Палестине ни на цент не прибавлялось.  Причем еврейская масса делала все, чтобы еврейского государства как можно дольше не было.


Повторю, государство без крестьян и рабочих невозможно. Ну нельзя создать государство, в котором одна треть населения играет в джаз-оркестрах, вторая треть смешит людей со сцены, а третья по телевизору и в газетах издевается над коренным населением. Кто эту ораву будет кормить? А сионизм как стремление евреев к своему государству возник в Западной, а не Восточной Европе, но там были уже эмансипированные евреи, т. е. евреи, полностью допущенные к бюджетным кормушкам западных государств. Тамошние евреи были «обеими руками» за Израиль, но работать этими руками на свою историческую родину никто и не помышлял. Для этого предназначены были евреи России, евреи, ограниченные чертой оседлости и законами, бедные евреи. Но бедные – еще не значит глупые. Поэтому российские евреи охотно получали от западных евреев деньги под сионизм, но жить в еврейском государстве и работать руками – накось выкуси!


Вот давайте мы, русские, представим, что нам нужно, чтобы переселиться на новую родину. Что бы мы от нее хотели? Правильно: теплый климат, дожди, плодородные земли, полезные ископаемые – то, благодаря чему легче жить. И вот смотрите: в середине XIX в. США предлагает международному еврейству штаты Аризона и Орегон всего за 10 млн. долларов для создания еврейского государства Новая Иудея. Прекрасный климат, плодороднейшие земли, масса полезных ископаемых. А евреи категорически отказываются! Как это понять? Да, в Иерусалиме иудейские святыни, но ведь святынями сыт не будешь. Богатый еврей из американской Иудеи вполне мог бы раз в году совершить паломничество в Иерусалим. Зачем строить государство в Палестине на скудной земле без полезных ископаемых, да еще и с враждебным населением? Если действительно строить государство, то тогда, безусловно, надо было выбирать Аризону или Орегон. Но там ведь тоже надо было работать руками. А вот если только поднимать тост: «На следующий год – в Иерусалиме!» – и только болтать о еврейском государстве и под эту болтовню собирать и собирать деньги, тогда Палестина, конечно, идеальна.


Отец сионизма Теодор Герцль был искренним энтузиастом еврейского государства, отдал этой идее все свои деньги, и когда англичане в 1903 г. предложили бесплатно под Новую Иудею Уганду – субэкваториальный климат, прекрасные земли, лес, медь, фосфаты, – Герцль за это предложение ухватился. Но русские евреи, которые должны были бы начать заселять Новую Иудею, категорически от Уганды отказались – им подавай только Палестину, которую англичане ну никак не могли дать из-за опасности восстаний на арабском Востоке. И это при том, что с 1882 по 1914 г. Россию покинуло 1,7 млн. евреев. Ехали куда угодно, но не в свое государство!


В «Еврейской газете» упоминается о сионистской организации «Билу», которая начинала первую в истории сионизма алию – организованное переселение в Палестину. Ведь это же еврейский анекдот! В 1882 г. в Харькове 300 членов этой организации получили подъемные деньги для организации сионистской колонии в Палестине. До Одессы доехало 100 человек, до Константинополя – 40, до Палестины – аж 16! Но и эти не прогадали: в 1910 г. они уже стали плантаторами. Можно понять Теодора Герцля, который как-то в отчаянии записал в дневнике:«Я придумал для себя подходящую эпитафию: „У него было слишком хорошее мнение о евреях“.».


Не хочу обижать тех евреев, для которых идея еврейского государства была Целью их жизни, но со стороны вся эта еврейская афера смотрится таким образом: Ротшильды и Гинцбурги ростовщическим процентом сдирали деньги со всего мира, а еврейский плебс под соусом сионизма сдирал деньги с Ротшильдов и Гинцбургов. Идиллия!


Но вернемся к обсуждению вопроса о том, что евреи, дескать, отвыкли от работы. Имеется в виду любая работа, а не только сельское хозяйство. Ведь где бы евреи ни жили, они не оставляют после себя культурных слоев. Когда археологи делают раскопки, они слой за слоем поднимают материальные свидетельства культурной деятельности живших в данном месте людей: осколки керамики и стекла, остатки тканей и кож, литые и кузнечные изделия. Но можно копать в гетто Испании или Голландии, в Варшаве или Минске хоть до центра Земли, и никаких культурных слоев от евреев обнаружено не будет. Среди них никогда не было ремесленников: не было еврейских гончаров и стеклодувов, кузнецов и литейщиков, ткачей или столяров. А это наводит на раздумья: а за счет чего они жили? Речь идет не о банкирах и ростовщиках: здесь все понятно. А за счет чего жили миллионы еврейского плебса? Не пахали, не ковали, не ткали – чем питались? Даже если плохо питались, то за счет чего или кого?

 


О ЕВРЕЙСКИХ ЗАНЯТИЯХ


Это не тайна, масса очевидцев описывает источник существования евреев вполне определенно – евреи в стране пребывания втискивались между производителями: навязывали себя в качестве торговых посредников между ремесленниками и крестьянами. Они всегда образовывали и составляли паразитический класс. Сегодня апологеты сионизма это яростно отрицают. Вальтер Лакер в своей монографии пишет: «Отдельные обвинения, предъявлявшиеся евреям, – такие, как массовая эксплуатация, – были смехотворны: в подавляющем большинстве евреи не имели ни гроша за душой. Евреи из Могилева, составлявшие 94% всего городского населения, не могли бы зарабатывать средства к жизни, эксплуатируя оставшиеся 6% населения города».


Лакеру – прежде чем это писать – следовало бы задуматься: если евреи ничего не производили и не имели гроша за душой, почему они не умерли с голоду? И при чем здесь «население города»? Да, в Могилеве 94% были евреями, но ведь 100% крестьян в округе были русскими и поляками, кузнецы Тулы и Новой Гуты на 100% были русскими и поляками, ткачи Лодзи и Иванова были поляками и русскими на те же 100%. Если уж быть точным, то в Могилевской губернии на 1911 г. проживали: русских – 86,1%, поляков – 1,3%, евреев – 12,1%. И евреи скупали дешевле у одних и продавали дороже другим. На это и жили. Бедно, мерзко, но отказываться от этой, по сути паразитической жизни не собирались. Причем ни о какой честности в этом посредничестве и говорить не приходится. Писатель Всеволод Владимирович Крестовский служил в уланском полку в конце XIX в. на западе России – в Белоруссии и Польше – и прекрасно описал манеры еврейских «услуг». Простите за длинную цитату из очерка «Базарный день в Свислочи».


«Каждый воскресный день в Свислочи с раннего утра подымается особенное движение. Жидки торопятся выслать своих „агэнтов“ на все выезды и ближайшие перекрестки дорог, ведущих к местечку. Это в некотором роде сторожевые посты „гандлового люду“. Но зачем такие посты нужны свислочскому люду гандловому? Нужны они затем, чтобы перенимать на дороге крестьян, доставляющих на базар свои сельские продукты. Везет себе белоголовый хлоп на своем возу „каранкову“, а то и целую „корцову“ бочку „оброку“ или „збожа“ и уже рассчитывает в уме своем предстоящие ему барыши, как вдруг на последнем перекрестке налетает на него с разных сторон ватага еврейских „агэнтов“. Хлоп моментально оглушен, озадачен и закидан десятками вопросов, летящих вперебой один другому: „А что везешь? А что продаешь? А сколько каранков? А чи запродал вже кому? А чи не запродал?“ Хлоп не знает, кому и что отвечать, а жидки между тем виснут к нему на задок, карабкаются на воз, лезут с боков и с переду, останавливают под уздцы лошаденку, тормошат ошалелого хлопа, запускают руки в овес или в жито, пробуют, смакуют, рассматривают, пересыпают с ладони на ладонь и при этом хают – непременно, во что бы то ни стало, хают рассматриваемый товар, а другие – кто половчее: да поувертливее – насильно суют хлопу в руку, в карман или за пазуху сермяжки кое-какие деньжонки, и не столько денег, сколько запросил хлоп, а сколько самим вздумалось по собственной своей оценке, которая, конечно, всегда клонится к явному ущербу хлопа, и если этот последний не окажет энергичного сопротивления с помощью своего громкого горла, горячего кнута и здоровых кулаков, то та партия жидкое, которой удалось, помимо остальных агентов, всунуть в руку продавца сколько-нибудь деньжонок, решительно овладевает и хлопом, и его збожем, и его возом.


…Составляется обычная стратегема следующего рода: прежде всего жидки торопятся сбросить на землю мешки с овсом или житом, лишь бы только скорей с возу, долой, дабы потом иметь ясное доказательство, что товар уже продан, на тот случай, если бы несговорчивый хлоп вздумал упираться и если бы какими-нибудь (впрочем, весьма трудными) судьбами удалось ему прибегнуть к помощи властей или постороннего люда. Последние случаи весьма редки, но прозорливый еврейчик всегда уж ради собственного спокойствия постарается оградить и обезопасить себя и свое дело со всех возможных сторон… Пока одни меряют, пересыпают да отсыпают, другие стараются разными приятными разговорами и расспросами отвлечь внимание хлопа от совершаемого дела, и этот маневр всегда почти удается им как нельзя лучше. Зерно умышленно просыпается из меры на землю и спешно подметается метлами в какой-нибудь укромный уголок, ибо просыпка этого рода в общий счет не идет, хотя, в конце концов, и составит собою несколько лишних гарнцев, дающих возможность к лишнему гешефту.


…Но вот перемерка да пересыпка окончена, оброк спешно убран в еврейские амбары, и хлоп, ощущая ничтожность насильно всунутого ему задатка, начинает требовать окончательного расчета; но евреи с крайним удивлением ответствуют, что деньги-де уже получены им сполна, что никаких более расчетов нет и что надо, дескать, Бога не бояться, требуя с них вторично уже полученную плату. При этом для окончательного ублагодушенья хлопа ему иногда подносится еще один келих водки; а буде хлоп упирается – то расправа с ним коротка: ворота настежь, оглобли поворочены и – в шею! Озадаченный, раздосадованный, разочарованный и огорченный хлоп посмотрит жалостно на доставшиеся ему скудные гроши, перекинет их раздумчиво с ладони на ладонь, почешет за спиною и, сообразив, что на такую ничтожную сумму не приобретешь ничего путного для своего хозяйства, махнет рукой и повернет до корчмы, где и спустит до конца всю свою злосчастную выручку».


