"С чего начать?" - вопрос, с которого и надо начинать Есть вещи, которые нужно делать в определённом порядке. Если перепутать порядок, результат может выйти противоположным ожидаемому. Или хуже того – действие просто не может начаться. Грубо говоря, можно сначала сунуть, потом вынуть – но нельзя сначала вынуть, а потом сунуть, так как вынимать нечего. Человек «оторопело смотрит и не понимает».
Русские не могут не то что сделать, а даже взяться за многие дела, которые легко делаются людьми других национальностей, так как им в голове переставили местами «сунуть» и «вынуть». То, что оба действия нужно сделать, они помнят, а последовательность – заменили на противоположную. И «непонятно, как подступиться». Простые вроде бы вещи, которые все делают легко, оказываются невероятно сложными, неподъёмными, а главное – «непонятно с чего начинающимися». Как клубок, где не видно кончика, за который можно потянуть.
Возьмём, к примеру, такую тему, как конфликт. Русские конфликтов не любят, и при этом постоянно ходят перессоренные и злые друг на друга. «Все врозь». Чем наши враги охотно пользуются.
Почему? Потому что «конфликт по-русски» выглядит следующим образом.
Вот, допустим, есть Петя и Вова. Они дружат и делают вместе разные дела. В какой-то момент между ними начинаются трения и непонимание. Допустим, они односторонние: Петя вполне доволен Вовой, а вот Вова Петей недоволен, он считает, что Петя не считается с его интересами, ездит на его горбу, обижает и вообще.
Что делает Вова? Для начала он начинает НА ПЕТЮ МОЛЧАТЬ. Не высказывает претензий, не пытается выяснить отношения, не говорит, что ей не нравится. А погружается в угрюмое недовольное молчание. Петя думает, что такое молчание – достаточный сигнал для другой стороны, которая, видя хмурое недовольство, устыдится и начнёт думать, «в чём же мы неправы». Ведь Петя друг, и, значит, просто обязан заметить, что Вова недоволен. Если не замечает – значит, гад.
Петя в этой ситуации ведёт себя обычно так. Сначала он просто не замечает возрастающего отчуждения, или списывает кислый вид Вовы похмелье, несварение желудка или какие-то сугубо Вовины проблемы. Потом он начинает замечать, что Вова общается с ним неохотно и кислит – и решает, что он Вове надоел «в общем и целом», после чего сам обижается на Вову. Или, ещё лучше, решает перейти в контрнаступление – то есть найти что-то, в чём Вова виноват, и на это обидеться.
Но часто Вова до самого конца делает вид, что всё в порядке. Уже почти что мысленно порвав с Петей, он продолжает ему улыбаться, называть другом и послушно делать то, что Петя просит.
Однако в конце концов происходит взрыв: неожиданно (и, как правило, в самый напряжённый момент – типа «в лодке посреди реки») Вову прорывает. Он высказывает Пете всё, что о нём думает и уходит, хлопнув дверью. Ещё чаще он ему это НЕ высказывает, а, скажем, сообщает какому-нибудь третьему лицу, что «Петя говно и погань последняя».
И вот после этого претензии, наконец, начинают сыпаться. Причём – в максимально жёсткой, обидной и оскорбительной форме. Вова всем и каждому рассказывает, какой негодяй Петя, как он его обижал, и вообще какой он плохой человек. При этом он Петю не щадит и вываливает всю информацию, накопленную за годы дружбы и совместных дел, иногда даже ту, которая опасна для него самого. Тима – «а ещё Петя меня подбил подломить ларёк с бухлом» или «а мы с Петькой вместе Люсю имели в два смычка».
Петя, естественно, приходит в ярость и отвечает тем же. В результате за очень короткое время Петя и Вова успевают наговорить (а то и наделать) друг другу такого, что никакое примирение между ними становится невозможным.
Однако годы идут. Через несколько лет Петя и Вова встречаются в общей компании. Бить друг другу морды как-то глупо, угрюмиться – значит ломать кайф остальным. Как-то криво-косо общаются, оба чувствуя, что «в чём-то неправы». Обычно обходится без торжественного примирения – просто начинают «снова разговаривать». При этом прошлое не забыто и не прощено: всё, что они успели наговорить и наделать друг другу, просто замалчивается. «Не говорим об этом».
Но бывает, что Вова и Петя всё-таки не мирятся и остаются «врагами на всю жизнь». Обычно этим охотно пользуются окружающие, разводя Петю темой Вовы, а Вову – темой Пети.
Теперь посмотрим, в чём состоят ошибки.
1. Претензии к партнёру нужно высказывать не после ссоры, а до неё, и чем раньше, тем лучше.
