Глеб Евгеньевич Котельников. С миниатюры на слоновой кости (Третьяковская галерея) Работа художницы Ю. В. Котельниковой.
Глеб Котельников
ПАРАШЮТАвтор книги в ясной, простой и увлекательный форме рассказывает о парашюте, истории его создания и развития. Описывается история создания русского парашюта, имевшего значительные преимущества перед зарубежными и благодаря внедрению которого было спасено множество жизней.
ПредисловиеГлава I. Случай на аэродроме. Легенды. Прыжки негров. Сиамский акробат
Глава II. Леонардо да-Винчи. Фауст Веранчио
Глава III. Братья Монгольфье. Первые воздухоплавательные парашюты. Ленорман
Глава IV. Парашюты Бланшара и Гарнерена. Элиза Гарнерен
Глава V. Робертсон. Мишо и Александр. Коккинг. Парашютисты-акробаты: Болдуин, Чарльз Леру. Кетти Паулюс
Глава VI. Авиационные парашюты. Вассер, Эрвье, Орс. Кайя де-Кастелла и Пелатье. Бонне, Пегу. Майер и Гриммер. Рейхельт. Moи первые опыты
Глава. VII. Первая модель ранца «PК-1» и ее испытание в Новгороде. У военного министра. В Инженерном замке
Глава VIII. Постройка первого парашюта «РК-1». Испытание его прочности. Испытание 6/19 июня 1912 года
Глава IX. Испытание парашюта с аэроплана. Отъезд Ломача за границу
Глава X. Заграничные газеты. Ломач во Франции. Прыжки в Руане. Война. Парашют на «муромцах» и на аэростатах
Глава XI. Парашют «РК-1» на фронте. Спасание наблюдателей. Первый русский парашютист. «Парашют — вещь вредная»
Глава XII. Парашют «РК-2». Грузовой парашют. Способ коллективного спасания. Парашюты «РК-3» и «РК-4»
Глава XIII. Развитие парашютизма в СССР. Первый прыжок советского летчика. Соревнование парашютистов в Америке. Широкое применение парашюта
Глава XIV. О парашютных десантах. Десантники в фантастическом романе. Групповые прыжки. Парашютист-разведчик Вася Суханов. Десантник — универсальный боец
ПредисловиеГлеб Евгеньевич Котельников, первый изобретатель парашютов отечественной конструкции, своей книгой «Парашют» способствует дальнейшему развитию парашютизма в нашей стране.
Глубокое знание парашютной техники и большой жизненный опыт нашли свое отражение в этом литературном труде Г. Е. Котельникова.
Ясный, простой и увлекательный рассказ автора о парашюте вызывает интерес к этому виду современной техники. Наши школьники получают в свою военную библиотеку хорошую и нужную книгу.
Парашютизм перестал быть только спортом. Парашют в армии — боевое оружие. Огромное насыщение современных армий моторами, развитие авиации, в частности транспортной, наличие совершенных парашютов вызвали появление нового рода войск — воздушно-десантные войска.
Нашей молодежи надо знать парашют. Многим предстоит прохождение службы в военно-воздушных силах и воздушно-десантных войсках Красной армии. Первые и основные познания о парашюте можно получить из этой книги. Г. Е… Котельников рассказывает об истории парашютизма, о характере парашютной техники, необходимости ее в авиации и безопасности в пользовании.
Книга «Парашют» вызывает чувство гордоcти за нашу советскую Родину. Много трудов положил изобретатель Г. Е. Котельников, чтобы создать русский парашют, но только при советской власти его изобретение получило всеобщее признание. Благодаря своим высоким качествам отечественный парашют, изобретенный автором этой книги, вытеснил из нашей страны парашюты иностранных образцов.
Пытливость первого изобретателя русского парашюта, его забота о безопасности труда авиаторов родной страны, его энергия и настойчивость в борьбе за отечественный парашют учат молодежь, как надо добиваться поставленной цели.
Русский парашют, усовершенствованный новыми, молодыми конструкторами, является грозным оружием в руках Красной армии, отстаивающей свободу и независимость нашей Родины от немецко-фашистских захватчиков.
Генерал-майор Г. ГРОМОВ
Москва. Август, 1943 г.
Посвящаю молодежи моей страны.
АвторГлава I. Случай на аэродроме. Легенды. Прыжки негров. Сиамский акробатЯ никогда не думал, что мне придется стать изобретателем парашюта. Шел 1910 год. Мне было тридцать девять лет, я был актером, выступал в Народном доме. Иногда, в свободное время, я ездил на аэродром посмотреть на полеты, В то время, в 1910 году, у нас в России авиация только зарождалась, Много зрителей собиралось на Комендантском аэродроме, чтобы полюбоваться полетами наших первых летчиков — Попова, Мациевича, Руднева, Ефимова, Янковского и других. Успехи наших летчиков по тому времени были значительные. Летчик Попов, например, поднявшись на аэроплане «Райт» на высоту «в целых сто метров», продержался в воздухе около часа. И об этом писали во всех газетах. Когда же аэроплан опускался, летчика встречали оглушительными рукоплесканиями.
Как-то летом я поехал посмотреть полеты. День выдался прекрасный. На аэродроме было очень много народу. На старте стояло несколько машин. Вот загудел мотор, и крайняя машина «Райт», на которой летал Попов, пробежав по зеленому полю, оторвалась от земли и, поднимаясь все выше, пролетела над нашими головами.
— Смотрите, — сказал мне стоявший рядом со мной пожилой мужчина, — авиатор[1] сидит, точно птичка на жердочке. Ну долго ли соскользнуть и свалиться?
— Но ведь они пристегивают себя к сиденью ремнями, — ответил я.
— Ну, знаете, — возразил мой сосед, — «на грех мастера нет», все может случиться.
Аэроплан «Райт» первых лет авиации в полете.
Я не стал спорить, мне и самому было страшно за летчика. Ведь он сидит, не защищенный ничем ни снизу, ни с боков.
Однажды, когда я был с женой на аэродроме, произошло то, чего я так опасался. Летчик Лев Мациевич летел тогда на «фармане». Это было 10 октября 1910 года.
Поднявшись в воздух, Мациевич сделал несколько кругов над аэродромом. Вот его аэроплан уже на высоте больше ста метров… Но что случилось? Почему от аэроплана отделилась черная фигурка человека и стремительно полетела вниз? Кто-то закричал, все вскочили с мест. А потом мы увидели, что потерявший управление самолет падал, перевертываясь в воздухе, как осенний лист… Это была первая жертва русской авиации. Она произвела на нас тяжелое впечатление.
Возвращаясь домой с аэродрома, жена сказала мне:
— Неужели нельзя придумать какой-нибудь совсем небольшой аппарат, который падал бы вместе с человеком и выбрасывал бы парашют?
Вечером, как обычно, я выступал в театре. Шла трагедия Шиллера «Мария Стюарт», в которой я играл роль Лейстера. Но и на сцене меня преследовала страшная картина гибели Мациевича. И вот в сцене с королевой Елизаветой со мной произошел совершенно непривычный и неприятный случай.
«О чем вздохнули вы?» — спрашивает меня королева.
«О, неужели причин вздыхать я не имею? — начал я. — Обращая свой страстный взор на светлое чело, терзаюсь я грозящей мне потерей!»
«Что ж потерять вы можете?» — спрашивает Елизавета.
В этот момент у меня в голове промелькнула мысль: «Сколько замечательных, смелых людей мы еще можем потерять, как потеряли Мациевича!» На меня нашло какое-то затмение, и я с ужасом почувствовал, что забыл свою реплику королеве!.. И только привычная актерская техника выручила. После вынужденной «игровой» паузы я продолжал:
«О, сердца твоего!.. Тебя самой, бесценная, лишаюсь!» — и дальше уже продолжал, как всегда.
— Что это с вами сегодня? — спросила меня актриса, игравшая королеву Елизавету, едва только опустился занавес.
Я рассказал ей про ужасный случай на аэродроме.
Мысль, высказанная моей женой о небольшом аппарате с парашютом, положительно не давала мне покоя.
Аэроплан «Фарман» первых лет авиации.
Аэроплан «Фарман» первых лет авиации в полете.
Я вспомнил, как, еще будучи гимназистом, любовался акробатом Леру, который с парашютом спускался с воздушного шара. Конечно, думал я, можно придумать что-нибудь и для аэроплана, но чтобы работать в области парашюта, необходимо знать его историю с самого начала.
И я обратился к историку воздухоплавания А. А. Родных, который мне очень помог в моих занятиях.
В глубокой древности люди защищались от палящих лучей солнца зонтом и балдахином. И уже тогда они знали о том, что порыв сильного ветра стремится унести балдахин, вырвать из рук зонт. Знали люди и о том, как трудно в сильный ветер удержать в руках зонт, когда ветер вырывает его.
Уже в глубокой древности человек, наблюдая за полетом птиц, мечтал, как бы и самому подняться от земли, летать по воздуху и парить, подобно орлу.
До нас дошли легенды, фантастические рассказы о том, как некоторые люди летали по воздуху.
Римский поэт Публий Овидий Назон, живший две тысячи лет тому назад, написал поэму «Метаморфозы».
Аэроплан «Блерио» первых лет авиации в полете.
В ней он рассказывает, как человек, по имени Филлий, горячо любил одного мальчика. Много подарков делал ему Филлий, выполнял все прихоти его. Когда же Филлий не исполнил последнего желания своего любимца, тот в отчаянии бросился со скалы и улетел.
В просьбе последней ему — в быке — отказал дать в награду
Тот возмущенный, вскричал: «А все ж ты его мне подаришь!»
И со скалы соскочил. Все думали, что он убился.
Но на белых крылах повис он в эфире, как лебедь.
В селении Хертвиси Ахалкалакского района (Грузинская ССР) есть развалины башни, построенной в двенадцатом веке. Предание говорит, что эту башню строил известный в то время мастер каменщик с молодым помощником. Однако этот помощник в работе превзошел мастера, чем возбудил в нем зависть и гнев. Чтобы отомстить помощнику, мастер ночью подпилил леса, которые и рухнули. Помощник остался на вершине башни. Но он не растерялся: из разного рода легкого материала oн соорудил себе нечто вроде купола и с помощью его спрыгнул с высоты башни.
Юноша благополучно опустился на землю, но, упав на бок, нанес себе смертельную рану топором, который у него был за поясом, и тут же скончался.
Полтораста лет тому назад появился фантастический роман. Автор романа, французский писатель Ретиф де-ла-Бретон, описал чудесное путешествие юноши Викториуса. Викториус посетил сказочные страны, в которых жили всевозможные чудовища: люди-слоны, люди-птицы и другие. Собираясь летать, Викториус и его друзья надевали зонты с крыльями. Зонты поддерживали юношей в воздухе, а передвигая крыльями, как птицы, они летели, куда им хотелось.
Викториус прыгает со скалы. (Из романа Ретиф де-ла-Бретона).
Конечно, мы не верим ни легендам, ни фантастическим рассказам. Но эти легенды говорят нам о том, что и в давние времена люди стремились летать. Начиная с тринадцатого века смелые мореплаватели и путешественники — португальцы, испанцы и итальянцы — отправлялись в еще неизведанные тогда страны Африки и Азии. Магеллан, Марко Поло и другие путешественники рассказали много удивительного про страны и народы, которые им довелось увидеть. Из их рассказов мы знаем, что фокусники одного дикого племени Африки умели прыгать с большой высоты. Вот как описаны прыжки негров в книге «Поучительная географическая библиотека для молодежи», изданной в семнадцатом веке:
«Племя чернокожих, которому принадлежало селение, куда мы добрались к вечеру, встретило нас довольно дружелюбно. Нам отвели помещение в одной из хижин, где мы переночевали, хорошо отдохнув от всех невзгод последнего перехода. Утром мы пошли представиться вождю племени. Надо было видеть его радость, когда мы подарили ему трубку с длинным чубуком, украшенным разноцветными лентами с кистями, блестящее ожерелье из граненого стекла и много других мелких безделушек, которым он радовался, как дитя. Желая нас отблагодарить, он на своем гортанном языке отдал какое-то приказание и повел нас на поляну около реки. На другом берегу был довольно высокий холм с обрывистым краем. Нам разостлали на земле звериные шкуры, и мы по приглашению вождя уселись. Вождь сел рядом с нами, указывая жестом на холм и что-то быстро объясняя. Тут мы увидели, как на этом холме появилось несколько человек с большими зонтами из пальмовых ветвей. И вот. по знаку вождя, стоящий около него негр ударял в большой длинный барабан, и каждый раз по этому сигналу один за другим с обрыва спрыгивали люди, держа в руках зонты, и опускались на зеленую лужайку при шумных одобрениях вождя и всей его свиты…»
Прыжки негров с зонтами.