Крестовский попрекает королевскую власть суверенной Польши, которая впустила в страну евреев:


«В равной же мере правительственная власть покровительствовала и евреям, которые после германских гонений, обретя здесь в некотором роде новую Палестину, переселялись в нее целыми тучами и, наконец, как саранча, покрыли собою весь громадный край. С захватом всей торговли и промышленности в еврейские руки рынки весьма скоро потеряли то благотворное значение для общества, какое они всегда имеют в государствах, органически и правильно развивающих из себя свои экономические силы и не подверженных таким паразитным, чужеродным наростам, каким в старой Польше было еврейство. Базарные площади облепились со всех сторон гостеприимными шинками, куда евреи всячески заманивали крестьян, приезжавших на торг, и где слабодушный хлоп нередко пропивал последнюю копейку, как и ныне пропивает ее. Базары сделались благодаря шинкам да корчмам притонами разгула, пьянства и нравственного растления.


Благосостояние крестьян чахло, гибло и пришло, наконец, к тому, что в настоящее время, когда крестьянин стал свободным землевладельцем, земля его, принадлежащая ему de jure, на самом-то деле принадлежит корчмарю-еврею, ибо нет почти такого крестьянина, который не состоял бы в неоплатном и вечном долгу этому корчмарю своей деревни. Евреи веками высасывали крестьянские пот и кровь, веками обогащались за счет хлопского труда и хозяйства. Такой порядок вещей давно уже породил в высшей степени напряжение, ненормальное состояние, продолжающееся и по сей день и отразившееся инерцией и вредом на все классы производителей. Довольно будет, если мы для более наглядного примера скажем, что в 1817 г. на 655 ярмарочных и торговых мест одной лишь Гродненской губернии было 14000 шинков и корчм, содержимых исключительно евреями, стало быть, более чем по 12 на каждое место! Четырнадцать тысяч кабаков в области, которая имеет всего лишь около 6000 разного рода поселений – местечек, деревень, усадеб, фольварков и т. п.!»


А теперь, используя очерк Крестовского, рассмотрим, чем заканчивается для русских и польских мастеровых подобная скупка евреями сельхозпродуктов у русских и польских крестьян. Крестовский об этом пишет, рисуя жизнь базара:


«Но более всего, по всевозможным направлениям, во все концы и во все стороны снуют и шныряют жиды, жиденята, и все куда-то и зачем-то торопятся, все хлопочут, ругаются, галдят и вообще высказывают самую юркую, лихорадочную деятельность. Они стараются теперь перекупить все то, чего не удалось им захватить в свои руки с бою на аванпостах. Но главные усилия братий израилевых направлены на дрова, на хлеб зерновой, на сено, т. е. на такие все предметы, на которые, в случае большого захвата оных в еврейские руки, можно будет тотчас же повысить цену по собственному своему произволу».


То, что Могилев и другие города на 94% состояли из евреев, означает, что всю торговлю они монопольно взяли в руки, ведь город – это место обмена товарами между промышленностью и сельским хозяйством. Следовательно, они по монопольно низким ценам скупали сельхозпродукты и промышленные товары и по монопольно высоким – продавали их. Заодно они скупали и местное царское начальство, которое должно было бы прекратить этот еврейский произвол. Надо ли удивляться, что, когда численность еврейского населения превысила 5 млн, человек (в 1897 г. – 5 215 800 человек), трудящийся люд Польши, Литвы, Белоруссии и Украины уже не способен был прокормить, кроме своих помещиков и царя, еще и такую прорву паразитов. Были и погромы.


«Еврейская газета» удивляется, что Александра II убили тогда еще полностью русские народовольцы, а громить стали евреев. Она бы еще больше удивилась, узнав, что те русские народовольцы одобрили эти погромы, заявив: «Народ громит евреев вовсе не как евреев, а как жидов, эксплуататоров народа». Учитывая такую позицию народовольцев, царское правительство при подавлении «еврейских погромов» убило 19 христиан, защищая жидов, которых оно считало евреями. Потом, когда народовольцы превратились в партию эсеров с еврейским ЦК, они погромы уже не одобряли…


«Еврейская газета» уверена, что евреи не занимались сельским хозяйством потому, что боялись еврейских погромов. В этом выводе причина нагло подменена следствием. Занимались бы евреи, как все остальные народы, производительным трудом, не было бы и погромов. Кроме того, мало кого в мире так громили, как русских. И монголы, и татары, и тевтонцы, и «несть им числа» на протяжении веков разоряли Россию, уводя земледельцев в полон. И ничего – хлеб сеять не разучились.

Hrizos:
Труд как позорЮрий Мухин

(ЧАСТЬ 2)




В конце 1930-х на специально созванной конференции многие страны отказались принимать еврейских переселенцев. Наиболее точно причины сформулировала объединенная делегация Никарагуа, Коста-Рики, Гондураса и Панамы: «Ни одно из четырех государств не может взять на себя финансовую заботу об устройстве хотя бы одного беженца. Коммерсантов и интеллектуалов у нас и так сверх меры, для нас это нежелательные элементы».

 

ЕВРЕЙСКАЯ ТРАГЕДИЯ

 

Поскольку это дела давно минувших дней, может возникнуть вопрос: хорошо, это в дремучей России XIX века крестьянство смотрело на евреев как на эксплуататоров – как на жидов, но в «цивилизованных» странах, тем более в 30-х годах XX века ситуация была уже другой? Похоже, что нет.


В конце 30-х Гитлер в Германии по сговору с сионистами провел целый ряд законов, ограничивающих гражданские права евреев и стимулирующие их к выезду в Палестину; 200 000 евреев согласились выехать, но не туда. Вряд ли здесь дело обошлось без влияния еврейского лобби во всех странах, но остальные государства мира категорически отказались принять у себя это мизерное количество переселенцев. Причем отказывались принимать евреев государства, которые в это время активно принимали переселенцев со всех стран, скажем, США и даже Австралия. Для евреев сложилась чрезвычайно оскорбительная ситуация, поскольку в эти же годы мир принял только из Польши 1,9 млн. поляков, украинцев и белорусов, и ни одна страна не протестовала против этих переселенцев. А тут всего – 200 тысяч – и ни в какую!


Чтобы разрешить этот вопрос, летом 1938 г. на французском курорте Эвиан была организована международная конференция. Из 50 приглашенных стран только 30 прислали своих представителей, таким образом каждой приславшей делегатов стране полагалось бы в среднем принять по 7000 евреев. Но все страны от этого отговорились и пожалуй, наиболее точно причины сформулировала объединенная делегация Никарагуа, Коста-Рики, Гондураса и Панамы: «Ни одно из четырех государств не может взять на себя финансовую заботу об устройстве хотя бы одного беженца. Коммерсантов и интеллектуалов у нас и так уже сверх меры, для нас это нежелательные элементы».


Таким образом то, что евреи не занимаются производительным трудом, является не столько особенностью евреев, сколько их трагедией. А это еще более требует разобраться в причинах такого положения дел.
   

ОБ ИНТЕЛЛЕКТЕ

 

Следует также несколько подробнее остановиться и на причине, которую выдвигает «Еврейская газета» – на том, что у евреев за тысячелетия «гонений» мозги отсохли начисто, и они теперь не способны заниматься творческим трудом, особенно таким, как хлебопашество.


Творчество – это нахождение решений в жизненно важных вопросах, которые до этого, по крайней мере, тебе не были известны. Люди, занимающиеся производительным трудом, творят непрерывно, поскольку обстоятельства труда все время изменяются, причем в сочетаниях, которые они до этого не встречали. Люди вынуждены на эти изменения отвечать творческими решениями. Земледелие – это чрезвычайно творческая область деятельности человека, недаром оно очень часто является развлечением и увлечением сотен миллионов человек. Это дачи у нас или, скажем, почти поголовное увлечение англичан садоводством и цветоводством.


Как– то меня (возможно, не подумавши) пригласил на свою передачу «Хмурое утро» Александр Гордон, мы там мельком коснулись вопросов творчества, и он, как крайне нетворческую работу, привел в пример валку леса. Мне не пришлось ответить на это замечание, но я в развитие этой темы сказал бы, что работа лесоруба на порядок более творческая, чем работа телеоператоров А. Гордона. Ведь у них изо дня в день рутинная работа: съемки в одной и той же студии, освещение то же, Гордон с собеседником сидят на одном и том же месте, – это все равно, что на конвейере гайки закручивать. А у лесоруба не бывает ничего повторяющегося – ни расположения деревьев, ни местности и ни одного дерева, похожего на другое. Мозги у лесоруба должны все время творчески искать наивыгоднейший прием работы. А у крестьянина, по сравнению с лесорубом, работа в сотни раз более творческая, поскольку валка леса для крестьянина – лишь эпизод его деятельности.


Выше я привел пример из Крестовского о том, как евреи облапошили крестьянина, фактически украв выращенное им зерно. Но разве они для этого применили больше творческих решений, даже в плане облапошивания, чем крестьянин для того, чтобы это зерно вырастить?


Действительно, евреи очень охотно занимаются работой малотворческой. Много ли творческих усилий надо, чтобы сидеть в лавке и подсовывать покупателям тухлую селедку? Издревле умные люди, люди творческие (мудрецы) почитались всеми – и богатыми, и бедными. Напомню, что еще пару веков назад наименее почтенной работой была работа комедиантов – актеров, музыкантов и т. д. Их любили за то, что они развлекали и скрашивали однообразие жизни, но впускать через парадную дверь брезговали – только через кухню! Сейчас нас уверяют, что комедиантство во всех его видах – очень творческая работа. Откуда? В связи с чем это копирование чьей-то жизни (игра) требует ума больше, чем сама жизнь? То же относится и к писателям – в связи с чем описание жизни требует ума больше, чем реальная жизнь? Если актерская игра это творчество, то тогда почему не дают «Оскара» собакам, которые часто исполняют в фильмах свои роли гораздо более блестяще, чем актеры? Почему запоминание нот и каждодневное их воспроизведение является более творческой работой, чем выдача пальто в гардеробе? Да, для работы в гардеробе талант не нужен, тут любой справится, а для игры на скрипке нужен. Но ведь талант – это не творчество, не работа мозгами.


Сколько у нас было этих актеров, музыкантов, комедиантов, чьими именами уже пару сотен лет пресса забивает мозги читателям. А оставили нам эти люди хоть одну умную мысль, совершили они хоть один умный общественный поступок?


Можно сказать, что среди евреев много ученых, а ученый – человек творческий. Это действительно так, но дело в том, что среди ученых очень мало евреев: евреев много среди тех, кто под соусом науки кормится из налогов «этой страны» – всяких там кандидатов наук и бакалавров, докторов и академиков. Заметьте, что до тех пор, пока государства не начали выделять деньги под научные исследования, до тех пор, пока наукой занимались за свой счет и по велению души, ученых среди евреев не было. Но как только финансировать науку стали из бюджета, евреи валом повалили «в науку», и у нас чуть ли не каждый второй доктор наук – это ученый еврей. Ученых евреев много, а что толку для общества?


