ИУДУШКА
Мы сидели за праздничным столом, за много лет впервые собравшиеся вместе по случаю юбилея окончания военного училища, ветераны военной службы, обогащённые не только мудростью, но и годами, болезнями, лысинами и сединами. Собралось всего двенадцать человек когда-то курсантов одного года выпуска: полковники, подполковники, майоры Советской Армии в отставке. В душе все мы по сей день остались офицерами. Ведь самые лучшие молодые и плодотворные годы мы отдали службе. Нам и сегодня даже сны снятся большей частью на армей-ские темы, и лучшие друзья остались там, в нашем военном прошлом! Первые минуты мы пристально всматривались в лица друзей юности, стараясь уви-деть в изменившемся облике знакомые черты тех далёких мальчишек - курсантов пятидесятых годов, а, разглядев, радовались, как дети, драгоценной находке. Собравшись, мы, пусть и не надолго, ощутили себя в том давно прошедшем времени, когда в дождь и снег, в жару и в холод занимались строевой подготовкой на училищном плацу, одолевали на практике науку организации оборонительного и наступательного боя стрелкового подразделения, а затем технику и науку управление боевыми действиями зенитной батареи. Некоторые из нас никогда не встречались за так незаметно пролетевшие почти пятьдесят лет, и всем было интересно услышать историю жизни однокашников.
Когда первые особенно волнительные минуты встречи прошли, были подняты бокалы за нашу прекрасную юность, за Советскую Армию, за здоровье присутствующих и помянуты добрыми словами отсутствующие, чтобы упорядочить разговоры за столом, кто-то предложил: "Пусть наша встреча пройдёт по образцу старых, доброй памяти, офицерских собраний по подведению итогов, в нашем случае - итогов прошедших лет! Командира назначать не станем, а, начиная, напри-мер, с Иванова, отчитаемся перед друзьями за прожитые годы и вспомним самые памятные эпизоды из своей службы". Предложение было единогласно принято, и мы с большим интересом стали слушать исповеди товарищей. Время было не лимитировано, конкретная тема не определена, и потому рассказы были разные: короткие и длинные, комические и грустные, простые и заставляющие задуматься. Они перемежались тостами "За рассказчика" или "За героев рассказа", и было уютно и тепло находиться в кругу давно знакомых, близких людей и вместе с ними переживать дела давно минувших дней. Из-вестно, что лучшие друзья приобретаются в детстве и юности. Когда очередь дошла до Веселова, он рассказал историю, которую я здесь приведу пол-ностью. Она особенно злободневна сегодня, по-скольку касается того маленького, но необыкновенно алчного и сплочённого, хитрого и коварного, жестокого и беспощадного народа, открыто проявляющего эти свои качества, добираясь до власти; представители которого сегодня постоянно маячат на экранах ТВ в облике министров, депутатов, крупных бизнесменов, банкиров, политических обозревателей и журна-листов и усердно насаждают в души доверчивых русских людей никогда ранее не свойственные им ценности: поклонение "золотому тельцу", космопо-литизм, потребительство, эгоизм, пошлость, бескультурье и прочее, и прочее, что в совокупности называется западной цивилизацией.
Сергей Иванович, ныне 67-летний доктор тех-нических наук, профессор, человек грузный, лысоватый, страдающий одышкой, достаточно многого достигший на службе Отечеству и сегодня усердно занимающийся своими мемуарами, хорошо известен в военно-научных кругах своими многочисленными трудами. Он много сделал для укрепления обороноспособности СССР и в науке, и в деле подготовки офицерских кадров и пользуется в военной среде заслуженным авторитетом. Едва он заговорил, как все посторонние разговоры за столом смолкли.
"Я хочу рассказать об одном неприятном эпи-зоде из своей жизни, - начал Сергей Иванович, - и хотя он частный и касается только меня, однако се-годня может быть пролонгирован на всё наше общество. Послушайте, и вы согласитесь со мной.