В конце шестнадцатого века нидерландский консул описывает замечательное представление королевского акробата в Сиаме:
«Канатный плясун при дворе сиамского короля взобрался на вершину очень высокого бамбука и с двумя солнечными зонтами, палки которых были прикреплены к его поясу, спрыгнул вниз… Он носился в воздухе, направляясь то на дома, то к озеру, а затем опустился около нас».
Другой очевидец говорит, по видимому, о том же акробате:
«Когда приготовления были окончены, все зрители заняли свои места. На богато украшенное возвышение под балдахином взошел король, и музыканты стали бить в барабаны, гонги и трубить в свои длинные громадные трубы, извлекая оглушительные звуки… Тогда появился акробат. Он был одет весьма пестро и нес два красивых зонта. Акробат быстро взобрался на очень высокое дерево и, взяв в каждую руку по зонту, вдруг спрыгнул с дерева вниз. Но он не упал, а, управляя как-то своими зонтами, передвигался по воздуху и сел в указанном ему месте… Это зрелище было поистине достойно всякого удивления».
Если верить этим рассказам, то такой прыжок-полет с двумя зонтами заслуживает удивления и в наши дни.
Вот, пожалуй, и все, что нам известно о прыжках человека с высоты на землю в отдаленные от нас времена.
Первые парашюты были зонтами, и хотя с тех пор прошло много веков и люди научились делать совершенные зонты — парашюты, однако форма их мало изменилась. Посмотрим, как же научились люди делать такие парашюты, с которыми теперь можно опуститься с высоты шести-восьми тысяч метров и даже из стратосферы[2].
Глава II. Леонардо да-Винчи. Фауст ВеранчиоВ пятнадцатом веке в Италии жил замечательный человек, по имени Леонардо да-Винчи. Он был и живописцем, и скульптором, и музыкантом-композитором, и инженером, и механиком, и ученым. Его прекрасными картинами и рисунками гордятся в наше время лучшие музеи. Он сделал много важных исследований, открытий и изобретений.
Леонардо да-Винчи как астроном наблюдал за движением планет и звезд и пришел к мысли о вращении земного шара.
Этот художник как анатом вскрывал трупы и рассматривал расположение костей и мускулов, чтобы научиться еще лучше и правильнее рисовать тело человека. И, занимаясь анатомией, он понял и объяснил, для чего в глазу животных и человека находится радужная оболочка.
Леонардо да-Винчи изучал механику и оптику. Он открыл законы давления и истечения жидкостей, движения тел по наклонной плоскости, определил законы падения тел.
Он изобрел камеру-обскуру — аппарат, в котором изображение предмета или пейзаж отражается на бумаге так, что его легко нарисовать. Эта усовершенствованная камера-обскура позже, когда люди научились делать светочувствительные пластинки и пленки, превратилась в фотоаппарат.
Как архитектор строил он здания и церкви. А когда французская армия подступила к городу Милану, Леонардо да-Винчи как военный инженер руководил сооружением крепостных укреплений. Во время осады Милана да-Винчи как военачальник стал командовать артиллерией.
Этот художник и ученый был выдающимся музыкантом-композитором. Он построил мелодичный музыкальный инструмент — 24-струнную серебряную лиру.
Этот гениальный человек очень любил детей. Для них он делал игрушки: летающих бабочек и птичек, надувающиеся воздухом пузыри, А для народных празднеств он успевал приготовлять блестящие фейерверки, устраивал иллюминации и другие развлечения.
Много лет своей жизни да-Винчи изучал полет птиц. Он хотел знать, почему орел так плавно парит в воздухе, не двигая крыльями. Может быть, воздух, как и вода, имеет плотность, только меньшую? Не потому ли нам так трудно бывает идти против ветра? Может быть, и трость, которой машут в воздухе, свистит по той же причине? И звук, который мы слышим, — не происходит ли он от ударов частиц воздуха о хлыст?
Если это так и воздух, как и вода, имеет плотность, тогда понятно, что частицы воздуха стремятся задержать всякий двигающийся предмет. Значит, воздух может сопротивляться движению. Тогда понятно, почему нам трудно идти против ветра. А если предмет будет двигаться все быстрее (хлыст, картонный лист и даже человек), то воздух будет сопротивляться, задерживать движение еще больше.
Леонардо был убежден, что, изучив плотность воздуха и его сопротивление, человек сможет научиться летать.
Леонардо да-Винчи. (Рисунок самого художника).
Но до этого было еще далеко. Предстояло произвести много опытов и расчетов.
И Леонардо впервые изобрел такую летательную машину, на которой человек мог спуститься с большой высоты и не разбиться.
Для того чтобы сделать расчеты своей машины, он брал картонные круги разной величины и веса и наблюдал, как они падают.
До нашего времени сохранились описание и рисунок этой машины: «Если взять полотняный натянутый купол, у которого каждая сторона имеет по 12 локтей[3] и такую же высоту, то человек может сброситься с любой большой высоты, не опасаясь гибели».[4]
Эскиз «летательной машины» из «Кодекса о полете птиц» Леонардо да-Винчи.
Но построить эту машину Леонардо да-Винчи не удалось: начиналась война с французами, и ему пришлось строить укрепления вокруг Милана.
В 1619 году, после смерти Леонардо да-Винчи, все его рукописи (более тринадцати томов) перешли по наследству к его родственникам Мельци. До 1637 года они переходили из рук в руки к разным лицам, пока не попали к графу Манцони, который подарил их Миланской Амброзианской библиотеке.
В 1796 году Милан был взят наполеоновской армией. По приказу Наполеона, все редкие книги, картины, статуи, а также рукописи Леонардо да-Винчи французы перевезли в Париж. Там они находились до 1815 года. После свержения Наполеона французы должны были возвратить их Италии. Тогда они снова попали в Миланскую библиотеку. В 1868 году один из потомков графа Манцони разыскал и приобрел рукопись Леонардо да-Винчи под названием «Кодекс о полете птиц». После смерти Манцони эту рукопись купил русский издатель Ф. В. Сабашников и в 1893 году напечатал ее, а подлинник подарил городу Винчи, родине гениального Леонардо.
Прошло более четырехсот лет со дня смерти Леонардо да-Винчи. За это время люди научились летать, построили скоростные самолеты и стратостаты[5]. И все же ученые и теперь еще изучают труды этого гениального человека. В них есть много ценного и для нас.
В Италии в начале семнадцатого века жил венецианский инженер-механик Фауст Веранчио. Он, так же как и Леонардо да-Винчи, заинтересовался явлением сопротивления воздуха, хотя и ничего не знал о работах Леонардо.
В 1617 году Веранчио написал свою «Книгу о машинах». В ней он рассказал, как построить летательную машину, и привел необходимые вычисления.
«Летающий человек». (Рисунок из «Книги о машинах» Фауста Веранчио. 1617 г.).
Никто не знает, построил ли Веранчио эту машину и спускался ли на ней он сам или кто-нибудь другой. В истории парашюта об этом нет никаких сведений.
Книга Веранчио была известна многим. Но зачем могла понадобиться в те времена машина для опускания человека с высоты на землю? И вот случилось так, что первыми вспомнили о таких машинах люди, решившие бежать из мест заключения.
В 1628 году во Франции был арестован каллиграф Лавэн за подделку денежных знаков. Его присудили к тюремному заключению. Форт Миолан, где находилась тюрьма Лавэна, был окружен высокими стенами. Лавэн из простынь и других материалов, бывших в его распоряжении, тайком изготовил нечто вроде паруса и соскочил со стены форта. Он благополучно опустился в волны реки Изер, протекающей под самыми стенами тюрьмы. Переплыв на другой берег, Лавэн пустился в путь, но был пойман и водворен обратно в тюрьму.
Спустя несколько лет появился роман, в котором описывается точно такой же способ побега девицы Мелентины из монастыря, куда она была заключена. Мелентина с парусом из простынь спрыгнула с высокой башни прямо в реку и была подхвачена в лодку ее сообщниками. Описывая этот эпизод, автор романа, по всей вероятности, был под впечатлением бегства Лавэна.
В 1777 году в Париже профессор де-Фонтань изобрел плащ, с помощью которого, по его словам, человек мог совершенно безопасно спуститься с большой высоты на землю. Плащ был изготовлен из множества птичьих перьев. Чтобы испытать свое изобретение, де-Фонтань обратился к тюремному начальству с просьбой поручить испытание плаща преступнику, осужденному на казнь. Когда всем «смертникам» было объявлено, что благополучно спустившийся будет помилован и получит свободу, выступил некто Жан Думье и заявил, что он готов к испытанию изобретения.
Де-Фонтань, надев свой плащ на Думье, поднялся вместе с ним на высокую крышу арсенала и сказал:
— Вы только держите руки вот так — и все будет хорошо.
Думье спрыгнул и стал плавно опускаться. Вдруг все зрители в ужасе вскрикнули: Думье сделал стремительный рывок книзу… Однако в следующий момент он выправился и благополучно стал на землю. Счастливый испытатель получил тройное вознаграждение: помилование, свободу и кошелек с луидорами от изобретателя.
В конце восемнадцатого века в числе людей, которые интересовались законами падения тел с высоты, был Жозеф Монгольфье, живший в городе Аннонэ, на юге Франции.
Жозеф Монгольфье. (С современной гравюры).
Привязав к обыкновенному зонту несколькими шнурками клетку, он помещал в нее мелких домашних животных — кошек, собак — и сбрасывал их с высокой крыши своего дома, внимательно наблюдая за спуском.
В 1777 году, почти одновременно с опытом де-Фонтаня, Монгольфье соорудил уже большой зонтообразный купол, диаметром около двух с половиной метров, и с этим приспособлением спрыгнул сам с высокой башни, опустившись вполне благополучно.
Таким образом, Жозеф Монгольфье является первым конструктором того прибора, который позднее получил название «парашют».
Воздушный шap «Монгольфьер».
Воздушный шар «Шарльер».
Глава III. Братья Монгольфье. Первые воздухоплавательные парашюты. Ленорман19 сентября 1783 года баран, петух и утка поднялись на воздух в ивовой корзине. Это было удивительное событие. На новом воздушном шаре полетели первые воздухоплаватели-животные. Неуклюжий разрисованный шар плавно поднимался в сторону леса. В Версале на площади стояла королевская гвардия и толпа зрителей, которые, подняв головы, следили за шаром.
Это был один из первых воздушных шаров. Его построили братья Жозеф и Этьен Монгольфье, жители города Аннонэ. Посадив в корзину воздушного шара животных, они хотели выяснить, не вредно ли живым существам находиться так высоко над землей.
Этот шар-«монгольфьер» продержался в воздухе всего три минуты и поднялся только на пятьсот метров. Но важно то, что люди придумали способ, как подниматься в воздух, и убедились, что это неопасно для животных, а значит, и для человека.
Скоро другие ученые — профессор химии Жак Шарль и Робер — заменили нагретый воздух, которым первоначально наполняли «монгольфьер», водородом. Водород легче нагретого воздуха, и новые шары, «шарльеры», могли быстрее подниматься и дольше держаться в воздухе. В «шарльерах» стала ненужной жаровня, при помощи которой нагревали воздух в «монгольфьерах».
С появлением аэростатов многих изобретателей стал занимать вопрос о том, как спастись человеку, если в воздухе шар воспламенится или лопнет.
«Аэростатная одежда» Тибо де-Сент-Андрэ. (С современной гравюры).
В 1784 году француз Тибо де-Сент-Андрэ с этой целью предложил изобретенный им спасательный управляемый плащ, раскрывающийся в виде купола. Углы нижнего края этого плаща для регулировки направления полета прикреплялись к ногам, а в руках опускающийся должен был держать веерообразные рули высоты, чтобы замедлять или ускорять опускание.
В лондонской коллекции Дольфуса есть рисунок того времени, изображающий предполагаемый спуск нескольких аэронавтов с кораблей воздушной эскадры.
