Автор Тема: С.Г.Кара-Мурза  (Прочитано 9001 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн MALIK54

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 15139
С.Г.Кара-Мурза
« : 24/01/13 , 15:35:49 »
День Рождения Кара-Мурзы

Сегодня исполнилось 74 года Сергею Георгиевичу Кара-Мурзе.

В свое время, его книги "Манипуляция сознанием", "Интеллигенция на пепелище родной страны", "Советская цивилизация" и "Экспорт революции" оказали на развитие моих политических взглядов определенное влияние. Работы эти были не без недостатков, но среди различной литературы левого толка, в конце 90-х-первой половине "нулевых", они производили сильное впечатление. Они и сейчас, вполне актуальны и жизненны, что нам мой взгляд характеризует их как классику пост-советского левого движения. Ну и по стилю, из всех левых публицистов, мне он нравился более прочих, наряду с Бушиным. Кара-Мурза всегда импонировал логичностью и научностью, хотя работы были скорее публицистическими, нежели сугубо историческими.
Лучшей работой была без сомнения "Манипуляция сознанием" http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=1496069, которой он открыл многим людям глаза на казалось бы всем очевидные сегодня вещи.

Собственно именно за эти работы Кара-Мурза вполне заслужено считался виднейшим левым публицистом того времени, который внес солидный вклад в нынешний рост просоветских настроений и немало поспособствовал развенчанию определенных мифов о Советском Союзе. Можно в тех или иных моментах не соглашаться с Кара-Мурзой, но отрицать его вклад невозможно.

Возраст конечно берет свое, но Кара-Мурза по прежнему на посту, пишет книги и статьи, так что могу лишь пожелать, чтобы здоровья хватило и на юбилей и на новые работы.

С днем рождения, Сергей Георгиевич.

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #1 : 08/02/13 , 15:47:22 »

Начнем, со скрипом




   
на сайте kara-murza.ru в верхней части есть объявление:


В Живом Журнале С.Г.Кара-Мурзы началось обсуждение проекта


http://sg-karamurza.livejournal.com/
Пока идет начальная стадия обсуждения.
С января на этом сайте (kara-murza.ru) в разделе "Новые поступления" (внизу данной страницы) будут выкладываться тексты С.Г.Кара-Мурзы, связанные с проектом. Обсуждаться эти тексты будут в живом журнале. Желающие принять участие в проекте могут присылать свои тексты (если они слишком велики для ЖЖ) на адрес этого сайта. Адрес почты сайта см. тут: http://www.kara-murza.ru/mail.html
Проект начался 5 декабря 2012 г. вот таким сообщением С.Г.Кара-Мурзы...


Творите, дерзайте, присылайте (поменьше ругайтесь, может, нас читают и дети)!
Выложен весь трактат, из которого брались "кусочки" (350 тыс. знаков).
Если обсуждать в ЖЖ будет неудобно, устроим сайт для форума стандартного формата. Ведем переговоры.


http://sg-karamurza.livejournal.com/147158.html

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #2 : 10/02/13 , 17:57:08 »

О "сотворении зла". Еще пояснения




   
Многие в разных формах выражают непонимание смысла проекта, в который мы втягиваемся. Добавлю несколько мыслей с уровня моего понимания на 10 февраля.
Народ формируется, среди прочих факторов, вызовами "иного", т.е. угрозой "нашествия зла" – это банальная истина. И формируется в деятельности, в движении по реальному пространству, а не перескоком к идеальной жизни.
Так складываются и другие общности. С каждым шагом в преодолении зла частично разрешается и внутренний кризис (разлад между людьми), собирается общность. Сейчас выработка идеального образа для нашего "культурно-исторического типа" только углубит расколы (например, романтиков-«белых» с живыми «красными), в то время как деятельность по преодолению зла людей соединяет. Утопия, конечно, тоже нужна, но с ней все-таки проще, грубая карта общностей и их идеалов (пока противоречивых) уже есть.


Некоторые товарищи настаивают на том, что надо работать над положительным проектом, а не над «образами зла».
Да, революция повела людей "образом светлого будущего" - без этой апокалиптики (откровения) она невозможна. Но если революция свершилась или для нее нет условий, людей соединяет систематическое искоренение зла. Можно сказать, что это – кредо социал-демократии (особенно Поппер на этом настаивал – не бороться за добро, а искоренять зло; мол, это улучшает жизнь и соединяет людей). Но на самом деле это – общий подход, в том числе и для коммунистов.
Сразу после Гражданской войны советская власть начала и успешно провела серию программ - преодоление детской смертности от желудочно-кишечных заболеваний; искоренение массового бытового сифилиса и алкоголизма, потом гельминтозов и трахомы, потом бруцеллеза и туберкулеза.
Без этих программ крестьяне не поверили бы ни в культурную революцию, ни в индустриализацию. Это - типичные программы "становления зла и борьбы с ним". У нас пока революция не светит, и сборка общностей может идти или через мятеж-войны (как было на Кавказе), или через преодоление выявленного зла.


Беда в том, что большинство исходит из иллюзии, что объективное зло очевидно, и трудиться над созданием его образа нет необходимости. Мол, бедность или деградация образования всем очевидны, надо думать, как устроить весь порядок жизни, в котором этого не будет. Это – одна из фундаментальных иллюзий нашего общественного сознания. В действительности люди зла не видят, если его не включить в их категориальный аппарат (мировоззренческую матрицу). Я об этом писал, но, похоже, никто не обратил внимание, как на мелочь.
Возьмем явление – неравенство. Социальный характер этому явлению придают именно субъективные переживания, представляющие собой исторически обусловленный продукт культуры.
Л.Г. Ионин пишет (1996): «Неравенство людей является эмпирическим фактом... О социальном неравенстве можно говорить только тогда, когда важность различий людей по какому-то из… параметров закреплена институционально и сделана базисным принципом классификации. Несмотря на наличие объективного неравенства, … социальное неравенство не возникает, пока оно не осознано и не интерпретировано как таковое.
Обратимся к традиционному обществу. Здесь социальное неравенство не выглядит и не является проблемой, ибо объективное неравенство в этих обществах воспринимается как часть божественного порядка. Принцип вертикальной классификации интерпретируется как частное проявление идеи мирового порядка - божественной иерархии, воплотившейся в иерархии сословий и каст. Такая (или подобная) теория характерна для всех традиционных обществ, где бы они ни существовали, в частности же, она ярко проявилась в европейском средневековье.
Наиболее выразительные последствия социальная дифференциация имела в индийской кастовой системе, где объективно выражавшееся неравенство достигло максимума возможного. Но, парадоксальным образом, это неравенство не только не способствовало стремлению к социальному равенству, но даже затрудняло его: божественное происхождение неравенства затрудняло истолкование кастовой системы как выражения социального неравенства…
Переопределение ситуации произошло в XVIII веке с подъемом буржуазного класса. Вообще-то дело выглядело так, будто в этот период социальное неравенство было открыто, обнаружено, так сказать, как реальность, до того успешно скрывавшаяся от пытливого человеческого ума» [67].


Сейчас у нас образы зла «размыты» с помощью телевидения, школы и пр. Поэтому и общество рассыпалось – незачем объединяться, т.к. конкретного врага не видно, все в тумане. Иногда удается уцепиться за какое-то «зло», и в этих случаях власть даже встает в ряды борцов. Так было на днях, когда дали отпор «ювенальной юстиции» ¬– сам В.В. Путин приехал (иногда даже кажется, что такие типы зла специально выращивают и выпускают, дав населению их победить, причем «народ и партия едины»).


Мне кажется, мы, общаясь в Интернете, смогли бы провести инвентаризацию «зла», выявив из его множества кандидатов на разработку и слепив, пусть грубо, их образы. У всех у нас для этого есть опыт, разум и чувство. Шлифовка ¬– дело второе, появятся и таланты. А без большого массива грубой работы никто за это не возьмется.
По моему опыту, для этой работы нужно превратить в рутину три операции:
– написание или подбор текстов, которые дают корректное (без надрыва) описание поляны, на которой угнездилось какое-то зло;
– обсуждение этих текстов, которое поможет составить программку «создания образа»;
– создание кратких и эстетически привлекательных произведений, представляющих разным группам публики образ конкретного зла (публицистика, стихи, картины, м.б. сценарии кино и пр.).
Может быть, будут и промежуточные пункты (например, написание более коротких текстов, но еще без художеств).
Я лично могу участвовать в двух первых пунктах – худ. таланта нет. Но сейчас два эти пункта необходимы. На мой взгляд, потребность в них – не классовая, а национальная. «Карта зла» нужна и власти, и оппозиции, и даже тем, кто мечтает о революции. Эта карта вообще поднимет уровень культуры, особенно в образовании, воспитании и управлении.


http://sg-karamurza.livejournal.com/147505.html#cutid1

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #3 : 13/02/13 , 12:09:27 »

Ответы газете "Кавказская политика" о кавказской политике




   
(Вопросы немного сумбурные, на разные темы - такие и ответы)


Нам следует понимать, что политику Кремля по отношению к Кавказу сегодня нельзя отделять от общей политики России, которая представляет собой попытку маневрировать согласно появлению дисбалансов и угроз, стараясь не дать им выйти за красную черту.


Касаясь темы т.н. роста интереса жителей Кавказа к исламу, о которой так много говорят, нужно сказать, что слово «интерес» в данном случае не очень подходящее.


Потому что ислам используется определёнными силами как инструмент политизации и мобилизации этничности и заменяет некоторым радикальным движениям идеологию и социальный проект.


Но это для любого государства представляет угрозу, в том числе и для исламских стран, а не только, например, для России.


К тому же в условиях длительного кризиса и многих видов неопределенности хоть светский, хоть теократический режим действует методом проб и ошибок. А значит, делает много ошибок, идет на многие компромиссы и терпит коррупцию чиновников.


Бог земными делами не занимается и спасать от этих дефектов не будет — сами люди должны разбираться. В результате практически все недовольны режимом, каждый по-разному от него страдает.


Поэтому сегодняшний режим можно назвать злом. Но если подумать, что было бы без всякого режима (Смута), почти каждый согласится, что лучше терпеть этот режим как меньшее зло, чем хаос.


Улучшить положение можно, только организуясь как обществоили оказывая влияние на режим (и помогая ему), или заменить его, используя законные возможности (если есть, на кого заменить), или выработать свой проект жизни, который так понравится большинству, что оно устроит революцию и свергнет этот режим.


Но до этого общество явно не доросло. Легче устраивать небольшие мятежи, которые сильнее всего бьют по беззащитным.


Но, так или иначе, в России может и должен быть создан концептуальный проект, концептуальная идея, согласно которой русский народ и кавказские народы могут сосуществовать в одной стране. Они же сосуществовали и в Российской империи, и в СССР.


Самое сложное заключается в том, что в России не выработан и не принят большинством «образ будущего» ни для русских, ни для других народов, страна сейчас находится в «переходном состоянии».


Значит, и частные вопросы не решены, и это болезненное состояние надо перетерпеть, ведя диалог и стараясь не создавать во всех наших противоречиях и конфликтах состояние необратимости — точку невозврата.


Если не допустим необратимых разрывов, то через некоторое время договоримся к общему интересу.


Но СМИ, как и все общество, расколоты. Значительная их часть раскручивает этнический национализм всех народов, включая русских.


В этом заинтересованы антироссийские силы и внутри самой России (они есть во всех народах), и за рубежом. Это был бы тупик, пресекающий здоровое развитие всех народов и России в целом.


Но с другой стороны, очевидно, что существует большая программа по стравливанию народов.


Значительная часть элиты недовольна самим размером России и наличием «азиатского» населения.


Они бы хотели «маленькую уютную Россию» внутри Запада, точнее как «островок Запада». Кстати, многие и русских считают «азиатами», дело тут не в крови и волосах — разное мироощущение. То же самое мы видим в Белоруссии и на Украине.


Но если бы не увязли в кризисе, с этим быстро бы разобрались.


Пока что до опасного порога эта программа не дошла, но угрозу представляет большую.


Надо учитывать, что мы пока что — больная страна, и в социальных группах, и в этнических накопилось много обид, и любой недружественный жест вызывает возмущение.


Если дадим волю этому возмущению и будем потакать тем, кто поджигает нашу больницу, останемся без страны, да и целые народы не переживут большой Смуты.


Даже цветущую страну можно быстро превратить в руины — причем так, что никто не получит выгоды. Технологии отработаны, инструкторы времени не теряют.


http://sg-karamurza.livejournal.com/148591.html

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #4 : 17/02/13 , 14:08:17 »

Тут к нам заходят наши националисты. Тема для них важная




   
но некоторые вместо того, чтобы вникать и набираться знаний, начинают базарить. Самовыражаются. Может, на душе становится легче, но для дела пользы никакой. Лучше почитайте кусочек из старой книги, но по теме нашего проекта:


Методы мобилизации этничности вырабатывались с глубокой древности. Соответственно, вырабатывались и методы ее нейтрализации, разрушения связей солидарности, порождаемых общей для народа угрозой. Сунь Ятсен говорил, что в начале ХХ века китайцы не осознавали той угрозы их национальному существованию, которую представляла собой экспансия Запада в Китае. Точно так же сегодня не осознают аналогичной (хотя во многом и новой) угрозы русские – и все попытки националистов мобилизовать этническое сознание русского народа оказываются безуспешными.
Средства, с помощью которых их попытки блокируются, а этническая солидарность русских разрушается, оказываются более эффективными и совершенными. Можно заметить, что сильным средством является провоцирование театральной ксенофобии (с организацией псевдофашистских групп и эксцессов с насилием на этнической почве), которая загоняет русское национальное чувство в тупик и потому блокируется самой русской культурой.
Сплачивающее воздействие вызова определяется не им самим, а его взаимодействием с системой социальных, культурных и организационных факторов в самой общности, этнизируемой вызовом. Все эти факторы вместе представляют собой синергическую систему с сильными кооперативными эффектами, так что предсказать ее ответ на вызов теоретически трудно – систему надо знать и чувствовать. В некоторых условиях русские быстро мобилизовались как народ, даже выступая под лозунгами интернационализма, а в других обстоятельствах были равнодушны к призывам националистов даже при господстве официальной православной и державной риторики.
Эффект сплочения не возникает самопроизвольно, он не является реакцией каких-то «примордиально» заложенных в человеке духовных структур. Чтобы его вызвать и соответствующим образом направить, в общности должны быть люди или организации, способные выработать и осуществить целевую программу, большую или малую, по превращению культурного фактора в мобилизующую силу.
И реальные, и символические вызовы, перед которыми оказался русский народ с конца 80-х годов ХХ века, не привели к мобилизации его этнического самосознания. Оскорбления национальных символов русских доходили в некоторые моменты до крайности, что даже наводило на мысль об использовании этих оскорблений для экспериментального измерения «порога» национальной чувствительности. На эти демонстративные действия не было ответа не только адекватного, но и мало-мальски заметного. Попытки русских националистов апеллировать к национальному самолюбию не находили отклика. Это явление, видимо, интенсивно изучается этнологами и социологами, однако в открытой печати результатов не публикуется. Очевидно, однако, что те культурные средства, которые пытаются применить для мобилизации этнического чувства националисты, неадекватны культуре современного русского общества.


http://sg-karamurza.livejournal.com/150168.html

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #5 : 22/02/13 , 18:49:15 »

         
Как совместить утопию с реальностью?
   