Но, возвращаясь к теме, «Еврейская газета» где-то права – действительно, евреям в среднем было непросто заняться таким многообразно-творческим делом, как крестьянский труд. Но это ли все определяло? Евреи в среднем далеко не так тупы, как хочет нам это представить «Еврейская газета». Мои оппоненты сами пишут, что отказ евреев от крестьянского труда был не стопроцентным. Десятки тысяч евреев трудились на земле и делали это, как и русский крестьянин, с удовольствием. Если евреи занимаются производительным трудом в промышленности, то и тут они в среднем работают не хуже, чем другие рабочие. Если еврей патриот и не прячется в тылу, тогда он, как правило, хороший солдат (впрочем, армия Израиля это доказывает уже более 50 лет).


То есть, и Солженицын, и «Еврейская газета», взявшись разрешить вопрос, почему евреи не работают на земле, по сути его только запутали. Реально ни один из предъявленных ими ответов на вопрос ответа не дает и является пустым умствованием.


Упреждая юдофобов, спрошу – может, евреи ненавидят ручной труд? А каким трудом является игра на скрипке или рояле? Или труд хирурга? Возможно, они не любят физически тяжелую и изнуряющую работу? А какой народ такую работу любит? Для того голова и нужна человеку, для того и нужно творчество, чтобы эту работу облегчить.

Вопрос об отвращении евреев к производительному труду остается, и на него интересно найти ответ. Но попутно обращу внимание еще на два его аспекта.

 

 

НЕУЖЕЛИ ЕВРЕИ ТАК ГЛУПЫ?

 

По моим наблюдениям, евреи гораздо менее алчные и жадные, чем им это принято приписывать, но все же материальный уровень жизни ими ценится никак не меньше, чем у остальных народов.


Русские цари, переселяя евреев на земли в Херсонской губернии, хотели сделать достаток евреев большим. У меня нет примера уровня жизни крестьянина Херсонской губернии второй половины XIX в., но есть пример достатка русского крестьянина в Заволжских степях, описанный в воспоминаниях В. Шарапова (датируется началом прошлого века).


«Место моего рождения – село Куриловка Новоузенского района Саратовской области (тогда еще губернии). Это левобережное Заволжье, места степные, с континентальным климатом.

…Осваивались эти заволжские степи русскими, украинцами и другими народами России постепенно, а началось это еще до походов Ермака. Большинство переселенцев были беглые крепостные. Эти свободолюбивые, не побоявшиеся уйти из родных деревень люди преобразовали своим трудолюбием дикие, необжитые пространства.

…Дом, который строил мой дед, был двухэтажным. На первом этаже размещалась большая кухня с русской печью и малым погребом, а также столовая с огромным столом и мощнейшими скамьями вдоль него. В переднем углу – образа с постоянно зажженной лампадой. Пол был застелен кошмой из верблюжьей шерсти, на ней можно было резвиться вместе с кошкой.

Второй этаж состоял из зала для приема гостей по праздникам, а также трех небольших спальных комнат.

Подниматься на второй этаж в обуви запрещалось, пол был покрыт масляной краской и застелен самодельными дорожками. В гостиной был небольшой иконостас и масса комнатных растений.

В летнее время на второй этаж подняться можно было прямо со двора, минуя кухню: на балкон, а оттуда в гостиную.

Напротив дома, на дворе, находилась летняя кухня для приготовления пищи (печь летом топилась раз в две недели, исключительно для выпечки хлеба).

Кроме кухни во дворе находился амбар, в нем не только хранилось зерно, но также висели с ноября по март туши забитых осенью баранов, свиней и коров (в то время зимних оттепелей не было). Под навесом  складывались кизы, или кизяки – главное местное топливо из навоза и соломы, тщательно промешанных и просушенных в знойное летнее время.

Вот, пожалуй, и все обустройство переднего, „чистого“ двора, имевшего, конечно, ворота и калитку для выхода на улицу.

В задней части первого двора находились ворота, ведущие на второй двор. Там стоял большой сарай с основным погребом, заполняемым весной привозимыми с речки льдинами. В самом сарае хранились упряжь, телеги, сани, бороны, плуги, сеялки и прочий нехитрый крестьянский инвентарь. В центре этого второго двора был чистый колодец с журавлем для питьевой воды, а возле него помещение для кур, уток, гусей, индюшек и даже цесарок (павлинов, правда, не было. – Ю.М.). Далее следовал третий, скотный двор с конюшней для лошадей и верблюдов, овчарней и свинарником. На этом дворе располагался второй колодец, к которому примыкала колода для водопоя скота, а также скирды сена и сарай для хранений овса. И, наконец, после третьего двора, ближе к речке, располагалась баня.

Подобная планировка была у каждого куриловского дома».


А вот описание быта белорусского еврея той же эпохи, сделанное Крестовским попутно. Причем это далеко не бедный в своей среде еврей, поскольку он владел корчмой и правом торговли водкой на очень бойком месте.


«Вот и корчма перед нами – низенькая, маленькая, грязненькая, с черной соломенной кровлей, на которой разросся порыжелый мох, и торчат засохшие стебельки бурьяна. Из низенькой закопченной трубы дым валит. Длинный журавель скрипит над криницей, из которой батрачка тянет бадью. Две лохматые собаки, тощие и злые, бросаются на лошадей и на Шарика, который, в виду столь грозного неприятеля, поджав хвостик, старается поскорее затесаться в середину между людьми и конями.

– Эскадрон, стой!… Послать взводных вахмистров с котелками!

…В маленькой, низенькой корчемке топилась печь, и дым ел глаза: ветром выбивало из трубы. Замурзанные жиденята в одних рубашонках ерзали голым телом по холодному, сырому, грязному земляному полу; две еврейки в каких-то смоклых лохмотьях с ухватами возились у печки, готовя щуку и кугель к наступающему шабашу».


А в это время миллионы евреев жили в десятки раз хуже вышеописанной семьи. Вопрос: почему они не хотели жить в просторном двухэтажном доме, иметь десятки голов скота и несчитано – птицы? Почему предпочитали нищую, убогую жизнь? На этот вопрос не ответишь солженицынскими глупостями про «родную землю» и баснями про отвыкание от работы.


Еще момент. Иудейство, христианство и мусульманство базой имеют один и тот же источник – Ветхий завет. И согласно ему, Бог, изгоняя Адама и Еву из рая, обязал всех людей добывать хлеб свой в поте лица своего. Отказываясь непосредственно «добывать хлеб свой», евреи превращаются прямо-таки в антибожью секту. У евреев должны быть веские основания не поступать так, как постановил Бог.

 

 

КАКОВ ПОП…

 

Прежде чем изложить свою версию, хотел бы напомнить читателям два момента. У меня была дискуссия с раввином, в ходе которой я, к примеру, выяснил, что для еврея религия и его вера – это не то, что написано в священных книгах, а то, что ему втолковывают раввины. Этот момент следует оценить, поскольку такого, пожалуй, нет ни в одной религии мира. Раввины как бы непрерывно подправляют иудейскую веру. Наверное, это удобно и для верующих, но, безусловно, это очень удобно для раввинов.


Второй момент: раввинов позорит и лишает сана производительный труд. Это очень интересный момент, и для меня нет сомнений, что это изобретение самих раввинов, благо их религия очень гибкая.


Смотрите, что получается. В старом еврейском обществе наиболее уважаемыми людьми в кагале были раввины, а каков поп, таков и приход. Быть уважаемым означало быть, как раввин (раввин – дословно «учитель»). Иными словами, устраиваться в жизни, как раввин. Годился и по сей день годится любой труд: ростовщика и проститутки, вора и спекулянта, ученого и завскладом, врача и библиотекаря, – но только не производительный. Никто не запрещал еврею быть крестьянином или ремесленником, но тогда еврей в кагале попадал в касту глупых, а потому презираемых. Он был тем, у кого не было ума устроиться, «как раввин» (именно раввины закрепили это состояние еврейства: «нет более презренного занятия, как земледелие» (ХХIV, Иебамот, 63а), зато «единственное же занятие, достойное еврея, кроме изучения талмуда – это торговля» (Иебамот, 63а) – прим.ред.).


Человек может многое вынести, даже всеобщую ненависть, но не переносит презрения. Всеобщее презрение часто ведет к самоубийству, как ни сдерживает человека инстинкт самосохранения. Думаю, именно поэтому евреи предпочитали иметь живот, приросший к позвоночнику, но не опускаться в глазах своих сородичей до крестьянского труда.


Был выход: плюнуть на сородичей. Но тогда ситуация складывалась еще хуже. Евреи тебя презирали как отщепенца, а коренные жители – как жида. Если бы все евреи стали заниматься производительным трудом… А то ведь они своим паразитизмом продолжают мозолить глаза коренному населению. И коренные не могут забыть, что ты – один из них.


Как ни странно, в царской России было легче. Еврей мог принять православие, и тогда если не о нем, то уж о его потомках забывали, каких они кровей. Смена веры была Рубиконом, присягой на отказ от жидовства. В СССР с его победой атеизма еврей лишился возможности официально объявить, что он не жид. И никакой интернационализм тут не помогал. Для своего кагала еврей-трудяга был отщепенцем, у которого не хватило ума «устроиться», а остальным нациям «устроившиеся» жиды не давали забыть, кто он.


Вот сценка из жизни. У нас в цехе работал токарем еврей-пьяница. Кстати, токарем он был прекрасным. Как-то опоздал на работу – провел ночь в вытрезвителе. Обеденный перерыв, работяги за разметочной плитой играют в домино, чувствуется, что ему сочувствуют – ведь пьянице еще предстоят разборки в профкоме, снятие 13-ой зарплаты и т. д. Наконец кого-то прорывает: «Ты, Боря, какой-то жид неудачный. Все жиды завскладами да начальниками работают, а ты, мало того, что ты работяга, так еще и забулдыга! Ты что, не мог с нами выпить? Мы бы тебя домой отвели. Пьешь с кем попало…», – и т. д. и т. п. То есть, коренные такого еврея, безусловно, считают своим, но забыть об остальных не могут: не слепые и видят, что в городе, в котором каждый пятый – еврей, в цехе на 100 человек рабочих только два еврея. А раз забыть не могут, автоматически прорвется: «жид неудачный».


Вообще-то перед евреем, занимающимся производительным трудом, не грех и шляпу снять. Ему надо иметь ой, сколько мужества, чтобы противостоять презрению тех и невольным оскорблениям этих.


Подведем итоги. Судя по всему, ситуация в еврействе развивалась в такой последовательности.


Сначала раввины, пользуясь тем, что все законы в их руках, оговорили себе привилегию – право не работать и жить на шее у кагала. Но оговорили, как им казалось, «умным» образом – сделали труд для себя позором. Полагали, видимо, что сию данность все примут и относиться это будет только к раввинам, но фактически подобное положение вещей привело к тому, что производительный труд стал позором для любого еврея.