Были отпечатаны пригласительные билеты на испытание этого изобретения, но оно, по видимому, так и не состоялось.
В то время во Франции, в городе Монпелье, жил физик Себастьян Ленорман. Он уже знал об изобретениях братьев Монгольфье и Шарля, и его тоже занимал вопрос, как спастись человеку, если аэростат во время полета почему-либо лопнет.
Опытный прыжок физика Ленормана с двумя зонтами.
Тут Ленорман вспомнил о недавно прочитанной книге, где описывались путешествия знаменитого Магеллана.
Он достал эту книгу и нашел рассказ о прыжках с помощью зонта. Ленорману показалось это возможным. Он решил сам проверить это на опыте.
Он изготовил два больших зонта. Но что, если, падая, зонты не выдержат тяжести человека и вывернутся от напора воздуха? Чтобы этого не случилось, Ленорман привязал спицы шнурами к ручке зонта. Эти шнуры были первыми стропами.
Ленорман отправился за город, захватив оба зонта. На высоком обрыве стояла большая старая липа, это было удобное место для прыжка. Ленорман взобрался на дерево и, раскрыв оба зонта, спрыгнул вниз. Он остался целым и невредимым, хотя сильно ударился о землю ногами.
Теперь надо было обдумать, как устроить такой зонт, чтобы можно было опуститься с очень большой высоты. Ведь нельзя же прыгать с аэростата с такими зонтами, с какими Ленорман прыгал с липы! Конечно, нельзя. Кроме того, висеть в воздухе, держась за палки зонтов, было очень неудобно и тяжело — Ленорман убедился в этом. А если произойдет несчастье на аэростате, то ведь и зонт раскрыть не успеешь.
После своего первого прыжка Ленорман уже знал, что опускаться надо медленно, чтобы ослабить силу толчка. Он долго рассчитывал, какой величины и формы должен быть зонт, и наконец, окончив расчеты, сделал модель.
Вы видите ее на рисунке.
«Парашют» Ленормана. (По современной гравюре).
Это остроконечный зонт — купол, как мы сейчас называем, с твердым каркасом по нижнему краю. К этому каркасу Ленорман прикрепил много шнуров, а на них подвесил кольцо с сиденьем для человека.
Много раз сбрасывал Ленорман свою модель с крыши дома. Он убедился, что зонт опускается правильно. Только теперь можно было приняться за постройку аппарата в натуральную величину. Наконец зонт был готов. Теперь оставалось его испробовать. Но аэростата в Монпелье не было. Kaк поступить?
Ленорман работал в обсерватории. Там была довольно высокая башня. Ленорман решил спрыгнуть с нее. На крыше башни Ленорман укрепил брус, на него подвесил свой аппарат.
Все жители Монпелье уже знали, что сам Ленорман собирается спрыгнуть с башни с каким-то аппаратом, поэтому в день испытания этого аппарата перед зданием обсерватории собралась громадная толпа. Странный колокол из полотна висел высоко под крышей башни, покачиваясь от легкого ветерка. Сиденье аппарата было притянуто к окну башни.
Но вот в верхнем окошке башни показался Ленорман. Он сел на сиденье своего аппарата и спрыгнул вниз.
Все вскрикнули в испуге. Но отважный физик плавно опустился на землю. Все окружили Ленормана и поздравляли его с успехом.
— Но что же это? Как называется ваша машина? — послышались вопросы со всех сторон.
— Это парашют, — ответил Ленорман, — аппарат для спасения при полетах на «монгольфьере» и «шарльере».
С тех пор это название так и осталось за прибором, который мы с вами хорошо знаем. Это название Ленорман произвел от двух слов: греческого (против) и французского chute (падение), и буквально оно означает — «против падения».
Спуск Себастьяна Ленормана на аппарате, который oн назвал «парашют». (По современной гравюре).
Глава IV. Парашюты Бланшара и Гарнерена. Элиза ГарнеренО том, как успешно опустился со своим парашютом Ленорман, узнал парижский механик Жан-Пьер Бланшар. Это был человек, сведущий в воздухоплавании. Он сам уже построил воздушный шар, а теперь решил сделать такой парашют, который мог бы опустить и гондолу с людьми.
Бланшар считал, что гондолу, в которой находятся люди во время полета, нужно подвесить не к самому аэростату, а к парашюту, а парашют прицепить к шару. Если с шаром произойдет какое-нибудь несчастье и людям придется спасаться, то парашют можно будет легко отделить от шара, и, значит, люди, сидящие в гондоле, благополучно опустятся с парашютом на землю.
Сначала Бланшар изготовил небольшие модели парашюта и сбрасывал на них с аэростата домашних животных. А в 1784 году он построил уже большой парашют и прикрепил его под баллоном аэростата. Это был жесткий парашют со спицами; раскрытый, он имел вид настоящего зонта.
Еще через год, 7 января 1785 года, Бланшар с помощником, доктором Джефрайсом, поднялся на своем аэростате из замка Дувр на берегу Англии, чтобы перелететь пролив Ламанш. Смелым воздухоплавателям надо было лететь тридцать километров, которые отделяют Англию от Франции. Ветер был попутный, и аэростат пролетел уже половину пути. Вдруг путешественники заметили, что шар начал заметно опускаться. Надо было немедленно выбросить из гондолы балласт, чтобы аэростат снова поднялся. Но вот уже и весь балласт выброшен, а шар снова медленно идет вниз.
— Бросайте корзину с провизией! — скомандовал Бланшар. — Бросайте книги!
Шар немного поднялся, но затем снова стал опускаться. Берег Франции между тем заметно приближался.
— Нам остается продержаться немного, — сказал Джефрайс. — смотрите: берег уже недалеко. Бросайте все, что у вас в карманах!
И за борт полетели часы, ножи, кошельки — все, что было в карманах. А шар неуклонно шел вниз.
— Последнее средство: скорее раздевайтесь!
Они сняли с себя платье, сапоги и выбросили их за борт. Шар в последний раз поднялся и долетел до берега. На берегу шар настолько уже опустился, что цеплялся гондолой за деревья молодого леса. В это время Бланшар выпустил газ из оболочки шара, а Джефрайсу удалось ухватиться за ветви, и они сошли на землю.
Бланшар и Джефрайс не хотели воспользоваться парашютом. И они были правы. Несмотря на потерю газа, шар все-таки еще мог держаться в воздухе и лететь, то опускаясь, то поднимаясь. Но если бы Бланшар и Джефрайс отцепили парашют, их гондола опустилась бы в волны Ламанша и затонула.
Жак-Пьер Бланшар. (С современной гравюры).
Парашют и гондола аэростата Бланшара. (С современной гравюры).
В том же 1785 году во время одного из своих показательных подъемов в городе Генте (Бельгия) Бланшар был уже на высоте около тысячи метров, когда заметил, что оболочка его аэростата лопнула, газ из нее начал выходить и корзина пошла книзу. Гибель была неминуема. Однако Бланшар не растерялся. Он быстро отцепил от баллона гондолу, снабженную парашютом, и благополучно достиг земли.
Это было первое спасение воздухоплавателя при катастрофе с воздушным шаром.
Месяца через четыре после Бланшара воздухоплаватели Пилатр-де-Розье и Ромен отправились в полет. Это был тот самый Пилатр-де-Розье, который первый в мире поднялся и летал на воздушном шаре. Теперь Пилатр-де-Розье хотел совершить перелет через Ламанш на «шарльере». Но, готовясь к полету, смельчаки не позаботились взять парашют. Зато, помня пример Бланшара. Пилатр взял с собой жаровню. Он думал: «Если начнется утечка газа, мы нагреем воздух жаровней, наполним оболочку нашего шара горячим воздухом, и наш „шарльер“ будет лететь, как „монгольфьер“.
Но едва Пилатр и Ромен поднялись метров нa триста, как шар их вдруг лопнул. Гондола с воздухоплавателями на глазах громадной толпы зрителей стремительно полетела вниз. Пилатр и Ромен погибли из-за собственной неосторожности: они поместили жаровню вблизи оболочки шара, наполненного горючим газом — водородом. От этого и произошел взрыв.
Катастрофа с воздушным шаром была новым предостережением отважным завоевателям воздуха.
Человек, поднимавшийся на воздушном шаре, должен был иметь спасательное средство, чтобы избежать гибели, подобной гибели Пилатра-де-Розье и Ромена. Таким средством мог быть только парашют. Многие стали думать над тем, как бы приспособить парашют к полетам на воздушном шаре. Но только двенадцать лет спустя французский воздухоплаватель Гарнерен построил удобный воздухоплавательный парашют. Это был мягкий парашют, без каркаса и спиц. Он подвешивался сбоку баллона воздушного шара.
Осенью 1797 года в назначенный день парижане собрались в парке Монсо на поляне. Они пришли посмотреть на невиданное зрелище — прыжок отважного Гарнерена с аэростата с парашютом. Все с любопытством рассматривали аэростат, слегка покачивавшийся на помосте между двумя столбами.
В это время шар наполнили газом, и Гарнерен взошел на помост. Он осмотрел все веревки и сел в корзину аэростата. Все было готово к полету. Толпа затихла, все затаили дыхание.
Раздалась команда Гарнерена, и люди, удерживавшие аэростат, выпустили из рук веревки. Получив свободу, аэростат рванулся вверх и стал быстро удаляться от земли, подвигаясь в сторону кладбища. Дальше было уже открытое поле. Шар уходил все выше и выше. Тысячи глаз следили за полетом.
Вдруг у всех вырвался крик ужаса: корзина, в которой сидел Гарнерен, оторвалась от шара и полетела вниз. Но в следующий же момент над ней уже раскрылся зонт, а Гарнерен развернул национальный флаг. Напряженно следили граждане Парижа, как, опускаясь, раскачивалась корзина. Казалось, Гарнерен вот-вот выпадет из нее. Однако он спустился вполне благополучно.
Первый спуск Гарнерена.
Чтобы успокоить зрителей, Гарнерен сейчас же прискакал в парк на лошади, и парижане встретили его бурными овациями.
После первою опыта Гарнерен спускался много раз со своим парашютом. Но всегда его гондола сильно раскачивалась. Это было неприятно и опасно. Долгое время Гарнерен не мог понять, почему так сильно раскачивается корзина. Что могло раскачивать ее? Ведь, кроме воздуха, ничто не окружало гондолу с парашютом. Может быть, воздух, скопляясь под куполом парашюта, сгущается и приподнимает то один край купола, то другой? Что, если попробовать выпускать воздух через середину купола парашюта?
Гарнерен так и поступил: в середине купола своего парашюта он сделал отверстие. Но и этого ему казалось мало. Снаружи, над отверстием, Гарнерен еще пришил короткий рукав вроде трубы. Он думал, что с такой трубой на куполе парашют будет меньше раскачиваться.
Усовершенствованный парашют Гарнерена с полюсным отверстием. (По современной гравюре).
Спускаясь первый раз с парашютом, имеющим отверстие, Гарнерен убедился, что поступил правильно: гондола почти перестала раскачиваться. Позднее Гарнерен убедился, что рукав роли не играет, важно лишь отверстие. Это отверстие в куполе парашюта сохранилось и теперь, его называют полюсным. Труба была не нужна, и скоро ее совсем перестали делать.
Последние парашюты Гарнерена очень похожи на наши современные воздухоплавательные парашюты. С такими парашютами можно было спускаться безопасно.
У Гарнерена была племянница, Элиза Гарнерен. Она стала первой женщиной парашютисткой-спортсменкой.
Спуск Элизы Гарнерен с парашютом, имеющим полюсное отверстие и трубу. (По современной гравюре).
Жак и Элиза (Елизавета) Гарнерен. (С современной гравюры).
За несколько лет она спустилась с парашютом с аэростата около шестидесяти раз, и все ее спуски были вполне удачны.
Жак и Элиза Гарнерен побывали во многих государствах, показывая свои спуски с парашютом. В 1802 году они приехали в Россию. Здесь, однако, им подъема на аэростате не разрешили. Тогда Гарнерен предложил показать опыт с кошкой.
В саду царскосельского (ныне город Пушкин) дворца собралась многочисленная придворная публика. Гарнерен принес клетку, в которой сидела кошка, и привязал ее к небольшому баллону, наполненному газом. В шнур, на котором висела клетка, Гарнерен вставил зажженный фитиль и пустил баллон в воздух. На высоте нескольких сот метров шнур перегорел, и клетка опустилась с парашютом». Кошка, которая «в добром здравии совершила сей подвиг славный», была, конечно, представлена «самой» императрице и «со всею милостию обласкана и шелковым бантом пожалована».