И на презентации книги «Крах СССР», и в большинстве комментариев упорно высказывают пожелание, чтобы после нынешнего переходного маразма «мы строили социализм, а еще лучше, коммунизм». Это желание понятно и благородно – как прекрасно, если бы все наши сограждане жили в достатке, по разуму и по совести. Препятствие видится только в нынешней политической системе и частной собственности. Если бы мы усилием ума (или «Суть времени» усилием метафизики) изловчились сменить политический и социальный строй, то возник бы «СССР-2». Конечно, социальную базу нынешнего строя пришлось бы на время послать на перевоспитание в ГУЛАГ (но наш, комфортабельный, с Интернетом на всех нарах), но об этой мелкой технической детали не вспоминают. Ведь жить по разуму и по совести все захотят, как только представится такая возможность – это же очевидно!
Сказанное выше может показаться кому-то мрачной иронией. Если бы… Именно так и думают люди, живущие по разуму и по совести (насколько позволяет реальность). «Мир безумцу, который навеет человечеству сон золотой».


Я лет 8-9 назад пришел к выводу, что время проповедей прошло и они стали наносить вред. Передозировка анестезии если и не убьет, то обессилит. Главное препятствие к СССР-2 – сами наши сограждане, которым ничего человеческое не чуждо. В том числе – иррациональные необъяснимые желания. А также стремление к воле, которая открывает путь к исполнению этих желаний. А там – пусть черти тащат в ад.
Уже в 50-е годы, на целине, мы с приятелями были тяжело подавлены знакомством с «бичами» (кто-то сказал, что бич – значит «бывший интеллигентный человек»). Ребята с Севера сказали, что там это – целое социальное явление. Что толкало людей бросить вуз, должность инженера и стать бродягой – зарабатывать шабашниками, грузчиками?
В 70-е годы я начал ездить на машине. Бензин А-93 стоил 9,5 коп. литр. Доступно даже для м.н.с. – бывало, сдам две молочные бутылки и налью 3 литра бензина. Но почти все знакомые во дворе брали бензин у самосвалов. За треть цены. Принципиально! Я (и, думаю, многие) скрывали, что не берут левый бензин. Экономия ничтожная, но какой-то бес толкал.
Я подходил к этому в главе «Обездоленные в СССР», но тут дело хуже. Прочитал у Достоевского, что это для него – большая загадка, он около нее и крутился. В принципе, об этом у него «Легенда о Великом Инквизиторе» и его споре с Христом.
А в нашей теме загвоздка в том, что Ельцин крикнул: «Я дал вам свободу!» – так оно и есть. Он дал не демократию и либерализм, а именно ту свободу, о которой подсознательно тосковала значительная часть нашего населения. Это свободу на время задавил и заморозил Сталин с его красносотенцами перед войной. А потом она стала прорастать. Эта жажда еще не утолена, хотя, по-моему, пик пройден. Но сейчас, имея примерно половину населения в таком состоянии, прыжок в социализм, по-моему, в принципе невозможен. Если бы эта половину удалось бы как-то загнать в социализм (что проблематично), то она стала бы вдвойне «обездоленной» – не дали догулять. Какой же это социализм!
С другой стороны, эти вольные люди не приемлют и нынешнего маразма. Поэтому, на мой взгляд, сдвиг к жизни «по разуму и по совести» должен быть поэтапным, с реабилитацией «вольных людей» в темпе, который еще надо как-то определить.
На ряде этапов придется мириться с разными формами «гибридного социализма». Но общность людей, твердо желающих жизни «по разуму и по совести», надо собирать срочно, иначе молодежь поколение за поколением будет уходить в «казаки».


http://sg-karamurza.livejournal.com/150809.html

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #6 : 26/02/13 , 18:54:26 »

Приватизация промышленности: результаты и отношение населения. 1.




   
Социологическое исследование кризисного общества ставит исследователя перед невыполнимой задачей – подойти к предмету беспристрастно, на время ощутив себя «по ту сторону добра и зла». Особенно это трудно, когда общество переживает тяжелую культурную травму, избежать которой не мог и сам наблюдатель. Тем не менее, за двадцать лет, ведя исследования в зоне бедствия, российские социологи создали огромный массив систематизированного знания.
Накопились длинные временные ряды наблюдений в условиях быстрых глубоких изменений, началась «уборка урожая» – теоретическая обработка коллекций. Здесь дадим обзор изучения общественного мнения о приватизации промышленности, проведенной в 1992-1995 гг. Это изучение специально вели несколько групп ученых, кроме того, многие авторы касались проблемы вскользь, как частного аспекта других тем, но при этом тоже делали ценный вклад в общий массив информации.


В исследовании 2005-2006 гг., самом основательном в последнем десятилетии, так определяется статус приватизации как социального факта: «Самым существенным моментом в экономических, а стало быть, и в социальных, преобразованиях в России в последние пятнадцать лет явилось кардинальное изменение роли частной собственности в жизнедеятельности российского социума. Именно ее утверждение в качестве базовой формы собственности означало переход от одной общественно-экономической формации (так называемый «развитый социализм») к другой (олигархический капитализм)… Очевидно, что главным инструментом [реформаторов] и в 1990-е годы, и в настоящее время является приватизация. Именно на ее основе была осуществлена небольшой группой номенклатурных чиновников экспроприация собственности государства и денежных средств населения» [1].
Исследование проведено методом опроса выборки 2800 человек из более чем пятидесяти населенных пунктов городского и сельского типа в основных географических и социально-экономических зонах страны, вместе с опросом 700 компетентных экспертов.
Вначале приведем фактическую справку и некоторые оценки специалистов.
Не составляет секрета, что выбор разрушительной для хозяйства России доктрины реформ преследовал политические цели. Главной целью были демонтаж советской политической системы, ликвидация Варшавского блока и самого СССР. В 2010 г. в прессу было передан ролик интервью с А. Чубайсом 2001 года. Зачем-то было надо. Там он так говорил про ваучерную приватизацию, организатором которой считается:
«Мы занимались не сбором денег, а уничтожением коммунизма. Это разные задачи, с разной ценой… Мы знали, что каждый проданный завод — это гвоздь в крышку гроба коммунизма. Дорого ли, дёшево, бесплатно, с приплатой — двадцатый вопрос, двадцатый. А первый вопрос один: каждый появившийся частный собственник в России — это необратимость. Это необратимость… Приватизация в России до 97 года вообще не была экономическим процессом… Она решала главную задачу — остановить коммунизм. Эту задачу мы решили. Мы решили её полностью» [20].
Примерно так же он представлял цели залоговых аукционов 1995-1996 гг.: «Моя позиция вообще такая неэкономическая. Я до сих пор считаю, что залоговые аукционы создали политическую базу для необратимого разгрома коммунистов на выборах в 1996 году. Это же были настоящие «командные высоты», крупнейшие предприятия страны с «красными директорами» во главе. И этого одного достаточно, чтобы считать их позитивным явлением… И ты поэтому должен согласиться, что результаты выборов появились в значительной степени благодаря залоговым аукционам» [22].
[Е. Ясин излагает смысл залоговых аукционов так: «Ельцин нарушил тогдашнюю конституцию, то есть прибег к государственному перевороту. Это позволило удержать курс на реформы… Единственным социальным слоем, готовым тогда поддержать Ельцина, был крупный бизнес. За свои услуги он хотел получить лакомые куски государственной собственности. Кроме того, они хотели прямо влиять на политику. Так появились олигархи» [24].]
В этом плане интервью Чубайса никакой новости не открыло: реформаторы и не ждали от их реформы каких-то положительных экономических результатов, они проводили большую военную операцию против СССР, не считаясь с потерями, которые несла экономика и население. Задолго до Чубайса об этом писала западная пресса. Газета «Файнейшнл Таймс» 16 апpеля 1991 г. писала: «Западные пpавительства и финансовые институты, такие как Междунаpодный валютный фонд и Всемиpный банк, поощpяли восточноевpопейские пpавительства к pаспpодаже госудаpственных активов, что было пpизвано послужить сpедством пpивлечения западных инвестиций, создания pыночной экономики и pазpушения оплота в лице госудаpственной бюpокpатии. Со своей стоpоны, пpавительства pассматpивали пpиватизацию как сpедство pазpушения базы политической и экономической власти коммунистов» [23].
Давая 6 апpеля 1991 г. обзоp амеpиканской печати о ходе пpиватизации в Восточной Евpопе, газета «Тайм» пpизнает: «Поскольку пpиватизация считается болезненным, а поpой и сомнительным пpоцессом, такие западные финансовые учpеждения, как Всемиpный банк, Междунаpодный валютный фонд и новый Евpопейский банк pеконстpукции и pазвития, должны оказать помощь, чтобы она пpошла успешно. Пpофессоp Сакс говоpит: “Нам на Западе пpидется подкупать и уговаpивать эти пpавительства идти впеpед”».
Однако в искренность Чубайса мало верится – в интервью он представляет приватизацию как благородное дело борьбы с «империей зла». Но невозможно скрыть две другие стороны дела:
– приватизация была невиданным по масштабам присвоением национального достояния небольшой прослойкой «своих», кадров новой власти, повязанных этой дележкой;
– приватизация привела к избыточным разрушениям народного хозяйства и общества, каких не требовалось для решения политической задачи; она привела к такому глубокому регрессу Россия, что объективно оценивается как большая операция в «войне наций» (или даже цивилизаций).
От рассмотрения этих сторон приватизации Чубайс и старается отвести своим «сенсационным» признанием.
Что касается криминального раздела национального достояния России, спора и не возникает, все ясно. Нобелевский лауреат Дж. Стиглиц говорит о приватизации самых рентабельных предприятий через залоговые аукционы так: «Частные банки оказались собственниками этих предприятий путем операции, которая может рассматриваться как фиктивная продажа (хотя правительство осуществляло ее в замаскированном виде “аукционов”); в итоге несколько олигархов мгновенно стали миллиардерами. Эта приватизация была политически незаконной. И тот факт, что они не имели законных прав собственности, заставлял олигархов еще более поспешно выводить свои фонды за пределы страны, чтобы успеть до того, как придет к власти новое правительство, которое может попытаться оспорить приватизацию или подорвать их позиции» [25].
«Подкупить и уговорить» новую власть России Западу не составило труда – тут власть утоляла свою нутряную ненависть к СССР и заодно получала куш в размере триллионов долларов. Поэтому в 1991 г. Верховный Совет СССР, а затем и Верховный Совет РСФСР приняли законы о приватизации промышленных предприятий, а в 1992-1993 гг. эта массовая приватизации была проведена – так торопливо, что даже и закон игнорировали.
Эта приватизация является самой крупной в истории человечества акцией по экспроприации – изъятию собственности у одного социального субъекта и передаче ее другому. При этом никакого общественного диалога не было, власть и не спрашивала согласия собственника на приватизацию. По своим масштабам и последствиям она не идет ни в какое сравнение с другой известной нам экспроприацией – национализацией промышленности в 1918 г. Тогда много крупнейших заводов и раньше были государственными (казенными), а большая часть промышленного капитала в России принадлежала иностранным фирмам. Поэтому национализация непосредственно коснулась очень небольшой части буржуазии, которая к тому же была в России очень немногочисленной.
Совершенно иной характер носила экспроприация промышленности в 90-е годы ХХ века. Теперь небольшой группе «частных собственников» была передана огромная промышленность, которая изначально была практически вся построена как единая государственная система. Это был производственный организм совершенно нового типа, не известного прежде. Он был важным основанием российской цивилизации индустриальной эпохи ХХ века.
Советское хозяйство, на 90% построенное уже после войны, к 1990 году представляло собой специфическую систему, созданную как единый сросшийся с государством организм. Аналогии с западным или дореволюционным российским хозяйством познавательной ценности тут не имеют, нечего на них и ссылаться. Никаких теоретических разработок переделки такого хозяйство в рыночную экономику западного типа у реформаторов не было. Их доктрина не имела никаких разумных оснований, кроме стремления «уничтожить коммунизм» и при этом нагреть руки.
Приватизации подверглись не те предприятия, которые были национализированы в 1918-1920 гг. Те, что сохранились после 7 лет войны (1914-1921 гг.) и были национализированы, производили 0,17% от объема производства промышленности СССР 1990 года. После 1991 г. была приватизирована промышленность, полностью созданная советским народом – в основном, поколениями, родившимися после 1920 года. Большого числа отраслей не существовало в 1913 году. Многие под идеологическим давлением перестройки и реформы это как будто забыли.
Приватизация ни в малейшей степени не была «возвращением предприятий, национализированных советской властью, их законным хозяевам». Приватизация – это изъятие промышленных предприятий у народа, который их построил и содержал, вкладывая в них свой неоплаченный труд и ограничивая себя даже в скудном потреблении – чтобы оставить потомкам сильную и независимую страну. Так тогда понимали это дело те, кто строил заводы и на них работал.
В экономическом, технологическом и социальном отношении расчленение промышленной системы России означало катастрофу, размеров и окончательных результатов которой мы и сейчас еще не можем полностью осознать. Система пока что сохраняет, в искалеченном виде, многие свои черты. Но уже сейчас зафиксировано в мировой науке: в России приватизация привела к небывалому в истории по своей продолжительности и глубине экономическому кризису, которого не может удовлетворительно объяснить теория.
Власти и СМИ старательно отвлекают еще от одного смысла приватизации: она была механизмом деиндустриализации России и ряда постсоветских республик. Были созданы условия, когда новым собственникам было выгодно не получать предпринимательский доход от эксплуатации предприятия, а прекратить производство, продать за рубеж оборудование и запасы материалов, а здания сдавать в аренду – или вообще продать иностранцам пакет акций, даже противозаконно, чтобы они ликвидировали это производство в России. Так были уничтожены самые высокотехнологические производства и целые отрасли промышленности. Как показывает опыт, в нынешней системе шансов на возрождение этих отраслей очень мало или нет совсем. Россия выпала из числа промышленных держав.
[Н.П. Шмелев так определил перспективы России: «Наиболее важная экономическая проблема России – необходимость избавления от значительной части промышленного потенциала, которая, как оказалось, либо вообще не нужна стране, либо нежизнеспособна в нормальных, то есть конкурентных, условиях. Большинство экспертов сходятся во мнении, что речь идет о необходимости закрытия или радикальной модернизации от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей» [31]. Реально ни о какой «радикальной модернизации» речи и не заходило, выполнялась именно программа деиндустриализации.]
Вот непосредственные последствия приватизации.
– Были разорваны внутренние связи промышленности, и она потеряла системную целостность. Были расчленены (в среднем на 6 кусков) промышленные предприятия, вследствие чего они утратили технологическую целостность. Объем промышленного производства упал в 1998 г. до 46,3% от уровня 1990 г. (а в машиностроении в 6 раз).
– Произошла структурная деформация промышленности – резкий сдвиг от обрабатывающей к сырьевой (и экспортным отраслям, производящим «упакованную» энергию в виде энергоносителей, металлов и удобрений). Ряд системообразующих отраслей почти утрачены, как, например, тракторостроение, авиационная и фармацевтическая промышленность.
– Была разрушена сбалансированная система цен, что парализовало отечественный рынок многих видов продукции (например, сельскохозяйственных машин и удобрений). В ряде отраслей новые «собственники» распродали основные фонды (так, Россия утратила 75% морского торгового флота). В добывающей промышленности не воспроизводится сырьевая база – разведка полезных ископаемых сократилась многократно. Сооружения, машины и оборудование эксплуатируются хищнически, на износ. Беспрецедентная авария на Саяно-Шушенской ГЭС – это глас свыше нынешней власти.
Уход государства из хозяйственной системы (ликвидация Госплана, Госснаба, Госстандарта и Госкомцен) неизбежно и моментально привел к ее краху. Ход процесса был довольно точно предсказан. Академик Ю.В. Яременко писал в 1990 г.: «Пока нет другого способа поддержания равновесия кроме целенаправленной, централизованной деятельности Госплана. Отсюда вытекает и необходимость сохранения главных инструментов этой деятельности – значительной величины централизованных капитальных вложений, существенного объема госзаказа на сырьевые ресурсы» [26].
Только благодаря «партизанскому» сопротивлению и самих хозяйственных структур, и среднего звена госаппарата удалось сохранить для России хотя бы половину ее экономического потенциала. На рис. 1 видно, какого масштаба промышленное строительство было осуществлено в послевоенные годы в СССР, а также темп и глубину спада промышленного производства в совокупности постсоветских республик (СНГ) после приватизации.



