Автор Тема: МЕТАМОРФОЗА (рассказ)  (Прочитано 802 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Смирнов Игорь Павлович

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 274
МЕТАМОРФОЗА (рассказ)
« : 22/11/18 , 13:43:50 »
МЕТАМОРФОЗА

Тяжёлая, обитая железом, дверь со скрежетом отвори-лась. Сильный толчок сопровождающего надзирателя в спину и он оказался в камере. Дверь с таким же скрежетом закры-лась, громыхнул засов, лязгнули на связке ключи, щёлкнул замок, еле слышно простучали по коридору каблуки сапог удаляющегося тюремщика, и всё стихло. Он огляделся. Каме-ра похожая на все те, что он не раз видел по телевидению и, по которым сам полгода скитался, пока шло следствие и суд. Десяток железных двухэтажных коек, покрытых когда-то си-ними жёсткими, вытертыми многими поколениями постояль-цев, одеялами; тощие ватные подушки в серых, застиранных  наволочках; голые оштукатуренные стены; тусклая лампочка,  как и обитатели этого помещения, заключённая в густую про-волочную клетку; маленькое пыльное оконце с добротной ме-таллической решёткой под самым потолком; жёлтое открытое очко параши и чугунная  раковина в углу. Почему-то сейчас он здесь один.  Выбрал койку подальше от грязного, периоди-чески журчащего спускаемой водой туалета и сел.
"Слава Богу, хоть здесь повезло! Мне отпущено неко-торое время для акклиматизации, время спокойно подумать обо всём, что произошло, как и почему я оказался здесь! Дальше будут неизбежные разборки, сопровождающие уста-новление социального статуса каждого из сокамерников. Бу-дет не до философствования! Эту процедуру он уже не раз испытал и кое-чему научился! Арест, обезьянник, КПЗ, допросы следователя и беседы с защитником, суд – всё осталось позади. То было время, когда все его мысли были заняты поиском выхода из создавшегося положения, оправдания своих поступков – ложью и лицемерием. Вот только теперь можно быть до конца искренним и честным перед самим собой, перед своей совестью". Подумал и про себя грустно усмехнулся: "А что у тебя от неё осталось, друг мой Алик?! Да и не только у тебя, у всего твоего последнего продвинутого окружения! Ведь совесть – это внутренний судья человека всё знающий о нём и постоянно оценивающий все его поступки на предмет их соответствия общечеловеческим моральным нормам. Если бы этот внутренний судья у нас был, он не позволил бы нам подняться над обществом, разбогатеть за счёт тех – остальных его членов – от природы менее активных и наглых либо со-хранивших эту самую совесть! Ишь, куда меня понесло! Что-то не припомню, чтобы в последние годы у меня появлялись подобные мысли! Всё некогда было. Нужно было спешить ковать своё счастье. Так рассуждал не я один, так думали все  мои друзья последних лет. "Совесть – химера, мешающая жить по-новому!" – прямо говорили многие. И всё же давай-ка, не будем отвлекаться и постараемся быть последователь-ным и логичным! – остановил он себя. – Ведь что-то же оста-лось в твоей памяти из того, чему учили в университете. - Об университетских профессорах, школьных учителях,  родите-лях и других родственниках он тоже уже давно не вспоминал. – Давай проследим твой не такой уж длинный жизненный путь и проанализируем причины, по которым ты оказался здесь – в тюремной камере – и, по всей видимости, надолго, скорее всего до конца твоих дней! 
Итак, родился и вырос в московской потомственной интеллигентской семье. Все твои близкие родственники были врачами, учителями, инженерами, учёными. С тех пор, как начал себя осознавать, постоянно слышал: "Алик, ты коренной москвич из хорошей семьи и это обязывает тебя:  расти культурным, воспитанным, образованным человеком!"  Отец не раз повторил: "Настоящий интеллигент – тот, за спиной которого три университетских диплома: свой, отца и деда!"   Дед и отец таковые имеют, значит, моя обязанность - получить свой.