Эра всеобщего атеизма, падение авторитета раввинов не изменили положения, поскольку к этому времени умами всего мира владела еврейская пресса, которая компостировала мозги самим евреям: они, дескать, очень умный народ, таких умных грех использовать на полях и в цехах. Разве уж только какой дурак родится…


Вот причина, по которой евреи не могли, да по уму и до сих пор не могут, создать своего государства. Оно немыслимо без людей производительного труда, и догадайся арабы замириться с Израилем, устрани они угрозу ему, а вместе с ней и помощь евреев всего мира,- Израилю наступит конец. Те немногие евреи-трудяги, которых накопил Израиль, огромное количество жидов, сбежавшихся туда, содержать не смогут. Израиль рухнет. На мой взгляд, в этом причина многих, если не всех еврейских бед. Это действительно уникальный народ, поскольку в мире больше нет народа, в котором труд считался бы позором.

http://communitarian.ru/publikacii/filosofiya_antropologii/trud_kak_pozor_chast_2_28032013/

Админ:

РУССКАЯ АРТЕЛЬ: ПОЗНАТЬ СЕБЯ. Часть 1 

Опубликовано:      Источник: http://ymuhin.ru/node/923/russkaya-artelx-poznatx-sebya-chastx-1
 
 Написал большую работу, не имеющую сиюминутного значения, и хочу обсудить ее на сайте. Из-за размера буду давать ее частями, возможно, перемежая другими, более оперативными материалами. Данная работа об организации трудовых коллективов, состоящих из русских людей, о трудностях этого дела, о путях разрешения этих трудностей. Честно говоря, я не уверен, что все свойства русских работников, которые ниже будут рассмотрены, не присущи и иным народам, но, с другой стороны, а какое нам до остальных народов дело? Нам бы с собою разобраться. Проводя коллективизацию сельского хозяйства, большевики создавали из русских крестьян трудовые коллективы, при этом, большевики были уверены, что создают точное, ну, почти точное подобие русской артели, почему и называли колхозы артелями и даже первые типовые уставы колхозов назывались уставами артели. Веками русские люди работали в артелях и, казалось бы, какие могут быть трудности с организацией артелей? Но коллективизация – создание трудовых коллективов из русских людей по проектам большевиков - вызвала огромные проблемы, закончившиеся голодом на Украине и в областях казачьих войск – на Дону и Кубани. У этого голода есть свои причины, не связанные с коллективизацией, однако, возникла мысль проверить, а не внесла ли непродуманная коллективизация и свою лепту? 
Куда подевалась солома?

Идею этой проверки подсказал пересланный мне архивный документ, о котором появились сомнения в его подлинности:   «Докладная записка заместителя наркома земледелия СССР А.В.Гриневича наркому земледелия СССР Я.А. Яковлеву о хозяйственном положении Зиновьевского района УССР. 25 апреля 1932 г Не ранее 25 апреля 1932 г.1

Совершенно секретно Ознакомившись на месте с ходом весеннего сева в Зиновьевском р. УССР, считаю обязанностью члена партии сообщить Вам о том общем хозяйственном положении, в котором сейчас находится этот район. Тем более я считаю необходимым это сделать, что в таком же положении, как и Зиновьевский р., находится еще ряд районов Украины, по моим соображениям, не менее 15—20 районов. В ряде других районов Украины положение лучше, но также угрожает серьезными последствиями в отношении сева и проведения уборочной кампании.   Опишу факты. На 1 июля 1931 г., по данным сельхозналога, в районе имелось 18 908 лошадей. По данным переписи, на 1 февраля 1932 г. было 11 934 лошади. По данным сельсоветов, на 25 апреля 1932 г. осталось 9026 лошадей, т.е. менее, чем за год, убыль конского состава превышает 50 %. Мало этого. Из оставшегося конского поголовья не менее 50 % необходимо немедленно снять с работы, т.к. работа на них приведет к немедленной гибели и этой части поголовья ввиду ее крайнего истощения. Мне приходилось видеть самому не одну сотню лошадей, и я убедился, что этот вывод является неизбежным, если мы не хотим потерять оставшееся конское поголовье в районе. Даже и наиболее здоровая группа лошадей с трудом работает в поле, и часто приходится впрягать к паре лошадей еще пару коров. На поле можно видеть при севе постоянно останавливающихся лошадей, едва могущих двигаться.   С началом сева, в связи с вовлечением в работу лошадей, падеж конского состава вновь поднялся, и за время сева в районе пало до 600 лошадей. Таким образом, тягловой силе района нанесен серьезный удар, который отразится в еще большей степени во время уборочной кампании.   

Между тем район располагает огромными сельскохозяйственными возможностями. Озимые, которых засеяно около 100 тыс. га, взошли прекрасно. На сев яровых район, за исключением картофеля, имеет посевной материал, правда, часто не тех культур, которые намечены по плану.   Однако при том разгроме, который произошел в составе тягловой силы района, и при условии, что район не имеет никакой возможности поддержать оставшуюся тягловую силу кормами, т.к. их совершенно нет в районе (нет даже яровой соломы, и лошади кормятся озимой соломой с примесью силоса), истощение конского состава носит характер длительный, благодаря чему даже при нормальном корме трудно его восстановить, т.к. значительная часть лошадей, по-видимому, на почве длительного недокорма имеет заболевание туберкулезом.   

Убыль коров меньше, однако, она имеет место довольно в больших размерах. Из коровьего поголовья со времени переписи на 1 февраля 1932 г. — 11 374, осталось — 8599 голов.   Район коллективизирован на 98 %. В результате прошлого производственного года колхозники, по данным 70 колхозов, получили хлеба в среднем по 76 кг на едока, и этим они должны питаться круглый год. Естественно, что уже с марта мес. среди значительного количества колхозников наблюдается голодание. Имел место ряд случаев опухания от голода. В настоящее время, по сообщению районных работников и по тем наблюдениям, которые мне пришлось сделать в деревнях, хлеба у колхозников почти нигде нет.   

Район содержит несколько десятков питательных пунктов для детей колхозников. Работающим на полях работникам отпускается в виде государственной помощи 200 г хлеба ежедневно, а трактористам — 400 г. При этом тех фондов, которые имеются в районных организациях для оказания продовольственной помощи только работающим колхозникам, может хватить примерно до 5 мая. После чего в случае неоказания помощи со стороны полевые работы стоят под угрозой срыва, и поздние культуры могут быть не засеяны. Между тем поздние культуры составляют в районе около 2/3 сева. Или же местные организации вынуждены будут расходовать посевной материал на продовольствие.   

Районные организации, опираясь на рабочие городские организации, ведут огромную работу сейчас в колхозах в связи с севом. Часто почти в каждой колхозной бригаде есть представитель городских организаций. Всего до тысячи людей послано районом в колхозы. Этим в значительной степени объясняется то, что работы к севу все же ведутся более или менее успешно, а также то обстоятельство, что посевной материал не растаскивается в значительном количестве на продовольствие. Однако при отсутствии помощи районные организации не в состоянии будут удержать от этого.   

В результате описанного мною положения резко снизился хозяйственный интерес колхозника. Вследствие того, что в результате хозяйственного года колхозники исключительно мало получили в качестве вознаграждения за свой труд, среди колхозников появились настроения бесполезности вкладываемого ими труда и настроения, требующие гарантии, что в будущем не повторится то, что в нынешнем году.   

Такое тяжелое положение района создалось, по моему убеждению, в основном, помимо организационной слабости колхозов, вследствие значительной переоценки мощности района и его ресурсов при подходе к хлебозаготовкам истекшего года. Аллилуйскому поведению руководящего состава в то время местных работников, не знавших истинное положение вещей в деревне и кричавших, что хлеба для выполнения плана хлебозаготовок в деревне достаточно и что все дело — уметь его взять, а также в кулацких настроениях и также в том, что высшие советские и партийные организации также не сумели разглядеть истинное положение района: в то время, когда уже в районе была значительная убыль конского состава, продолжавших нажимать на выполнение хлебозаготовок, считая, что все дело в неумении местных органов взять хлеб. 

Я считаю особенно важным то обстоятельство, что район доведен до такого состояния при условии, когда урожайность прошлого года хотя и была пониженной, однако было достаточно не только для продовольствия людям и корм скоту, но и для сдачи довольно значительных излишков по хлебозаготовкам, т.к. это обстоятельство особенно влияет на разложение в колхозах. Урожай 1931 г., по данным районных организаций, оценивался так: озимая пшеница с га — 10 ц; рожь с га — 8 ц; яровая пшеница с га — 38 ц; овес с га — 5 ц; гречиха с га — 3 ц; ячмень с га — 8 ц; просо с га — 9 ц; кукуруза с га — 13 ц; подсолнух с га — 10 ц; соя с га — 6 ц.  В таком же положении, как Зиновьевский р., находится и рядом расположенный Ново-Миргородский р., а также еще несколько районов Одесской обл., ряд районов Киевской обл. и некоторые другие. В связи с этим я считаю необходимым оказание немедленной помощи этим районам Украины отпуском кормов для лошадей, а также продовольствия для помощи колхозникам. Вместе с тем, необходимо учесть, что в особо тяжелое положение сельское хозяйство этих районов попадет ко времени уборочной кампании. Поэтому необходимо немедленно принять меры к усилению тягловой силы этой части Украины путем относительного большего увеличения, чем другим областям, завоза на Украину и, в частности, в эти районы тракторов и грузовиков, а также организованной закупки для них лошадей в других областях. 

Заместитель народного комиссара земледелия Союза ССР А. Гриневич. Р. S. Тот факт, что район действительно голодает, лучше всего подтверждается исключительными размерами ухода населения из района. С 1 января 1932 г., по данным сельсоветов, ушло из района 28 300 человек (в районе сельского населения около 100 тыс. человек). Ушло 160 трактористов, т.е. весь квалифицированный состав трактористов.2   Примечания: 1 Датируется по содержанию документа 2 Абзац вписан от руки».   

Мне этот документ тоже не сильно нравится, хотя, возможно, он и подлинный. На 38 ц яровой пшеницы с га, я бы не стал обращать внимания, поскольку, не исключено, в данном случае просто упущена запятая между 3 и 8. Это нормально – урожай яровой ниже озимой.   На ненормальность документа должно указывать другое - полное отсутствие в нем сведений о быках (волах). А это тот район, в котором пахали только на них, я еще в 50-х примерно в этом районе возил на тракторную бригаду воду на быках, еще и тогда быки были тягловой силой. Лошади были предназначены для боронования, для перевозки грузов и людей и в помощь быкам при уборке урожая, поскольку и жатки тянули в основном быки.