Рис. 1. Индексы промышленного производства СССР и СНГ, 1940 = 1


Приватизация 90-х годов стала небывалым в истории случаем теневого соглашения между бюрократией и преступным миром. Две эти социальные группы поделили между собой промышленность России. Этот союз бюрократии и преступности нанес по России колоссальный удар, и неизвестно еще, когда она его переболеет.
Молодой аспирант-биохимик Каха Бендукидзе «скупил ваучеры» и приобрел «Уралмаш». Сам он говорит в интервью газете «Файнэншл Таймс» от 15 июля 1995 г.: «Для нас приватизация была манной небесной. Она означала, что мы можем скупить у государства на выгодных условиях то, что захотим. И мы приобрели жирный кусок из промышленных мощностей России. Захватить “Уралмаш” оказалось легче, чем склад в Москве. Мы купили этот завод за тысячную долю его действительной стоимости» [27]. Заплатив за «Уралмаш» 1 миллион долларов, Бендукидзе получил в 1995 г. 30 млн. долл. чистой прибыли.
Приватизация 1990-х годов сопровождалась замалчиванием важного знания об этом процессе, включая знание о свежем опыте приватизации в Польше и Венгрии. Более того, имела место и дезинформация о важных сторонах проблемы. В 1992 г. группа ведущих иностранных экспертов (социологов и экономистов) под руководством М. Кастельса посетила Москву. Она провела ин-тенсивные дискуссии с членами Правительства Российской Федерации. После отъезда группа составила доклад Правительству России, который был опубликован лишь в 2010 г.
В докладе эти эксперты критикуют доктрину приватизации и, изложив свои аргументы, напоминают хорошо известные вещи: «Рыночная экономика не существует вне институционального контекста. Основной задачей реформаторского движения в России сегодня является в пер¬вую очередь создание институциональной среды, т. е. необходимых условий, при которых рыночная экономика сможет функционировать. Без подобных преобра¬зований рыночная экономика не сможет развиваться, не создавая при этом почвы для спекуляций и воровства. То есть создание эффективной рыночной экономики принципиально отличается от простой задачи передачи прав собственности от го¬сударства и старой номенклатуры к успешным частным управляющим… Культура куда важнее масштабов приватизации».
Они так характеризуют общности, которым в ходе приватизации предполагалось передать основную массу промышленной собственности: «В настоящий момент все они так или иначе демонстрируют паразитическое поведение, их действия носят не инвестиционный, а спекулятивный характер, свойственный в большей мере странам “третьего мира”… Такая ситуация характерна скорее не для зарождающегося, а для вырождающегося капитализма. Фактически идет процесс передела накопленной собственности, а не создание нового богатства. В этих условиях исключительно либеральная экономическая политика, основанная на непродуманной и неконтролируемой распродаже государствен¬ной собственности, обречена на провал, что приведет лишь к усилению власти спекулятивных групп в российской экономике».
И вот общий вывод: «Резюмируя все сказанное, мы утверждаем, что существующая концепция массовой приватизации является главной ошибкой, которую Россия может совершить в ближайший год реформ» [21].
М. Кастельс, А. Турен и их коллеги-эксперты высказали принципиальные, очень важные суждения о начавшейся в России приватизации, которые быстро получили эмпирические подтверждения. Но эти суждения не были приняты во внимание и скрыты от общества и от научной общественности.
Чтобы обозначить подобные когнитивные аномалии, которые становятся чуть ли не нормой в ходе нынешнего мирового кризиса, в социологический лексикон вводится термин идеи-кентавры. Инициатор применения этого термина Ж.Т. Тощенко пишет:
«Что представляют собой кентавр-идеи, как они рождаются? Во-первых, это полный или частичный разрыв между реальностью и представлениями о том, что должно или может быть. Нередко они содержат идеализированное или умышленно искаженное представление о состоянии или возможности решать конкретные проблемы, исходя из воображаемых методов и средств, сконструированных умозрительно. В современной действительности кентавр-идеи приобретают порочную, порой зловещую определенность при попытке реализации, несмотря на то, что никак не коррелируют с реальностью, в которую их собрались внедрить. В результате авторы этих идей продолжали настаивать на их выполнении при жесточайшем (к сожалению, нередко пассивном) сопротивлении тех, на кого идеи были направлены. Кентавризм создавал огромные помехи в организации нормальной жизни людей…
Что касается нашей действительности, можно привести идеи Гайдара и его сторонников о том, какая должна быть Россия в будущем. Порок их задумок состоял в том, что они не имели отношения к действительности и не учитывали реальности российской жизни, состояние экономики, менталитет народа. Гайдар и подобранная им команда не знали реальной жизни, судили о ней по статистическим сборникам. И была у них ничем не подкрепленная вера, что рынок сам, без участия государства, всё отрегулирует, напоит и накормит страну. И вопреки обещаниям, “научным” расчетам, что реализация их идей приведет к повышению цен в 3 – 5 раз, в первый же год реформ цены в среднем скакнули на 2600%. И это при полном игнорировании интересов и потребностей народа. Когда в феврале 1992 г. Гайдару доложили, что в Зеленограде зафиксировано 36 голодных смертей, он спокойно ответил: “Идут радикальные преобразования, уход из жизни людей, не способных им противостоять, дело естественное”» [28].
Не будем гадать, по неведению действовали «Гайдар и его команда», или по осознанному рациональному плану, опираясь на точное знание «реальности российской жизни, состоянии экономики, менталитета народа» (возможно, это было знание не самого Гайдара, а его консультантов-советологов из США). Важно, что речь идет о грубом и даже жестоком воздействии на реальность при сокрытии и целей, и предполагаемой социальной цены. Я бы назвал описанный выше класс подобных идей «волки в овечьей шкуре», но авторитетные социологи знают лучше, пусть будут кентавр-идеи.


http://sg-karamurza.livejournal.com/152292.html

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #7 : 27/02/13 , 16:08:16 »

Приватизация промышленности: результаты и отношение населения. 2.




   
Для нас важно, что концепция приватизации никак не могла быть заблуждением реформаторов – масштаб противоречия между их концепцией и российской реальностью был им прекрасно известен. Ж.Т. Тощенко так пишет о приватизации: «Кентавр-идеи появляются в случае смешения научного и политического (идеологического) подходов. То, что наука заинтересована в объективном знании, не оспаривается никем. Как и то, что политика и идеология преследуют цели, не всегда совпадающие с логикой научного познания. Но в реальной политической жизни появляются идеи, которые базируются вроде бы на научных основах, но преследуют отнюдь не научно-обоснованные цели. Особенно наглядно это проявилось в так называемой ваучеризации, идею которой приписывают Чубайсу (по утверждению соратника по “кружку” Чубайса В. Найшуля, он эту идею продвигал в советское время), которая породила вопиюще несправедливое распределение национального богатства и его концентрацию у немногих» [28].


Признаком кентавр-идеи была сама Концепция закона о приватизации (1991 г.), в которой называются такие главных препятствия ее проведению: «Миpовоззpение поденщика и социального иждивенца у большинства наших соотечественников, сильные уpавнительные настpоения и недовеpие к отечественным коммеpсантам (многие отказываются пpизнавать накопления коопеpатоpов честными и тpебуют защитить пpиватизацию от теневого капитала); пpотиводействие слоя неквалифициpованных люмпенизиpованных pабочих, pискующих быть согнанными с насиженных мест пpи пpиватизации».
Расщепление сознания видно уже в том, что такая антиpабочая фpазеология официального документа пришла под лозунгами демократии! Она свидетельствует о том, что эксперты и советники властной верхушки впали в мальтузианский фанатизм времен «дикого капитализма» и это в конце ХХ века было признаком близкого бедствия.
Опять же, не будем спорить, имело ли здесь «смешения научного и политического (идеологического) подходов». На мой взгляд, в кентавр-идее Чубайса не было ни атома научного подхода, как у взрывника, заложившего в указанное место динамит и поджигающего бикфордов шнур.
Перейдем к рассмотрению отношения населения России к приватизации промышленности. Известно, что объективный факт не воспринимается в общественном сознании сам по себе, как нечто данное в своей истинности. Его образ создается идеологическими и культурными средствами (в нашем случае, грубо говоря, «телевизором»). Американский социолог Дж. Александер пишет, что реальное событие переживается в зависимости от того, как его преломляют в культуре: «События – это одно дело, представление этих событий – совсем другое. Травма не является результатом переживания групповой боли… Коллективные акторы «решают», представлять ли им социальную боль как фундаментальную угрозу их чувству того, кто они есть, откуда они пришли, куда они идут» [2].
Для нашей темы из этого следует, что оценка приватизации как «добра» или «зла», есть, по выражению Александера, «продукт культуральной и социологической работы». Очевидно, что приватизация, будучи «главным инструментом» реформ, стала объектом такой позитивной пропаганды, какую только могли обеспечить «культуральные и социологические» ресурсы новой политической системы. Отсюда вытекает вопрос: что действительно измеряет социолог, какую скрытую (латентную) величину, используя как индикатор «долю положительных и отрицательных оценок» – осознанное мнение опрошенных или качество пропаганды приватизаторов? В любом случае, сдвиг в сознании, произведенный пропагандой в сторону положительных оценок, надо иметь в виду.
Если «события – это одно дело, представление этих событий – совсем другое», то к чему относится оценка общества? Индикатором чего является выраженная в пропорции ответов оценка? Как разделить веса двух разных величин, которые являются антиподами и совместно определяют оценку? Первая величина – это реальная «групповая боль», превращенная размышлениями трудящихся и их неслышным каждодневным плебисцитом в образ, интеллектуальную и духовную конструкцию, которая работает в сознании и чувстве. Социологи именно это имеют в виду, говоря об отношении населения к приватизации.
Но ведь с этой величиной суммируется и вторая величина, «нейтрализующая» первую – «продукт культуральной и социологической работы» идеологической машины реформаторов. Сила этой величины определяется количеством и качеством этого продукта, производство которого никак не связано с мнением населения. Как в работе социолога нейтрализовать эту вторую величину, чтобы измерить искомую первую величину, которая стала латентной, «покрытой» и деформированной продуктом идеологической машины?
Какого-то одного надежного метода нет, нужны аргументы, усиливающие или ослабляющие правдоподобность выводов. Для этого полезно построить временной ряд оценок, т.е. измерить сходные параметры в разные моменты действия идеологической машины. Надо также сделать дополнительные измерения, по возможности независимыми методами с иными индикаторами.
Для первого подхода ценный материал стал накапливаться с течением времени, а непосредственно в период приватизации информированность работников была крайне скудной и, соответственно, отношение определенным. Смысл операции и ее последствия от самих работников скрывались. В будущем это нанесет сильный удар по легитимности приватизированной собственности.
Вот, для примера, описание процесса приватизации Кировского завода, одного из крупных предприятий машиностроения:
«…В начале 1992 г. конференция трудового коллектива по инициативе руководства приняла еще одно решение об акционировании предприятия… Далее процесс можно уже было назвать собственно акционированием: появилась законодательная база, действовали Закон и Программа приватизации (на 1992 г.), другие директивные и методические документы… Однако отношение работников к собственно приватизации отличалось от прежней активной позиции, походило скорее на реакцию «здорового консерватора», недоверчивого ко всяким нововведениям… Реакция в целом характеризовалась индифферентностью, была сродни той, которая наблюдается при прове¬дении ваучеризации, приватизации жилья. По результатам социологического опроса были согласны с приватизацией завода, даже после того, как акт акционирования состоялся, около 60%. Противников акционирования было мало (примерно 15%), но и активных сторонников (именно активных) тоже оказалось немного. Таким образом, отношение было похоже на непротивление, не более…
Более 80% опрошенных считали, что приватизация предприятия не отве¬чает или отвечает лишь в незначительной степени их личным интересам. Некоторые выражали даже опасения ухудшения своего положения. Информированность людей об условиях и целях приватизации была низкой…
Наименьшей активностью отличались ря¬довые работники, наибольшей – руководители… Рабочие проявили наименьшую заинтересованность в акционировании (согласна с приватизацией лишь половина опрошенных, намеревались покупать акции своего предприятия за деньги 37%). Именно они в первую очередь выражали опасения ухудшения своего положения. С их стороны никаких организованных выступлений ни за приватизацию, ни против нее не было. ИТР заняли среднюю позицию. Среди руководящих работников выделяется группа руководителей верхнего уровня. Они, так сказать, полностью повернулись лицом к приватизации и продвигают ее… Данная группа доминирует в проведении приватизации.
Руководство предприятия занимало однозначную позицию в вопросе распределения акций между работниками, состоявшую в недопущении преобладания коллективной собственности. Здесь сказывались как личные интересы высшего звена руководства, так и желание выполнить требования программы приватизации» [29].
Вот неопределенность: согласны с приватизацией завода около 60%, но при этом 80% работников считают, что приватизация предприятия не отве¬чает или отвечает лишь в незначительной степени их личным интересам. Ведь одно это должно было насторожить социолога. Каков ход мысли многотысячного коллектива рабочих, которые соглашаются с изменением, противоречащим их личным интересам? Можно ли принимать такое «согласие» за рациональный осознанный выбор? Это, скорее, именно признак манипуляции сознанием.
Рабочие ни за, ни против, ИТР тоже, активно за приватизацию руководители верхнего уровня. Они и были информированной и сплоченной группой и успешно добились своих целей. При свободе выбора в таком случае возникает социальное противоречие и какая-то форма протеста.
Академик Т.И. Заславская, видный идеолог перестройки, в 1995 г. так говорила об отношении населения к приватизации: «Что касается экономических интересов и поведения массовых социальных групп, то проведенная приватизация пока не оказала на них существенного влияния... Прямую зависимость заработка от личных усилий видят лишь 7% работников, остальные считают главными путями к успеху использование родственных и социальных связей, спекуляцию, мошенничество и т.д.» [30].
Иными словами, открытого протеста, по ее мнению, не было. Хотя после приватизации 93% работников не могут нормально жить – так, как жили до приватизации, за счет честного труда. Они теперь вынуждены искать сомнительные, часто преступные источники дохода («спекуляцию, мошенничество и т.д.»). Тут в формулировке социолога, согласно которой приватизация не повлияла на экономическое поведение, явная натяжка. Но протест и экономическое поведение – разные вещи.
Однако другие социологи (в том числе и либерального направления) оценивают установки работников иначе. Уже в 1994 г., еще в ходе приватизации, они наблюдали важное явление – неприятие приватизации сочеталось с молчанием населения. Многие тогда замечали, что это молчание – признак гораздо более глубокого отрицания, чем явные протесты, митинги и демонстрации. Это был признак социальной ненависти, разрыв коммуникаций – как молчание индейцев во время геноцида.
Н.Ф. Наумова писала, что «российское кризисное сознание формируется как система защиты (самозащиты) большинства от враждебности и равнодушия властвующей элиты кризисного общества». На это важное наблюдение В.П. Горяинов заметил: «Сказанное как нельзя точно подходит к большинству населения России. Например, нами по состоянию на 1994 год было показано, что по структуре ценностных ориентаций население России наиболее точно соответствовало социальной группе рабочих, униженных и оскорбленных проведенной в стране грабительской приватизацией» [8].
Здесь произнесено символическое определение: грабительская приватизация. Это – осознание приватизации как зла. Запомним это определение приватизации как грабительской, оно будет важно при интерпретации более поздних опросов.
М.К. Горшков пишет по результатам опросов 2001 г.: «Один из ключевых вопросов – как оценивают россияне свое прежнее и нынешнее отношение к реформам начала 90-х годов. Так, почти половина опрошенных заявила о том, что десять лет назад они в той или иной степени поддерживали начавшиеся тогда экономические и политические реформы, тогда как 34% либо сомневались, либо были категорически против них. Отвечая же на вопрос о своем нынешнем отношении к реформам, наши сограждане оказались более сдержанными и критичными. В результате негативные оценки десятилетнего периода реформ являются сегодня преобладающими. Так оценивают их 60% респондентов. Изменили свою точку зрения прежде всего те, кто заявлял о том, что еще на начальном этапе реформ занимал колеблющуюся позицию. Вместе с тем, и среди бывших твердых сторонников реформ оказалось достаточно много тех, кто изменил свое отношение к реформам со знака плюс на знак минус — это более 40% опрошенных» [4].