После успешных прыжков Элизы Гарнерен стали появляться люди, для которых парашютный спорт стал средством к существованию. Но иметь свой собственный воздушный шар они не могли: он стоил больших денег. Этим пользовались разные предприниматели-антрепренеры. Они покупали чужой опасный труд, устраивали представления, платя этим акробатам-парашютистам гроши, а сами загребали большие деньги. Так в капиталистическом мире стал развиваться парашютный спорт как забава праздной публики и средство наживы разных дельцов.
В 1784 году во Франции появился молодой акробат, который разъезжал по городам, показывая спуск с парашютом. Он устанавливал мачту с прикрепленным наверху брусом, имевшим на конце блок, через который продевалась веревка, привязанная к полюсу парашюта с жестким каркасом. Взобравшись на площадку мачты, акробат переходил на доску, подвешенную к парашюту, а его помощник по сигналу дергал за шнур, к которому был прикреплен серповидный нож, перерезавший парашютную веревку, и парашют отрывался от бруса. Смельчак опускался, давая парашюту желаемое направление с помощью особых крыльев и руля. Во время одного такого представления этот акробат вследствие какой-то неисправности в парашюте или своей оплошности упал и разбился насмерть.
Таким образом, можно считать, что впервые прообраз парашютной вышки появился еще в 1784 году. Однако тогда никому не пришло в голову практически использовать это приспособление при обучении парашютным прыжкам, как это было сделано спустя почти полтораста лет у нас, в Советском Союзе.
Глава V. Робертсон. Мишо и Александр. Коккинг. Парашютисты-акробаты: Болдуин, Чарльз Леру. Кетти ПаулюсВ самом начале прошлого века воздухоплаватель Робертсон разработал конструкцию двойного парашюта. Ему казалось, что такой двойной парашют будет более устойчивым в воздухе и безопасным.
Но парашют Робертсона оказался неудачным и даже опасным. Его нижний зонт задерживал воздух и сильно мешал верхнему куполу разворачиваться. Парашют раскрывался слишком медленно и опускался слишком быстро. В 1804–1806 годах ученики Робертсона Мишо и Александр приезжали в Россию и устраивали публичные представления. Они поднимались на аэростате и спускались с парашютом своего учителя.
Спуск акробата с парашютом с вышки в 1794 году (По современной гравюре).
Двойной парашют Робертсона. (По современной гравюре).
Вот что рассказывает один московский купец про объявленный в афишах «опыт возлетения» Александра в 1805 году в Москве, в Нескучном саду: «…билеты разом расхватали, а мне достать не пришлось. Смотрел я с огорода Девичьего монастыря… Шар поднимался все выше и выше, а Александр махал флагами и стрелял из пистолета. Потом он оторвался от шара, и прежде, чем парашют расправился, Александр три раза перекувырнулся в воздухе. Слышно было, как ужасно кричали в саду. Но скоро он расправил парашют и упал в пруд, но не утонул, а выплыл на берег благополучно».
Товарищ Александра, Мишо проделывал такие же «опыты возлетения» в Петербурге.
В 1834 году английский математик Кэйли заметил, что семечки цветка одуванчика прекрасно держатся в воздухе: они как бы висят на вывернутом зонтике.
Кэйли увидел, что «парашютик» семечка представляет собою правильный конус, обращенный своей вершиной книзу. Когда он падает, воздух давит со всех сторон равномерно на всю его поверхность. Вот почему и не раскачивается семечко, опускаясь на таком «парашютике». Значит, если сделать такой парашют в виде конуса, обращенного вершиною книзу, то и он будет опускаться, не раскачиваясь.
Одуванчик: осыпающийся шарик с семенами и отдельное семечко в увеличенном виде, летящее в воздухе.
Узнал ли об этом воздухоплаватель Коккинг от Кэйли, или он додумался самостоятельно — неизвестно, но в 1836 году он решил устроить парашют по образцу семечка этого цветка. Он высчитал, какие должны быть размеры, и сразу начал строить такой парашют.
Парашют Коккинга в истории назван «обратным», так как его купол наружной стороной обращен вниз, а внутренней — кверху.
Рассчитывая свой парашют, Коккинг не сообразил, что когда парашют будет опускаться, воздух особенно сильно будет давить на его наружную поверхность. Он не подумал, что такой парашют надо строить очень прочным, чтобы он не сплющился от напора воздуха. Всего этого Коккинг, вероятно, не предвидел. Он построил парашют, подвесил его к аэростату, поднялся на высоту в тысячу метров и отцепился от аэростата.
Три-четыре секунды парашют опускался хорошо, без качаний, но затем вдруг сложился и с хлопаньем пошел камнем вниз… Так погиб Коккинг.
«Обратный» парашют Коккинга. Его испытание и катастрофа. (По современной гравюре).
После Коккинга еще несколько человек пытались построить «обратный» парашют, только, конечно, более прочный. Но жесткая конструкция парашюта была и неудобна и крайне тяжела, поэтому от таких парашютов изобретатели скоро отказались.
В конце прошлого века люди научились вырабатывать для аэростата хорошие прорезиненные ткани, к воздухоплавание стало быстро развиваться. Однако брать парашют на свои аэростаты воздухоплаватели избегали. В те времена парашют имел значительный вес, и они боялись излишне отягощать корзину аэростата парашютом на случай катастрофы, «которая ведь может и не случиться».
В это время появилось много воздушных акробатов-парашютистов. Эти отважные люди разъезжали по городам разных государств, удивляя всех своими смелыми спусками с парашютом с аэростата, поднятого нa большую высоту.
В 1870-х годах большой известностью пользовался англичанин-парашютист Гэмптон. На своем шаре, носившем название «Альбион», он поднимался на высоту около тысячи метров и, оторвавшись от шара, эффектно опускался к земле. Интересно то, что купол парашюта Гэмптона имел широкую кромку, сшитую из очень тонкой, почти прозрачной ткани, которая при подъеме аэростата висела в виде оборки совершенно свободно. При спуске же эта оборка значительно увеличивала площадь парашюта и поэтому сильно замедляла спуск. Кроме того, на дне своей корзины Гэмптон устроил амортизатор, смягчавший удар, когда корзина касалась земли.
Парашют Гэмптона. (С современной гравюры).
В 1880 году англичанин «профессор» Болдуин поднимался на аэростате уже без корзины, садясь на кольцо, подвешенное к шару. Его парашют прикреплялся крючком сбоку аэростата. К шнурам (стропам) парашюта Болдуин пристегивал трапецию и во время подъема шара держал ее в руках.
Когда шар поднимался на высоту до тысячи метров, Болдуин открывал у шара клапан, выпускал газ, а сам, держась за трапецию, бросался вниз. Своею тяжестью Болдуин срывал с крючка парашют, который раскрывался и опускал его на землю. Шар, потеряв газ, падал где-нибудь недалеко от места подъема.
Летом 1889 года в Петербург приехал парашютист американец Чарльз Леру. Он уже тогда прославился своими прыжками и в Америке и в Европе. Его «представления», как тогда называли прыжки с парашютом, изумляли всех своей смелостью. Они происходили в увеселительном саду «Аркадия», на берегу реки Невки. Вот как описывалось в одной из столичных газет выступление Леру: «Посреди большой площадки сада возвышается желтый аэростат. На нем сбоку висит парашют, шнуры которого оканчиваются большим кольцом, зацепленным за борт корзины. Вот оркестр заиграл марш, и в, дверях ближайшего павильона показался человек, одетый в трико. Это знаменитый Чарльз Леру. Встреченный громкими рукоплесканиями, он быстро пробежал к аэростату и ловко вскочил в его корзину, где уже находился его помощник, который должен был управлять аэростатом. Леру взял в руки кольцо парашюта и внимательно осмотрел его. Раздалась короткая команда, люди, удерживавшие аэростат, отпустили веревки, и корзина тихо отделилась от земли.
Помощник выбросил два мешка с песком, и тогда шар довольно быстро пошел вверх. Когда он был уже на высоте около тысячи метров, оттуда донесся сигнал рожка.
— Смотрите! Смотрите!.. — пронеслось в толпе.
Было видно, как Леру сел на борт корзины. Затем… в толпе, как из одной гигантской груди, раздалось: „Ах!..“ Леру, держась за кольцо, стремительно падал вниз, а парашют его вытянулся в воздухе, но не раскрывался. Все были в ужасе. Но вдруг, уже на высоте всего около двухсот метров, парашют раскрывается красивым белым зонтом — и Леру плавно опускается где-то за пределами сада. А через несколько минут он уже появляется среди публики, устраивающей ему восторженную овацию».
Прыжки акробата-парашютиста «профессора» Болдуина. (С современного фотоснимка).
Парашютист Болдуин на аэростате. (По современной гравюре).
Как же этот парашютист-акробат проделывал свой парашютный фокус? Довольно просто. Когда он бросался вниз, нижняя кромка купола парашюта была стянута: воздух не мог наполнить ее и совсем раскрыть купол парашюта. Купол принимал сначала форму вытянутой груши. Когда же до земли оставалось метров двести, Леру сдергивал кольцо, стягивающее края купола парашюта, они расправлялись, и купол парашюта раскрывался. Леру, имея над собой вытянувшийся парашют, не кувыркался в воздухе. как это было с Александром. Парашют удерживал его от кувыркания, стабилизировал его, как мы теперь говорим. Прыжки Леру можно считать первыми затяжными прыжками.
Что же заставило Леру придумать такой опасный трюк? Конечно, он сделал это под давлением своего хозяина — антрепренера, заинтересованного в сборах за «представления». Эти люди эксплоатировали акробатов-парашютистов, сами богатели, а им платили ничтожные деньги за выступления, порой стоившие жизни этим отважным людям. Так случилось и с Леру в Ревеле, куда он отправился после гастролей в Петербурге.
В день, назначенный для прыжков, погода была очень неподходящая: дул сильный ветер, на море ходили высокие седые волны. Леру поглядел на море и подошел к своему «маэстро».
— Не отменить ли сегодня полет? Уж очень опасная погода.
— Что вы, что вы! Да ни в коем случае! Смотрите, какая масса народу! Разве можно терять такой громадный сбор!
— Но ведь лететь сейчас очень опасно…
— О, с каких это пор вы стали трусом, милейший Леру? Пройдемте в буфет: бутылочка хорошего рому придаст вам бодрости духа!
Когда Леру подошел к аэростату, в его голове сильно шумело. Опасения действительно прошли.
Шар быстро пошел вверх, и его потянуло к морю.
Леру спрыгнул, и когда парашют совсем раскрылся, сильным порывом ветра его снесло далеко от берега, и Леру опустился в воду. Какие-то мгновения его видели барахтающимся на волнах. Несколько шлюпок отправились ему на помощь, но не успели: Леру утонул, став жертвой алчного антрепренера.
Из парашютистов того времени следует отметить немку Кетти Паулюс, которая прыгала с двумя парашютами своего учителя Латемана. Эти парашюты представляли собой нечто новое: они уже не висели сбоку баллона аэростата, но были свернуты в легко развертывающиеся пакеты и подвешивались к аэростатному кольцу, над корзиной.
Выпрыгнув из корзины, Кетти Паулюс, падая, своей тяжестью разворачивала парашюты один за другим и опускалась с двумя парашютами.
Кетти Паулюс выступала с большим успехом. Она объездила всю Европу и сделала более семидесяти удачных прыжков.
Парашютистка Кетти Паулюс со своим учителем Латеманом. (С современной фотографии).
Гастроли Чарльза Леру в Петербурге в 1889 году (С современной зарисовки).
Глава VI. Авиационные парашюты. Вассер, Эрвье, Орс. Кайя де-Кастелла и Пелатье. Бонне, Пегу. Майер и Гриммер. Рейхельт. Moи первые опытыВсе эти парашюты, о которых мы говорили, были воздухоплавательными. Их употребляли только на аэростатах. Но вот 17 декабря 1903 года двум американцам, братьям Уильбуру и Орвиллу Райт, удалось оторваться от земли и подняться в воздух на аппарате тяжелее воздуха. Это был примитивный аэроплан, похожий на летающую этажерку, снабженный бензиновым мотором с воздушным винтом — пропеллером.