     

Если же документ подлинный и его текст не сокращен, то это означает только одно – к 1932 году настоящего тягла для этих районов (быков) совершенно не осталось – все были вырезаны, съедены или проданы. Это так хорошо подтверждает мое объяснение голодомора, что даже я не верю в 100% уничтожение быков. Коровы-то остались, значит, каждый год появлялись бычки. Возможно, Гриневич о них написал что-то такое, что фальсификаторам не понравилось, а ничего разумного они придумать не смогли и просто убрали эту часть текста.   

Числа тоже подозрительны. Зиновьевский район Одесской области – это нынешняя Кировоградская область Украины. В те годы она входила под таким названием вместе с нынешней Николаевской областью в состав Одесской области. Никаких особых городов с промышленностью, кроме бывшего Елисаветграда, на тот момент Зиновьевска и будущего Кировограда, в области не было, то есть, население было сельским. Сама Кировоградская область по площади всего на треть меньше Одесской и равна Николаевской области, таким образом, этот Зиновьевский район в то время «весил» 30% тогдашней Одесской области, имевшей в 1932 году население более 3 миллионов человек. Таким образом, на этих плодороднейших черноземах, уже полностью заселенных, должно было жить минимум полмиллиона сельского населения, а не 100 тысяч, как в приписке. Видимо фальсификаторы поленились выяснить, что это за район, и вписали «с потолка» 100 тысяч, чтобы число ушедших выглядело более впечатляющим. При этом фальсификаторы оставили, что эти 100 тысяч (включая женщин и детей) уже засеяли 100 тыс. га только озимых без быков, только на лошадях и небольшом количестве тракторов.   

Разумеется, эти мои сомнения во многом вызваны опытом – вызваны установленным фактом массовых фальсификации советских архивов в огромных масштабах. Тут уж при малейшем подозрении перестаешь верить во все, поступающее из архивов, – «на воду дуешь», хотя в данном случае это подозрение может и не иметь оснований.   

В любом случае мне интересен этот документ из-за факта падежа лошадей и коров. Лошадей в то время не забивали не только потому, что у славянского населения не в обычае их есть, но и потому, что забой лошади был уголовным преступлением. Лошади уж точно пали от отсутствия кормов, о чем в документе и написано, и, кстати, этот падеж отмечен и в других, безусловно, подлинных документах той эпохи.   Вот скажем абзац из письма студентки В. Рохлиной, возможно, «дадцатипятитысячницы» своему другу о положении в колхозе «Краща доля» («Лучшая судьба») Волчанского района УССР, датированное 14 июня 1932 г.:   

«Несколько о делах колхозных. Сев у нас закончился неплохо. Ранние яровые закончили 15 мая, но вот беда, сильная гибель озимой пшеницы. В нашем колхозе на 100 % причина — гесенская муха, нужно сказать, повреждено пшеницы гесенской по району велико. Слишком хищническое отношение к земле. Сеют пшеницу по пшенице, не унавоживают. В этом году с вывозкой навоза очень трудно, ибо сильная убыль скота. В нашем колхозе еще сносно, из 159 лошадей погибло 15 лошадей. В других колхозах положение во много раз хуже. Вчера приехала из колхоза, где из 130 лошадей пропало 30 лошадей, есть и еще хуже. Несмотря на это, надо все силы мобилизовать на вывозку навоза».   

И в этом сообщении ни слова о быках, как будто их к тому времени уже и в природе не было! Теперь о том, почему этот факт гибели и лошадей примечателен и важен.   Вспомните, как выглядит кликушество о голодоморе? Согласно официальной брехне, голод начался из-за того, что у старательно работающих крестьян проклятые большевики забрали весь выращенный хлеб и крестьяне начали голодать. Хлеб – это зерно, то есть, подчеркну, большевики, якобы, забрали все зерно и только его! Но ведь солома-то осталась! Сено-то большевики не забирали! Кроме того, прямо на полях выращивались корма – та же кукуруза на силос, силос тоже не забирали! Лошади и коровы прекрасно обходятся травой, овес лошадям и ячмень или кукуруза быкам нужны были только в периоды напряженной работы этих животных. Уже солома яровой пшеницы равноценна плохим сортам сена, овсяная солома прекрасный корм, просяная полностью равноценна сену. И даже озимую солому можно подготовить так, что животные охотно будут ее есть. Урожай солом примерно в два раза больше зерна. Почему началась бескормица скота, если даже по голодоморной брехне «забирали» только зерно?? Куда делись посеянные корма и солома?
  Сколько «забирали»?

И ответ получается один – уже в 1931 году крестьяне не сеяли и не убирали, отсюда и голод. Сначала порезали быков и продали говядину, стало трудно и непроизводительно пахать только на лошадях, а далее просто перестали пахать и сеять. Нынешние умные историки объясняют этот отказ работать «отсутствием стимулов в колхозах», не замечая, что они этим утверждают, что у вступивших в колхозы крестьян внезапно появился стимул сдохнуть от голода. Ведь города хлеб не растили, и если его перестали растить крестьяне, то голод неизбежен. Кстати, и при чем тут колхозы, если на тот момент на Украине было коллективизировано чуть больше половины хозяйств? Более того, единоличники вначале оказались даже в более выгодном положении, поскольку пускали на прокорм зерно, выданное им для посева, а колхозники семенной фонд громили не часто.   

Ну ладно, давайте оценим, сколько большевики «забирали», – сколько требовали продать государству по госценам? Ведь понятно, что забирали не все, а столько, сколько требовалось за взятую у народа землю по закону. (Блеяние Кучмы: «Забрали все, а потом и то, что было спрятано», - это совсем уж для дебилов). Будем ориентироваться на краткую заметку в газете «Социалистическое земледелие», 24.04.1933. http://ihistorian.livejournal.com/196353.html. Статья называется «Цифры убеждают».    «Кто первые кандидаты в зажиточные? О них сегодня толкуют в бригадах. Для всех несомненно, что дед Роман, вырабатывающий 2—2,5 трудодня, продолжая ударную работу, сумеет выработать не менее 400 трудодней. Велики возможности и таких добросовестных колхозников, выполняющих и перевыполняющих нормы, как И. Масич, В. Комар, Я. Стогный я другие.

В переводе на зерно 400 трудодней Романа — это 200 пуд. хлеба.
 
В этом году артель запланировала 10 ц. с га. Цифра реальная, требующая только добросовестной работы. Артель должна, таким образом, собрать 22.617 ц. зерновых (пшеницы, ржи, ячменя, овса, кукурузы). Расчет: на хлебосдачу — 4.551 ц., семссуда — 1.004 ц., семфонд и броня фуража — 4.983 ц., возврат продпомощи — 10 ц., оплата МТС — 149 ц. Всего — 10.700 ц.

 Для распределения остается около 12.000 ц. — на трудодень 7,4 кг. По постановлению НКЗ СССР бригаде, добившейся большей урожайности, прибавляется 20 проц. Значит, лучшие бригады артели получат до 8,8 кг на трудодень.

 Лодырь, вышедший па поле ради котла и работающий «абы как», не съест ли он роботу лучших колхозников, не обесценит ли он трудодень?

 В прошлом году артель собрала вместо 9 ц. с га зерновых 3.2 ц, вместо 150 ц. с га бурака 30.3 ц. Лодыри сделали свое дело. Оттянули сроки сева (сеяли 42 дня), обрабатывали почву из рук вон плохо, допустили, чтобы хлеб пророс, не боролись с расхитителями зерна. Менее килограмма на трудодень — таков итог грустного хозяйствования.

Теперь лучшие колхозники видят в колхозе свое, так как здесь они могут стать «заможными». Вот почему ударники четвертой бригады категорически заявили третьей бригаде, которая выходила сеять в полдень:

 — Вы затягиваете сев. Вы крадете наш урожай. Если завтра вы не подниметесь вместе с нами, мы пришлем своих ударников, они заберут ваше тягло и инвентарь и обработают поле. А лежебоки хай лежат на печи. Посмотрим результаты.
 На рассвете третья бригада была в поле.

 Ударник Парапенко увидел, что опытный севец тов. Кинька сеет с огрехами, небрежно. Он остановил его среди поля н потребовал:
 — Не паскудь урожай!

 Явдоха Чухрай пришла в хату позднее обычного и чуть взволнованная.
 Она рассказала мужу и сыну о доходе: трудодень, — 8 килограмм.
 Муж недоверчиво покачал головой. Приказал сыну:   
 — А ну, подсчитай сам.
 Сын долго сопел над четвертушкой бумаги, потом выпрямился я сказал устало:
 — Так, батько, и выходе...
 … Утром все трое работали в степи.
Л. ЦЕЙТЛИН. «Червоный партизан», Харьковщина».

 (Поскольку и дальше пойдет исчисление веса в пудах, напомню, что пуд это 40 фунтов или, по сегодняшней системе мер, чуть более 16 кг).

При нормальной обработке украинского чернозема и даже при средней погоде, для того времени 10 ц с га уже достаточно скромная урожайность. Продать государству надо было 4.551 ц из 22.617ц, запланированных к сбору - 20% урожая или 2 ц с гектара. Остальное собранноезерно шло семена, корм своему же скоту, небольшая плата МТС. Для распределения колхозникам должно было остаться 53% урожая, при скромной урожайности в 10 ц с га, и все остальное зерно сверх 10 ц, если урожай будет выше. Разве можно при таком раскладе говорить, что большевики «забирали все, а потом и спрятанное»?

 За все, про все, крестьянам требовалось для жизни в среднем 20 пудов зерна на душу в год, те есть, помянутый в статье дед Роман заработал на 10 человек. Но ведь и семья деда Романа работала, и она получала трудодни, а полученный ими избыточный хлеб был предназначен для продажи на базаре. Это что – не стимул?   Давайте оценим, в каких условиях эти же крестьяне работали раньше, при царе. Начну с того, что все голодоморчики даже не упоминают о налогах на советских крестьян, а ведь были и налоги, но были они не значительны, и посему не играли роли в данном случае. Голодоморчики говорят только о госпоставках, то есть, о продаже части урожая (примерно 2 центнеров с выделенных крестьянину полей) не на свободном рынке, а обязательно государству. Было ли это как-то особенно не справедливо?   

Начну с того, что вопрос о земле был разрешен так, как того хотели сами крестьяне России – социалисты-революционеры (большевики не имели к этому отношения), разработав проект Декрета о земле, предварительно собрали десятки тысяч крестьянских наказов. И это по желанию крестьян (выделено мною): «Вся земля: государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т.д., отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней». То есть, сельскохозяйственные земли переходят в пользование крестьян, но являются достоянием (собственностью) всего народа, то есть, и жителей городов тоже. И жители городов имели право (разумеется, не бесплатное) на плоды своей собственной земли. Вот этими 2 центнерами с гектара обеспечивалось это право жителей городов – этим зерном защищалось население городов от монопольного взвинчивания цен на хлеб крестьянами. Вот теперь, давайте оценим, сколько зерна изымалось БЕСПЛАТНО у крестьян при царе.   