http://sg-karamurza.livejournal.com/152475.html

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #8 : 28/02/13 , 15:27:07 »

Приватизация промышленности. 3




   
Ж.Т. Тощенко ввел термин метаморфозы – «своеобразный результат деформаций общественного сознания, знаменующий появление его превращенных форм на всех уровнях социальной организации общества» [6]. При этом фундаментальной причиной таких деформаций «на всех уровнях социальной организации общества» он считал именно приватизацию. Это был поистине коренной сдвиг в экономике и политике, более того, во всем жизнеустройстве народа. Состояние, при котором рабочий согласен на приватизацию и одновременно чувствует, что она противоречит его интересам – хороший пример такой метаморфозы. Но когда метаморфозы подобного типа происходят «на всех уровнях социальной организации общества», речь уже идет о национальной катастрофе.
Он писал: «Вступление России в 90-е гг. в рыночную экономику усугубило процессы деформации общественной жизни, породив новые метаморфозы общественного сознания с еще более глубокими и кардинальными социальными последствиями. Эти превращенные формы общественного сознания особенно мощно стали формироваться в связи с реализацией политики экономических реформ и в первую очередь приватизацией, которая имела на первом этапе облик ваучерной (1992-1994), на втором этапе (с 1994 г.) – денежной, продолжающейся до сих пор» [6].
Если так, то искренний переход тех, кто в момент приватизации был ее противником, в лагерь ее сторонников, почти невероятен. Травма была глубока, и дальнейший ход событий ее лишь углублял. Но жить надо, и люди надели маски – это вполне разумный конформизм. Гораздо вероятнее был переток сторонников приватизации в лагерь ее искренних противников.
Это предположение подтверждается изучением отношения к перестройке, которая воспринимается как подготовительный этап реформы. Спустя 20 лет исследователи пишут: «После 1988 г. число поддерживающих идеи и практику перестройки сократилось почти в два раза – до 25%, а число противников выросло до 67%. И сегодня доля россиян, позитивно оценивающих перестройку, хотя и несколько возросла и составляет 28%, тем не менее, большинство населения оценивает свое отношение к ней как негативное (63%)» [7].


А общий вывод из этого исследования 2005 г. весьма жесткий: «Приведенные данные фиксируют очень важное обстоятельство – ни перестройка сама по себе, ни последовавшие за ней либеральные реформы, ни социальные трансформации сегодняшнего дня не смогли создать в России той общественной «среды обитания», которая устроила хотя бы относительное большинство населения» [7].
В исследовании, проведенном в июне 1996 года (общероссийский почтовый опрос городского и сельского населения), сделан такой вывод: «Радикальные реформы, начатые в 1992 году, получили свою оценку не только на выборах, но и массовом сознании. Абсолютное большинство россиян (92% опрошенных) убеждено, что «современное российское общество устроено так, что простые люди не получают справедливой доли общенародного богатства». Эта несправедливость связывается в массовом сознании с итогами приватизации, которые, по мнению 3/4 опрошенных, являются ничем иным как «грабежом трудового народа» (15% не согласны с такой оценкой, остальные затруднились с ответом).
Девять из десяти взрослых жителей страны считают, что «основные отрасли промышленности, транспорт, связь должны быть собственностью государства, принадлежать всему народу, а не группе людей». Серьезные аналитики и политики не имеют права не учитывать такую позицию трудящегося населения страны, как бы они ее не оценивали.
Данные опроса подтвердили ранее сделанный вывод о происходящем ныне процессе преобразования латентной ценностной структуры общественного мнения в форме конфликтного сосуществования традиционных русских коллективистских ценностей, убеждений социалистического характера, укоренившихся в предшествующую эпоху, и демократических ценностей, индивидуалистических и буржуазно-либеральных взглядов на жизнь» [9].
Вот главное: 75% воспринимают приватизацию как грабеж. Эта травма так глубока, что произошел раскол общества по ценностным основаниям. Здесь – сложная методологическая проблема. Какой должна быть программа социологических опросов при наличии «латентной ценностной структуре общественного мнения в форме конфликтного сосуществования» двух разных систем ценностей? Как интерпретировать ответы людей, приверженных разным системам? Ведь одна часть опрошенных надеется прожить под покровительством экономического и административного капитала, а другая ведет катакомбное духовное бытие. Строго говоря, программы социологических исследований должны строиться по-разному для разных частей расколотого общества – системы ценностей у них разные, значит, и смысл понятий и терминов разные, для них нельзя (или очень трудно) найти какие-то «стыковочные» понятия.
Здесь – проблема несоизмеримости ценностей двух общностей, но в российской социологии об этой проблеме не говорят и как будто вообще не слышали о ней.
Сделаем небольшое методологическое отступление. Реально, приватизация 1990-х годов сопровождалась замалчиванием важного знания об этом процессе, включая знание о свежем опыте приватизации в Польше и Венгрии. Более того, имела место и дезинформация о важных сторонах проблемы конкретно России. Граждане осознали этот факт слишком поздно, но это стало важным фактором раскола общества и углубления кризиса 90-х годов. Понятно, что социолог не должен своими вопросами оказывать идеологическое давление на опрашиваемых, но разве не требует научная этика дать им хотя бы минимум объективного знания, которого их лишили политики?
Конкретно, в случае приватизации социологи оказались в такой ситуации. Выше говорилось о работе в 1992 г. группы ведущих экспертов (М. Кастельс, А. Турен, Ф.Э. Кардозу, М. Карной и С. Коэн), которые обсуждали с членами Правительства России (в том числе с Г.Э. Бурбулисом, Е.Т. Гайдаром, А.Н. Шохиным) доктрину приватизации. Но ведь в качестве экспертов с российской стороны выступали видные социологи – профессора Ю.А. Левада, Л.Ф. Шевцова, О.И. Шкаратан и В.А. Ядов. Им сказали, что «существующая концепция массовой приватизации является главной ошибкой, которую Россия может совершить в ближайший год реформ» и привели веские доводы, совершенно понятные и неоспоримые для социологов.
Ведущие российские социологи услышали эти суждения и доводы в ходе прямой дискуссии. Ну ладно, политическое руководство скрыло это знание от общества и населения – нечего о нем и говорить. Но разве не требует профессиональная этика социологов ввести это знание в научный оборот, чтобы исследователи могли учесть его в своих исследовательских проектах? Разве социолог – не врач и просветитель для общества? Тут он скорее выглядит как боец идеологического спецназа в информационно-психологической войне против народа своей страны.
Производным от этой проблемы является такой вопрос: кому предназначено знание, полученное в социологическом исследовании? Этот вопрос лежит в плоскости социодинамики знания, но он непосредственно влияет и на когнитивную структуру исследования. Одно дело, когда социолог строит программу исследования как разведчик, отправленный властью в общество, как «в тыл противника». Он должен добыть достоверное знание, но структурированное особым образом – исходя из доктрины «холодной гражданской войны», каковой является технократическая «демократия решений». Другое дело, когда социолог следует нормам науки как открытого знания, способствующего рациональному самопознанию общества и государства и выработке общественного договора.
В условиях кризиса, вызвавшего глубокий конфликт ценностей и интересов, часто происходит смешение когнитивных норм и методов, и открытые публикации результатов исследования составляют странный гибрид политкорректности, умолчаний и искажения меры. Это и становится одним из генераторов метаморфоз общественного сознания, поскольку транслируется из обществоведческой литературы в массовое сознание через СМИ. Через обратную связь это дискредитирует исследования, и их результаты становятся все менее достоверными.
Вот поучительный случай. В октябре 1993 г. ВЦИОМ объявил о положительном отношении населения к действиям Ельцина против Верховного Совета. Основывая свой вывод на основе опроса городского населения, Л. Седов писал, что «результаты этих событий были восприняты россиянами как ожидаемое потрясение на пути установления порядка и предотвращения сползания страны к хаосу и анархии». Он обосновал свое заключение о мнении всего населения тем, что 26% респондентов, «не будучи сбиты с толку декларациями законодательной власти, думают, что этот сдвиг осуществлен во имя демократии» [3].
Это как, господа «демократические социологи» – положительную оценку 26% респондентов объявлять «отношением населения»? Скорее, это – крайнее выражение «метаморфоз обществоведческого сознания», но их мягкое проявление наблюдается во множестве публикаций. Судя по частоте этого явления, дело не в цинизме и не в страхе перед работодателями, а именно в деформации когнитивного аппарата. Но слепой поводырь слепому не нужен!
Вернемся к отношению населения к приватизации.
В обзоре результатов общероссийского исследования «Новая Россия: десять лет реформ», проведенного в конце 2001 г. Институтом комплексных социальных исследований РАН под руководством М.К. Горшкова [4], говорится: «Проведение ваучерной приватизации в 1992-1993 гг. положительным событием назвали 6,8% опрошенных, а отрицательным 84,6%».
Даже разгон Верховного Совета России с расстрелом из танков здания в октябре 1993 г. не вызвал такого возмущения: его оценили «скорее положительно» 26%, «скорее отрицательно» 38,3% и «безразлично» 35,6%.
Таким образом, в 2001 г. общественная оценка приватизации была однозначно негативной. От неопределенности 1992-1993 гг. подавляющее большинство населения России сдвинулось к тяжелой молчаливой ненависти к центральной акции всей реформы – ограбления народа в форме приватизации под прикрытием обмана.
Пройдем дальше по оси времени. Вот сравнение результатов двух исследований – 1998 и 2003 гг. Предмет – «отношение к кардинальным реформам, социально-экономическим переменам, которые произошли в нашей стране с начала 90-х годов. Важнейшая из них – приватизация общественной собственности» [10]. Метод – измерение толерантности жителей Москвы – специфической выборки контингента, в наибольшей степени приверженного ценностям рыночной реформы.
Автор, профессор РАГС В.М. Соколов, пишет: «Уровень толерантности москвичей виден из ответов на вопрос “Нужно ли в судебном порядке пересмотреть итоги приватизации, проводившейся в нашей стране с 1992 по 2000 гг.?” 32% уверены, что “обязательно нужно”. “В какой-то мере, может быть, и нужно” – 33; “не нужно” – 18; затруднились с ответом – 17%.
То есть, 65% горожан не только отрицательно относятся к прошедшей в нашей стране приватизации, но и выступают за ее полный или частичный пересмотр. Столь же нетерпимо отношение москвичей к основным авторам и исполнителям данных реформ: Е. Гайдару, А. Чубайсу, другим активным деятелям, проводившим социально-экономические реформы 90-х годов (свободные цены и т.д.)... 33% относятся отрицательно, так как “они принесли России больше вреда, чем пользы”; 30% высказались резко отрицательно, считая, что “надо судить за их дела”.
Неоднозначные установки москвичей были выявлены в результате изучения отношения населения города к очень богатым людям в России. 10% респондентов ответили: “Уважаю в любом случае”; 29% – “Уважаю, но только в том случае, если богатство получено честным путем”; 21% – “Не уважаю, так как в России нельзя получить большое богатство без обмана, мошенничества, присвоения общественного добра”; а 24% ответивших считают, что обязательно надо в судебном порядке рассмотреть деятельность всех российских миллионеров, каким способом они разбогатели.
Таким образом, низкий уровень толерантности к богатым характерен для 45% опрошенных, терпимое отношение – почти 40%. По сравнению с данными опроса по аналогичной проблеме, проведенного в 1998 г., толерантность москвичей в этом отношении заметно выросла. Пять лет назад только 5% опрошенных уважали богатых людей и почти 60% требовали той или иной репрессивной меры по отношению к ним» [10].
Десять лет наблюдений за последствиями приватизации позволили социологам выявить ряд явлений, которых массовое сознание в хаосе 90-х годов не фиксировало и не включало в образ, создаваемый в ходе «культуральной работы» двух сторон баррикады. Вот некоторые элементы реальности, которые были означены и ассимилировались общественным сознанием. Это, прежде всего, осознание неизбывности того типа массовой бедности, которую породила приватизация как лишение половины населения «дивидендов», которые она получала от общенародной собственности.
Н.М. Римашевская пишет: «Устойчивая» бедность связана с тем, что низкий уровень материальной обеспеченности, как правило, ведет к ухудшению здоровья, деквалификации, депрофессионализации, а в конечном счете – к деградации. Бедные родители воспроизводят потенциально бедных детей, что определяется их здоровьем, образованием, полученной квалификацией. Социальные исследования устойчивости бедности подтвердили эту гипотезу и показали, что люди, “рождающиеся как постоянно бедные”, остаются таковыми в течение всей жизни…
Возникла категория “новых бедных”, представляющих те группы населения, которые по своему образованию и квалификации, социальному статусу и демографическим характеристикам никогда ранее (в советское время) не были малообеспеченными. Все специалисты пришли к выводу о том, что работающие бедные – это чисто российский феномен…
Драматичность ситуации состоит в том, что две трети детей и одна треть престарелого населения оказались «за порогом» социальных гарантий, в группе бедности. Между тем, основная часть пожилых людей своим прошлым трудом обеспечила себе право на, по крайней мере, безбедное (по “новой метрике”) существование, а с бедностью детей нельзя мириться, т.к. она несомненно приводит к снижению качества будущих поколений и, как следствие – основных характеристик человеческого потенциала нации» [11].


http://sg-karamurza.livejournal.com/153051.html

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #9 : 01/03/13 , 13:40:25 »

Приватизация промышленности: результаты и отношение населения. 4.




