Автор Тема: Царская Россия  (Прочитано 69648 раз)

0 Пользователей и 3 Гостей просматривают эту тему.

Оффлайн Ashar1

  • Политсовет
  • *****
  • Сообщений: 8098

Оффлайн Ashar1

  • Политсовет
  • *****
  • Сообщений: 8098
Re: Царская Россия
« Ответ #46 : 25/09/13 , 22:16:32 »
РЕДКИЕ КАДРЫ ЦАРСКОЙ РОССИИ
http://klikabol.com/node/785 

Оффлайн MALIK54

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 15139
Re: Царская Россия
« Ответ #47 : 22/11/13 , 21:37:06 »
Как жилось крестьянину в «России, которую потеряли». Часть 1.
 Товарищи, читатели информагенства "Ледекол_Ледокол" и других информационных ресурсов Союза Коммунистов.Наш живой журнал начинает публиковать серию статей из книги "Сталинское чудо" писателя Павла Краснова. В этих статьях речь пойдет о русском крестьянстве конца 19 века, его жизни после революции 1917 года и о результатах коллективизации конца 30-х годов прошлого века. Мы уверенны, что та огромная работа, проделанная автором книги по сбору материалов, поможет Вам лучше понять всю остроту крестьянского вопроса в России и СССР.Оргбюро Союза Коммунистов
Разве что в воображении живущих в альтернативной реальности граждан или в описаниях платных пропагандистов ситуация в «Россия которую мы потеряли» представляется чуть ли не раем земным. Описывается это примерно таким образом: «До Революции и коллективизации кто хорошо работал, тот хорошо жил. Потому что он жил своим трудом, а бедными были лентяи и пьяницы. Кулаки были самыми работящими крестьянами и самыми лучшими хозяевами, поэтому и жили лучше всех.» Далее следует плач про «Россию-кормящую-всю-Европу-пшеницей» или, в крайнем случае, пол-Европы, «в то время как СССР хлеб ввозил», пытаясь доказать таким шулерским образом, что путь социализма СССР был менее эффективен, чем  путь царизма. Потом, естественно, про «хруст французской булки», предприимчивых и сметливых русских купцов, богобоязненный, добросердечный и высокоморальный народ-богоносец, который испортили гады-большевики, «лучших людей, погубленных и изгнанных большевиками». Ну правда же, каким надо быть злобным уродом, чтобы погубить такую возвышенную пастораль?Подобные сусальные сказки, правда, нарисованные недобрыми и непорядочными людьми, появилась тогда, когда подавляющиее тех, кто помнил, как оно было на самом деле, умерли или вышли из возраста, в котором от них можно получать адекватную информацию. К слову, любителям поностальгировать о прекрасных дореволюционных временах в конце 30-х годов простые граждане легко могли без всяких парткомов чисто по-деревенски «начистить рожу», настолько воспоминания о «потерянной России» были  свежи и болезненны.О ситуации в русской деревне до Революции до нас дошло огромное количество источников - как документальных сообщений и статистических данных,  так и личных впечатлений. Современники оценивали окружающую их реальность «богоносной России» не просто без восторгов, но и попросту находили её отчаянной, если не сказать страшной. Жизнь среднего русского крестьянина была исключительно  суровой, даже более того – жестокой и беспросветной.Вот свидетельство человека, котого трудно упрекнуть в неадеватности, нерусскости или нечестности. Это звезда мировой литературы – Лев Толстой. Вот как он описывал свою поездку по нескольким десяткам деревень разных уездов в самом конце 19 века [1]:«Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это было в 1891-м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. Приварка - пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет никакого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть корова, и незабеленных, если ее нет, - и только хлеба. Во всех этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно продать и заложить.Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны, и все умоляют помочь им. "Хоть бы мало-мальски ребята отдыхали", -- говорят бабы. "А то просят папки (хлеба), а дать нечего, так и заснет не ужинаючи"...Я попросил разменять мне три рубля. Во всей деревне не нашлось и рубля денег... Точно так же у богатых, составляющих везде около 20%, много овса и других ресурсов, но кроме того в этой деревне живут безземельные солдатские дети. Целая слободка этих жителей не имеет земли и всегда бедствует, теперь же находится при дорогом хлебе и при скупой подаче милостыни в страшной, ужасающей нищете...Из избушки, около которой мы остановились, вышла оборванная грязная женщина и подошла к кучке чего-то, лежащего на выгоне и покрытого разорванным и просетившимся везде кафтаном. Это один из ее 5-х детей. Трехлетняя девочка больна в сильнейшем жару чем-то в роде инфлуэнцы. Не то что об лечении нет речи, но нет другой пищи, кроме корок хлеба, которые мать принесла вчера, бросив детей и сбегав с сумкой за побором... Муж этой женщины ушел с весны и не воротился. Таковы приблизительно многие из этих семей...Нам, взрослым, если мы не сумасшедшие, можно, казалось бы, понять, откуда голод народа. Прежде всего он - и это знает всякий мужик - он1) от малоземелья, оттого, что половина земли у помещиков и купцов, которые торгуют и землями и хлебом.2) от фабрик и заводов с теми законами, при которых ограждается капиталист, но не ограждается рабочий.3) от водки, которая составляет главный доход государства и к которой приучили народ веками.4) от солдатчины, отбирающей от него лучших людей в лучшую пору и развращающей их.5) от чиновников, угнетающих народ.6) от податей.7) от невежества, в котором его сознательно поддерживают правительственные и церковные школы.Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремовскому, тем положение хуже и хуже... На лучших землях не родилось почти ничего, только воротились семена. Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она не съедобна. Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют»Ну что, любители «России-которую потеряли», впечатляет?В. Г. Короленко,  много лет проживший в деревне, бывавший в начале 1890-х годах в других голодавших районах и организовываший там столовые для голодающих и раздачу продовольственных ссуд оставил очень характерые свидетельства государственных служащих: «Вы свежий человек, натыкаетесь на деревню с десятками тифозных больных, видите как больная мать склоняется над колыбелью больного ребенка, чтобы покормить его, теряет сознание и лежит над ним, а помочь некому, потому что муж на полу бормочет в бессвязном бреду. И вы приходите в ужас. А «старый служака» привык. Он уже пережил это, он уже ужаснулся двадцать лет назад, переболел, перекипел, успокоился... Тиф? Да ведь это у нас всегда! Лебеда? Да у нас этой каждый год!..» [2].Обратите  внимание, что у всех авторов речь идёт не о единичтом случайном событии, а о постоянном и жестоком голоде в русской деревне.«Я имел в виду не только привлекать пожертвования в пользу голодающих, но еще поставить перед обществом, а может быть и перед правительством, потрясающую картину земельной неурядицы и нищеты земледельческого населения на лучших землях.У меня была надежда, что, когда мне удастся огласить все это, когда я громко на всю Россию расскажу об этих дубровцах, пралевцах и петровцах, о том, как они стали "нежителями", как "дурная боль" уничтожает целые деревни, как в самом Лукоянове маленькая девочка просит у матери "зарыть ее живую в земельку", то, быть может, мои статьи смогут оказать хоть некоторое влияние на судьбу этих Дубровок, поставив ребром вопрос о необходимости земельной реформы, хотя бы вначале самой скромной.» [2]Интересно, что скажут на это любители поописывать «ужасы голодомора» - единственного голода СССР (за исключением войны, естественно)?В попытке спастись от голода жители целых сёл и районов «шли с сумой по миру», пытаясь спастись от голодной смерти. Вот как описывает это Короленко, который был свидетелем этого. Он же рассказывает, что подобное было в жизни большинства русских крестьян.Сохранились жестокие зарисовки с натуры западных корреспондентов русского голода конца 19 века.