Они поднялись всего на полтора метра от земли и продержались в воздухе лишь пятьдесят девять секунд, но это был уже настоящий триумф человека: наконец человек научился летать по-птичьему.
Братья Орвилл и Уильбур Райт на своем первом аэроплане. (С современно фотографии).
Так появилась авиация (от латинского слова avis — птица). Теперь уже можно было управлять аппаратом и летать против ветра.
Первые аэропланы были еще очень неустойчивы в воздухе, и летать на них было гораздо труднее и опаснее, чем на аэростатах, поэтому в авиации парашют стал еще более необходимым, чем в воздухоплавании. Но ведь парашют не повесишь на аэроплане так, как на аэростате: аэроплан по воле летчика летит быстро, несмотря на встречный ветер. Значит, парашют должен быть сложенным. Однако пользоваться на аэроплане даже сложенными воздухоплавательными парашютами было невозможно — так они были громоздки и тяжелы. Надо было создать парашют специально для авиации.
Первый авиационный парашют изобрел француз Вассер в 1910 году.
Авиационный парашют Вассера и его испытание. 1. Парашют, уложенный на вышке. 2. Вышка, укрепленная на автомобиле. 3. Парашют раскрылся. 4. Вассер со своим парашютом. (По современным фотоснимкам).
Это был просто большой зонт со спицами. Изобретатель хотел поместить этот парашют в сложенном виде на хвосте аэроплана. Конец палки зонта соединялся с сиденьем авиатора. Если бы летчику пришлось спрыгнуть с самолета, ему нужно было бы только потянуть за рычаг. Встречной струей воздуха зонт раскрылся бы, вытащил сиденье вместе с авиатором и опустил бы его на землю.
Так думал изобретатель. Он даже устроил пробное испытание своего парашюта. На автомобиле соорудили довольно высокую вышку из легких бамбуковых жердей, наверху вышки — площадку. На этой площадке расположили сложенный парашют. Вместо человека к парашюту привязали мешок с песком, автомобиль развил большую скорость, парашют привели в действие, он раскрылся, сдернул с площадки груз и опустил его на землю. Опыт удался и вполне оправдал ожидания изобретателя. Но Вассер не учел, что такой небольшой парашют не может безопасно опустить человека с большой высоты на землю. Чтобы парашют выдержал тяжесть человека, купол его должен иметь площадь около пятидесяти квадратных метров, а такой парашют-зонт, даже сложенный, не уместился бы ка хвосте аэроплана. Кроме того, этот зонт мог раскрываться только тогда, когда машина летела по прямой или падала носом вниз, а если бы аэроплан падал в другом положении, зонт уже не раскрылся бы.
Конечно, этот «курьезный» парашют, как его называют, на аэроплане никто и не испытывал.
Конструктор Эрвье в 1910 году решил сделать купол парашюта более легким — сшить его из трех разных материалов. Для средней части купола он взял самый тяжелый материал, более легкий поставил у полюсного отверстия, где давление воздуха бывает меньше, а на остальную часть употребил самую легкую, но прочную прорезиненную материю. Несколько раз Эрвье сбрасывал свой парашют с первой площадки (с высоты шестидесяти трех метров) Эйфелевой башни в Париже.
Испытание парашюта Эрвье с Эйфелевой башня. (С современной фотографии).
С парашютом он сбрасывал манекен — куклу весом около восьмидесяти килограммов. Все его опыты оказались удачными: парашют был очень прочен. Hо все же и этот парашют в сложенном виде был слишком велик. Летчик с таким парашютом не уместился бы в машине, поэтому, испытывая парашют, его помещали под аэропланом.
Другой французский изобретатель, Орс, в 1910 году сам испытывал свои парашюты. Он садился на сиденье, устроенное на оси аэроплана, между колесами. В таком положении парашютиста поднимали на высоту, и он прыгал.
Конструктор Орс перед подъемом для прыжка с парашютом. В углу — спуск Орса с парашютом.
Тогда же стали известными французские парашютистки Кайя де-Кастелла и Пелатье. Смелые спортсменки прыгали с аэроплана. Их поднимали для прыжка подвешенными под фюзеляжем аэроплана. Кайя де-Кастелла испытывала и рекламировала новые конструкции парашюта, над которыми работал ее муж.
Кайя де-Кастелла, первая парашютистка в авиации.
Парашютистка Кайя де-Кастелла перед подъемом для прыжка с парашютом конструкции ее мужа.
В 1914 году Кайя де-Кастелла испытывала новый парашют своего мужа. (Как и всегда, она спрыгнула с аэроплана, но парашют не раскрылся. Смелая парашютистка разбилась насмерть.
Кайя де-Кастелла была первой женщиной-парашютисткой в авиации, как Элиза Гарнерен — в воздухоплавании.
Много изобретений, много новых конструкций парашюта придумали конструкторы. Все они хотели улучшить авиационный парашют. Одни укладывали парашют на хвосте самолета в легком футляре; когда пилот поворачивал рычаг, футляр раскрывался и освобождал парашют. Другие помещали парашют в особый шкафчик у пилота за спиной, откуда парашют в нужный момент выбрасывался взрывным зарядом или сжатым воздухом, который пускался по трубке из баллона.
Авиационный парашют Бонне. Парашют уложен в ящик (а), веревка от него (б) привязана к поясу летчика.
Конструктор Бонне в Париже воспользовался парашютом Эрвье. Он уложил парашют в футляр на хвосте аэроплана. От парашюта шла веревка, прикрепленная к поясу, который надевал на себя авиатор. Перед прыжком летчик нажимал рычаг, футляр раскрывался, парашют раздувался ветром и вытягивал пилота с его сиденья на воздух.
Однажды француз Пегу, летчик-испытатель, работавший на аэропланном заводе Блерио и К°. поднялся на аэроплане с таким парашютом, чтобы его испытать. Набрав высоту метров в триста, Пегу нажал рычаг от ящика парашюта.
Парашют раскрылся; его купол, очутившись в сильном потоке воздуха, удачно развернулся и вытащил авиатора с его сиденья. По счастью, стропы парашюта не зацепились за хвостовое оперение самолета: при таком разворачивании купола это было вполне возможно.
Пегу стал спускаться с парашютом. Но вот он взглянул вверх и видит, его машина, у которой он не выключил мотор, предоставленная самой себе, поднялась вверх и сделала замкнутый круг, то есть то, что потом назвали «мертвой петлей». Вслед за этим аэроплан стал сам проделывать разные фигуры в воздухе и, спустившись к земле, сел довольно удачно, с очень небольшими повреждениями. Пегу, сообразив, в чем дело, решил сам сделать «мертвую петлю». Объявив о своем намерении, Пегу в присутствии многих зрителей поднялся на высоту около тысячи метров и, накренив самолет носом вниз, пролетел вверх колесами, а затем, снова выправив самолет, пошел на посадку. На следующий же день газеты всего мира прокричали о «мертвой петле» авиатора Пегу, хотя на самом деле это была не «мертвая петля», а только фигура в виде буквы S.
Схема развертывания парашюта при укладке его на фюзеляже самолета.
Первая же и притом настоящая «мертвая петля» была за два дня перед попыткой Пегу сделана нашим русским летчиком П. Н. Нестеровым в Севастополе.
В те годы интерес к авиации был очень велик, и часто люди разных профессий старались придумать что-нибудь новое, внести какое-нибудь усовершенствование. Аэропланы первых лет авиации были весьма примитивны, они держались в воздухе очень неустойчиво. Нередко приходилось узнавать о новых катастрофах в воздухе. Поэтому вопрос, как спасти авиатора при катастрофе, занимал очень многих. В Париже, например, над этим работали дамские портные Майер и Гриммер. Одновременно с ними конструировал парашют Рейхельт. Все они решили соорудить парашют в виде плаща или пальто. В минуту опасности авиатор, выскочив из горящего или падающего аэроплана, должен был только расстегнуть пояс — и плащ превращался в парашют.
Парашют-плащ Майера и Гриммера. (По патентному рисунку).
Майер и Гриммер заявили о своем изобретении раньше, но Рейхельт был энергичнее и раньше Майера и Гриммера добился разрешения на испытание своего парашюта.
Три года (1909–1911) работал Рейхельт над своим пальто-парашютом. Он изобретал все новые и новые фасоны «пальто» и, надев его, каждый раз прыгал с крыши небольшого двухэтажного дома, в котором жил. Но все его опыты были неудачны: парашют раскрывался очень плохо.
— Не выйдет это у тебя, — говорили ему.
Но он стоял на своем:
— Не удается потому, что небольшая высота. Я уверен, что на большой высоте мой парашют обязательно хорошо развернется.
В 1912 году Рейхельт добился своего: ему разрешили спрыгнуть с площадки Эйфелевой башни.
Франсуа Рейхельт в своем пальто-парашюте.
В день испытания пальто-парашюта на Марсовом поле перед башней собралось много народу, так как об испытании нового парашюта было широко объявлено.
В нескольких местах расположились кинооператоры, чтобы снять прыжок с новым парашютом.
— Смотрите! Вышел, вышел! — пронеслось по площади.
— Но у него в руках ничего нет. Где же парашют? — спрашивал кто-то.
— Парашют надет на нем, это его пальто, — последовал ответ.
Не отрываясь смотрели парижане на Рейхельта, стоявшего у перил площадки на высоте шестидесяти трех метров. Вот он взмахнул руками и спрыгнул. Толпа ахнула, как один человек: Рейхельт летел камнем вниз, а около него с хлопаньем развевался кусок материи. Тяжело рухнул Рейхельт на землю… Он разбился насмерть. Его парашют запутался и не развернулся. Но если бы и развернулся этот парашют, то вряд ли прыжок Рейхельта окончился бы благополучно.
Площадь купола парашюта Рейхельта была всего около десяти квадратных метров, а этого было слишком мало.
Разрешать Рейхельту прыгать с высоты шестидесяти трех метров, конечно, было нельзя. И если это сделали, то только потому, что тогда мало знали парашютное дело.
Рейхельт с раскрытым парашютом.
Парашют Майера и Гриммера, так же как и Рейхельта, надевался на авиатора, но не в виде пальто, а в виде плаща. Конечно, после печального случая с Рейхельтом их парашютом никто не заинтересовался.
Хотя парашюты Рейхельта и Майера-Гриммера оказались непригодными, но это были первые в мире попытки создать легкий и удобный авиационный парашют.
Много книг прочел я по истории воздухоплавания и авиации и увидел, что настоящего парашюта для авиации не изобрел еще никто.
Лучшие парашюты, вроде парашюта Бонне, были слишком тяжелы и громоздки. Даже сложенные, они не могли уместиться в кабине аэроплана.
А механизмы, которые раскрывали купол парашюта! Как сложны, ненадежны были и взрывной заряд и сжатый воздух! Что, если заряд отсыреет или в баллоне не будет достаточного давления? Тогда летчику грозит неминуемая гибель.
А если парашют, раскрываясь, запутается или зацепится за хвостовое оперение или крыло аэроплана, что будет тогда с летчиком?
Авиационный парашют должен всегда находиться при человеке, чтобы летчик в минуту опасности мог выпрыгнуть с любой стороны машины, с любого ее места. Или, как говорили древние римляне: «Omnia mea mecum porto» («Я все свое ношу с собой»). Значит, первым условием конструкции будущего парашюта, думал я, должен быть лозунг: «Всегда при мне!» Это, видимо, уже понимали Рейхельт и Гриммер, но осуществить эту мысль конструктивно им не удалось.
Но, чтобы парашют был всегда при человеке, его необходимо уложить в небольшой футляр. Как это сделать? Ведь купол парашюта все же довольно обширный и громоздкий, потому что он сшит из плотной прорезиненной материи. Мне пришлось задуматься над этим вопросом.
Правда, я не раз слышал, что громадные шелковые шали можно легко пропустить через небольшое колечко с женской руки.
Пустой случай пришел мне на помощь.
Как-то после спектакля в летнем театре Таврического сада мы с товарищами, разгримировываясь, болтали в уборной. Кто-то постучал в дверь.
— Можно! — крикнул я — Мы уже переоделись.
Вошла актриса, жена одного из моих собеседников.
— Дай мне мою сумочку, — обратилась она к своему мужу. — В саду довольно прохладно сегодня.
— Что вы! — рассмеялся я — Разве сумочка греет?