Будучи единственным ребёнком, продолжателем рода, я не испытывал недостатка внимания со стороны своих пред-ков. Дед – отец мамы – психолог по образованию, доцент пед-института, разработал целую программу моего воспитания. Она включала перечень качеств личности, которые я должен был приобрести, и способы их формирования. Другой дед – филолог – составил список назидательных сказок для моего воспитания в раннем детстве, детских книг и рыцарских ро-манов – в отрочестве и книг выдающихся на его взгляд писа-телей-классиков – в юности. Естественным для меня с самого раннего детства было посещение театров, музеев, выставок. Меня растили добрым, отзывчивым альтруистом; любозна-тельным человеком, поклоняющимся знаниям, гордящимся своей родиной и готовым её защищать, презирающим преда-тельство, алчность, ложь, лицемерие, трусость, поклонение богатству. Сами мои предки были благородно бедными и та-ким же хотели видеть меня. Иными словами, как и они, я дол-жен был стать "благородным рыцарем без страха и сомнений". Увы, как выяснилось, они были идеалистами, опоздавшими родиться. Они не хотели видеть, что их время истекает и в России наступает век западного протестантского рационализ-ма.
В детстве, отрочестве и ранней юности я был окружён нежной, трогательной заботой всей многочисленной интелли-гентной родни и рос именно таким, каким хотели видеть меня мои воспитатели: ласковым, добрым, не по годам развитым, довольно избалованным пай-мальчиком. Хорошо помню сказ-ку про доброго, доверчивого зайца и неблагодарную, ковар-ную лису и выводы, которые из неё следовали. Назидательные рассказы, по-моему, Льва Толстого о неблагодарных, жестоких детях, стесняющихся показывать своего престарелого отца и потому держащих его за печкой. О мальчике, однажды обманувшем односельчан призывом о помощи от якобы напавших волков и впоследствии наказанном за ложь. Добрым мои воспитатели считали всё то, что способствует жизни людей по законам высокой морали, а зависть и неблагодарность - самыми страшными пороками. Помню, как воспитывали во мне щедрость, обязывая делиться самым дорогим.
Уже в пятилетнем возрасте я бегло читал детские книжки и знал об окружающем мире много больше моих сверстников. Учиться в школе мне было неинтересно, но вос-питанный в уважении к людям, тем паче к старшим по возрасту, наставникам и учителям, я добросовестно выполнял все задания и был круглым отличником. Меня постоянно ставили в пример другим ученикам и исправно награждали почётными грамотами. В пионерском возрасте я был бессменным председателем совета отряда, в комсомольском – пионервожатым. Оказываемая мне честь способствовала росту моего человеческого достоинства и, как это часто бывает в таких случаях, некоторой переоценке себя, как личности. Наблюдая за моими успехами, родственники и учителя были уверены, что меня ждёт большое будущее. Оправдывая их надежды, за отличное окончание школы я был удостоен золотой медали. 
Выбор моей профессии также был предрешён ещё в де-вятом классе. Начитанный и развитый я неплохо писал школьные сочинения. Под руководством деда-филолога писал репортажи о школьных и городских событиях в стенгазету. И несколько раз мои очерки даже были опубликованы в "Пио-нерской правде". Мне это было очень лестно. Профессия жур-налиста обещала дать возможность увидеть мир, стать извест-ным в стране человеком. Тогда, ещё неосознанно, на интуи-тивном уровне, у меня уже пробудилась, как и у многих лю-дей, начиная с глубокой древности, жажда бессмертия. В те годы я ещё не понимал, что, вырезая на парковой скамье фра-зу: "Здесь был Петя", этот никому неизвестный Петя обраща-ется в будущее, этой надписью хочет в каком-то смысле себя увековечить, продлить своё земное бытие. Что каждым твор-ческим человеком движет именно это желание, даже если он не хочет признаться или действительно не думает об этом.  Желанием остаться в веках руководствовались ещё в древно-сти и египетские фараоны, воздвигая свои пирамиды, и про-стые люди, рядом  с которыми закапывали хотя бы чашку с едой, и наши современники, добивающиеся власти не важно какой: государственной, финансовой или духовной.  До этого я додумался позже.
Как и следовало ожидать, я легко поступил на журна-листский факультет МГУ и, как и в прежние школьные годы, отлично учился. И здесь окружающие восхищались мной и были уверены в моей перспективности. Может быть, всё и было бы так, как задумали мои наставники, но  к власти при-шёл Горбачёв, началась перестройка, как я понял чуть позже, прежде всего сознания людей  и моего, в частности. 
В 1989 году, когда я учился на четвёртом курсе, резко активизировалась общественная жизнь: было объявлено о свободе получения и распространения информации, запрете цензуры, плюрализме мнений; начались беспрерывные митинги и демонстрации; жизнь забурлила, закипела. Стало скучно заниматься теорией, захотелось практики. Как грибы стали расти кооперативы, деловые люди перестали скрывать свои огромные левые доходы. Деньги – этот золотой телец, бог тех, у которых биологическое (врождённое) начало преобладает над  социальным (воспитанным), nature над nurture,  были выпущены из тени на свет божий. 