Орды голодающих пытаются спастись в городахhttp://ijkl.ru/getimg197/golod_5_1.jpg«Знаю много случаев, когда по нескольку семей соединялись вместе, выбирали какую-нибудь старуху, сообща снабжали ее последними крохами, отдавали ей детей, а сами брели вдаль, куда глядели глаза, с тоской неизвестности об оставленных ребятах...По мере того, как последние запасы исчезают у населения,-- семья за семьей выходит на эту скорбную дорогу... Десятки семей, соединявшиеся стихийно в толпы, которых испуг и отчаяние гнали к большим дорогам, в села и города. Некоторые местные наблюдатели из сельской интеллигенции пытались завести своего рода статистику для учета этого, обратившего всеобщее внимание, явления. Разрезав каравай хлеба на множество мелких частей,-- наблюдатель сосчитывал эти куски и, подавая их, определял таким образом количество нищих, перебывавших за день. Оказывались цифры, поистине устрашающие... Осень не принесла улучшения, и зима надвигалась среди нового неурожая... Осенью, до начала ссудных выдач, опять целые тучи таких же голодных и таких же испуганных людей выходили из обездоленных деревень...Когда ссуда подходила к концу, нищенство усиливалось среди этих колебаний и становилось все более обычным. Семья, подававшая еще вчера, -- сегодня сама выходила с сумой...» (там же).( Read more... )