— Не сумочка, а шелковая шаль, — сказала невозмутимо актриса, взяла сумочку, открыла ее, быстрым движением выдернула шелковую шаль и распустила ее по всей комнате.
— Слушайте! — крикнул я. — Ведь это же мысль! Это же то, что и надо! Ничем не пропитанный шелк!
Товарищи смотрели на меня с изумлением. Они не понимали, о чем я говорю. А я в эту минуту решил сшить купол своего парашюта именно из легкой непрорезиненной и ничем не пропитанной шелковой материи.
Проходили дни. Я продолжал думать о легком шелке как о материале для своего будущего парашюта.
Ведь такая ткань легка, прочна, эластична и обладает упругостью. Значит, сшитый из нее купол парашюта в укладке займет очень мало места и будет хорошо разворачиваться. Я так увлекся этими соображениями, что решил уложить парашют в особый шлем летчика.
Чтобы купол парашюта разворачивался быстрее, в заграничных парашютах в одном месте его кромки обычно вставляли кусок резиновой трубки, надутой воздухом. Но ведь трубка может выпустить воздух, и тогда она не выполнит своего назначения. Мне казалось более надежным и простым по всей кромке купола парашюта пропустить слегка растянутую спиральку из тонкой стальной проволоки. Потом эту спираль я заменил стальным тросом толщиною в полтора миллиметра.
Купол должен выбрасываться в воздух безотказно Что же для этой цели может быть надежнее сильной спиральной пружины!
Когда я решил эти вопросы, я стал думать, как лучше подвесить человека к куполу парашюта. В то время везде за границей человек подвешивался в одной точке: все стропы купола собирали в один узел, и от него уже шла веревка, прикрепленная другим концом сзади к поясу авиатора.
Подвеска человека к парашюту в одной точке.
Но при таком способе подвески в момент раскрытия купола парашюта человек испытывает сильный и очень болезненный рывок, так как усилие приложено к одной точке тела — животу. Силой этого рывка человека сгибает, и, опускаясь подвешенным на одной веревке, парашютист все время вращается, не может повернуться лицом «по сносу», то есть в ту сторону, куда парашют сносит ветром. При посадке на землю такое вращение, да еще в наклонном положении, становится очень опасным. Обдумав все это, я решил и купол своего парашюта и подвесное приспособление к нему устроить совсем иначе. Для купола я выбрал легкую, тонкую и очень прочную шелковую ткань. Выкроил парашют я в виде плоского круга и решил сшить его из клиньев, которых, сообразно ширине материала, пришлось сделать двадцать четыре.
Я возился довольно долго с небольшой моделью купола, чтобы определить длину строп. Когда я стропы укорачивал, то купол слишком вытягивался. Постепенно удлиняя их, я заметил, что купол стал принимать правильную форму. Плетеные шелковые стропы, идущие от полюсного отверстия, я думал пропустить по швам купола и разделить на две части, чтобы прикрепить их к плечевым лямкам подвесной системы. А подвесную систему я задумал устроить из нескольких пеньковых прочных полос: пояса, нагрудного обхвата, двух плечевых лямок и подхвата для ног. Такое устройство подвески человека к куполу парашюта уже могло распределить усилие рывка равномернее по всему телу и сделать рывок менее чувствительным.
Чтобы еще уменьшить силу рывка и его вредное влияние на купол и на человека, я решил снабдить подвесную систему плечевыми резинками — амортизаторами. Когда купол парашюта будет раскрываться, решил я, амортизаторы сильно растянутся и так останутся до тех пор, пока парашютист не коснется ногами земли. Тут амортизаторы мгновенно сократятся, притягивая к себе купол. Но купол парашюта противится этому, так как его удерживает еще не ослабевший в нем сгущенный воздух («воздушная подушка»), и поэтому сила сокращающихся амортизаторов будет приподнимать от земли парашютиста. Это смягчит удар в ноги при посадке.
При стропах, разделенных по плечам, вращения уже быть не должно. Да, кроме того, можно будет повернуться лицом по сносу — стоит лишь взяться правой рукой за левую лямку, а левой за правую и сделать некоторое усилие.
Казалось, все было обдумано. Но я вспомнил о том, что ведь не всегда погода будет благоприятствовать парашютисту. При ветре, опустившись на землю, необходимо будет «обезвредить» купол парашюта, чтобы он не тащил парашютиста по земле. Если придется опуститься на воду, то от купола надо быстро освободиться. Для этого купол парашюта нужно сделать пристегивающимся к плечевым лямкам подвесной системы прочными карабинами (крючками) пожарного типа.
Я сделал набросок своего будущего парашюта. Теперь можно было построить небольшую модельку и с ней проверить на опыте все свои предположения.
Я горячо принялся за дело, и дня через два модель была готова Это было осенью, на даче. Чуть ли не полдня сбрасывал я своего «парашютиста»-куклу с крыши дома. Каждый раз парашют действовал безотказно: купол выбрасывался, хорошо раскрывался и плавно опускал куклу на землю. Я убедился, что мои принципы устройства парашюта совершенно правильны.
Глава. VII. Первая модель ранца «PК-1» и ее испытание в Новгороде. У военного министра. В Инженерном замкеПервые опыты с моделью моего парашюта меня очень обрадовали. Теперь надо было рассчитать, какой должна быть площадь купола парашюта, с которым может спуститься человек весом в восемьдесят килограммов с безопасной скоростью четырех-пяти метров в секунду.
Порядочно порывшись в разных книгах, я наконец отыскал решение этого вопроса. Из прочитанного я понял, что если взять какой-либо кружок, имеющий определенный вес, и позволить ему падать вертикально, то он будет испытывать некоторое сопротивление воздуха, называемое «лобовым», от которого и будет зависеть скорость его падения. На это явление в свое время обратил внимание еще великий Леонардо да-Винчи. При расчетах величину лобового сопротивления (коэффициент его) мы обыкновенно принимаем равной 0,7. Но сопротивление воздуха находится в прямой зависимости от его плотности. Коэффициент этой последней мы принимаем равным 0,125.
Итак, мы имеем данные: площадь парашюта — S, общий вес всей падающей системы парашюта с человеком — Р, коэффициент плотности воздуха — р, лобовое сопротивление — С, а скорость падения (в метрах) — V. Чтобы определить требуемую площадь парашюта, все эти величины надо свести в формулу:
S=P/pCV.
Подставив в эту формулу все нужные значения для веса человека с парашютом, опускающегося со скоростью четырех метров в секунду (эти данные я взял приблизительно), я получил:
S=80/0,7x0,123x16=80/1,4=50,7 кв. метра.
Вот какая площадь должна быть у моего парашюта.
Первый ранцевый парашют «РК-1» образца 1911 года. (По чертежу автора).
Тут я призадумался. Ведь это большой круг, диаметром в семь с лишним метров. Такой парашют в шлем не уложишь! Тогда я решил уложить парашют в ранец.
Уже много лет спустя, изучая парашютные патенты в библиотеке Комитета по изобретательству, я наткнулся на германский патент 1919 года. Этот патент в точности повторял мою идею парашюта, уложенного в головной шлем. Германское патентное ведомство выдало этот патент только потому, что он был новостью, хотя и абсурдной.
Я занялся чертежами парашюта и ранца. А когда они были готовы, начал строить модель своего парашюта в 1/10 натуральной величины и изготовлять подходящую для нее куклу.
Ранец я сделал металлический. Внутри ранца была полка. Она лежала на двух спиральных пружинах. На эту полку укладывались стропы, а на них — купол парашюта. Крышку ранца я сделал на петлях с пружинками внутри, чтобы, открываясь, она откидывалась быстрее. К защелке замка ранца я прикрепил ремешок с кольцом, висевшим на нагрудном ремне, для того чтобы можно было самому открыть парашют, когда выскочишь из самолета. А чтобы ранец мог открыться самостоятельно, если бы летчик свалился нечаянно, замок ранца соединялся шнуром с аэропланом. Если бы произошло то же, что с Мациевичем, то шнур открыл бы замок ранца и сам, не выдержав тяжести падающего человека, оборвался бы.
Ранец парашюта «РК-1» образца 1911 года. (По чертежу автора).
Подвесные лямки парашюта, выпущенные из ранца, пристегивались карабинами, то есть особыми крючками, к подвесной системе, надетой на человека.
Наконец модель готова. Оставалось проверить ее, посмотреть, как она будет действовать.
Испытывать модель в городе было невозможно. Патента на изобретение у меня еще не было. Кто-нибудь мог увидеть, понять устройство модели и присвоить мое изобретение.
Чтобы мое изобретение оставалось в тайне, я решил поехать в Новгород к брату и там вместе с его сыновьями испытать свою модель.
Мне удалось получить трехдневный отпуск. Сидя в маленьком, казавшемся игрушечным вагоне узкоколейки, какие тогда ходили в Новгород, я обдумывал, как удобнее всего сбросить моего «парашютиста». Приехав к брату в Новгород, я показал племянникам свою куклу. Они очень заинтересовались.
— Откуда же мы его сбросим? — спрашивали меня мои помощники. — Хорошо бы откуда-нибудь повыше — с колокольни, что ли.
— Нет, — сказал я. — Мы соорудим большой змей и поднимем нашу модель метров на пятьдесят-шестьдесят.
Кукла с моделью парашюта «РК-1». построенной автором в 1/10 натуральной величины.
Наскоро позавтракав, мы сейчас же принялись за постройку большого змея. Дул хороший ветерок, времени терять не хотелось. А когда змей был готов, мы отправились с ним за город. Идти было недалеко, так как дом, в котором жила семья моего брата, стоял почти на окраине, у монастыря.
В поле никого не было, и нам никто не мешал.
К пусковому шнуру на расстоянии метров полутора от змея мы привязали веревочную петлю и на нее подвесили куклу с надетым на нее ранцем-парашютом. Нитку от замка ранца мы привязали тоже к пусковому шнуру.
— А кто же у куклы парашют раскроет? — с удивлением спрашивали ребята.
— А вот кто, — сказал я, вынимая из кармана кусочек трута.
Раскрутив немного веревку петли, на которой висела кукла, я вставил в эту петлю трут и зажег его с обоих концов, действуя по способу Гарнерена, когда-то примененному им в саду царскосельского дворца.
— Ну, теперь понятно?
Я отбежал, натягивая пусковой шнур, и скомандовал:
— Пускай!
Под напором свежего ветерка змей быстро пошел вверх и скоро поднялся на всю длину шнура — пятьдесят метров. Было видно, как дымился трут, раздуваемый ветром. Я волновался, ожидая результата этого испытания. Мои помощники ребята волновались, пожалуй, еще больше меня: как будет действовать наш парашют?..
Вдруг петля перегорела и кукла стала падать. Но при ее падении нитка от замка раскрыла ранец и оборвалась, а купол парашюта, выброшенный пружинами в воздух, быстро развернулся, и кукла, уносимая ветром в сторону, стала плавно опускаться к земле. Восторгу ребят не было конца, они с криком и визгом бросились ловить опускающийся парашют. Таким образом мы повторили наш опыт раз двенадцать, и у нас не было ни одной неудачи. Я не сомневался, что и настоящий парашют будет действовать так же хорошо.
Испытание модели ранцевого парашюта «РК-1» в Новгороде. (По зарисовке автора).
Теперь мне надо было разрешить новую задачу: надо было сообщить о своем изобретении, надо было добиться, чтобы летчики стали пользоваться моими парашютами во время полетов.
В то время всем летным делом ведало военное министерство, а министром был генерал Сухомлинов. Я был уверен, что если обратиться к самому военному министру, то моими ранцами-парашютами снабдят всех, кто будет летать на аэроплане. Люди при катастрофах в воздухе не будут больше погибать. Я взял чертежи, захватил с собой свою модель с куклой и отправился в военное министерство.
Сухомлинова не было, и посетителей принимал его заместитель, генерал Поливанов. Я вошел в приемную, записался и стал последним в очереди посетителей.
Вышел генерал Поливанов. Опросив всех посетителей, он подошел ко мне.
— Вам что угодно?
— Мне хотелось бы сообщить вам о своем изобретении.
— Пожалуйста, я слушаю.
Я извинился и сказал, что не могу рассказывать при посторонних, потому что мое изобретение еще не заявлено где следует.