   
Известно, что приватизация промышленности непосредственно ударила по производственному персоналу предприятий и прежде всего по рабочим. Они – главный объект социального воздействия реформы, причем воздействия системного, вплоть до деклассирования.


Вот оценка этого воздействия: «С наступлением кардинальных реформ положение рабочих ухудшалось, притом практически по всем параметрам, относительно прежнего состояния и в сравнении с другими социально-профессиональными группами работников. Занятость рабочих – первая, пожалуй, наибольшая проблема, выпавшая на их долю во время кардинальных преобразований. Число безработных доходило до 15%; нагрузка на 1 вакансию – до 27 человек; неполная занятость в промышленности была в 2 – 2,5 раза выше среднего уровня; число рабочих, прошедших состояние полностью или частично незанятого с 1992 по 1998 г., составило 30 - 40 млн. человек, что сопоставимо с общей численностью данной группы.
Крушение полной занятости сопровождалось материальными, морально-психологическими лишениями, нарушением трудовых прав: длительным поиском нового места работы, непостановкой на учет в центрах занятости, неполучением пособия по безработице и других услуг, “недостатком средств для жизни”, в т.ч. “для обеспечения семьи, детей”, “моральным унижением”, по некоторым данным – даже разрушительными действиями на личность» [13].
Крайняя степень депривации – бездомность, большинство жертв которой в прошлом были рабочими, которых приватизация лишила их рабочих мест. Вот оценка состояния этой проблемы на 2003 год: «Всплеск бездомности – прямое следствие разгула рыночной стихии, “дикого” капитализма. Ряды бездомных пополняются за счет снижения уровня жизни большей части населения и хронической нехватки средств для оплаты коммунальных услуг… Бездомность как социальная болезнь приобретает характер хронический. Процент не имеющих жилья по всем показателям из года в год остается практически неизменным, а потому позволяет говорить о формировании в России своеобразного “класса” людей, не имеющего крыши над головой и жизненных перспектив. Основной “возможностью” для прекращения бездомного существования становится, как правило, смерть или убийство» [14].
Бездомность сопряжена с приватизацией двойной связью: приватизация предприятий лишила массу людей рабочих мест, а приватизация жилья позволила изъять его у людей, оставшихся без средств к существованию (так же, как приватизация общинных земель всегда вела к обезземеливанию крестьян). Исследователи бездомности пишут в 2003 г.:
«Начавшееся в 90-е годы реформирование российского общества породило резкую социальную дифференциацию… Нынешняя российская действительность возвратила нас в мир, где бездомность приобрела характер социального бедствия, не только в силу многочисленности этой категории, но и из-за явной тенденции ее роста…
Каковы же причины роста бездомности? Одной из основных причин являются резкое ухудшение социально-экономического положения в стране, трудности или невозможности адаптации части ее населения к новым условиям жизнедеятельности… Объективно способствует росту бездомности проведенная в начале 90-х годов приватизация и создание рынка жилья, возможность его купли-продажи. Среди воспользовавшихся этой возможностью были безработные люди, которые, продав свою квартиру или дом, оказались на улице, а вырученные деньги попросту пропивали» [15].
Наконец, приватизация деформировала общественную систему «сверху». Принять господство олигархических структур (плутократии) – это немыслимый регресс, к которому общество с современной культурой не может примириться. Это состояние может быть терпимо лишь как временная аномалия.
А.Е. Крухмалев пишет: «В России утвердившийся в первой половине 1990-х гг. режим, связанный с именем Ельцина, во многом способствовал формированию плутократии. В экономической сфере стал господствовать частнособственнический уклад. Свобода предпринимательства и результаты конкуренции (банкротство и поглощение проигравших) вели к возникновению монополий, чудовищной концентрации и централизации капитала… В России были особенности, стимулирующие возникновение плутократии. Имеется в виду, прежде всего, специфика методов проведения приватизации “сверху” с помощью указов президента, без обсуждения и принятия законов. Реализовывала ее сугубо бюрократическая организация – Госкомимущество РФ. Раздел общественной собственности происходил путем передачи ее не всем гражданам, как первоначально пропагандировалось, а “своим”, так называемым, “эффективным собственникам”, которых режим пытался создать в кратчайшие сроки из поддерживавших его “активистов”. Особенно “лакомым куском” стала добыча нефти. Приватизация, по сути дела, проходила вне рыночного механизма. Имитировалось, в частности, конкурсное распределение через пресловутые залоговые аукционы 1995 г. Масса предприятий по низким ценам попала в руки склонных к плутовским приемам дельцов… Это порождало дальнейшую неразбериху в разделе и переделе собственности, вело к росту криминализации в сфере экономики» [16].
В исследовании 2004 г. сделан такой кардинальный вывод: «Чрезмерная поляризация общества, про¬грессивное сужение социальных возможностей для наиболее депривированных его групп, не¬равенство жизненных шансов в зависимости от уровня материальной обеспеченности нач¬нет в скором времени вести к активному процессу воспроизводства российской бедности, резкому ограничению возможностей для детей из бедных семей добиться в жизни того же, что и большинство их сверстников из иных социальных слоев» [12] (выделено авторами статьи).
Трудно представить себе общество, которое положительно оценило бы такой тип социального бытия – даже если бы в опросе не участвовали бедные.
Приведем данные некоторых поздних крупных исследований, в которых опрошенные дают косвенные оценки приватизации через свое отношение к вызванным ею изменениям в жизнеустройстве. Вот сравнение результатов двух больших исследований образа жизни: в 1981-1982 гг. (опрошено 10150 человек) и в 2008 г. (опрошено 2017 чел.). Общий вывод таков: «Наиболее противоречиво оцениваемые изменения в российском образе жизни за прошедшие четверть века произошли в одной из главных сфер человеческого взаимодействия и общения – в микросреде» [17].
Авторы (А.А. Возьмитель и Г.И. Осадчая) пишут: «Общий вектор происшедших изменений – активное расширение зоны действия норм негативных и сужение позитивных. Так, в 8,4 раза уменьшилась доля микросред, в которых почти все люди уверены в завтрашнем дне, и в 2 раза стало меньше тех, в ближайшем социальном окружении которых также почти все стремятся работать как можно лучше… В 4,4 раза стало больше людей, в ближайшем социальном окружении которых почти все озабочены исключительно собой, личным благополучием… Мы наглядно видим, что “лучше работать” постепенно заменяется на “лучше потреблять”, взаимопомощь на эгоцентризм, уверенность в завтрашнем дне на социальную и национальную напряженность. Все это признаки явной деструкции социальных отношений, масштабы которой достаточно хорошо видны из сравнительного анализа характера социального окружения людей в советское и нынешнее время… Отчетливо видна тенденция замены благоприятной для нормального человека социальной среды на неблагоприятную, паразитически-эгоистическую, агрессивно-враждебную… Все эти процессы являлись прямым результатом вполне определенной экономической, социальной и идеологической политики, проводившейся в пореформенные годы…
Последовательное и целенаправленное разрушение экономических, социальных, политических и идеологических основ советского государства в течение последних пятнадцати лет при фактическом отсутствии созидательно-творческой деятельности (если, конечно, не считать таковой криминальную приватизацию общественной и коллективной собственности, постоянную борьбу за ее передел, а также разрушение принципов солидарности, коллективизма во всех сферах жизни общества) привели к вполне ожидаемым и закономерным результатам: нынешняя Россия – государство, в представлениях сегодняшних россиян, в основном криминальное (65,3%), основанное на индивидуализме (51,9%), безнравственное (45,4%), обирающее своих граждан (47,1%) бедное (40,7%), зависимое (36,3%), слабое (34,7%), опасное для своих граждан (35,8%). В основе всех этих “достижений”, как показывает исследование, индивидуализм, эгоизм, отчуждение людей друг от друга, насаждаемые в течение двух последних десятилетий…
Правда, результаты нашего мониторинга социальной ситуации в России фиксируют в последние пять-шесть лет улучшение всех составляющих социального самочувствия населения. Однако наметившиеся позитивные сдвиги, как мы видим, не компенсируют социально-экономических и психологических издержек проведенных реформ» [17].
[В примечании сказано: «Поскольку опрос завершен осенью 2008 г. (примерно в начале мирового финансового кризиса), можно ожидать, что и так весьма критичные оценки современного российского государства сегодня были бы гораздо более жесткими. Синдром, вполне достаточный для подрыва экономических, политических и духовных основ любого государственного образования».]
В.Э. Бойков приводит данные опросов населения в возрасте 18 лет и старше (объем выборочной совокупности – 2400 человек) и экспертов (242 человека), проведенных Социологическим центром РАГС и Институтом социальных исследований (осень 2009 г.) в 24 субъектах Российской Федерации. Предмет – социально-политические ориентации россиян, в которых оценка приватизации выражена косвенно.
Автор начинает статью с проблемы дезинтеграции общества именно по ценностным основаниям: «Достижение ценностного консенсуса между разными социальными слоями и группами является одной из главных задач политического управления в любой стране. Эта задача актуальна и для современного российского общества, так как в нем либерально-консервативная модель государственного управления, судя по материалам социологических исследований, нередко вступает в противоречие с традициями, ценностями и символами, свойственными российской ментальности» [18].
Каков же главный критерий оценки пореформенного жизнеустройства России при взгляде граждан через призму нравственных ценностей? Автор делает исключительно важный вывод: «В иерархии ценностных ориентаций ключевое значение имеет “социальная справедливость”. Для большинства опрошенных она по-прежнему означает преимущественно социальное равенство, что проявляется в оценке различий между людьми по принципу получения ими доходов. Во взглядах респондентов на соответствие оплаты труда трудовым усилиям произошел существенный сдвиг в сторону социального равенства… Оценки социальной справедливости с точки зрения морали предстают как осознание людьми общественно необходимого типа отношений.
Как показывают данные исследований, распределение мнений о сути социальной справедливости и о несправедливом характере общественных отношений одинаково и в младших, и в старших возрастных группах… Именно несоответствие социальной реальности ментальному представлению большинства о социальной справедливости в наибольшей мере отчуждает население от политического класса, представителей бизнеса и государственной власти» [18].
Справедливость – ценность фундаментальная, и приватизации, которую 75% населения считают грабежом, не может получить позитивную оценку. Ответы, которые социологи принимают за положительные оценки, требуют особой интерпретации, они говорят о том, что у этих респондентов искомая латентная величина «замаскирована» или подавлена каким-то побочным фактором.
Разберем более подробно результаты большого Всероссийского исследования (май 2006 г.), о котором было сказано в начале статьи. Его результаты изложены в статье В.Н. Иванова «Приватизация: итоги и перспективы» [1]. Приведенные в ней данные и их трактовка служат хорошим материалом для обсуждения методологических проблем кризисной социологии. Проблемы, о которых будет идти речь, имеют общий характер, и данное исследование мы привлекаем как объект анализа именно потому, что оно по масштабу и широте подхода выделяется из частных опросов и позволяет ставить общие вопросы, которые возникли со сменой поколений в первое десятилетие ХХI века. Различия в мнении поколений всегда существуют, но именно с выходом на общественную сцену первого постсоветского поколения (рождения 1980-х годов и позже) обнаружился разрыв непрерывности, «некоммуникабельность» (несоизмеримость ценностных шкал) молодежи и старших поколений. Это и породило совершенно новые методологические проблемы, которые надо обсудить.
В работе [1] поднят большой ряд проблем – адаптации разных социальных групп и слоев к тому жизнеустройству, которое складывается в ходе реформ, отношения россиян к частной со¬бственности и к общности собственников и т.д. Здесь я затрону проблему интерпретации данных и выводов только по одному вопросу – о той оценке приватизации, которая сложилась в обществе за время после ее проведения. Общепризнано, что приватизация расколола российское общество, а сегодня уже ее осознанная и отложившаяся в культуре оценка стала фактором, определяющим динамическое равновесие процессов консолидации и дезинтеграции общества.
Замечу, что здесь не будет идти речи о нашей оценке приватизации, это совершенно другая тема. Это не было и задачей исследования [1], оно было посвящено совсем другому социальному явлению – восприятию приватизации и ее последствий в обществе. Конечно, сама приватизация и ее восприятие суть разные срезы одного явления, но в аналитических целях мы их разделяем. В известном смысле образ приватизации создается в общественном сознании.
С.А. Кравченко приводит рассуждение Дж. Александера: «Для того, чтобы травматическое событие обрело статус зла, необходимо его становление злом. Это вопрос того, как травма входит в знание, как она кодируется. … Я бы хотел предложить само существование категории “зла” не рассматривать как нечто существующее, а как атрибутивное конструирование, как продукт культуральной и социологической работы» [2].
Пожалуй, многие посчитают преувеличением сказать, как Александер, что холокост – это социально сконструированный «культуральный факт». Еще сильнее заострено такое утверждение: «Холокост никогда не был бы обнаружен, если бы не победа союзных армий над фашизмом». Иной конспиролог заподозрит, уж не намекает ли Дж. Александер на то, что холокост – это «культуральный факт», сконструированный политработниками союзных армий? Нет, конечно! Но эта аналогия создает совершенно новую проблему для интерпретации ответов при социологических опросах.
Вот главный вывод исследования, который в отчете (2007 г.) выделен курсивом: «Несмотря на расхождения в оценках приватизации, следует признать, что ее экономические результаты и последствия оцениваются обществом во многом положительно. В значительной степени, как считают опрошенные, те цели и задачи, которые она преследовала, удалось решить».
Выделим главное – вывод, что экономические результаты и последствия приватизации оцениваются обществом во многом положительно.
Этот вывод сразу входит в противоречие с результатами исследований не только 1990-х годов, но и середины нового десятилетия. Тут требовалось выяснить, что респонденты понимают под термином «экономические результаты и последствия». Как можно кризис, приведший спаду промышленного производства вдвое и к утрате ряда необходимых отраслей назвать «положительным результатом»? Здесь налицо когнитивный (мыслительный) разрыв и между группами опрошенных, и между респондентами и социологами. Ведь этого кризиса 1990-х годов невозможно было не заметить ни новым собственникм, ни тем, кто «потерял» от приватизации. В 2001 г. приватизацию 1992-1993 гг. положительным событием назвали 6,8% опрошенных, а отрицательным 84,6% ¬– такой разрыв в оценках нельзя оставить без анализа, здесь есть методологическая проблема, которую необходимо хотя бы обозначить.
Поскольку приватизация к 2005-2006 гг. уже стала данностью, то причины такого резкого изменения «оценки общества» надо искать в тех новых факторах, которые возникли за предыдущие пять лет. Назовем те из них, которые лежат на поверхности.
– За пять лет из поля зрения социологов выпала часть противников приватизации, и им на смену пришло новое поколение молодежи, не испытавшее культурной травмы начала 90-х годов. Это изменило баланс отрицательных и положительных оценок, но не могло изменить в такой степени.
– С 2002 г. резко улучшилась конъюнктура на внешнем рынке, в Россию стал поступать поток нефтедолларов, который породил надежды на благополучие. Они вытеснили пессимистические ожидания 90-х годов. Но не могли же эти надежды совсем стереть из памяти образ кризиса 1990-х годов.
– Воздействие на сознание СМИ, которые вели легитимизацию реформы, достигло порога интенсивности и качества, и в сознании части населения был ослаблен или ликвидирован образ приватизации как зла. Эта часть общества примирилась с приватизацией и «адаптировалась» к новым условиям.
– Новый президент (В.В. Путин), воспринимаемый как антипод Ельцина, завоевал симпатии населения и получил большой кредит доверия. Часть населения «простила» власти приватизацию в знак лояльности режиму.
Все эти факторы не были связаны с приватизацией и не могли изменить ее рациональной оценки, они могли лишь побудить к забвению. Без этого не мог бы человек «примириться», надо было прибегнуть к социальной мимикрии. Но это значит, что социолог в исследовании [1] имел дело с социальной маской. Она кивает и улыбается, но выражают ли эти знаки действительное мнение? По каким показателям можно судить о выражении лица под маской?
Человек, чтобы жить, должен как-то справиться с полученной травмой. Он загоняет боль в глубину сознания, и когда его спрашивают об отношении к травме, он говорит не о ней, а о той жизни, которую ему удалось наладить с этой скрытой болью. Но при таком «сознательном забвении» его ответы никак нельзя принимать за индикатор отношения к травме. Это было бы большой ошибкой. «Жизнь после приватизации во многом наладилась», – вот как можно трактовать «положительные» ответы.
Перед нами, скорее всего, тот фантом общественного сознания, о котором писал Ж.Т. Тощенко: «В условиях коренных сдвигов в экономике и политике … в общественном сознании зреют и продолжают существовать взаимоисключающие ориентации, которые противостоят друг другу, исключают друг друга, несовместимы между собой. Исключительность этой ситуации состоит в том, что не только общество, не только социальные группы и слои, но и сам человек как личность парадоксален в своем сознании, представляет уникально-противоречивое явление, которое во многом олицетворяет сегодняшний облик страны» [5].
Но ведь это требует принципиальных изменений в методологии социологических опросов!
Неопределенность вывода усиливается неопределенностью меры: «результаты приватизации оцениваются обществом во многом положительно». Применимо ли здесь выражение во многом? Его принятая коннотация означает в преобладающей части. Но общность тех, кто положительно оценил результаты приватизации, вовсе не является преобладающей. К тому же в обыденном сознании экономическая и социальная эффективность обычно не разделяются, а при тех опросах, в которых эти понятия разделяются, подавляющее большинство дает приватизации резко негативную оценку.
В докладе сказано: «Оценивая политические и социальные последствия приватизации, 80% респондентов согласны с тем, что коррупция власти, криминализация и «теневизация» экономики стали массовыми явлениями (число их оппонентов составляет 7%). Подавляющее число россиян (81%) считает, что в результате ее произошло разграбление национальных богатств страны (7% с этим не согласны). Значительная часть (66%) отмечают, что приватизация до крайней степени обострила социальные проблемы и противоречия (14% с этим мнением не согласны)» [1].
Но это совершенно противоречит общему выводу. 81% считают, что в результате приватизации «произошло разграбление национальных богатств страны» – ну как они могли назвать это «положительным результатом»! Что касается «экономических результатов и последствий» приватизации, то вывод об их положительной оценке обществом представляется какой-то совсем уж небывалой метаморфозой сознания. Даже в Москве люди были так травмированы экономическим кризисом, что никакими «культуральными действиями» этого вытеснить из сознания было невозможно. Если бы это было так, то социологи получили бы уникальный феномен для исследования.
Как же объясняют социологи этот парадокс? Вот объяснение авторов исследования: «Экономические результаты и последствия [приватизации] оцениваются обществом во многом положительно. В значительной степени, как считают опрошенные, те цели и задачи, которые она преследовала, удалось решить».
Вот в чем дело – операция приватизации промышленности удалась.
Но из того, что цели, которые преследовал грабитель, удалось достичь, никак не следует, что мы эти цели одобряем. Употребив метафору грабежа, которую принимает 75% населения, мы можем сказать, что грабителям, снявшим с Акакия Акакиевича шинель, «удалось достичь той цели, которую они преследовали». Но ведь подавляющее большинство опрошенных ощущают себя в положении Акакия Акакиевича! Нельзя же констатацию успеха грабителей принимать за их одобрение.
[Менее важным, но все же существенным является тот факт, что и цели приватизации население воспринимало нечетко и противоречиво. Этот аспект приватизации даже опрошенные эксперты (обычно более умеренные, чем население) оценили негативно: «Непродуманность и поспешность, с которой проводилась приватизация, слабый учет мирового опыта и игнорирование российской специфики привели к тому, что декларировались одни цели, а на практике все развивалось по иному сценарию. Так считают 95% экспертов. В итоге реальная собственность, по мнению 67% экспертов, была распределена в интересах узкого круга лиц, а подавляющее большинство россиян оказались обманутыми» (выделено мной – СГК-М) [1].]