Воспитанный на принципах высокой морали, в начале я отнёсся к этому негативно. Мне было хорошо известно, что инстинктивные механизмы психики обеспечивают только: во-первых, сохранение жизни индивида (удовлетворение голода, жажды, поиск пропитания); во-вторых, сохранение вида (сексуальное поведение, забота о потомстве и безопасности). Тогда ещё мои духовные запросы значили для меня больше, чем животные, я ещё чувствовал себя Человеком, не хотел опускаться до примитива.   Однако, как оказалось, несмотря на все усилия моих воспитателей, окончательно подавить во мне животное им не удалось. Поспособствовало моему падению и стремление к социальному доминированию, то есть власти над себе подобными, которое вольно или не вольно во мне развивали  с самого детства. Не даром кем-то из великих сказано, что властолюбие - самая сильная страсть после самолюбия. Ну и зависть, конечно, как дьявольский, по словам Канта, порок  сделала своё дело.
Видя, как выползшие из подполья, недавно презирае-мые мной недалёкие  фарцовщики, спекулянты, хулиганы и бандиты, волею судьбы практически полностью лишённые nurture, поднимаются как на дрожжах, я стал думать: " а ра-зумно ли в новой ситуации сохранять высокую мораль, кото-рую мне прививали все эти годы, продолжать обучение в университете, даст ли что-либо теперь университетский диплом? Время-то изменилось! Сомнительно, что новому обществу в обозримом будущем потребуются высоконравственные, интеллигентные и высокообра-зованные люди. Может быть, пока не поздно следует сменить систему ценностей на внедряемую всеми медиасредствами в стране буржуазную, либеральную, протестантскую, западную? Поскорее перестроиться и успеть занять достойное место в строящемся  у нас буржуазном обществе? Кому сегодня нужен мой консерватизм? Может, он кстати моим предкам? Они доживут и по-старому, им немного осталось! А у меня впереди вся жизнь! Упущу время и останусь навсегда нищим интеллигентом, никому не нужным благородным рыцарем. Мои сомнения усилились в связи с явно пренебрежительным отношением властей к науке, образова-нию, культуре, в целом. Разговоры с отцом и дедом ничего не дали. Они сами были в полном смятении. Дед в своём инсти-туте далеко не регулярно получал нищенскую зарплату; НИИ, в котором трудился отец, перевели на хозрасчёт, работы не стало, и он уже лежал на боку, задыхаясь, как рыба, выбро-шенная на берег. Усиленно обрабатывали общественное соз-нание СМИ, убеждали, что историю Росси, как историю пол-ководцев, пора заменить историей деловых людей. По телеви-дению выступил сын известного певца Кобзона и заявил, что он бросает университет ради занятия бизнесом.  А чем я ху-же!?
Как-то случайно встретил одноклассника Вовку Зайце-ва. Закоренелый троечник он в ВУЗ и не рвался. После окон-чания школы занялся ремонтом автомобилей. Теперь  у него, оказывается, есть своё дело – мастерская. Катается на дорогой иномарке в компании прехорошеньких, доступных девиц. Ко-нечно, они легкомысленны и просто глупы, а нужно ли им быть образованными умницами, если предназначили себя для удовлетворения похоти таких не слишком грамотных деляг, как Вовка?  В голове моей был полный сумбур. Что делать? Как жить дальше? Но ведь я почти дипломированный журна-лист! Попробовал себя в газете. Первый же мой репортаж ре-дактор забраковал.  "Ты что не понимаешь: какое сейчас вре-мя? Что нужно хозяину? Не слышал, что кто платит, тот и за-казывает музыку? Либо пиши в духе времени: восхваляй за-падную свободу и демократию, громи коммуняк, не стесняйся в выражениях, лги и подтасовывай факты, если это нужно! А не хочешь, желаешь остаться моралистом – уходи!" И он ушёл. Тогда он ещё не созрел для свободной журналистики, не до конца перестроился. Но жизнь торопила, подталкивала.
Тот же Вовка однажды пригласил на какое-то торжест-во в свою компанию современных нэпманов-бизнесменов. "Насколько же они не образованы, дики, вульгарны! – думал я, глядя на них. - Насколько примитивны их интересы и разговоры! Отбросив высокую мораль, я, безусловно, способен дать большую фору каждому даже в их пока незнакомой мне коммерции!"