2. Претензии должны быть максимально конкретны: ни в коем случае нельзя создавать у человека впечатление, что вы недовольны им в целом, как личностью – нужно очень точно и конкретно указывать на конкретные действия, привычки, неправильно сложившиеся отношения и так далее. При этом неприятное известие должно сопровождаться заверениями в том, что всё остальное – нормально, и просьбой не «принимать в ущерб» (то есть не воспринимать как попытку обидеть), а выслушать и сделать выводы. Угрюмое молчание, напротив, ничего конкретного в себе не содержит, а создаёт впечатление «просто охлаждения», вызванного непонятно чем.
3. Психологически естественно, что разрыв происходит в самый напряжённый момент, когда человек «на нервах». Но обычно именно этот момент максимально разрушителен для планов самого ссорящегося. Одно дело – выйти из чужой квартиры, хлопнув дверью, другое – выскочить из мчащегося автомобиля посреди голой степи. В описанной модели ссоры происходит обычно второе.
4. Высказывать обиды не до ссоры, а после – мягко выражаясь, поздновато. Это, впрочем, можно сделать, если кому-то нужны объяснения: «ну почему ты, Вова, поссорился с таким отличным парнем Петей». И то – в немалом количестве случаев лучше бы ответить «мы не сошлись во взглядах на одно место из блаженного Августина», потому что про ларёк и Люсю лучше бы всё-таки не рассказывать. Но нет ведь – вываливают.
5. Примирение – вещь хорошая. Но оно должно повышать самооценку: «мы молодцы, что смогли разрешить конфликт и помириться». У нас же примирение обычно оставляет ощущение – «ну вот, проявил слабость, не смог спросить с человека». Причём у обоих сразу.
6. Вражда на всю жизнь – штука серьёзная, и может иметь место только по серьёзным поводам.
Заметим: первая же ошибка, из которой растут ноги у всех остальных, связана с последовательностью действий. Претензии нужно высказывать, не когда исправить уже ничего нельзя, а когда изменить ситуацию ещё не поздно и это не требует больших усилий. «Вроде бы очевидно». Ан нет, сначала молчат – потом дуются.
Или вот возьмём такую сладостную для многих тему, как массовое насилие. Русских очень часто обвиняют в том, что они никого не способны поставить на ножи или хотя бы больно побить. Обвинения эти переживаются тяжело, потому что хочется быть сильными и страшными. Многие наши соратники мечтают перерезать или перестрелять всех врагов русского народа. Скажем больше – очень многие пришли в русское движение ТОЛЬКО потому, что оно даёт хоть какую-то надежду на это. В смысле – на то, чтобы отомстить гадам и сквитаться за все унижения, а там хоть трава не расти.
И я даже не хочу сказать, что желание это непонятное или дурное. В конце концов, после всего того, что с русскими делали и делают на просторах бывшего СССР, страдать пацифизмом было бы странно.
Проблема в том, что как раз в этом вопросе – в насилии и резне – наш брат националист понимает мало. Точнее, совсем не понимает. И всё по той же причине – не понимает, с чего начать.
Дело в том, что массовое насилие – это всегда ИТОГ неких НЕНАСИЛЬСТВЕННЫХ действий, которое это насилие делают возможным. Тот, кто не умеет эти действия совершать или вообще не понимает, что это такое – тот и «на ножах» непременно проигрывает.
Вообще-то насилие, особенно массовое – метод крайний, и не очень-то неэффективный. Более того: если нападающий и защищающийся находятся в равном положении, то при достаточной продолжительности конфликта у защищающегося шансов больше. Поэтому, прежде чем хвататься за ножи, нужно лишить своего противника этого самого равного положения с собой.
Ну например. Любая банда хулиганов, окружившая пусть даже хиленького человечка, старается прежде всего ЗАПУГАТЬ, психологически подавить его. Так, чтобы, когда начнётся избиение, он и не думал сопротивляться – а думал только о том, чтобы уползти живым. До такого состояния человечка надо ДОВЕСТИ. Для этого используется набор стандартных приёмов – глумление, угрозы, демонстрация силы, всякие прочие штучки. Но это выплясывание вокруг жертвы происходит обязательно. И не потому, что оно само по себе приятно – а потому, что жертву надо ПРИГОТОВИТЬ к её роли.
Те же правила действуют и среди народов. Народ, предназначенный к резне и истреблению, долго и старательно ГОТОВЯТ к этой роли. Одновременно с этим ЗАРАБАТЫВАЕТСЯ ПРАВО на применение насилия.
Все, кто жил в южных республиках накануне развала Союза, помнят ту постепенно сгущающуюся атмосферу, которая предшествовала собственно резне. Сначала русским начинали хамить, причём не так чтобы совсем открыто – скорее, дерзить, соблюдая меру. На возмущавшихся «демонстративно обижались» - «ай-вай, нехороший человек, зачэм ты мне кулак показал, убить хочешь, да?» Дальше хамство нарастало – русским начинали плевать вслед, слова становились всё более грязными и оскорбительными. Но всякая попытка отвечать тут же оборачивалась причитаниями и истериками: «ай, абыдэли».