Служил я тогда в одном военном научно-исследовательском институте в должности начальника научно-исследовательского отдела. Со своими обязанностями справлялся неплохо, отдел неоднократно отмечался начальством в лучшую сторону, работа мне нравилась. В свободное время занимался докторской диссертацией, готовился к защите. Всё было прекрасно, не случись мне неожиданно тяжело заболеть. Болезнь протекала с серьёзными осложнениями. В совокупности я провёл в постели почти четыре месяца. Вернувшись на службу, понял, что с прежней энергией работу не потяну, и попросил начальство, может быть, временно, а возможно и навсегда, освободить меня от неё и перевести на более лёгкую и менее ответственную. Кроме того, чтобы не отвечать на множество вопросов: почему и зачем и не вызывать жалости коллег, не только не оставлять в своём отделе, но даже и в своём управлении. Начальство пошло навстречу. Так я и стал старшим научным сотрудником в лаборатории этого человека. Назовём его Сидоровым Яковом Михайловичем. Хотя мы и не один год работали в одной организа-ции, но ранее близко знакомы с ним не были. Мою историю и причину перевода он прекрасно знал. Первое впечатление о нём было самым благоприят-ным – культурный, хорошо воспитанный человек. При моём представлении мы долго (и с моей стороны совершенно искренне) говорили о прошлой жизни, службе, интересах, превратностях судьбы. Оказалось, что мы по рождению оба ленинградцы. Вспомнили белые ночи, Неву, дворцы и музеи. Оба тосковали по родным местам, мечтали о возвращении на родину. Я не скрыл, что надеюсь свою докторскую работу под его знаменем довести до конца. Мне показалось, что ему, не имеющему учёной степени и звания, было даже лестно заполучить меня в качестве подчинённого. Не знал я тогда, какие надежды у него в связи с этим появились. Новый начальник определил мне рабочее место в комнате, где кроме меня сидели ещё двое: полковник, оглохший по вине врачей, делавших ему незначительную операцию, и подполковник. Оба ожидали комиссования по болезни. Всего в лаборатории числилось тринадцать человек. Был я тогда, как и Сидоров, подполковником, правда, на пять лет младше по возрасту, и мне казалось, что жизнь моя здесь потечёт легко и просто. Опыт научной работы к тому времени имел достаточный, тематика лаборатории была мне хорошо знакома, и работы я не боялся. Однако, как выяснилось довольно скоро, в своих прогнозах сильно ошибался.
Через пару дней, дав мне, что называется ос-мотреться, начальник вызвал меня для постановки задачи. Суть её заключалась в разработке одной из подсистем АСУ учебным процессом. Сформулиро-вана она была, на мой взгляд, в самых общих чертах, не строго и не однозначно. Естественно, отметил это я только про себя. Поговорили об этапах и сроках, и я взялся за работу. Нужно было поспешить. Сотрудники уже полгода занимались этим вопросом, я же включился с опозданием. Несмотря на это к моменту сдачи годового отчёта моя часть тоже должна была быть готова. Пришлось поднапрячься, прихватить дополнительно к служебному личное время, отодвинув работу над диссертацией на задний план. Я целыми днями сидел в библиотеке, навёрстывая упущенное время, и работа продвигалась хорошо. Периодически докладывал руководителю о её ходе. Замечаний не было. Всё началось после того знаменательного разговора.
Как-то доложив о результатах своих исследо-ваний, я собирался уходить, когда Сидоров остано-вил меня:
- Подождите, Сергей Иванович! Присядьте! Я повино-вался, и он тут же без раздумий начал. Видимо, давно гото-вился к этому разговору.
- Как Вы, должно быть, знаете, мне скоро исполняется сорок пять лет, и меня могут уволить из армии. Мне бы этого очень не хотелось. Дело можно поправить, если я представлю кандидатскую диссертацию или хотя бы серьёзные наработки.
Я понимающе кивнул, не задумываясь о том, куда он клонит.
- И Вы, Сергей Иванович, могли бы в этом существен-но помочь мне!
- Чем именно? – спросил я.