В тот вечер он прилично выпил, и ему стало легко и весело. На коленях у него примостилась очень милая, с кокетливыми ямочками на щеках, распущенными прекрасными волосами и соблазнительным вырезом полупрозрачного платья на груди, совсем молоденькая девушка. Она мурлыкала что-то приятное  на ухо  и ласкалась, как маленький, нежный,  пушистый котёнок, принимая его за полноправного члена этой продвинутой компании, и, ожидая хорошего вознаграждения за свои сексуальные услуги. Именно тогда он принял решение: "Иду в бизнес! К чёрту прошлая, праведная жизнь! К чёрту мораль! К чёрту журналистика!" Он сказал об этом Зайцеву, и тот познакомил его с приятелем, владельцем  фирмы "Московская недвижимость".
Первой его работой был поиск "синяков" - беспробуд-ных пьяниц, имеющих квартиры в Москве или в Подмосковье. Потом он создал и возглавил  бригаду  парней, которые толкались по злачным местам, знакомились с забулдыгами, входили к ним в доверие и узнавали адреса. Он собирал и передавал эту информацию хозяину фирмы, который находил способы и исполнителей лишения этих несчастных их "священной и неприкосновенной" единственной собственности, а частенько и не только её. У него появились деньги. Родные заметили его длительные от-лучки, изменение образа жизни, узнали о том, что он бросил университет. Состоялся нелицеприятный разговор – они не одобряли его решения.  Пришлось уйти из дома и снять комнату. Его авторитет в фирме быстро вырос. Он стал правой рукой хозяина. Фирма процветала. Он завёл автомо-биль, собственную квартиру, любовницу и в компании себе подобных занял свою нишу. Торговля дармовым жильём при-носила солидные барыши. Началась весёлая разгульная жизнь с ресторанами, барами, казино, обилием женщин и вина. Для него не стало недоступных развлечений.
Как человек самый грамотный, он взял в свои руки рекламу. На экранах телевидения, по радио и в газетах за-мелькали обещания фирмы одиноким старикам, в обмен на завещание о наследовании их жилья,  пожизненного обеспе-чения безбедного существования, ухода и дорогих подарков.  Алик, конечно, знал, что в штате есть люди, которые помога-ют ускорить смерть этих простаков,  но совесть его уже не реагировала, не протестовала, не мучила. Она постепенно ус-покоилась. Теперь ему часто приходилось принимать само-стоятельно решения об участи подопечных, доверившихся им, стариков, и он без колебаний лишал их и жилья, и остатков жизни. Конечно, не своими руками, для этого существовали приматы-исполнители. Окончательно освободившись от внутреннего морального судьи, он теперь уже жаждал большой власти. Ведь возможность навязывать свою волю миллионам себе подобных, неразрывно связана с бессмертием, пусть и относительным. Ему мерещилось большое, очень большое своё дело. Например, нефтянка, торговля оружием, золотом, наркотой. Было желание, были способности, не было нравственных ограничений. Не хватало только солидного начального капитала. Жажда денег, власти не давали покоя. Он уже не опасался подсылаемых к "денеж-ным мешкам" киллеров, хотя слышал об этом ежедневно. Честолюбие, алчность лишили его чувства самосохранения. Он, конечно, помнил из истории, к чему это приводило даже римских императоров,  но и это его не останавливало. Деньги, большие деньги и обеспечиваемая ими власть полностью захватили его и понесли в пропасть. Какие-то Чубайсы, Березовские, Гусинские, Ходорковские, Абрамовичи ворочают миллиардами. Он должен подняться за ними, а, может быть, и выше их!" 
Алик даже содрогнулся, вспомнив это сумасшедшее, безумное время. Деньги, деньги, деньги! Он не мог думать ни о чём другом. И днём и ночью мозг его искал способы полу-чения солидного начального капитала и дальнейшего его уд-воения, утроения,…удесятирения… "Глупцы те, которые ду-мают, что человек подобный мне может удовлетвориться даже и большим, с точки зрения кого-то, богатством, остановиться! Алчность, если уж она есть, - беспредельна! Ещё Аристотель говорил, что причина всех бед кроется не в собственности, а в жажде обладания ею! Насколько же он был прав! Я забыл обо всём на свете! Передо мной постоянно маячил золотой телец!  Жил как во сне. Давно известно: кто хорошо  ищет, тот всегда найдёт! И я нашёл. Женщины – вот кто даст мне нужный капитал! В Москве появилось немало богатых женщин. Я молод, красив, силён, умён, образован. Почему бы и не продать себя за хорошую цену!?"