http://sg-karamurza.livejournal.com/153234.html#cutid1

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #10 : 02/03/13 , 11:51:02 »

Приватизация промышленности: результаты и отношение населения. 5. Конец




   
Возможно, перед нами опять метаморфоза общественного сознания, описанная выше: в суждении о приватизации в контексте поставленных социологами вопросов представление людей расщепляется, из него вытесняется память о самой приватизации. Сознание опрошенных переключается на их отношение не к конкретному социальному изменению 1990-х годов – приватизации отечественной промышленности, – а к совсем иным сторонам общественных отношений. То есть, опрошенные говорят о совсем ином предмете, чем их спрашивают социологи.


Так, в [1] сказано: «По отношению к частной собственности, как социальному институту, российское общество раскололось на три группы. Первую группу (ее численность составляет около 20% от общего числа опрошенных) составляют сторонники института частной собственности. Они (по своим мировоззренческим представлениям) разделяют основные базовые принципы рыночной экономики… Хотя в эту группу входят представители всех слоев общества, однако, как показал опрос, в молодежной среде и среди людей с более высоким уровнем образования сторонников частной собственности значительно больше, чем в более старших возрастных категориях» [1].
Эта группа, видимо, отнесена к тем, кто позитивно оценил приватизацию.
«Вторую группу, выделенную по критерию отношения к частной собственности, составляют ее открытые противники. Их численность не превышает 20%. Эти респонденты по своим идейно-политическим воззрениям изначально являются принципиальными противниками приватизации, и как бы она не проходила, все равно выступали бы с ее критикой и осуждением» [1].
Эта группа, видимо, отнесена к тем, кто оценил приватизацию негативно.
«Третью, самую многочисленную группу, составляют респонденты, которые испытывают по отношению к институту частной собственности двойственные чувства. Не являясь ярыми противниками или сторонниками ее, они занимают по многим вопросам промежуточную позицию и в зависимости от конкретной ситуации могут становиться на сторону то одних, то других. Общая численность группы составляет около 40% опрошенных» [1].
Но тогда имеет место ошибка в интерпретации. Очевидно, что отношение к собственности, в принципе, никак не отражает отношения к конкретной экспроприации и наделению собственностью. Если в темном переулке с меня сняли пальто, мое отношение к этой операции никак не связано с «идейно-политическими воззрениями» на частную собственность. Своими суждениями о частной собственности все три группы не дали никакой информации об их оценке приватизации. Возможно, при опросе эти люди подавали какие-то знаки одобрения или порицания приватизации, но по тексту отчета судить об этом трудно.
Неопределенность присуща и следующему выводу о «доминирующей в массовом сознании оценке»: «С позиций “целесообразности” значительная часть респондентов и экспертов считают, что приватизация государственной собственности была полезна для общества, хотя и носила болезненный характер. Эта, как нам представляется, доминирующая в массовом сознании оценка связана с тем, что практически для пятой части россиян (22%) приватизация и переход к рыночной экономике были лично выгодны им и членам их семей» [1].
Во-первых, неопределенной является мера. «Значительная часть респондентов» – это сколько? Судя по предыдущему утверждению, «полезной для общества» приватизацию считают очень немногие – всего 7% не согласны с тем, что приватизация привела к «разграблению национальных богатств страны». Ну кто же назовет такое разграбление полезным для общества?
Во-вторых, и это главное, целесообразность поведения в условиях социального конфликта не может служить оценкой. В момент грабежа часто оказывается целесообразным подчиниться силе и даже сделать знаки лояльности грабителю, затаив гнев и ненависть. Да и сам факт, что приватизация была лично выгодна 22% россиян, еще ничего не говорит о том, сколько россиян даже из числа этих 22% положительно оценивают операцию, в которой им удалось поживиться. Выгода и одобрение – вещи разные и не совпадают очень и очень часто. А что уж говорить о тех, кто явно проиграл от приватизации («был ограблен»)! Ответы, содержащие такую оценку, трудно принять за чистую монету, методология их интерпретации требует еще специальных разработок.
Сомнение вызывает и применение в качестве критерия оценки приватизации ее соответствие или несоответствие закону. Исследователи пишут: «Около 15% опрошенных и 29% экспертов считают, что приватизация собственности в нашей стране осуществлялась в основном по закону. Большинство же придерживается противоположной точки зрения. Более того, 77% респондентов уверены, что хозяева крупной частной собственности, в своем большинстве владеют ею не по праву (оппонентов – 10%, затруднившихся ответить – 13%)» [1].
Видимо, респонденты здесь смешивают легальность и легитимность. Одни оценивают приватизацию «по закону», а другие – «по совести». Как известно, приватизация проводилась «по указу», Закон о приватизации промышленных предприятий, принятый Верховным Советом РСФСР 3 июля 1991 года, был проигнорирован. Но на это никто бы не обратил внимания, если бы приватизация получила легитимность в массовом сознании (была бы признана правильной «по совести»). Так не вышло, и большинство посчитало ее незаконной. Строго говоря, этот ответ тем и важен для социолога, что он неверен фактически – законность определяется не общественным мнением, а правом. В момент приватизации, очевидно, действовало революционное право, и Указ президента имел приоритет перед Законом. Мнение о незаконности приватизации надежно свидетельствует о ее негативной оценке именно по «суду совести».
Да это прямо следует из такого суждения исследователей: «Тот факт, что образ приватизации, которая проходила в России, начиная с 1990-х годов, носит нелицеприятный характер, не стоит даже обсуждать, так как это становится сегодня общим местом» [1].
Поэтому трудно согласиться с выводом исследования: «Такая ситуация говорит о том, что легитимность приватизации находится, скорее, не в сфере законности и права (которые, кстати, достаточно критично воспринимаются респондентами), а в сфере “целесообразности”, как экономической, так и политической» [1].
Скорее, как раз наоборот – Указ президента был достаточным правовым основанием, чтобы считать приватизацию законной, а вот легитимности она не приобрела ни в экономической, ни в политической сфере.
Дискуссионным, на мой взгляд, является вывод, что мнения относительно справедливости приватизации разделились. В отчете написано: «С позиций “справедливости” оценка приватизации населением выглядит вполне в соответствии с логикой анализа. Ответы на вопрос: “Соответствует или нет понятию справедливости…” представлены в таблице 1. Как видно из приведенных данных, если в отношении “законности” приватизации мнение большинства россиян совпадает, то в плане “целесообразности” и “справедливости” ее проведения позиции респондентов разделились» [1].
Выражение «мнения разделились» употребляется в случаях, когда голоса делятся приблизительно поровну. В данном случае основания для такого выражения не видно. Из данных таблицы такого вывода сделать нельзя, «акционирование государственных предприятий» посчитали справедливым 37%, а несправедливым 59%. О целесообразности данных нет.
Более того, из этой таблицы следует, что «Возвращение государству всех крупных частных предприятий» считают справедливым 62% опрошенных, а «Возвращение государству предприятий, добывающих нефть, газ, и другие полезные ископаемые» – 85%! Считать справедливым такое конфликтогенное действие, как экспроприация всех крупных частных предприятий, – это позиция несравненно более радикальная, нежели осудить приватизацию этих предприятий. Поэтому вывод о «во многом положительной» оценке приватизации трудно считать обоснованном – где-то здесь есть провал в понимании вопросов или ответов.
В.Э. Бойков в 2010 г. отмечает прямую связь приватизации с проблемой справедливости: «Идею национализации крупных предприятий и сельскохозяйственных земель полностью одобрили более 40% опрошенных, однако общая совокупность показала, что такое отношение к идее национализации для почти половины населения означает, скорее, несогласие с результатами приватизации, чем желание реанимировать прежнюю экономическую систему» [18].
Но восстановление «прежней экономической системы» – совершенно другая проблема. Понятно, что возврат к советским отношениям собственности невозможен («из кризиса не выходят, пятясь назад»), речь может идти только о развитии – уже с гораздо худшего стартового уровня, чем в 1990 г., но ничего не поделаешь, в тот год уже не вернешься. Если человек с развилки поехал не той дорогой и заметил ошибку через 50 км, почти никогда нет смысла возвращаться на ту же развилку, приходится искать «третий путь», чтобы приехать в нужное место или выехать на правильную дорогу.
А главное, травма ограбленного не залечивается тем, что у грабителя отнимут и вернут твою вещь – грабежом она превращена, как зомби. Тут требуется сложный ритуал, и народ России еще не решил, как следует обойтись с грабителями. Возможно, даже пожалеют и наградят тех, кто уберег производство.
Для нашей темы важен тот факт, что культурная травма, нанесенная приватизацией, не растворилась в нефтедолларах, а «перекристаллизовалась». М.К. Горшков пишет в 2009 г.: «Лидером негативно окрашенного чувства стало чувство несправедливости происходящего вокруг, которое свидетельствует о нелегитимности для наших сограждан сложившихся в России общественных отношений (испытывают часто 38%, иногда – 53%). Острота переживания социальной несправедливости в последние годы несколько притупилась. Во всяком случае, в 1995 г. большинство населения (58%) жило с практически постоянным ощущением всеобщей несправедливости, а в 2008 г. оно превратилось преимущественно в ситуативное чувство, испытываемое иногда» [19].
Более того, и авторы исследования [1] в повествовательной части приводят данные, говорящие именно о преобладании негативной оценки приватизации по критерию справедливости. И по своей интенсивности, и по количественным параметрам эта негативная оценка намного пересиливает положительные последствия (такие как, например, «ликвидация дефицита товаров» – при резком сокращении их производства!).
В отчете написано: «Отношение населения к итогам приватизации носит неоднозначный характер… В «пассиве» итогов [приватизации] респонденты отмечают такие социальные и экономические проблемы, которые она вызвала или обострила: усиление расслоения граждан на бедных и богатых (79%); рост коррупции (70%); рост преступности (53%); рост цен на товары и услуги (41%); распространение бедности и нищеты (39%); бесправие наемных работников перед хозяевами и работодателями (36%); дальнейший уход товаропроизводителей в теневую экономику (28%).
Главным итогом приватизации, по мнению опрошенных, стало изменение общественного строя в России – не стало ни свободного, классического капитализма (только 3% идентифицировали подобным образом общественно-государственное устройство страны), ни социально ориентированного рыночного строя (5%), ни “народного капитализма” (2%). Тот общественный строй, который сложился в России, большинство респондентов определяет как олигархический капитализм (41%) и “криминальный капитализм” (29%), который не защищает интересы простых людей, а проводимая государством политика не отвечает интересам большинства населения страны (так считают 67% респондентов)» [1].
Замечу, что нельзя назвать «пассивом» такие последствия, как возникновение криминального капитализма. Это именно «актив» – острый и страшный. «Пассивных» результатов приватизации практически нет. Трудно обосновать вывод, что «отношение населения к приватизации носит неоднозначный характер», когда 75% считает ее грабительской, а 67% заявляют, что «проводимая государством политика не отвечает интересам большинства населения страны». Здесь под сомнение ставится уже не приватизация, а легитимность самой государственной власти.
Именно поэтому власти невозможно было избежать объяснения с населением, и через десять лет после приватизации Президент В.В. Путин говорит в «телефонном разговоре с народом» 18 декабря 2003 г.: «У меня, конечно, по этому поводу есть свое собственное мнение: ведь когда страна начинала приватизацию, когда страна перешла к рынку, мы исходили из того, что новый собственник будет гораздо более эффективным. На самом деле – так оно и есть: везде в мире частный собственник всегда более эффективный, чем государство».
Это объяснение, на мой взгляд, неудачно, оно не отвечает уровню возмущения, которое вызвала приватизация. К тому же первый тезис нелогичен. «Народ» у телевизоров ожидал услышать именно «собственное мнение» Президента о результатах приватизации, а не то, «из чего исходили» приватизаторы команды Ельцина. Они, в лучшем случае, исходили из ничем не обоснованного предположения – и ошиблись! Этот вопрос в «телефонном разговоре» давал Президенту хорошую возможность дистанцироваться от «дела Чубайса» и сказать слова, исцеляющие культурную травму общества – ведь требовалась лишь символическая оценка, никто и не ратует за то, чтобы проводить национализацию. Напротив, В.В. Путин солидаризовался с Чубайсом, сказав «мы исходили из того…». Это погасило много надежд…