- Ну, скажем, отдав мне небольшую часть своей работы. Я познакомился с Вашими публикациями и уверен, что, взяв за основу одну из Ваших идей, с помощью некоторых своих сотрудников мог бы представить диссертацию уже через полгода! В качестве оплаты я обязуюсь загружать Вас чисто символически, и при Ваших способностях Вы быстро компенсируете отданный мне материал!
От неожиданности и наглости предложения я, должно быть, открыл рот, потому что на лице Сидорова отразилось нечто подобное.
- Будто не знаете, что так поступают многие наши коллеги? – после непродолжительного молча-ния в свою очередь удивился он.
Я, конечно, кое-что слышал, но по своей рус-ской наивности и душевной простоте верил только в то, что так поступают большие "научные" начальники, пришедшие на эти посты из высоких партийных или армейских кабинетов. Но чтобы такое происходило в моей среде – не верилось! Все мои знакомые и коллеги были добросовестными трудягами, начинавшими с младших научных сотрудников и честно заслужившими свои учёные степени и звания. Не раздумывая, я довольно резко ответил:
- Яков Михайлович, мне кажется непорядоч-ным на чужом горбу въезжать в рай! Разрешите ид-ти? И не дожидаясь ответа, встал и вышел из комнаты. При этом успел заметить, как он проводил меня сразу сузившимися, злыми глазами. С этого дня всё переменилось.
Через несколько дней встречается мне мой бывший начальник и говорит:
- Что же ты, Сергей Иванович, меня подво-дишь? Жалуется на тебя Сидоров. Работаешь плохо, отстаёшь от графика. Из-за тебя под угрозой выполнение плана лабораторией. Вносишь раздоры в коллектив. Настраиваешь сотрудников против начальника. Не хорошо! Раньше я такого за тобой не замечал!
Я не счёл нужным оправдываться. Подумал: "Ведь он знает меня много лет! Сам разберётся: где правда, а где ложь и интрига!" Пришёл в свою комнату, стою, смотрю в окно и размышляю о только что услышанном. В комнате я один. Хлопнула дверь, и кто-то вошёл. Слышу голос:
- Почему не приветствуете начальника? Обо-рачиваюсь и вижу: стоит он и с откровенной ненавистью смотрит на меня. Кажется, так бы и съел! Внутри меня всё закипает, хочется надерзить, сказать, что мы находимся не на строевом плацу, а в научном учреждении, что я не солдат, а учёный, но я сдерживаю себя и как можно спокойнее отвечаю:
- Виноват! Задумался!
- Объявляю Вам выговор! Прошу впредь не забывать, что мы на военной службе и должны вы-полнять все требования уставов! Да, кстати, я часто не вижу Вас на рабочем месте! Почему?
- Я работаю в библиотеке!
- Впредь, уходя куда-либо более чем на десять минут, оставляйте на столе записку. Вы мне можете неожиданно понадобиться! Кроме того, я должен видеть: чем вы занимаетесь в рабочее время!
Отвечаю: "Есть!". Мне не хочется разжигать страсти, да и здоровье не позволяет. Про себя думаю: "Понимает стервец прекрасно моё физическое и душевное состояние, связанное с болезнью и изменением статуса, и изыскивает способы, как бы больнее ударить, унизить, оскорбить достоинство!"
На очередном партийном собрании, посвящённом ходу научных работ, основное внимание Сидоров уделил опасению срыва по моей вине выполнения планов лабораторией и тому, как это отразится на репутации коллектива. После него это же опасение высказали младшие научные сотрудники Коган и Телицкий. О моём неуважительном отношении к начальнику лаборатории в своём выступлении говорил глухой полковник Шандарович. Оказывается, он прекрасно слышал, как я однажды неосторожно сказал другому соседу по комнате о неком-петентности Сидорова в каком-то вопросе. Эту тему продол-жил майор Вольпин, сказав, что моё прежнее служебное по-ложение и учёные степень и звание не позволяет мне так вольно вести себя в коллективе. В чём заключалась эта воль-ность, было не ясно! В выступлениях "товарищей" я услышал свои высказывания по поводу некоторых недостатков в работе лаборатории, которые я заметил, и соображения, которыми по неосмотрительности поделился с коллегами из самых лучших побуждений. Оказывается, всё это фиксировалось и доносилось Сидорову. "Ну и обстановочка в коллективе! Век живи и век учись! – подумал я. – Здесь нужно думать над каждым своим словом!" Странно, но почти весь коллектив лаборатории, ранее относившийся к моей персоне вполне радушно, вдруг ополчился против! И тут мне пришла в голову мысль: "Да ведь это всё заранее подстроено и отрежессировано! Сидоров мстит, и месть его будет беспо-щадна!"