И случай подвернулся. Однажды на улице он стал сви-детелем того, как какие-то парни приставали к довольно при-влекательной, ухоженной, прекрасно одетой женщине лет со-рока пяти, пытающейся укрыться от них в своей дорогой ма-шине. Алик легко расшвырял их: они были пьяны, а он не да-ром несколько лет занимался каратэ. Спасённая от домога-тельств не знала, как его отблагодарить. Пригласила домой, угощала изысканными винами, не скупилась на лестные для него слова благодарности. У ней была шикарная, даже для ви-давшего виды Алика, квартира в центре Москвы. По разгово-ру чувствовалась её близость к современной российской эли-те. Захмелев, он позволил себе некоторые вольности, – к это-му времени он уже научился легко добиваться благосклонно-сти женщин – она не противилась. На утро он проснулся в её постели. Завязалась связь. Он переехал к ней. Она влюбилась в него, что называется, по уши. Он умел подать себя. Да и как можно было не полюбить такого воспитанного, образованного и умного красавца, выгодно отличающегося от её грубых и наглых деловых партнёров, помешанных на способах добычи денег и не умеющих говорить ни о чём другом! Злоупотребляющие сексом все они, по сути, и мужчинами-то не были!
Лариса ввела его в круг своих приятелей, и он сразу понял, что эти люди рангом много выше прежних знакомых бизнесменов. Эти явно ворочали миллионами и были связаны с верховной властью. Далеко не сразу Лариса посвятила его в свои дела. Ему пришлось потрудиться, чтобы она стала дове-рять. В замкнутом кружке крупных финансовых и промыш-ленных акул, в который он попал, друзей не было. Были толь-ко партнёры по бизнесу, да и то чаще всего временные. Здесь никто никому не доверял, постоянно ожидая подвоха, обмана, интриги. Деньги, особенно большие деньги, делают людей ядовитыми пауками, помещёнными в одну банку, где дейст-вует один закон: сильный всегда рано или поздно побеждает, слабый обязательно должен погибнуть! Все знают об этом, но алчность, как мотивация поведения,  настолько сильна, что нейтрализует даже инстинкт самосохранения! К тому же ни-кто до самого печального исхода конкурентной борьбы не считает себя слабым! Увы, чужой опыт им недоступен! Алик не был исключением, он  тоже не допускал мысли о возмож-ном своего поражении в борьбе алчных, аморальных эгоистов за кусок богатого советского пирога.  Только бы к нему по-добраться!
 Как женщина, Лариса быстро ему надоела – свежестью она не отличалась -  годилась в матери. Но ради поставленной цели он усердно играл роль обожателя, лгал и душой и телом, лицемерил, льстил. Порой он сам себе становился противен и тогда многократно произносил про себя, как заклинание,  из-любленную фразу: "Цель оправдывает средства!" Помогало. Высокая мораль, совесть, порядочность – всё чему учили в семье, в пионерии, в комсомоле – как  будто испарились.  А может быть, просто укрылись где-то в глубине души от той мерзости, в которой он последние годы жил, и когда-нибудь всплывут, вернутся? Ведь тогда придётся держать ответ за всё содеянное! А вдруг и действительно существует всевидящий и всезнающий бог!?   Ему стало жутко.
Последовательно, вспоминая и анализируя события по-следних лет, Алик постепенно приближался к развязке.
Как-то в порыве откровения Лариса обмолвилась, что далеко не все взаиморасчёты между партнёрами в её бизнесе производятся через банки. Укрывая доходы от налогов, порой они рассчитываются наличными долларами. При этом суммы составляют миллионы. Как же он обрадовался этому извес-тию! Об убийстве он никогда не думал. Допустимость жесто-кости в делах существовала в его подсознании. Ведь цель оп-равдывает средства!  Зайцев ранее его самого понял это, да и сотрудники по  фирме тоже, между собой  за бездушие, назы-вая Каином. Давний приятель однажды сказал:
-    На удивление резко ты изменился в последнее вре-мя, Алик! Хорошо помню тебя совсем другим: активным ком-сомольцем, как мне казалось, вполне искренне верящим в коммунистические идеи всеобщего равенства и справедливо-сти, строго соблюдающим Моральный кодекс строителя ком-мунизма. Ни единого пятнышка не было заметно на твоей комсомольской совести!  Полная противоположность того, как тебя характеризуют сейчас! Я всё думаю: "Когда же ты был на самом деле искренним – тогда или теперь? Или нико-гда? Страшный ты человек! Чего угодно от тебя ожидать можно!