Оффлайн MALIK54

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 15139
Re: Царская Россия
« Ответ #48 : 19/12/13 , 14:22:34 »
Врангель: от монархистов до националистов
 Намедни прочитал мемуары Н.Е. Врангеля, отца того самого Врангеля, что воевал с Красной армией после революции. Оказывается, Врангель -  отец, был известным человеком в царской России, не только благодаря своему баронскому титулу, но и энергичной деятельности, которую он вел "исключительно на благо своей страны", что неоднократно повторяет барон в своих воспоминаниях. Он прожил долгую жизнь 1847 - 1923 гг. и застал очень интересный отрезок в истории России "От крепостного права до большевиков". В 1924 году в Берлине были изданы мемуары барона. Сами понимаете, в любви к Советской власти и социалистическому строю, Врангель замечен не был, тем ценнее его мнение о дореволюционной России для монархистов и националистов, которые любят нести о самодержавной несусветную чушь.
Так давайте же прогуляемся по тем временам со знаменитым спутником и рассмотрим конец ХIХ начало XX века глазами барона Врангеля. Верны ли те штампы, которыми потчуют нас сегодняшние монархисты и националисты?
http://libart.spb.ru/photo/pictures/grishkina-02.jpg

Из доклада сыщика III отделения царской охраны:
“Взгляды либеральные, говорит много, но не опасен..."

Николай Егорович Врангель был человеком неординарным. Учился в Швейцарии, затем в Берлинском университете, получил степень доктора философии в области политэкономии, был юнкером, мировым судьей, чиновником, предпринимателем, интересы которого распространились и на Баку (в частности, председателем правлений Амгунской золотопромышленной компании, Российского золотопромышленного общества, Биби-Эйбатского нефтяного общества, Товарищества спиртоочистых заводов, членом правления акционерного общества "Сименс и Гальске"), крупнейшим коллекционером антиквариата и живописи, автором нескольких пьес.

Окончив зарубежный университет, молодой барон искал применение себе на родине. По профессии он работать не стал, поэтому ожидал помощи многочисленной родни в трудоустройстве. Жизнь Врангеля текла скучно и обыденно:

"По утрам я обычно читал, вечерами играл в карты, и игра часто продолжалась до зари. Играли мы с каким-то неистовством, проигрывая тысячи, десятки тысяч; должен сознаться, что мне, как правило, не везло. Но и помимо этого ни сам я, ни моя жизнь мне сильно не нравились. Я часто ездил за границу, проводя там месяцы и месяцы такой же бессмысленной жизни, наполнявшей меня еще большим беспокойством. Иногда я неделями не выходил из своей комнаты, читая или беседуя с художниками или учеными, иногда, забрасывая книги в угол, пускался в различные приключения или отдавался, не в состоянии контролировать себя, игре в рулетку. Игра все сильнее затягивала меня. В какой-то момент я возвращался в Петербург, но только для того, чтобы опять уехать за границу, потом опять возвращался и опять уезжал".

Стоит заметить, что в наше время многие "бароны" ведут подобный образ жизни, а уж о наследниках большого состояния нажитого «непосильным трудом» и говорить не приходится. Как должен понимать читатель, такую жизнь для "избранных" обеспечивает всё остальное население. Так было в царской России, так стало после развала СССР. Социалистические и либеральные течения бередили умы различных сословий и классов. Высшее общество являлось проводником новых взглядов. Недовольную порядками молодежь, власть отвлекала от борьбы проверенными веками методами, которые до сих пор не устаревают:"...в исканиях успокоить умы склонной к протесту молодежи высших слоев, прибег к методу, столь успешно практиковавшемуся правительством Наполеона III. (Власть) стал(а) столицу веселить и развращать. Под благосклонным покровительством администрации начали плодиться и процветать разные театры-буфф, кафешантаны, танцклассы, дома свиданий, кабаки и кабачки, игорные притоны высшего разряда... Столица распоясалась с чисто русским размахом: выкупные свидетельства были еще налицо, имения еще не все проданы, а под непроданные “золотой банк” давал изрядные ссуды — и поехали. Да как. “Широкая русская натура” разгулялась со всем размахом, да и вдобавок не к чему было ей приложить свои силы кроме как к дикому прожиганию жизни".

Несмотря на частое пребывание за границей и философское образование, Врангель отнюдь не увлёкся столь модным в те времена марксизмом, хотя чуть было не стал заниматься доставкой в Россию запрещенной социалистической литературы по просьбе самого Бакунина! Помогли добрые знакомые, которые изъяли прокламации до пересечения границы.