На 1912 год сельское население составляло 108,9 миллиона душ - это все жившие доходами сельского хозяйства от крестьян до помещиков. Средний доход этих людей на каждую душу был 42 рубля 96 копеек (чисто крестьянского дохода в статистике нет). На это сельское население возлагались прямые налоги - казенные, земские, мирские, страховые и за сделки по купле-продаже земли, а также за жилые дома, шоссейные дороги, мосты и переправы). Косвенные налоги - за водку, табак, сахар, керосин и спички. Сборы - таможенный, пошлины и промысловый в части, касающейся крестьян. Платежи - крестьянскому и иным банкам, арендная плата за землю, принадлежащую царю. Всего налоги, сборы и платежи на одну среднюю душу сельского населения составляли 10 рублей 18 копеек или 23,7%.   

Цена ржи в зерне в Нечерноземной полосе – 114 копеек, пшеницы – 134 копейки за пуд, и по самому дешевому хлебу доход сельского жителя был 37,7 пуда ржи в год, но на самом деле это зерно было и для горожан, и для экспорта. А за вычетом налогов и платежей, средний доход (32 рубля 78 копеек) составлял 28,8 пуда – это все, чем средний сельский житель располагал для еды и продажи. И это, напомню, средний доход крестьян и землевладельцев, а для жизни крестьянской душе требовалось 20 пудов в год. Крестьяне бунтовали против таких царских порядков, и их не трудно понять.   Но как понять, что при их, крестьян, советской власти разгорелась война между крестьянами и их же властью, хотя нужно было всего лишь 20% того, что давала земля, и всего лишь продать государству по мировой цене? Но вернемся к статье о колхозе «Красный партизан». Вообще-то, на мой взгляд, корреспондент очень точно передал нюансы, даже то, что инициатором выхода семьи Чухрай в поле был не муж, а его жена Явдоха (о чем позже). Однако, на мой взгляд, корреспондент и тогда не понял некоторые описанные им моменты, а сегодня, думаю, их вообще мало кто понимает. Вот, к примеру, такой: «Вот почему ударники четвертой бригады категорически заявили третьей бригаде, которая выходила сеять в полдень:   — Вы затягиваете сев. Вы крадете наш урожай. Если завтра вы не подниметесь вместе с нами, мы пришлем своих ударников, они заберут ваше тягло и инвентарь и обработают поле». Казалось бы – а какое дело этих ударников четвертой бригады до соседней бригады?  Или вот такой момент: Ударник Парапенко увидел, что опытный севец тов. Кинька сеет с огрехами, небрежно. Он остановил его среди поля н потребовал:
— Не паскудь урожай!». Опять таки, а какое дело ударника Парапенко до того, как сеют в соседней бригаде?
 Можно подумать, что эти ударники какие-то особо идейные коммунисты, но это не правильно ни в меньшей мере. К коммунизму и советской власти их реакция не имела ни малейшего отношения.

Давайте представим колхоз в виде четырех колхозников, у которых по гектару земли. Один честный трудяга, а трое «умных». Итак, начало получения урожая это: вывоз навоза (который могут вывозить даже подростки), вспашка (которую плугами на быках могут выполнить и подростки), боронование и сев, - это занимающие время, но очень нетяжелые сельскохозяйственные операции. Вот только сев нужно произвести точно в срок – когда земля уже теплая, но еще влажная (а его в колхозе «Красный партизан», как вы прочли, проводили 42 дня). Один колхозник из нашей четверки все эти операции выполнил в срок и качественно. А остальные трое «умных» - как попало, но все четверо получили, положим, по 100 трудодней.

 Далее наступает самая физически тяжелая операция – уборка урожая, страда. Брокгауз и Ефрон сообщают, что самые гибельные месяцы в России, месяцы, когда смертность населения резко превышала среднегодовую численность, - июль и август. Это месяцы страды, тяжелейшей крестьянской работы, изнуряющей даже при тогдашней механизации. Вот, что сообщает «Настольная книга земледельца»:   «Лобогрейка более сложная, но зато более удобная машина, которая в большом ходу в южных хозяйствах. …Для сбора хлеба служит деревянная платформа с боковым выходом, через который время от времени выбрасывается вторым рабочим хлеб. Работа сбрасывания — одна из самых тяжелых, и вот почему машины эти прозвали «лобогрейками» или «чубогрейками». …Лобогрейки работают на паре, чаще на тройке лошадей или на двух парах волов и убирают до 5 и даже 6 дес. в день. (Косой один работник убирает 0,3 га в день с большим напряжением). …при всех преимуществах лобогрейки, например, ее большой простоте и долговечности, она обладает большими недостатками: прежде всего, работа сбрасывальщика — одна из самых тяжелых, и редкий рабочий выдерживает ее на буйном хлебе больше 2 часов».   Так вот, в нашем примере первый колхозник эту тяжелую работу выполнил – убрал урожай - и получил со своего гектара 16 центнеров - стопудовый урожай (мечта крестьян при царе). А остальные трое не стали париться - не стали убирать. Думаете, что этого не могло быть?   Вот свидетельство свидетеля, абсолютно заинтересованного соврать нам обратное. Генерала Григоренко выгнали из СССР за антисоветскую пропаганду, в США он написал мемуары «В подполье можно встретить только крыс», а поскольку он такой щирый украинец, что и пробы ставить негде, то и подписал их не Петр Григоренко, а Петро. И, тем не менее, этот Петро сообщает не о желании большевиков задушить голодом крестьян, а о забастовке крестьян:   «Скажу о себе. Я мог, я обязан был видеть, сколь страшная опасность нависла над нашим народом. Я своими ушами слышал, как секретарь ЦК КП(б)У Станислав Косиор-коротышка, в прекрасном отутюженном костюме, с бритой, до блеска, большой круглой головой — летом 1930 года инструктировал нас, отъезжающих в качестве уполномоченных ЦК на уборку урожая:  «Мужик перешел к новой тактике. Он отказывается убирать урожай. Он хочет, чтобы погиб хлеб, чтобы можно было костлявой рукой голода задушить советскую власть. Но враг просчитается. Мы его самого заставим узнать, что такое голод. Ваша задача — сорвать кулацкую тактику саботажа уборки урожая. Убрать все до зернышка и собранное немедленно вывозить на хлебосдачу. Степняки не работают, надеясь на спрятанное в ямах зерно прошлых лет уборки. Надо заставить их раскрыть ямы».  Но то, что я увидел, превзошло все мои, самые худшие ожидания. Огромное, более 2000 дворов, степное село на Херсонщине — Архангелка — в горячую уборочную пору было мертво. Работала одна молотарка, в одну смену (8 человек). Остальная рать трудовая — мужчины, женщины, подростки — сидели, лежали, полулежали в «холодку». Я прошелся по селу — из конца в конец — мне стало жутко. Я пытался затевать разговоры. Отвечали медленно, неохотно. И с полным безразличием. Я говорил:  —  Хлеб же в валках лежит, а кое где и стоит. Этот уже осыпался и пропал, а тот, который в валках, сгинет. —  Ну, известно сгинет, — с абсолютным равнодушием отвечали мне.  Я был не в силах пробить эту стену равнодушия. Говоришь людям — у них тоска во взгляде, а в ответ — молчание. Я не верю, чтобы крестьянину была безразлична гибель хлеба. Значит, какая же сила протеста взросла в людях, что они пошли на то, чтобы оставить хлеб в поле. Я абсолютно уверен, что этим протестом никто не управлял. По сути это и не было протестом. Людьми просто овладела полная апатия. Значит, как же противно было народному характеру затеянное партией объединение крестьянских хозяйств».   

Итак, продолжим начатый пример. Первый колхозник получил еще 100 трудодней за уборку урожая, а «умные» – ничего, в итоге весь доход колхоза это 16 центнеров, собранные первым колхозником. Но в итоге средняя урожайность по всем четырем гектарам составила 4 центнера, а общее количество трудодней по колхозу – 500. Трудяга, по результатам своего труда должен был бы получить на трудодень по 8 кг зерна, а получил всего 3,2 кг. А умные паразиты, не давшие в общую копилку ни грамма зерна, получили по 3,2 кг на свой трудодень!   Голодоморчики воют, что большевики устроили им геноцид. Нет, кликуши, это «умные» душили голодом не только свою власть, но и своих односельчан - настоящих трудяг-крестьян.   

Итак, в 1932 году этот колхоз «Красный партизан» получил в среднем (вместо и так скромных 9 ц с га) всего 3,2 ц. Из которых 2 нужно было продать государству, 1,1 ц – оставить на посев. Даже без фуража и корма скоту, что оставалось самим «труженикам»?   Так почему не растили хлеб в 1932 году? В колхозе корреспонденту объяснили – из-за лодырей. Что – вот так просто? Не были эти крестьяне лодырями 12 лет советской власти до 1929 года, не были, а тут вдруг раз и стали? Причем, все сразу?   

Одну причину я назвал уже очень давно – это была забастовка крестьян, эту же причину назвал и Косиор. Но у забастовки есть требование, а что требовали крестьяне? Не проводить коллективизацию? А кто их гнал в колхозы? Ведь и к 1932 году, накануне решающего голода, на Украине было коллективизировано всего чуть более 60% хозяйств, а бастовали уже в 1930-м все – и колхозники, и единоличники.   Во-первых, это была забастовка с требованием поднять до цены базара цену хлеба, продаваемого государству. Напомню, что большевики, чтобы обеспечить покупателями нарождающуюся промышленность, чтобы создать для этой промышленности рынок сбыта, решили дать деньги крестьянству для покупки ими товаров промышленности – из крестьян создать рынок. И давали они эти деньги путем поднятия цен на хлеб примерно в 10 раз выше мировых и тех, что были при царе и до 1929 года. Большевики начали повышать цены в коммерческих магазинах, за ними начали расти и базарные цены. А вот цена на эти 20% урожая, которые надо было продать государству, оставалась мировой. Для чего? Чтобы уберечь жителей городов от роста цен на хлеб в условиях, когда их зарплата еще не растет.   

И крестьяне в ответ отказывались продавать хлеб государству. А когда их силой заставляли сдать госпоставки, они переставали обрабатывать землю. Не обрабатывали, но и не возвращали ее государству. Поступали, как забастовщики на промышленных предприятиях – они ведь тоже не увольняются, но и не работают.   