Второе утверждение из суждения Президента также не соответствует предмету разговора. Речь шла не о том, что происходит «везде в мире», а о том, как «частные собственники» управились с хозяйством именно в России.
[Кстати, не только в России, но и нигде в мире частный собственник не является более эффективным, чем государство. Эффективность частного предпринимателя и государства несоизмеримы, поскольку они преследуют разные цели и оцениваются по разным критериям. У частника критерий эффективности – прибыль, а у государства – жизнеспособность целого (страны). Сравнивать эффективность частных и государственных предприятий по прибыльности в принципе неверно и потому, что в рыночной экономике государственные предприятия создаются именно в неприбыльных отраслях, из которых уходит капитал.]
Можно с уверенностью сказать, что исследование [1] дало очень богатый эмпирический материал, который позволяет формулировать большое число и методологических, и прикладных проблем. Предварительно можно сформулировать такие задачи.
– Должен ли социолог, составляя программу исследования и формулируя вопросы, использовать то знание о состоянии общества и идущих в нем процессах, которым еще не обладают опрашиваемые?
– В какой мере для социолога допустимо или обязательно информировать привлеченных к исследованию граждан о тех представлениях, которые сложились в научном сообществе об изучаемом предмете?
– Что даст более адекватное знание о мнении или позиции гражданина? Первый подход – побудить его вопросами социолога к тому, чтобы он сам осознал суть социального явления и его последствий (как например, приватизации) и высказал свое суждение. Второй подход – предварительно кратко изложить ему альтернативные взгляды на явление с аргументами за и против, а потом попросить сделать выбор между этими вариантами.
Вопросы непростые. Данная социологом информация повлияет на мнение опрашиваемого, его ответ не будет импульсивным, «наивным». С другой стороны, допустимо ли «злоупотребление незнанием»? Ведь ответы людей, от которых скрыты сведения, позволяющие им сделать более рациональный выбор из альтернативных суждений, влияют на поведение общества и самих этих людей. Не является ли сокрытие информации разновидностью манипуляция сознанием?
Рефлексии социологического сообщества требует и тот факт, что в прикладной социологии наблюдается сдвиг от изучения общественного мнения, к его формированию. Имидж беспристрастного знания становится маской. Становится нормой, что социолог задает рамки рассуждений, навязывает понятийный аппарат и узкий набор «ответов». Он предлагает тему и определяет, что важно, а что неважно в нашей действительности. Он пpоблематизирует тему, отбирая неявные гипотезы объяснения реальности, а затем прибегает к pедукционизму, пpевpащая пpоблемы в упpощенные модели и выpажая их «доступными» клише. Что же остается от научного подхода?
История приватизации дала важные уроки, и их следовало бы обсудить. Как пример можно привести опрос ВЦИОМа 1994 г., выяснявший отношение людей к приватизации. Отношение было скептическим, подавляющее большинство в нее не верило с самого начала и тем более после проведения. Но при опросе проблема была редуцирована таким образом, что 64% опрошенных выбрали как самый приемлемый вариант ответа такой: «Эта мера ничего не изменит в положении людей». Они назвали приватизацию «показухой» (такую семантику им предложили для выражения своего неприятия).
Речь шла о фундаментальном изменении всего социального порядка, которое затрагивало благополучие каждого человека, но из заданных социологами моделей этот смысл был вычищен. Опрос стал инструментом искусственного «отключения» дара предвидения. Как может приватизация всей государственной собственности и, значит, большинства рабочих мест ничего не изменить в положении людей! Как может ничего не изменить в их положении массовая безработица, которую те же социологи предвидели как следствие приватизации! Адекватность вопросов структуре проблемы следовало бы считать важным критерием при разработке программы исследований. Нарушение этой нормы, не вызывающее никакой критики коллег, разрыхляет профессиональное сообщество.
С другой стороны, упрощенные модели и клише, предлагаемые социологами, облегчают ответы, создают у респондентов иллюзию «компетентности без усилий». Трудно преодолеть соблазн такого сговора. Если представить респондентам проблему в ее реальной сложности и противоречивости, пусть даже найдя для этого ясные формулировки, то ответы также будут противоречивыми и сложными для интерпретации. Возникает вопрос: должен ли социолог обсуждать в публикации проблему когерентности ответов, выражающих мнение опрошенных? В ситуации когнитивного хаоса и фантомности сознания это делает исследование гораздо более трудоемким. Но можно предположить, что имеет смысл повысить качество выводов за счет сокращения количества эмпирических данных.
К этому вопросу примыкает проблема несоизмеримости ценностей. Редуцирование этой проблемы путем предъявления ложных дилемм («Вы за свободу или за порядок?») углубляет раскол в обществе и усиливает «фантомность» общественного сознания. В реальности приходится следовать ценностям не только несоизмеримым, но и конфликтующим. Политики и демагоги решают эту проблему путем ее примитивизации и дискредитации неудобных для них ценностей (так, в дискурсе реформаторов были репрессированы ценности равенства и справедливости в пользу эффективности). Но социологи не должны предлагать обществу этот путь. Образ мира, выраженный в их вопросах, не должен быть снижен за некоторый критический уровень упрощения.
Наконец, в условиях быстрого изменения социальной структуры общества в состоянии его ценностного раскола перед социологом встает сложная проблема взвешивания ответов людей из групп, занимающих разное положение в социальном конфликте. Вот, например, в исследовании общественной оценки приватизации обнаружено: «значительная часть респондентов считает, что приватизация была полезна для общества». Исследователи считают, что эта «доминирующая в массовом сознании оценка связана с тем, что для 22% приватизация была лично выгодна им и членам их семей» [1].
При этом не раз было зафиксировано, что около 3/4 населения считают приватизацию «грабежом». Очевидно, эти люди не считают приватизацию полезной для общества. Выходит, мнение тех, кому приватизация была выгодна, исследователи посчитали более весомым, чем у «проигравших» («ограбленных»). Их оценка признана доминирующей в массовом сознании. Это можно принять, если в исследовании принято, что собственность есть источник и основание доминирования господствующего меньшинства – но тогда надо это представить при интерпретации в явном виде, как трактовку понятия доминирующий. Как обосновать и учесть это фактическое неравенство в социологических исследованиях? У большинства населения нет опыта мелких акционеров, которых в 90-е годы шокировало объяснение, что на собрании голосуют не люди, а пакеты акций. Но если эту сторону реальности просто замалчивать, понятийный аппарат социолога становится неадекватным и реальности, и массовому сознанию.
Строго говоря, мы сталкиваемся даже не с разницей веса респондентов из разных групп, а во многих случаях с несоизмеримостью их весов, их принципиальным качественным различием. Измеряя частоту разных ответов представителей разных групп, мы часто измеряем совершенно разные латентные величины. Уходить от этой проблемы нельзя. Сытый голодного не разумеет. А грабитель разумеет ограбленного? Разве они одинаково поймут вопрос социолога? Вот, спрашивают мнение о приватизации. Рабочий, в результате приватизации потерявший работу, а потом и жилье, видит один образ – и отвечает, что это «грабеж трудового народа». Брокер видит совсем другой образ, и говорит: «полезно для общества».
Эти два образа несоизмеримы, для интерпретации ответов нужен специальный аппарат – если вообще есть задача совместить эти две картины мира. Если такой задачи нет, то надо две общности опрашивать по принципиально разным программам, не говоря уж о вопросниках. И дело не только в адекватности инструментов исследования. Ответы на один и тот же опросный лист углубляют ценностный раскол между и так уже разошедшимися общностями. Как безработный воспримет ответ брокера «полезно для общества»? Как он воспримет вывод, что это мнение – доминирующее? Вероятно, воспримет так: «Значит, я – уже вне этого общества. Ну, что ж, у меня развязаны руки». Что же тогда удивляться интенсивности «российской аномии»!
Голоса выигравших и проигравших в любом конфликте неравноценны, они качественно различны – особенно если выигрыш основан на «грабительской» акции. Это надо учитывать и при разработке программы, и при конструировании выборки. Мнение о травмирующем событии – это продукт непосредственного опыта и его осознания. Очевидно, что неравноценны голоса тех, кто пережил культурную травму приватизации, и молодежи, для которой приватизация есть историческое событие, изложенное в жанре реформаторской мифологии. На мой взгляд, задавать одни и те же вопросы людям разных поколений – тем, кто были свидетелями и участниками события, и тем, которые родились позже и знают о нем из идеологизированных источников – очень сомнительный метод. Представьте, на улице произошло ДТП, полиция опросила свидетелей этого события. Назавтра следователь собирает другую группу людей, которые этого события не видели и слышали о нем краем уха, и просит их высказать свое мнение. А потом ответы опрошенных из обеих групп смешиваются и усредняются.
Молодые люди рождения 1980-1990-х годов не затронуты травмой приватизации, при советском строе в сознательном возрасте они не жили. Они не имеют коллективной истории жизни при общенародной собственности промышленных предприятий. Скупые рассказы взрослых социальную боль другому поколению не передают – тут требуется постоянная «культуральная работа», для которой у «ограбленных» нет ресурсов. Молодежь, строго говоря, и не может оценить – является ли приватизация добром или злом. Она осознала себя уже в совершенно ином социальном поле, у нее иной, нежели у старших, габитус и нет оснований для отрицания приватизации. Они осознали себя уже в мире с частной собственностью на предприятия – у них нет системы координат, чтобы сравнивать этот мир с советской системой.
Более того, частью изъятого во время приватизации национального достояния оплачен потребительский всплеск 2000-2010 гг., который укрепил притязания и ожидания постсоветского поколения и особенно «среднего класса». Общности респондентов из разных поколений и слоев общества говорят о разных вещах. И отвечают на вопросы, понятые по-разному, хотя внешне эти вопросы кажутся одними и теми же. Как же можно их ответы усреднять?
В принципе, программа таких исследований должна опираться на «карту» общностей, выделенных соответственно их отношению к тому социальному событию или процессу, которое и представляет изучаемое противоречие (как например, приватизация). Можно предположить, что отдельным срезом проблемы является отношение к приватизации бывших рабочих промышленности, которые сегодня составляют половину социального «дна» России. Чтобы «узнать общество, в котором мы живем», надо понять ход мысли этих рабочих, которые в 1991 г. не видели в приватизации социальной угрозы.
По-иному должно строиться изучение познавательной и ценностной системы людей старших поколений и молодежи. В историко-социологическом обзоре перестройки (2005) сказано: «Среди сторонников перестройки выделяются такие социально-профессиональные группы, как гуманитарная и творческая интеллигенция, студенты, мелкие и средние предприниматели, в меньшей степени инженерно-техническая интеллигенция и военнослужащие. Среди противников – в основном представители малоактивных слоев населения, малоквалифицированные, малообразованные, живущие преимущественно в сельской местности и просто пожилые люди, для которых перестройка означала разрушение их привычного мира (пенсионеры, жители сел, рабочие)» [7].
Какова методология исследования общностей с разным габитусом и интерпретации полученных при опросах столь разных массивов ответов? Этот вопрос у нас еще не разработан.


http://sg-karamurza.livejournal.com/153402.html

Оффлайн Vuntean

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 7123
Re: С.Г.Кара-Мурза
« Ответ #11 : 05/03/13 , 13:51:09 »

Вспоминая о Сталине 5 марта




   
Звонили с телеканала “Russia today”, попросили высказаться о Сталине по какому-либо аспекту на 3 минуты – готовили репортаж с мозаикой мнений. Пришлось ехать в институт, вчера была съемка, кончилась скандалом, как уже и было с этим телеканалом года три назад. Я сказал свое на 3 мин., а потом ведущая начала «общий разговор», чтобы из него слепить свою идиотскую чернуху, а то, что я сказал по делу, выкинуть. Обычный их прием.
Здесь привожу то, что сказал в 3 минуты.