Одновременно у русских растравливали чувство вины, как правило, мнимой. В местных газетах писали о неизбывной вине русских перед местными, о её неискупимости, и о том, что только необыкновенная доброта местного народа делает возможным хоть какое-то совместное проживание. Дальше начинали ставить памятники одиозным персонажам, а в местном театре начинали играть пьески двусмысленного – а потом уже и недвусмысленного – содержания. Русская интеллигенция сознательно запутывалась: у неё создавалось впечатление, что уж её-то грядущий погром не коснётся, если она не будет мешаться.
Потом начинались «инциденты» - кого-то побили, кого-то и на нож поставили. К русским начинали заходить на огонёк лучше друзья из местных и за чашкой чая ненавязчиво советовать продать им за гроши квартиры и собственность и побыстрее убираться в Россию, пока не поздно… Одновременно велась воспитательно-пропагандистская работа с местным начальством, с милицией и силовыми структурами: им давали понять, что «народ готов подняться против русских», и что вмешиваться не надо. Особенно честных или особенно глупых обрабатывали адресно, с привлечением «уважаемых людей», «стариков» и так далее.
В общем, велась РАБОТА. Русских постепенно ПРИУЧАЛИ к тому, что они – жертвы и терпилы, и их будут резать.
Реакция была понятна – русские начинали разбегаться, а оставшиеся были деморализованы настолько, что, когда резня всё-таки начиналась, сопротивление оказывали единицы.
И это только одна сторона. Одновременно велась работа с союзным и мировым общественным мнением. Всех людей доброй воли приучали к мысли, что данный конкретный народ ИМЕЕТ ПРАВО резать русских, что резня, в сущности, НЕИЗБЕЖНА, что нужно не пытаться её предотвратить силовыми средствами, а договариваться с «умеренными национальными лидерами», и так далее.По ходу дела создавалась ИНФРАСТРУКТУРА под будущую резню. Причём подготовка боевиков была далеко не самой важной задачей. Серьёзные люди делили будущую собственность и власть, договаривались с другими, нейтрализовывали третьих. Большая работа, да. «А вы как думали».
Наконец, последнее, но не по важности. Чурки, готовя резню и погромы, отлично знали, КАКУЮ ДОБЫЧУ они возьмут. У русских в голове идеи добычи просто нет. Даже наши пресловутые скины, нападавшие на таджиков, не обшаривали тела. Причём даже не ради денег или вещей, а хотя бы ради собственной безопасности – потому что за ограбление с избиением или убийством дадут в случае чего меньше, чем за убийство по идеологическим мотивам. Но нет же – противно, видите ли, ковыряться в карманах чуркобеса, «мы идейные борцы». Это при том, что в таких делах – уж если ими заниматься вообще - идейность должна сочетаться с оголтелым прагматизмом в стилистике «десять узбеков – рубль».
Это не значит, конечно, что русские не способны чему-то подобному научиться. Я даже примерно понимаю, что в этом отношении нужно делать. Но это никак не связано с «боевыми искусствами» и «умению владеть ножом» (или там огнестрелом). Право на насилие нужно ещё ЗАРАБОТАТЬ – обычно ненасильственными методами.
Ну вот мелкий пример. Идёт трудолюбивый мигрант, один, в безопасном месте. Его незаметно толкают. Когда он пытается ответить тем же, толкнувший тут же начинает в голос возмущаться – «чурки совсем обнаглели». Рядом кто-то должен поддержать тему, желательно женщина, и чтобы голос срывался до истерического визга. Тут же появляются два крепких бритоголовых паренька – «кого тут обижают, а ну разберёмся». Причём желательно, чтобы чурку в результате пальцем не тронули – но чтобы он убежал, и чтобы убежал сильно напуганным…
Вы неспособны устроить такой спектакль? А те народы, которые русских резали, такие театральные сценки ставили безо всякого постановщика, на ходу. Поэтому-то дело и дошло до ножей и стволов, а не потому, что они были особо отважны. Они просто понимали, с чего надо начинать.
На закуску – вопрос. С чего нужно начинать объединение нескольких организаций в единое целое?
ДОВЕСОК. Первым правильно ответил на поставленный вопрос Павел Святенков.
http://krylov.livejournal.com/2242722.htmlpavell 2011-05-07 05:46 pm UTC (ссылка)
Я точно знаю, не стоит начинать с написания декларации, плана действий, устава, утверждения руководящего состава. Ибо на этом все передерутся-перессорятся с гарантией.
Начинать надо с создания постоянно действующего проекта. То есть проекта, который в строго определенные промежутки времени дает результат. Например, газеты. Газеты должна выходить раз в неделю, допустим. Над ней надо работать. И уже в процесс работы над ней сами собой в голову придут и декларация, и устав и список начальства. Они возникнут без усилий, сами собой.