Раньше я полагал, что это единственная причина голода. А сейчас полагаю, что все было не так просто. Посему вопрос организации колхозов представляет специальный интерес, не потерявший значение и в наши дни.
(продолжение следует) Ю.И. МУХИН

Админ:
РУССКАЯ АРТЕЛЬ: ПОЗНАТЬ СЕБЯ Часть 2





 
 
Стимулы работать при царе

 Вновь перечитал «Письма из деревни» А.Н. Энгельгардта и понял, что большевики (возможно и не понимая этого) совершили огромный переворот в психологии русских крестьян, и, одновременно, огромное насилие над их мировоззрением. Настойчивостью в осуществлении коллективизации, большевики задавили бывшие у крестьян установки и взгляды на жизнь, на справедливость, а это было делом необычайной трудности – это был подвиг Геракла. До большевиков ни сами крестьяне, ни энтузиасты извне, на протяжение более полувека не способны были создать русскую сельскохозяйственную артель, хотя и самый глупый крестьянин понимал полезность для себя коллективизации. Русские крестьяне прекрасно понимали, что нужно объединиться, они и были объединены, как никто, – в прочнейшие общины. Но области труда вообще и, особенно, в области сельскохозяйственного производства русские крестьяне не могли объединиться! Мешал укоренившийся у них взгляд на справедливость, мешал комплекс исповедуемых ими ценностей, и мешало отсутствие проектов такой сельскохозяйственной артели, в которых бы сохранились и все их ценности! Сказать, что этот подвиг большевики совершили идеально, нельзя. С одной стороны, крестьяне понимали полезность колхоза, с дугой стороны, большинству из них были отвратны колхозные порядки. И дело не в том, что большевики заставляли их продавать государству 20% урожая - царь и помещики обирали их гораздо больше и наглее. Только помещики бесплатно забирали, как минимум, 50%. Дело было в несправедливости распределения результатов труда между самими колхозниками – в той несправедливости, о которой я уже начал писать, и которую крестьяне понимали и признавали. Давайте об этом.

   Сказать, что при царе сельское хозяйство России было чрезвычайно косным и отсталым, это ничего не сказать. Энгельгардт разъясняет, что эту косность надо понимать так: в России на единицу зерна тратится неоправданно большое количество пудо-футов человеческой работы (сейчас сказали бы – джоулей). И эта косность зиждилась исключительно на негодной организации труда в сельском хозяйстве России – на его крестьянской раздробленности, а помещичьи хозяйства были неэффективны. Союз крестьян (по-иностранному – кооператив) был единственным зримым выходом, но как этот союз организовать??

   «Все дело в союзе, - убеждал Энгельгардт. - Вопрос об артельном хозяйстве я считаю важнейшим вопросом нашего хозяйства. Все наши агрономические рассуждения о фосфоритах, о многопольных системах, об альгаусских скотах и т. п. просто смешны по своей, так сказать, легкости». То есть, все эти агротехники и зоотехники, повышающие урожай и выход продукции животноводства, это чепуха по сравнению с трудностью организации сельскохозяйственной артели из русских людей.

   Между прочим, по соседству с Энгельгардтом работали и немцы, арендовавшие поместья разорившихся и неспособных хозяйствовать помещиков или работавшие управляющими. Это были небогатые выходцы из Германии, но, как правило, имевшие европейское агроэкономическое образование. Они, тоже задумываясь над вопросом выхода сельского хозяйства России из тупика, но считали объединение русских крестьян в кооперативы просто невозможным. Они видели один путь – разрушение общины и введение частной собственности на землю для каждого крестьянина, последующее разорение крестьян, продажа ими своей земли людям с деньгами, а уже эти люди наймут разорившихся и продавших свою землю крестьян в батраки, и таким путем можно поднять производительность труда сельского хозяйства. «Один немец, — писал Энгельгардт, - настоящий немец из Мекленбурга — управитель соседнего имения, говорил мне как-то: «У вас в России совсем хозяйничать нельзя, потому что у вас нет порядка, у вас каждый мужик сам хозяйничает — как же тут хозяйничать барину. Хозяйничать в России будет возможно только тогда, когда крестьяне выкупят земли и поделят их, потому что тогда богатые скупят земли, а бедные будут безземельными батраками. Тогда у вас будет порядок, и можно будет хозяйничать, а до тех пор нет». Но Энгельгардт уже имел этих самых русских батраков и, тем не менее, был с немцами не согласен, считая этот путь не эффективным, однако трудности создания сельхозартели он прекрасно понимал.

   Тут надо немного уточнить, от кого мы получаем информацию. Александр Николаевич Энгельгардт, потомственный помещик, начинал как артиллерийский офицер, стал химиком, причем, практиком, затем за научные заслуги стал доктором химии и профессором кафедры химии Санкт-Петербургского земледельческого института. Впутался в студенческие волнения, отсидел два месяца в крепости, и в 1872 году был сослан в свое имение в Смоленской губернии. Энгельгардт по натуре исследователь, то есть, тот, кто получает удовольствие от собственного открытия нового и неизвестного. Поэтому он не только занялся сельским хозяйством как хозяин, но и вникал в вопросы, почему в его отношениях с работниками все происходит так, а не иначе, – не так, как тебе хочется, не так, как ты себе это представляешь.

   Отдельно надо подчеркнуть, что А.Н. Энгельгардт был выдающимся хозяином – тем, кто может достичь самого высокого дохода при минимуме затрат, - он на порядок увеличил денежный оборот имения с тем же количеством земли. Но Энгельгардт не гнался за личным обогащением – это ему было не интересно (хотя и его личный доход тоже рос). Он не сдирал три шкуры с работников и поэтому одновременно поднял и благосостояние крестьян тех деревень, которые на него работали. Пожалуй, он был лучшим хозяином России, к нему со всех концов приезжали учиться, и, казалось бы, именно его хозяйство должно было быть образцом для остальных хозяйств России, казалось бы, путь помещичьих латифундий, как и учили немцы, – вот выход для России в области сельского хозяйства!

   Но Энгельгардт, критикуя и будущие реформы Столыпина, писал (выделено им): * «Разделение земель на небольшие участки для частного пользования, размещение на этих участках отдельных земледельцев, живущих своими домками и обрабатывающих, каждый отдельно, свой участок, есть бессмыслица в хозяйственном отношении. Только «переведенные с немецкого» агрономы могут защищать подобный способ хозяйствования особняком на отдельных кусочках. Хозяйство может истинно прогрессировать только тогда, когда земля находится в общем пользовании и обрабатывается сообща. Рациональность в агрономии состоит не в том, что у хозяина посеяно здесь немного репки, там немного клеверку, там немножко рапсу, не в том, что корова стоит у него целое лето на привязи и кормится накошенной травой (величайший абсурд в скотоводстве), не в том, что он ходит за плугом в сером полуфрачке и читает по вечерам «Gartenlaube». Нет. Рациональность состоит в том, чтобы, истратив меньшее количество пудо-футов работы, извлечь наибольшее количество силы из солнечного луча на общую пользу. А это возможно только тогда, когда земля находится в общем пользовании и обрабатывается сообща.

  …Описав там же мое хозяйство, я закончил статью следующим образом:

  * «Я достиг в своем хозяйстве, можно сказать, блестящих результатов, но будущее не принадлежит таким хозяйствам, как мое. Будущее принадлежит хозяйствам тех людей, которые будут сами обрабатывать свою землю и вести хозяйство не единично, каждый сам по себе, но сообща». И далее я говорю: «Когда люди, обрабатывающие землю собственным трудом, додумаются, что им выгоднее вести хозяйство сообща, то и земля, и все хозяйство неминуемо перейдут в их руки». И додумаются». 

 Сам Энгельгардт не смог додуматься, как именно объединить русских крестьян, большевики тоже не смогли, но у них была власть – они взяли и объединили. Объединили так дубово, так по-книжному, так по-западному, так по-немецки, что Энгельгардт наверняка не раз в гробу перевернулся. Переворачивался потому, что он все силы приложил, чтобы самому понять и другим объяснить, что это такое «русский народ», что это очень непросто, что это очень сложное и противоречивое образование. И он писал об этих противоречиях в среде русских крестьян, предупреждал о них, но для большевиков (как и для Столыпина) он был не авторитет, как и, скажем, Бакунин. У большевиков был свой свет в окошке – свет Запада. Начиная от Карла Маркса, кончая «научными» достижениями западных экономистов и агрономов.

   Однако прежде, чем рассмотреть противоречия в обществе русских людей, давайте закончим с Энгельгардтом, как хозяином, - за счет чего ему удалось достичь выдающихся результатов своего хозяйствования?

   Надо понять положение в тогдашнем сельском хозяйстве России. Самый гнилой класс России, ее ленивой и тупое быдло – дворянство (исключения только подтверждают правило), давшее основу такому же ленивому своему потомству - интеллигенции, до 1861 года имело практически все земли (кроме царских и казачьих) в своем частном владении. И хозяйствовало просто – крепостные половину недели работали на барском поле, половину на поле, отведенном барином для крепостных. В 1861 году царь освободил крестьян от необходимости работать на барина, но не дал крестьянам земли для работы на себя. Вернее, земля выделялась из барской по норме, однако крестьяне обязаны были ее выкупить в рассрочку. Тем не менее, лишившись дармовой рабочей силы, многие ни на что не способные помещики начали разоряться. А разоряясь, бросили поместья на управляющих из тех же крепостных и поступили на чиновничью и военную службу, став получать от царя гораздо больше, чем давали их разоряющиеся поместья. То есть, этих паразитов теперь уже и через казну продолжали кормить те же крестьяне, и в еще большей мере.

   «Передовую» роль помещиков в сельском хозяйстве России Энгельгардт показывает на таком примере. На второй год жизни и работы Энгельгардта в деревне, в Смоленске была устроена сельскохозяйственная выставка достижений Смоленской и соседних губерний, из столицы была привезена куча золотых, серебряных и медных медалей (надо думать, царские чиновники «пилили откаты»). Медали остались практически не розданными – экспонатов на выставку было представлено очень мало и, в основном, с царских хозяйств. А посетитель из трех губерний был один – Энгельгардт. Вернее, двое, поскольку Энгельгардт взял с собой и своего батрака в качестве сельскохозяйственного эксперта и своего советника. Энгельгардт неделю ждал, что приедет еще кто-нибудь из местных помещиков и можно будет посоветоваться на счет помещичьих проблем, – не дождался. Остальным помещикам трех губерний все эти достижения сельского хозяйства были просто неинтересны, им и без достижений сельского хозяйства было хорошо.

   Таким и был этот российский «образованный класс».

   Но вернемся к помещичьим проблемам после освобождения крестьян. Управляющие дворянских поместий (хоть русские, хоть иностранцы), на которых дворяне бросили свои поместья, тоже ведь не имели дармовой рабочей силы, посему поместья все равно стали приходить в запустение – множество помещичьих земель перестало обрабатываться и приходило в запустение – зарастало, к примеру, березняком, как в описываемой Энгельгардтом Смоленской губернии.

   Однако со временем помещики нашли способ как-то существовать. Основывался этот способ на двух положениях.