— Тогда пройдемте ко мне в кабинет, — сказал генерал и, пропустив меня вперед, вошел за мной в кабинет и запер дверь на ключ.
Я показал свои чертежи, показал модель, объяснил устройство ранца-парашюта и спросил генерала, не желает ли он посмотреть, как действует мой парашют.
— Прощу вас, — сказал он.
Тогда я закрепил за палец конец шнурка от замка ранца и бросил куклу под самый потолок высокого кабинета. Парашют хорошо вылетел из ранца и опустил куклу на пол.
Поливанов что-то написал и затем подошел ко мне, подавая карточку:
— Поезжайте в Инженерный замок и покажите свою вещь начальнику инженеров, генералу Роопу.
Я вышел из кабинета.
На визитной карточке Поливанова я прочитал:
«Главного инженера генерала Роопа прошу подателя сего немедленно принять и выслушать».
Перед тем как идти в Инженерный замок, я зашел в Комитет по изобретениям и подал свою заявку на патент.
Это было 27 октября 1911 года.
Теперь уже можно было показывать свое изобретение кому угодно, не боясь, что кто-нибудь использует мою идею.
Получив квитанцию на заявку, я отправился в Инженерный замок, где в то время помещалось Главное военно-инженерное управление.
В приемной меня встретил скучающий дежурный офицер.
— Вы к кому? — сонно спросил он меня, окинув презрительным взглядом мой штатский черный сюртук.
— Могу я видеть главного инженера?
— Его превосходительство?
— Именно.
— Его превосходительство не принимает. Сегодня приема нет.
— Но, может быть, меня он примет, — сказал я и протянул офицеру визитную карточку Поливанова.
Прочитав, офицер вскочил и убежал, звеня шпорами, вверх по лестнице.
Через минуту он уже слетел вниз и весьма предупредительно сообщил, что «его превосходительство просят меня пожаловать».
И я пожаловал.
Генерал Рооп, узнав от меня, в чем дело, назначил на следующий день заседание под председательством генерала Кованько, который тогда был начальником воздухоплавательной школы.
К одиннадцати часам следующего дня я был уже в Инженерном замке. Меня пригласили в комнату, где я увидел авиационных специалистов того времени. Во главе их был Кованько. Меня поразили его длинные седые баки.
Мне предложили рассказать об изобретении, и я, показывая чертежи и модель, стал объяснять устройство своего ранца-парашюта.
— Таким образом, — говорил я, — очутившись в воздухе, купол парашюта, сшитый из легкого, плотного и упругого шелка, всегда безотказно раскроется. Трос, пропущенный в его нижней кромке, стремясь выпрямиться, поможет куполу быстро раскрыться. Все это я проверил на опыте с моделью много раз…
— Все это прекрасно, — вдруг прервал меня генерал Кованько, — но вот что, однако… Что будет с вашим спасающимся, выпрыгнувшим из аэроплана, когда парашют раскроется?
— То есть как? — спросил я, не понимая вопроса.
— А так: что произойдет с человеком во время раскрытия парашюта?
— Думаю, что он благополучно опустится на землю.
— Благополучно ли?
— А почему же нет? — удивился я.
— А не приходило ли вам в голову, что ему тогда уже незачем будет спасаться, так как от удара при раскрытии парашюта у него оторвутся ноги?
Я был поражен. Такого возражения я никак не ожидал. Мне пришлось объяснить, что этот удар воздуха в купол парашюта будет сильным только тогда, когда парашют за что-либо зацепится. Парашют раскрывается постепенно, а поэтому удар смягчается. Но, конечно, прибором надо уметь пользоваться, и, прыгнув с аэроплана, не следует сразу раскрывать парашют. Надо подождать, пока первоначальное движение вслед за аэропланом не превратится в вертикальное падение вниз.
Доклад мой окончился благополучно, и мой ранец-парашют был даже одобрен, но… все-таки его отклонили «за ненадобностью».
Глава VIII. Постройка первого парашюта «РК-1». Испытание его прочности. Испытание 6/19 июня 1912 годаВсе мои товарищи по сцене и администрация знали о моем изобретении и разделяли вместе со мной все радости и печали. Помню, как много у нас было разговоров по поводу провала моего детища в Инженерном замке. Все возмущались удивительной косностью людей, стоявших во главе воздухоплавания и авиации. Но сочувствие друзей не могло ободрить меня.
Первое время я старался даже не вспоминать о парашюте. Однако это не удавалось: я постоянно думал о том, как бы мне соорудить ранец-парашют и добиться его испытания.
«Ведь если, — думал я, — увидят своими глазами этот парашют, как он раскрывается в воздухе и опускает человека, наверное все сразу изменят свое мнение. Они должны будут понять, что парашют так же необходим на аэроплане, как на пароходе спасательный круг».
Да и только ли как спасательный круг? Я представлял себе будущее моего парашюта. Война… Воздушный налет в тыл неприятеля. Неожиданно на парашютах спускается десант. Или наводнение, обвал, сообщение прервано, население бедствует, нет подвоза продовольствия. Опять парашют приходит на помощь: сбрасывают грузы на парашютах, опускаются люди, чтобы помочь пострадавшим. Разве это невозможно? Да мало ли на что еще может пригодиться парашют! А тут люди не желают подумать, губят хорошее, нужное дело.
Как быть? Я понимал одно: надо во что бы то ни стало построить парашют. Но для этого нужны были деньги, а у меня их не было: я с семьей жил только на свой заработок. А для постройки одного опытного экземпляра парашюта потребовалась бы, конечно, не одна сотня рублей!
Один из моих товарищей по сцене посоветовал мне обратиться к некоторым его знакомым коммерсантам, дельцам-капиталистам. Я попробовал, но из этого ровно ничего не вышло. Денежные тузы не шли на поддержку дела, которое, по их словам, «неизвестно еще какой даст доход». Эти толстосумы Сенного рынка и Гостиного двора не желали рисковать даже такой для них ничтожной суммой, как несколько сот рублей.
— Так прошло несколько недель. В «Вестнике торговли и промышленности» появилось сообщение о выданных за это время «охранительных свидетельствах» на разные изобретения, а среди них и на мой ранец-парашют.
Сразу после появления этой газетной публикации я получил пригласительное письмо от некоей конторы «В. А. Ломач и К°».
Это была одна из первых коммерческих контор, торговавших авиационным снаряжением. На бланке письма значилось, что фирма имеет в Петербурге «собственные ангары» и даже «аэродромы».
Это делало фирму заслуживающей особого доверия. Еще бы! Иметь в Петербурге, где каждая пядь земли стоила огромных денег, не только ангары, но аэродромы могла только фирма действительно солидная, обладающая громадным капиталом.
Поэтому я, захватив с собой чертежи, описание и модель прибора, отправился на Миллионную 29, где помещалась эта контора.
Вся обстановка конторы была солидной. Посетитель сразу должен был почувствовать, что он попал в авиационную среду. На стенах висели художественные рекламные плакаты разных иностранных фирм, изображающие виды заводов и их продукцию: аэропланы, дирижабли и т. п. На столах и специальных подставках красовались авиационные инструменты, моторы, части летной одежды.
Несколько американских бюро и столиков с пишущими машинками, за которыми работали служащие конторы, выглядели деловито и внушительно.
Меня провели в кабинет директора, где я познакомился с главою фирмы, Вильгельмом Августовичем Ломачем.
Выслушав мои объяснения и рассмотрев чертежи и модель, Ломач сказал:
— Я знаю о том, что произошло в Инженерном замке. Но это еще не так страшно. С ними надо уметь разговаривать! — и при этих словах он приятно улыбнулся, показав из бокового кармана уголок своего бумажника. — Во всяком случае, — продолжал он, — я охотно берусь за осуществление и проведение в жизнь этого прекрасного изобретения.
— Если так, — сказал я, — то я ничего не имею против заключения с вами договора.
— Видите ли, пока я не вижу необходимости в этом, — возразил осторожный коммерсант. — Изобретение вами заявлено, все расходы по постройке прибора, по его испытаниям и вообще по разным хлопотам я беру на себя. Ваш труд по руководству работами мы тоже оплатим. Так что для вас тут нет ровно никакого риска.
Я подумал и согласился: действительно, я ничем не рисковал.
— Вот и отлично! — воскликнул Ломач, протягивая мне руку. — В таком случае, мы завтра же приступаем к делу.
Мои мечты наконец начинали сбываться. Уже на другой день все необходимые материалы были закуплены, и хлопоты по сооружению первого авиационного ранцевого парашюта, под названием «РК-1», то есть «Русский, Котельникова, модель первая», начались.
Вся зима и весна 1912 года прошли в работах по постройке и разным переделкам прибора. За это время Ломач вел бесконечные переговоры в Инженерном замке, добивался разрешения официальных испытаний ранца-парашюта с аэростата и главным образом с аэроплана, И только к лету ему удалось добиться некоторого успеха: разрешили испытать парашют в лагере воздухоплавательного парка в деревне Салюзи, близ Гатчины. 6/19 июня 1912 года мы должны были сбросить манекен весом в восемьдесят килограммов со змейкового аэростата, поднятого на высоту около двухсот метров. Но спустить манекен с аэроплана нам запретили.
Автор с первым экземпляром парашюта «РК-1».
В то время не существовало никаких приборов для испытания прочности материала, из которого изготовлялся парашют. Не было их и у Ломача. Мне самому хотелось совершить первый прыжок со своим парашютом. И, конечно, меня занимал вопрос: какова будет прочность материала? Как тут быть? И вот я решился испытать парашют на автомобиле.
Как-то утром, взяв с собой тщательно уложенный парашют, мы с Ломачем и его служащим поехали на автомобиле на «беговую версту», на шоссе близ нынешнего города Пушкина, и здесь устроили испытание. Я вытянул из ранца подлиннее лямки парашюта и зацепил их за буксировочные крюки сзади автомобиля, а сам, взяв в руки ранец с уложенным парашютом, стал коленями на сиденье спиной к шоферу. Ломач со служащим стали у беговых трибун со своими фотоаппаратами. Когда автомобиль пошел против ветра со скоростью около семидесяти-восьмидесяти километров в час, я, поровнявшись с трибунами, дернул за ремешок затвора. Парашют вылетел на воздух. Тут произошло нечто совсем неожиданное: мгновенно раскрывшийся купол парашюта остановил нашу машину и не дал ей пройти и четырех-пяти метров. Шофер не успел даже перевести мотор на холостой ход, как он заглох. Мы осмотрели парашют и не нашли в нем никаких серьезных повреждений. Только две стропы перегорели от трения о шоссе. Парашют оказался тормозом! Это было удивительное и неожиданное открытие. Такой тормоз, значит, можно применять, если надо быстро остановить автомобиль. А может быть, можно пользоваться им и тогда, когда аэроплан следует посадить на небольшую площадку, где надо уменьшить его пробег. Если на большом ходу сразу сильно затормозить колеса машины, то почти всегда шины разрываются и наступает катастрофа. Но если автомобиль или аэроплан остановить тормозом-парашютом, то действовать будет сопротивление воздуха, будто кто-то огромный схватит машину могучей рукой и остановит. И шины на колесах останутся целыми и катастрофы не произойдет.
Я уже приготовил было чертежи и описание такого тормозного парашюта для патента, даже модельку сделал, но тогдашние знатоки авиации меня осмеяли, и я так и не подал заявки.
Уже в 1935 году из газет я узнал, что за границей применяется воздушный тормоз. Значит, мое изобретение было не таким смешным, если спустя столько лет парашют-тормоз начали применять и в Америке и в Японии и пришли к решению его, гораздо менее удачному, чем наше русское. И в самом деле, если парашют прикрепить в одной точке, то он легко может приподнять машину и положить ее на крыло. При нашей же конструкции этого не может случиться, потому что раскрывшийся тормоз прижмет хвост аэроплана к земле.
Испытание прочности парашюта «РК-1» с помощью автомобиля. Парашют выброшен из ранца. (По фотографии B. А. Ломача).
Испытание прочности «РК-1». Парашют останавливает автомобиль. (По фотографии В. А. Ломача).
Парашютный тормоз 1912 года конструкции Г. Котельникова. (По чертежу автора).
Но вернемся к нашим испытаниям парашюта.
К назначенному дню парашют был уже совершенно готов.
Мы сделали куклу манекен и набили ее сеном с песком, так что она имела средний вес человека. Мы одели куклу в форму с зелеными петлицами и кантами, сделали ей человеческое лицо с усами и длинными седыми баками. Кукла стала походить на генерала Кованько.