Я впервые внимательно вгляделся в лица сослуживцев, и вдруг меня осенило: "Да ведь большинство из них евреи! Как же Сидоров сумел собрать их, и насколько же они хорошо управляемы и дружны!" Вы, должно быть, ещё все прекрасно помните, что в те годы мы, русские, совершенно не обращали внимания на национальность окружающих людей, наивно ве-рили в существование новой общности – единого советского народа! Главным критерием оценки для нас была порядоч-ность человека! Оказывается, существовал и другой взгляд на национальный вопрос. И в этом нам предстояло убедиться в 1991 году! Вечная беда русских заключается в их чрезмерной доверчивости, простодушии и "силе задним умом"! Я имею в виду большую способность к анализу прошлого, чем к прогно-зированию будущего.
Тем временем заговор против меня зрел. Я почувствовал это на совещании двух родственных по тематике подразделе-ний. Теперь уже и некоторые сотрудники другого отдела после моего доклада о ходе работы выступили с критикой. Критика была малограмотна, необоснованна, даже смешна, но на людей близко не знакомых с темой производила впечатление. Вдох-новлённый такой дружной поддержкой Сидоров теперь чуть ли ни ежедневно требовал моего отчёта. Придирался к мелочам, выражал сомнение по поводу самых очевидных утверждений, заставлял согласовывать то, что не требовало никаких согласований с соисполнителями – отрывал время, мешал работать, унижал недоверием. Человек я самолюбивый, гордый и всякие унижения личного достоинства глубоко переживаю. Началась бессонница, раздражительность, депрессия. Я стал опасаться серьёзного сердечного расстройства, горстями глотать таблетки. У меня появились мысли о досрочной демобилизации по болезни из армии. На глазах пропадал интерес к науке, которую я очень любил и не представлял себя вне её. Он видел происходящее со мной, радовался и усиливал давление. Впервые за много лет мне стало противно ходить на работу.
На том партийном собрании доклад о текущей политике партии делал секретарь парторганизации Смоленский. И вдруг слышу: "… подполковник Веселов выразил сомнение в том, что задача, поставленная нашей партией, построить коммунизм в СССР к 1980 году будет выполнена. Мне стыдно за такого, с позволения сказать, коммуниста! Мы уже посоветовались с на-чальником лаборатории и решили с ним серьёзно поговорить на партбюро. Недопустимо, чтобы в наших рядах пребывали такие люди!"
Я про себя так и ахнул: "Да ведь я сказал об этом только Пайкину, который казался мне очень порядочным человеком! При разговоре никто не присутствовал. Значит, и он доносчик! К тому же в эту басню теперь, в конце семидесятых годов, уже верят одни идиоты! Однако, каково лицемерие! Тем не менее, в данной ситуации вполне можно поставить вопрос о моём ис-ключении из КПСС, и тогда: прощай мечта о защите доктор-ской работы!" Выступивший затем Сидоров сказал, что он дал команду опломбировать имеющуюся в лаборатории пишущую машинку. Отныне ей будут пользоваться только с его личного разрешения, ибо неизвестно, что могут напечатать на ней такие люди, как я. Мне стало окончательно ясно, что готовится моё уничтожение руками послушных ему прихвостней! Надо спа-саться бегством! Но, как и куда?! Ясно одно: в своём НИИ, ко-торому отдано столько лет и сил, теперь мне места нет! Сидо-ров создал мне такую репутацию, что от меня все будут шара-хаться, как чёрт от ладана!