   Во-первых, на скудной урожайности тех времен, да еще и постоянными годами неурожая, и на том, что в сговоре с помещиками царские чиновники требовали уплаты податей сразу же после уборки хлебов, а купцы в это время сговаривались и давали за хлеб очень низкую цену. Если бы подати можно было платить к Новому году, то крестьяне переработали бы и продали технические культуры – коноплю и лен, или заработали на стороне и заплатили бы подати, не трогая хлеб. Но чиновники их жали заплатить подати в сентябре, в результате крестьяне продавали хлеб, оставаясь без него уже к декабрю. И шли к помещику за хлебом, а тот продавал его, но не за деньги, а под будущую работу у него на полях. Мало этого, крестьянам не было пощады и в урожайный год: 

 «Попробовав «нови» (то есть, дожив до нового урожая, - Ю.М.), народ повеселел, а тут еще урожай, осень превосходная. Но недолго ликовали крестьяне. К Покрову стали требовать недоимки, разные повинности, — а все газеты виноваты: прокричали, что урожай, — да так налегли, как никогда. Прежде, бывало, ждали до Андриана, когда пеньки продадут, а теперь с Покрова налегли. Обыкновенно осенью, продав по времени конопельку, семячко, лишнюю скотинку, крестьяне расплачиваются с частными долгами, а нынче все должники просят продолжать до пенек (до конца обработки конопли и получения пеньки на продажу, - Ю.М.), да мало того, ежедневно то тот, то другой приходят просить в долг, — в заклад коноплю, рожь ставят или берут задатки под будущие работы, — волость сильно налегает. Чтобы расплатиться теперь с повинностями, нужно тотчас же продать скот, коноплю, а цен нет. Мужик и обождал бы, пока цены подымутся, — нельзя, деньги требуют, из волости нажимают, описью имущества грозят, в работу недоимщиков ставить обещают. Скупщики, зная это, попридержались, понизили цены, перестали ездить по деревням; вези к нему на дом, на постоялый двор, где он будет принимать на свою меру, отдавай, за что даст, а тут у него водочка... да и как тут не выпить! Плохо. И урожай, а все-таки поправиться бедняку вряд ли. Работа тоже подешевела, особенно сдельная, например пилка дров, потому что нечем платить — заставляйся в работу. На скот никакой цены нет, за говядину полтора рубля за пуд не дают. Весною бились, бились, чтобы как-нибудь прокормить скотину, а теперь за нее менее дают, чем сколько ее стоило прокормить прошедшей весной. Плохо. Неурожай — плохо. Урожай — тоже плохо...».

   Во-вторых. Те помещики, у которых были плохие земли, при крепостном праве давали в пользование своим крестьянам земли побольше, в результате при освобождении у многих общин оказалось земли больше нормы. Куски этих земель сверх нормы отрезали от крестьянских полей в пользу помещиков, и эти куски колом стали в горле у крестьян. Дело в том, что вообще имея очень мало земли, крестьянам трудно было выделить землю для того, чтобы пасти скот и лошадей, и обязательным пастбищем были поля под паром – поля, которые отдыхали в этом году и зарастали травами. А помещик на своем отрезке обязательно сеял что-то в противовес пару – озимые или яровые. Голодный скот, пасясь на скудном пару, и увидев зелень ржи или овса, бросался на них, и происходила потрава помещичьего поля. Крестьянский скот отгонялся к помещику, и тот требовал штраф за него. Таким нехитрым способом помещик этими совершенно ненужными ему отрезками земли не давал крестьянам жить, в результате крестьяне вынуждены были эти отрезки у него арендовать и тоже под отработку полей помещика. Энгельгардт пишет: «При наделении крестьян лишняя против положений земля была отрезана, и этот отрезок, существенно необходимый крестьянам, поступив в чужое владение, стеснил крестьян уже по одному своему положению, так как он обыкновенно охватывает их землю узкой полосой и прилегает ко всем трем полям, а потому, куда скотина ни выскочит, непременно попадет на принадлежащую пану землю. …значение отрезков все понимают, и каждый покупатель имения, каждый арендатор, даже не умеющий по-русски говорить немец, прежде всего смотрит, есть ли отрезки, как они расположены и насколько затесняют крестьян. У нас повсеместно за отрезки крестьяне обрабатывают помещикам землю — именно работают круги, то есть на своих лошадях, со своими орудиями, производят, как при крепостном праве, полную обработку во всех трех полях. Оцениваются эти отрезки — часто, в сущности, просто ничего не стоящие — не по качеству земли, не по производительности их, а лишь по тому, насколько они необходимы крестьянам, насколько они их затесняют, насколько возможно выжать с крестьян за эти отрезки». Со временем и деревенские кулаки поняли, что выгоднее деньги давать не в долг под проценты, а арендовать у помещика землю и за долги заставлять крестьян ее обрабатывать.

   Вот как это выглядело в деньгах на 80-е годы 19-го века.

   Зимой оголодавший крестьянин покупал у помещика хлеб и за его количество на сумму в 25 рублей обязан был отработать помещику «круг», а за 28 рублей – отработать круг и скосить десятину луга. Круг - это на своих лошадях и своим инвентарем вспахать десятину пара и вывести на него навоз, вспахать и посеять десятину озими, вспахать и засеять десятину ярового, затем все это убрать, обмолотить и ссыпать в амбар помещику. При очень посредственном урожае озимая рожь давала 30-100 пудов с десятины, при очень хороших условиях – до 200 пудов, яровая пшеница при посредственных условиях давала 50-80 пудов с десятины, при очень хороших условиях – до 150 пудов. То есть, с двух десятин, даже при очень плохих условиях, нельзя было получить менее 100 пудов, а при очень хороших условиях получалось до 300 пудов, причем, чем выше урожай, тем тяжелее уборка и обмолот. А хлеб стоил в те годы 1 рубль за пуд. То есть, помещик, давая «свободному» крестьянину в голодную зиму 25 пудов ржи, через год получал от него минимум 100 пудов на 100 рублей. 300% прибыли в год и сегодня не каждый банк сумеет взять! Кликушам голодомора как раз кстати порадоваться счастливой доле свободных от геноцида большевиков царских крестьян.

   Для информации, в России в это время официально существовал максимум кредитного процента – 6% годовых, к концу века он был поднят до 12% годовых. Все более высокие проценты считались ростовщичеством и карались тюрьмой. Теоретически. Поскольку сельские ростовщики брали и 60%, да только этих ростовщиков было мало и они не могли составить конкуренцию помещикам, арендаторам и кулакам, которые за заем хлебом брали более 300% годовых, и это не считалось ростовщичеством!

   При этом весь помещичий класс и нарождающиеся кулаки были кровно заинтересованы, чтобы крестьяне были как можно беднее, и как можно более голодными. Если крестьянин на своем хлебе мог бы дотягивать до нови – до нового урожая, - помещичьи и кулацкие земли некому было бы обрабатывать.

   Но вот эта отработка «кругов» помещику и кулаку за долги имела еще крайне пакостное свойство. Ведь самым тяжелым периодом крестьянских работ была жатва – страда. (Не даром это слово одного корня со «страдать»). Вот такой пример. Энгельгардт подробно описывает работу грабарей – крестьян одной из соседних деревень, специализировавшихся на земляных работах в свободное от сельхозработ время. У этих землекопов было два периода работы в сезон – от сева до косьбы сена и начала жатвы, и после жатвы. Так вот, до жатвы они работали вполсилы – берегли силы для жатвы. Могли вырабатывать по рублю в день, а работали на 75 копеек, и никакие посулы не могли заставить их работать больше. Зато после жатвы, когда впереди был относительно свободный зимний период, они без всяких понуканий упирались и вырабатывали на рубль двадцать в день. Это пример того, что даже такая тонкость, насколько ты устаешь от работы, имела значение для такого важного периода, как страда.

   И именно в эту страду крестьяне обязаны были отрабатывать чужие поля за долги, а хлеб на своей ниве осыпался.

   У Энгельгардта в книге приведен такой разговор, поясняющий специфику долгов крестьян помещику.

   «Повторяю, положение было ужасное. Крестьяне, кто победнее, продали и заложили все, что можно, — и будущий хлеб, и будущий труд. Процент за взятые взаймы деньги платили громадный, по 30 копеек с рубля и более за 6 месяцев. Мужик прежде всего старается занять, хотя бы за большой процент, лишь бы перевернуться, и уже тогда только, когда негде занять, набирает работы. В апреле ко мне пришел раз довольно зажиточный мужик, у которого не хватило хлеба, с просьбой дать ему взаймы денег на два куля ржи.

  * — Дай ты мне, А. Н., пятнадцать рублей денег взаймы до Покрова;* я тебе деньги в срок представлю, как семя продам, а за процент десятину лугу уберу. * — Не могу. А если хочешь, возьмись убрать три десятины лугу: по 5 рублей за десятину дам. Деньги все вперед. * — Нельзя, А. Н. * — Да ведь хорошую цену даю, по 5 рублей за десятину; сам знаешь, какой луг: если 100 пудов накосишь, так и слава Богу. * — Цена хороша, да мне-то невыгодно. Возьму я три десятины лугу убирать, значит, свой покос упустить должен, — хозяйству расстройство. Мне бы теперь только на переворотку денег, потом, Бог даст, конопельку к Покрову продам, тогда вот я тебе десятину уберу с удовольствием.

  * Действительно, крестьянину очень часто гораздо выгоднее занять денег и дать большой процент, в особенности работою, чем обязаться отрабатывать взятые деньги, хотя бы даже по высокой цене за работу. При известных условиях мужик не может взять у вас работу, хотя бы вы ему давали непомерно высокую цену, положим два рубля в день, потому что, взяв вашу работу, он должен упустить свое хозяйство, расстроить свой двор, каков бы он ни был; понятно, мужик держится и руками, и зубами. Когда мужику нужны деньги, он дает громадный процент, лишь бы только переворотиться, а там — Бог хлебушки народит: пенёчка будет. Если мужик вынужден брать деньга под большие проценты, это еще не вовсе худо; а вот когда плохо, — если мужик наберет работ не под силу. В нынешнем году было множество и таких, которые готовы были взять какую угодно работу, только бы деньги вперед. Хлеба нет, корму нет, самому есть нечего, скот кормить нечем, в долг никто не дает — вот мужик и мечется из стороны в сторону: у одного берется обработать круг, у другого десятину льна, у третьего убрать луг, лишь бы денег вперед получить, хлебушки купить, «душу спасти». Положение мужика, который зимой, «спасая душу», набрал множество работы, летом самое тяжелое: его рвут во все стороны — туда ступай сеять, туда косить, — конца работы нет, а своя нива стоит неубранная».

  (продолжение следует)

  Ю.И. МУХИН

Навигация

[0] Главная страница сообщений

[#] Следующая страница