•   Сталин как политик обладал системным мышлением высшего класса. Он быстро обучался, соединял большие и разные системы знания – без догматизма. Он был прекрасным методологом – воспитал два поколения организаторов и руководителей высшей пробы.
•   Он новаторски решил самые сложные задачи ХХ века в условиях цейтнота и дефицита средств – вместе с большой общностью соратников:
– укротил национализм окраин и выстроил межнациональное общежитие как монолитную нацию и государство (с малой долей брака);
– соединил историю России, закрыв пропасть, созданную революцией;
– соединил русских западников и славянофилов, закрыл цивилизационный раскол России ХIХ века, на 20 лет заглушив русофобию Запада;
– завершил сборку культурно-исторического типа, способного преодолеть все угрозы ХХ века – соединив космизм традиционного крестьянского мировоззрения с высокой наукой;
– нашел формат государства, в котором удалось подавить организованную преступность и коррупцию, которые опутали монархию;
– поднял на высший статус честного человека труда – любого труда: рабочего, крестьянина, ученого, художника…
Отсюда и культ Сталина – и в СССР, и в простонародье половины мира.


По предварительно договоренности с редактором после монолога я должен был ответить на пару вопросов минуты на полторы (я предполагал сказать о том, чего не смог сделать Сталин и это запустило процесс деградации). Вместо этого ведущая начала гнать пургу, и кончилось взаимными оскорблениями.


http://sg-karamurza.livejournal.com/153921.html


ray_idaho   Date: Март, 5, 2013 05:52 (UTC)      (Ссылка)
блестяще, жалко если RT все время будет подстраиваться под Запад




From: vovan_demokrat   Date: Март, 5, 2013 05:54 (UTC)      (Ссылка)
Сергей Георгиевич, что такое "космизм традиционного крестьянского мировоззрения" или где об этом можно прочесть?


   From: sg_karamurza   Date: Март, 5, 2013 06:45 (UTC)      (Ссылка)
Русский космизм


Всплеск интереса к этому полуеретическому течению был в 70-80-е годы. В гугле можно найти обзорные книги. Картина мира как Космоса была присуща всем доиндустриальным обществам, но сохранилась лишь там, где не произошло раскрестьянивание через буржуазные революции или колонизацию. А в России начала ХХ века это подхватили философы и писатели (включая Толстого и, позже, А. Платонова), а также ученые-маргиналы (Циолковский). Есть гипотезы, что космизм сильно повлиял на большевиков (есть даже роман прямо о Сталине и его происхождении и воспитании).


   
From: vovan_demokrat   Date: Март, 5, 2013 07:05 (UTC)      (Ссылка)
Re: Русский космизм


Про Космизм как философско-религиозное учение читал. Это вы говорите о бурлении умов в элитарном обществе. Там-же, кстати и злополучные Рерихи. Толстой это скорее протестант. Некоторые его религиозные опусы просто удивляют примитивизмом понимания. Особенно в части критики православия. Например там где он сетует "я мол целый год исполнял все церковные обряды и благодати так и не ощутил"... В народе для описания этой прелести использовали поговорку "заставь дурака Богу молиться он себе и лоб расшибет". Ну и еще целая плеяда достаточно распущенных извращенцев и сектантов, которых вынесло в "пену". Не буду упоминать в суе.
Видимо я неверно понял саму фразу "космизм традиционного крестьянского мировоззрения" - это я понимаю как зафиксированную этнографами устную традицию передачи космологических мировоззрений


Насколько мне известно это знание и представление было в виде былин и духовных стихов (например, Голубиная Книга). Если обобщить - в целом соответствует новозаветному святоотеческому представлению человека как борьбы Нового и Ветхого (правды и кривды и тд). Вообще, народная традиция очень и очень точно и глубоко в живой форме передает святоотеческое предание. Многие почему-то в этом видят какую-то самобытную религию.


Ну есть еще масса обрядовых календарных традиций смысл которых зачастую утерян но формы очень хорошо отражают одушевление окружающего мира (например, Вождение Стрелы www.youtube.com/playlist?list=PL379A4A8945B65FFE).


Хотя, в целом, этнографы предпочитают при объяснении причин того или иного обряда отдавать предпочтение рациональному, утратившему смысл при выходе из употребления но сохранившему красивую форму. К этому давлеет традиция. Например, ставить блюдечко с молочком "домовому" - раньше держали ужей домашних при хате.


   
From: vovan_demokrat   Date: Март, 5, 2013 07:26 (UTC)      (Ссылка)
Re: Русский космизм


А каким образом Сталин соединил космизм и науку?




From: chumakin   Date: Март, 5, 2013 07:33 (UTC)      (Ссылка)
Re: Русский космизм


космизм здесь, как мне кажется, надо понимать как общий принцип, широту взгляда о всеобщей связи явлений и применение этой онтологиии при рассмотрении более мелких, научных и прочих задач жизни, отношений в социуме.
То есть это не многотомник с секретами философского камня, излечения всех болезней и превращения меди в золото, а основа духовности, набор убеждений и ценностей высокого уровня, достигаемого людьми в стадии зрелости.
   
   
   From: sg_karamurza   Date: Март, 5, 2013 08:08 (UTC)      (Ссылка)
Re: Ваш вопрос требует исследования


Я бы сходу сказал так: с детства через радио нагнетались сказки - русские и вообще народные, а они и есть запись картины мира как Космоса, попозже - классическая русская литература и стихи космистов (А.К. Толстой и др.), ученых с ересью космизма поднимали (напр., Вернадский и, крайний случай, Циолковский). Факт тот, что вполне рациональная молодежь впадала в космизм - конкретно, Королев.
В том-то и фокус, что это не помешало работать в нормальной науке (изначально отрицавшей Космос в пользу модели Ньютона). Это - соединение совсем разных картин мира, вещь нетривиальная. Фашисты пытались внедрить холизм космистов через идеологию ("Гёте против Ньютона"), но при этом задушили науку и сейчас потолок немцев - фольксваген.


   
   From: umcho   Date: Март, 5, 2013 07:46 (UTC)      (Ссылка)
Раскройте, пожалуйста, маргинализм Циолковского. Сильно не интересовался, но ранее не встречал отрицательной такой характеристики. Может, еврейское лобби пресекало?


   
   From: sg_karamurza   Date: Март, 5, 2013 08:14 (UTC)      (Ссылка)
Это не отрицательный термин


Ученые сбиваются в сообщества с жесткими нормами (парадигмами). Циолковский - самоучка, на эти нормы плевал и мыслил как натурфилософ. У нас было много таких прорывов, т.к. не довлели норма научной идеологии Запада - в школах горения и взрыва, всяких нестационарных процессов, хаоса и пр. На этом и атомная, и космические программы сильно выиграли. Нас механицизм тогда не пришиб, а сейчас давит в обществоведении.
Американцам вырваться из-под пресса механицизма помогли евреи, которые унаследовали парадоксальное мышление от Талмуда. Тут уж ИМХО.


   
   From: odisei2010   Date: Март, 5, 2013 06:38 (UTC)      (Ссылка)
Не берите в голову.




   From: ussuri_kray   Date: Март, 5, 2013 06:40 (UTC)      (Ссылка)
== нашел формат государства, в котором удалось подавить организованную преступность и коррупцию, которые опутали монархию==


Сегодня не принято вспоминать чудовищную коррупцию до революции. Можно сказать, что она стала основной причиной для одряхления Российской экономики и последующей революции.




   From: york_shambles   Date: Март, 5, 2013 06:46 (UTC)      (Ссылка)
Сергей Георгиевич, напишите здесь, пожалуйста, что не смог сделать Сталин и почему это запустило процесс деградации, по вашему мнению.




   From: pollynesia   Date: Март, 5, 2013 07:07 (UTC)      (Ссылка)
да, пожалуйста!




   From: sg_karamurza   Date: Март, 5, 2013 07:09 (UTC)      (Ссылка)
Создал уникальную систему с массой изобретений


а описания и инструкции не оставил. Освоить ее не смогли, и она крутилась по инерции 30 лет, потом заклинило. Он также не не мог (по обстоятельствам) наметить механизм эволюции этой системы соответственно историческим условиям. Он недооценил значение научного обществоведения, и оно сложилось с дефектным генотипом. Думаю, он все это понимал, отсюда ряд его пессимистических прогнозов.




   From: pan_tbdinsky   Date: Март, 5, 2013 07:46 (UTC)      (Ссылка)
да куча претензий


до кучи:
- не упразднил национальные образования на волне победы 1945 года;
- не дал хода научным разработкам в области экономической теории социализма, дав тем самым карт-бланш на последующие копательства экономистов в сторону "пляшем от Маркса";
- не был он специалистом во всём - это нормально и не беда, беда, когда по этой причине человек вынужден полагаться на "тех, кто ближе оказался" и принимать экспертные решения на основе их суждений: так были даны старты лысенковщине, борьбе с компьютерами;
- здоровьица не хватило добить всю троцкистскую камарилью в ЦК. Надо было закон издать - всех природно-лысых к рулю партии не допускать, они неустойчивые какие-то ))))




   From: oldgoro   Date: Март, 5, 2013 06:50 (UTC)      (Ссылка)
Режим пытается примазаться


Режим пытается манипулировать именем вождя. Режим чувствует, как почва уходит из под ног и Ваш рассказ тому очередное подтерждение.
Наше дело правое. Победа будет за нами!




From: vovan_demokrat   Date: Март, 5, 2013 07:17 (UTC)      (Ссылка)
Re: Режим пытается примазаться


От многократного повторения лучше никому не становится. Не режим, а риторика правых. Например, Нарочницкая. Они сейчас имеют хороший ресурс и доступ к ушам власть имущих. Это, я считаю, лучше чем ничего.




   From: oldgoro   Date: Март, 5, 2013 07:26 (UTC)      (Ссылка)
Re: Режим пытается примазаться


Доступ к ушам и доступ к мозгам не одно и тоже.
   
   
From: vovan_demokrat   Date: Март, 5, 2013 07:19 (UTC)      (Ссылка)
Посмотрим, что получится (итоговый репортаж). По-моему, сетовать на журналистов что они выполняют политзаказ - это все равно что на воров, что они воруют. Приглашают - значит знают и уважают. Где-то вы там в списках есть )




From: chumakin   Date: Март, 5, 2013 07:27 (UTC)      (Ссылка)
про культ


культ Сталина организован его окружением, и это было такое поветрие во всем мире в то время - вот так славословить первого руководителя. Интересные данные из последнего док фильма "Сталин с нами": все члены ГКО, организованного в начале войны и полностью взявшего власть в стране, имели факсмильные печати с подписью Сталина и штамповали СВОИ решения ЕГО именем. Так было проще, так было надо. При этом сами практически на отдельные совещания ГКО не собирались.




   From: fado_fado   Date: Март, 5, 2013 08:15 (UTC)      (Ссылка)
"Отсюда и культ Сталина – и в СССР, и в простонародье половины мира"
По части половины простонародья мира не погарячились? Уверены?
Ну дай Бог...
Касаемо простонародья эсэсэсэровского, есть более простое объяснение - "Стокгольмский синдром", сиречь синдром жертвы.




   From: yuridmitrievich   Date: Март, 5, 2013 08:26 (UTC)      (Ссылка)
Касаемо простонародья эсэсэсэровского, есть более простое объяснение.
Люди ведь всегда сравнивают.




   From: fado_fado   Date: Март, 5, 2013 08:32 (UTC)      (Ссылка)
Сравнивают?
Те, кто мог сравнивать, присоединились "к большинству".
А те, кто ныне пытается сравнивать - не более чем недоросли-малоумки.


   From: vuntean   Date: Март, 5, 2013 09:42 (UTC)        (Ссылка)
Николай Тихонов


РАЗГОВОР


Это была беднейшая глиняная лачуга. Летом с потолка на голову, на плечи всё время падали комки пересохшей глины, в период дождей грязные потоки текли по стенкам, и, того и гляди, лачуга рухнет на её обитателей и от всего жилища останется груда мокрой, тяжёлой глины, и больше ничего.


За крышей надо было смотреть, чтобы во-время подновить соломенные перекрытия. Внутри этой лачуги валялись две старые кошмы, ставшие рыжими от старости; вместо посуды стоял на полу ряд консервных банок, самой разной величины, тщательно вымытых. Они заменяли кастрюли, чашки, тарелки, стаканы.


Маленький очажок дымил горьким синевато-зелёным дымом, потому что обед готовился на сухом навозе, другого топлива не было. Два заплатанных одеяла сложены были в углу.


Такой вопиющей нищеты нельзя придумать – она жила в этой лачуге долгими годами. Человеческая жизнь проходила в этих глиняных голых стенах без всякой надежды на какое-либо изменение. Изменить что-либо в этом быту может только смерть. Тогда владельца этих одеял и консервных банок положат в более узкий глиняный ящик, и тем дело и кончится.


Детишки хозяина смотрели на нас с большим любопытством. Так как в этой лачуге никаких книг никто никогда не видел, то этим детям наше посещение заменяло хорошо рассказанную сказку или фокусы уличного факира.


Шагнув в глубину лачуги, я увидел на стене чей-то портрет. Вглядеться в него было трудно, потому что там, в углу, было совсем темно. Я зажёг спичку. Передо мной на совершенно голой стене висел вырезанный из какой-то газеты портрет Сталина.


Это было так удивительно и так неожиданно, что я спросил у хозяина:


- Откуда у тебя этот портрет?


Пожилой полуголый пакистанец провёл по лицу рукой, как бы в знак приветствия, потрогал свою жёсткую бородку и сказал не спеша:


- Это портрет Сталина. Я его вырезал из газеты «Имроз».


- Я вижу, чей это портрет. Скажи, значит ты читаешь газеты, ты грамотен?


- Нет, - отвечал он, - я неграмотен. Я не могу читать то, что пишут в газетах. Мне рассказывают. Но я знаю, кто Сталин, и я разговариваю с ним…


- Как разговариваешь?


- Я говорю ему, когда мне бывает совсем трудно: «Ты видишь, как мы живём? Так можно жить людям?» И он мне отвечает: «Вижу и знаю. Подождите немного. Всё будет по-другому!» Я говорю ему: «Я верю в это! Если бы я не верил, я давно бы покончил с этим жалким существованием». Но я верю: вот они, - он показал на детишек, - они будут жить по-другому, совсем по-другому!