Погружённый в свои мрачные мысли, бреду без всякого энтузиазма однажды утром на службу. Догоняет меня замести-тель начальника отдела кадров. Мы были давно с ним хорошо знакомы по совместным охотам. Кроме того, я частенько преж-де работал с личными делами своих сотрудников в его кабине-те. Попутно мы откровенно обсуждали разные жизненные во-просы.
- Что-то у тебя совсем прокисший вид, Сергей Ивано-вич! Почему не заходишь? Наслышан о твоих делах! Зайди, по-говорим. Я многое тебе объясню!
В обеденный перерыв захожу в его кабинет. Ни слова не говоря, он пододвигает ко мне стопку папок с личными де-лами. Верхнее – дело Сидорова за ним - дела всех моих сослу-живцев.
- Ознакомься и сделай выводы на будущее! Я углубил-ся в чтение автобиографий. О Боже! Абсолютно все они несли в себе ту или иную долю еврейской крови! А начальник, оказывается, сменил родную фамилию Михельсона на фамилию жены, да и настоящее отчество его было не Михайлович, а Моисеевич! Вот это да! В комнате никого кроме нас не было, и я не мог удержаться, чтобы не поделиться своим открытием с майором.
- Я-то это давно знаю по долгу службы, а вот ты про-явил явную неосмотрительность и самонадеянность, не выяс-нив прежде, куда соглашаешься идти работать! Между собой те, кто близко знает твоего "Сидорова" (я беру эту фамилию в кавычки), зовут его Иудушкой и кратко характеризуют так: мягко стелет, да жёстко спать! А лабораторию, им возглавляе-мую, называют синагогой! Нам всё это известно и следовало бы давно их разогнать, да вот начальник политотдела у нас "интернационалист". Не позволяет "обижать" представителей этого малого народа, "более остальных угнетаемого, гонимого и так много претерпевшего в царской России". Я не должен тебе этого говорить, но как давний товарищ и русский человек скажу: он давно убеждает заместителя НИИ по науке в необходимости уволить тебя как не справляющегося по болезни со своими обязанностями. Скажи спасибо своим друзьям и бывшему начальнику управления! Только благодаря им, решено дать тебе дослужить до минимальной пенсии. Мой тебе совет: сдерживайся, не поддавайся на провокации, не конфликтуй, терпи, а я помогу тебе по своим каналам найти достойное место в другом научном учреждении!
Я был безмерно благодарен ему и в свою очередь от-крыл истинную причину всего происходящего со мной. Он не удивился.
- Я подозревал именно это. Зная тебя много лет, не мог поверить в версию Сидорова. Знаешь, кагалы только офици-ально запрещены в Российской империи ещё в прошлом веке. Они существуют и очень сильны и сегодня в СССР. Ты теперь в этом убедился на собственном опыте. Постарайся в будущем шире смотреть на мир, не замыкаться в своей науке. Пригля-дись, что делается в стране! Ведь этот "избранный богом народ" уже захватывает идеологическую власть: телевидение, радио, искусство, литературу, газеты, журналы, да и науку тоже. Вот-вот он полностью сядет на шею многострадальному русскому народу!
Теперь я часто вспоминаю его провидческие слова. На-сколько же он лучше меня уже в те годы понимал мир и пред-видел наше печальное будущее! Ну а кончилось тогда всё для меня вполне благополучно. Я перевёлся в родной город, полу-чил звание полковника, защитился, дослужил до пенсии. После увольнения из армии ещё много лет работал в науке, и сегодня вот сижу рядом с вами! И обязан всем этим тому майору. Не буду называть его фамилии, всё равно вы его не знаете! Он вы-рвал меня из цепких лап кагала, вернул к полноценной жизни, и я этого никогда не забуду!"
- А какова судьба этого "Сидорова"? – спросил кто-то.
- Догадаться не сложно! – ответил Сергей Иванович. В новой России он сделал блестящую карьеру. Теперь, по неко-торым данным, он доктор, профессор и определяет политику страны в области науки и образования. Является советником министра! Вот так!
Слушатели молчали и со скорбью думали о сегодняшнем дне Родины.