Наконец желанный день настал. Мы — я и Ломач с манекеном — подъехали к лагерю воздухоплавательного парка в деревне Салюзи почти за час до назначенного срока.
В лагере ожидали приезда начальствующих лиц на испытание ранца-парашюта.
Наш манекен имел такой внушительный вид, что когда автомобиль подъезжал к передней линейке лагеря, дневальный, стоявший под грибом, увидев в автомобиле генерала, чуть не закричал: «Дежурных на линию!»
— Что ты! Тише!.. — остановил я дневального.
В этот момент машина резко остановилась, и наш «генерал» прекомично клюнул носом. Дневальный, поняв свою ошибку, рассмеялся. Из палаток вышло несколько солдат.
— А ну-ка, братцы, помогите нам доставить этого молодца к аэростату!
Американский парашютный тормоз 1935 года. (Из современного журнала).
Солдаты подошли к машине и взялись за манекен.
— Пожалуйте, господин хороший!
Ого!.. Да какой он тяжелый!
И трое дюжих солдат понесли манекен к аэростату. Над разостланным на земле брезентом в воздухе покачивался уже готовый к подъему змейковый аэростат. Здесь я увидел толпу зрителей. Это были офицеры, солдаты, несколько дам — жены и родственницы офицеров — и несколько штатских с фотоаппаратами. По видимому, это были корреспонденты газет, приглашенные Ломачем.
Ко мне подошел командир парка и выразил удовольствие по поводу того, что испытание назначено в его отряде. Он просил меня распоряжаться приготовлениями. Нас встретили радушно и с большим интересом расспрашивали о новом спасательном приборе. Но меня сильно смущали корреспонденты. Среди них было несколько иностранцев, с которыми Ломач болтал то по-английски, то по-французски, то по-немецки, как на своем родном языке. Я отвел его в сторону и сказал:
— Меня, знаете, смущают эти газетные репортеры…
— Почему? — изумился Ломач. — Пусть рекламируют! Ведь это же в наших интересах!
— А вдруг какая-нибудь случайная неудача, совсем даже не зависящая от конструкции прибора? Человек сведущий поймет, а ведь эти ни в чем не разберутся и могут испортить или даже погубить все дело.
— Да успокойтесь вы! Оказывается, что я верю в ваш парашют гораздо больше, чем вы сами. Не волнуйтесь: все будет хорошо!
Автор с манекеном-парашютистом перед испытанием в деревне Салюзи.
Испытание парашюта «РК-1» в деревне Салюзи. Трое солдат несут манекен к аэростату.
Я распорядился поставить манекен у борта корзины аэростата и пропустил ему подмышками веревку — на ней он должен был висеть при подъеме. Рвущийся от затвора ранца шнур я привязал к одному из колец, на которых была подвешена корзина. Еще раз осмотрел все. Казалось, все было в порядке. Было уже четыре часа, и следовало начинать подъем аэростата. Мне стало ясно, что из начальства уж никто не приедет.
В корзину вошел летчик штабс-капитан Горшков с двумя помощниками.
— Вам, капитан, — сказал я ему, — надо будет только перерезать один конец петли, и манекен упадет.
— Есть! — ответил Горшков и, обращаясь к командиру, спросил: — Высота?
— Двести метров. По ее достижении дайте сигнал прекратить подъем. А перед сбрасыванием дайте сигнал троекратный.
— Есть!
Раздались обычные в то время при подъеме команды:
— Разобрать поясные!
— Есть разобрать поясные!
— В корзине!
— Есть в корзине!
— На поясных!
— Есть на поясных!
— На лебедке!
— Есть на лебедке!
И наконец:
— Отдать поясные!
— Есть отдать поясные!
Корзина плавно отделилась от земли, унося на своем борту манекен с надетым на него ранцем.
Аэростат уходил все выше и выше в голубую высь… Мое сердце четко отбивало удары. Вот первый сигнал: высота двести метров. Раздалась команда:
— Стоп да лебедке!
Испытание парашюта 6/19 июня 1912 года перед подъемом аэростата.
Испытание парашюта «РК-1» 6/19 июня 1912 года. Подъем аэростата. (Фото автора).
Подъем прекратили. Ждем… Все глаза и фотоаппараты направлены вверх.
Вдруг раздался троекратный сигнал рожка — и манекен отделился от корзины. Он перевернулся и стал падать вниз головой…
Еще мгновение — и около него вспыхнуло белое облачко. Оно сначала вытянулось, затем приняло форму груши. В начале третьей секунды оно превратилось в красивый белый зонт. Он резко выделялся на ярком голубом небе.
Раздалось дружное «ура», и все побежали вперегонки, чтобы видеть, как парашют опустится на землю. Так как ветра почти не было, то парашют отнесло недалеко, и я успел его сфотографировать еще в полете. Приземление парашюта было очень красивым: манекен стал ногами на траву и стоял так несколько мгновений, пока из-под купола парашюта не вышел воздух. Тогда он мягко лег набок, и парашют медленно накрыл его.
Парашют «РК-1» в полете. (Фото автора).
Скорость спуска парашюта оказалась очень небольшой— всего 1,7 метра в секунду. Это произошло, вероятно, потому, что воздух был сильно нагрет и подымался от земли, то есть парашют попал в «восходящее течение», как говорим мы теперь.
Уложив парашют заново, я попросил командира сбросить манекен с высоты всего пятидесяти метров.
— А вы не боитесь, что купол парашюта не успеет развернуться? — спросил меня командир.
— Мне бы хотелось, — ответил я, — испробовать самую маленькую высоту, на которой мой парашют может раскрыться. Да и чего же бояться? Ведь не человек прыгает.
И мы повторили опыт. Оказалось, что купол вылетел из ранца и стал раскрываться уже в двенадцати-пятнадцати метрах от корзины, и после полного раскрытия его манекен пролетел еще метров десять, пока не коснулся ногами земли.
На всех очевидцев испытания произвели очень хорошее впечатление. Все выражали горячее желание, чтобы ранцы-парашюты были введены как в авиации, так и в воздухоплавании. Меня поздравляли с успехом, а Ломач чувствовал себя положительно именинником. Всем окружавшим его корреспондентам он говорил:
— Ну, знаете, после такого блестящего испытания я считаю, что заказ штук на двести ранцевых парашютов мне обеспечен.
Я спросил у командира, почему на испытание не приехал никто из начальства. Ответ, который я услышал, заставил меня усомниться в радужных надеждах Ломача.
— Не знаю, — сказал мне командир. — Мы еще вчера сообщили начальству, что к испытаниям все готово и что они состоятся ровно в четыре часа. Спрашивали, кого нам следует ожидать. Но нам ответили, что о желании поехать к нам кого-либо ничего неизвестно. А из школы ответили, что генерал Кованько не будет, так как он «занят чем-то более важным».
Глава IX. Испытание парашюта с аэроплана. Отъезд Ломача за границуУже на следующий день все газеты писали об удачном испытании нашего ранца-парашюта.
Но я сконструировал свой ранец>:парашют специально для самолета, а сбрасывали его только с аэростата, поэтому мы с Ломачем не считали это испытание окончательным. Ломач добился того, чтобы нам разрешили испытать парашют, сбросив его с самолета.
В Инженерном замке сначала об этом и слышать не хотели, но потом понемногу стали соглашаться.
— Да, да, — говорили мне, — сбросить, конечно, можно… Но вот с какой машины? Тут нужна большая, тяжелая машина, а наши аэропланы легкие…
— Ну и что же из того?
— Как «что»? Да вы подумайте, что может случиться с аэропланом при ваших опытах! Аэроплан потеряет равновесие. Как же мы можем рисковать машиной для вашего удовольствия?
Эти знатоки авиации боялись, что самолет, потеряв нагрузку в пять пудов (восемьдесят килограммов), «козырнет» и разобьется.
— А как же за границей прыгают де-Кастелла, Пегу и другие? Там ведь от этого аэропланы не разбиваются! — протестовал я.
— А это вы уж у них спросите. Там, вероятно, для этого есть и машины специальные.
Наконец мне все-таки разрешили сбросить парашют с самолета. Но мы должны были сначала сбросить без парашюта груз в один, потом в два и три пуда, а манекен весом в пять пудов сбросить все-таки не позволили.
Осенью, 27 сентября, мы с Ломачем отправились в Гатчину.
Летчик Горшков, который уже сбрасывал парашют с аэростата, начал отвешивать пробные мешки с песком. А я тем временем надел на спину ранец и уселся в аэроплане, чтобы посмотреть, удобно ли сидеть с парашютом и насколько мешает ранец летчику.
Окончив свое дело, Горшков подошел к самолету и, увидя на мне парашют, испуганно сказал:
— Что это вы?! Зачем вы надели парашют?
— Хочу полетать с ним, чтобы попробовать, сильно ли он мешает.
— Heт, нет, ни в коем случае! Я не имею права брать вас с собой с надетым парашютом.
— Да почему же? В чем дело?
— Кто вас знает — еще выпрыгнете.
По правде говоря, я очень хотел спрыгнуть.
— Ну, а если бы и так? — сказал я — Неужели и вы тоже боитесь, что самолет перевернется?
— Ах, да не во мне дело! Приказано. Снимите-ка лучше ваш парашют.
Делать было нечего, пришлось подчиниться.
Три раза поднимались мы с Горшковым в воздух, каждый раз сбрасывая по мешку. Когда мы убедились, что ничего ужасного с самолетом не происходит, я сказал Горшкову:
— Послушайте, ну что нам канителиться с мешками? Давайте я прыгну.
— Ну уж нет-c! — возразил, смеясь, Горшков. — Вы рискуете только тем, что сломаете себе шею или убьетесь, и с вас взятки гладки, а меня за неисполнение приказания живьем съедят. Heт уж, дайте-ка ранец, привяжем его лучше к мешку.
Парашют сбросили, и он раскрылся отлично.
В это же время летчик Ефимов делал опыты с другим экземпляром моего парашюта в Севастополе, куда Ломач отправил своего служащего.
Там опыты прошли тоже удачно.
В царской России изобретения продвигались с большим трудом, поэтому нет ничего удивительного, что царские генералы не оценили и этого изобретения.
Ломач затратил на парашют много денег. Не пропадать же им зря! Ему как коммерсанту было необходимо не только вернуть все затраченное, но еще и заработать.
В Париже был объявлен конкурс на лучшую конструкцию авиационного парашюта.
— Раз у нас не интересуются парашютом, — говорил Ломач, — надо показать его за границей.
И он предложил мне поехать с ним во Францию, обещая принять на себя все расходы по поездке.
Французский патент у меня уже был, и я, дав Ломачу свое согласие на поездку, стал хлопотать об отпуске. Однако мое театральное начальство об этом и слышать не хотело. Дело было в декабре.
— Как? Среди сезона? Да что вы?! Как это можно?.. Вот в пост — другое дело, а теперь, перед праздниками, ни в коем случае!
Что мне было делать? Бросить работу в театре я не мог. Пришлось остаться.
Moи мечты о прыжке в Париже на своем парашюте разлетелись в прах. Пришлось подыскивать себе заместителя.
Как-то ко мне зашел мой знакомый, Владек Оссовский, ученик Петербургской консерватории. Он знал о моих парашютных делах и теперь, услышав от меня, что парашют будет представлен на конкурс в Париже, сказал:
— Так, значит, вы скоро поедете за границу?
— В том-то и дело, что мне самому ехать не придется: театральное начальство не отпускает. Хочу предложить кому-нибудь поехать вместо меня.
При этом я взглянул на Владека и подумал: «А что, если я предложу ему? Парень молодой и не из робких, к тому же хороший гимнаст. Да и фигура подходящая: небольшого роста, худенький, вес, наверное, небольшой, а это и для парашюта лучше…».
— Слушайте, Владек, а вы бы не поехали?
— Я?! Да с величайшим удовольствием!
— А прыгать с парашютом вы не боитесь?
— Нисколько.
— Тогда приезжайте завтра ко мне к двенадцати часам: мы поедем к Ломачу и я познакомлю вас с ним.
На следующий день все устроилось Ломач согласился взять Оссовского с собой.
Я выдал Ломачу доверенность, и он уехал с Оссовским в Париж, захватив с собой два ранца-парашюта.