-    Лично тебе нечего бояться! – отшутился я. – Всё те-чёт, всё изменяется! Закон диалектики. Вот и я сменил систе-му ценностей на более соответствующую времени!
А ведь Зайцев был прав. Услышав от любовницы, то че-го так жаждал, я стал выжидать подходящий момент и дождал-ся.
Обычным вечером, когда они с Ларисой после трудо-вого дня, уютно устроившись на мягком диване, потягивали коктейль и возбуждали друг друга ласками, в дверь позвонили и вошли два по виду очень приличных молодых человека. В руках у них были объёмистые, тяжёлые кейсы. Обменялись любезностями с хозяевами, а затем уединились с Ларисой в кабинете для делового разговора. Через незна-чительное время все вышли в гостиную. На лицах сияли праздничные улыбки – договорились! Выпили по рюмке за успешное предприятие и гости ушли, но уже с пустыми руками. Они остались вдвоём. Женщина-прислуга ушла домой сразу после ужина. Охрану Лариса, как это часто случалось в последнее время – ведь рядом с ней теперь постоянно был рыцарь – тоже отпустила. К тому же дом был элитарный, и на входе постоянно дежурили портье с охран-ником.
Алик и сам сразу догадался, что было в кейсах, но Ла-риса не удержалась, чтобы не похвастать удачей. Плеснув в бокалы коньяка, она предложила тост за успешную, очень ус-пешную сделку. Она выглядела счастливой как никогда. Ви-димо, деньги в квартире были очень большие. Он сделал вид, что это его совсем не трогает. Нежно, как он умел делать, об-нял, поцеловал Ларису и повёл в спальню.
Когда уставшая от любовных утех, удовлетворённая, она, откинувшись на подушку, ровно задышала, он тихо встал и вышел на кухню. На стене вымытый и вычищенный до бле-ска висел набор кухонных ножей. Он выбрал самый большой и острый, спокойно, без спешки перебрав несколько и ногтём оценив  остроту лезвия каждого, и вернулся в спальню. Лари-са мирно похрапывала. Красивые белокурые волосы её разме-тались по подушке, обнажив белую нежную шею. Некоторое время он постоял над ней, вглядываясь в знакомые черты, по-думал: "Всё же она довольно привлекательна!"  и полоснул ножом по шее любовницы, которую ещё полчаса назад цело-вал.
Кровь брызнула пульсирующим фонтаном. Она откры-ла глаза, некрасиво выкатила их из орбит, схватилась руками за дымящуюся рану, открыла рот, чтобы закричать. Но из гор-ла вырвались только какие-то нечеловеческие звуки. Он вы-рвал из-под неё подушку, прикрыл ей окровавленное лицо и прижал руками. Тело немного подёргалось в агонии и успо-коилось. Он не почувствовал ни тени сожаления о содеянном, ни каких-либо душевных перемен. Не торопясь, тщательно вымыл лицо и руки, переоделся в чистое бельё, надел костюм, только после этого пошёл в рабочий кабинет хозяйки дома. Деньги, как он и ожидал, были там. Чёрные знакомые чемо-данчики, тесно прижавшись, стояли под письменным столом. Он поочерёдно открыл их. Они были полны драгоценными, так им обожаемыми, американскими  зелёными купюрами. 
С деньгами и подложными документами он давно ре-шил скрыться где-нибудь в Сибири, поближе к нефтяным, зо-лотым или алмазным приискам, и там, имея начальный капи-тал и организаторский опыт, начать своё большое дело. Он вполне допускал, что, возможно, придётся ещё  не раз  при-бегнуть к подобным способам зарабатывания денег. Что поде-лаешь, такова сегодняшняя жизнь России! Цель оправдывает средства!
Ему не суждено было стать очередным олигархом. Его быстро вычислили службы безопасности партнёров Ларисы и сдали государственным органам правозащиты. Взяли Алика в аэропорту. Суд назначил наказание  в виде двадцати лет ли-шения свободы, благо демократы добились запрещения смертной казни!
"День седьмой посвяти Господу Богу твоему!" – при-зывает христианская Заповедь. Теперь у него для этого будет время.
-    Вот и конец во многом типичной истории перевоплощения, метаморфозы, советского интеллигента в самом конце двадцатого столетия! – непроизвольно вслух  сказал Алик, и серые кирпичные стены камеры  подтвердили гулким эхом.