Для тех, кто все-таки решался на подобные приключение, грозило суровое наказание, например, ссылка в Сибирь. Так что, отправлять преступников в места "не столь отдаленные" отнюдь не изобретение большевиков, они сами исколесили снежную вдоль и поперек.

Врангель считал, что многие проблемы в России можно решить с помощью либеральных реформ, но смысла в изменении строя не видел. Как человек образованный, барон признавал наличие классов и сословий, видел их противоречия, росшие из экономики, но не придавал им особого значения, мол, так было всегда.

"Во время крепостной России между крестьянством и помещиками была органическая связь. Даже по умственному складу, по своим воззрениям они были ближе друг к другу, чем теперь. Во всяком случае, та бездна, которая уже в XVIII столетии образовалась и разделила Россию на два полюса, со дня освобождения крестьян стала еще значительнее. Теперь между этими двумя противоположностями было полное непонимание, но вражды, классовой вражды между ними не было. Классовая вражда — выдумка нашей интеллигенции и ею искусственно привита народу. Со дня освобождения крестьян помещик и крестьянин жили каждый своей отдельной жизнью, и между ними если и существовал известный антагонизм, то отнюдь не кастовая вражда, а та вражда, которая везде и повсюду существует между трудом и капиталом, то есть вражда, происходящая исключительно от экономических причин".

Барон Врангель видел локомотивом новых преобразований в России русское дворянство, считал его уникальным и прогрессивным:

"Дворянство везде прежде всего консервативно, противник всего нового. У нас, напротив, дворянство стало в лице лучших своих людей во главе освободительного движения и реформ и окончило блистательным финалом свою, до сих пор не особенно яркую, историческую роль. Все реформы были осуществлены исключительно им, ибо других, образованных, годных к тому элементов в те времена в России еще не было. После освобождения старое поколение дворян, потеряв почву под ногами, махнуло на все рукой и отошло в сторону. Из новых поколений часть увлеклась неосуществимыми теориями и мечтами, за реальное дело не принялась, к созиданию новой жизни рук не приложила и приложить не была способна. Начинания Царя-реформатора (Александр II) пришлось осуществлять лишь сравнительно незначительному дворянскому меньшинству; но лиц этих было недостаточно, и по мере того как реформы ширились и множились, в нужных людях оказалась нехватка, а у имеющихся было недостаточно энергии".

Эта песня нам знакома, «хотели как лучше, получилось как всегда». Разве эти реформы проводились в интересах неимущего большинства? Буржуазия подрывала власть помещиков, феодальный строй вытеснялся капиталистическим строем. Нужно было высвободить из крепостной зависимости рабочие руки для заводов и фабрик. Насмотревшись на революции в других странах и, опасаясь за трон, Александр II постарался решить дело полюбовно, пустив по миру обезземеленных крестьян, прежде обложив их кредитами. "Умные" люди скажут, что все это выдумки "красных комиссаров", так давайте послушаем мнение барона Врангеля:

"Ни помещики, ни крестьяне к новым порядкам подготовлены не были, с первых же шагов начались хозяйственная разруха и оскудение. Помещики, лишившись даровых рук, уменьшили свои запашки, к интенсивному хозяйству перейти не сумели и в конце концов побросали свои поля, попродавали свои поместья кулакам и переселялись в город, где, не находя дела, проедали свои последние выкупные свидетельства. С крестьянами было то же. Темные и неразвитые, привыкшие работать из-под палки, они стали тунеядствовать, работать спустя рукава, пьянствовать. К тому же в некоторых губерниях наделы были недостаточные. И повсюду попадались заброшенные усадьбы, разоренные деревни, невозделанные поля. Леса сводились, пруды зарастали, молодое поколение крестьян уходило в города на фабрики. Старая Русь вымирала, новая еще не народилась".


http://nostradamustoday.org/uploads/posts/2012-07/1342712083_szar-alex-ii.jpg


За 20 лет после отмены крепостного права (с 1961 по 1981 год) на царя Александра II –«Освободителя», было совершено 6 покушений. Возможно, некоторые из них были инспирированы его ближайшим окружением, а может и всемогущим Западом, но дыма без огня не бывает.

А вот какими бывают либеральные реформы, мы теперь хорошо знаем, достаточно выглянуть в окно. Под безобидными лозунгами "об инновациях" и "модернизации" творится черт знает что. Разрушение образования, разорение науки, унижение армии и уничтожение сельского хозяйства, развал промышленности. Все пороки капиталистического строя президент и правительство прикрывают еще большим злом, а именно, разжигая межнациональную рознь. Пусть народы и народности грызутся между собой, но не обращают внимания на корень проблемы - буржуазную общественно-экономическую формацию. При царе все было гораздо проще, Россия была империалистическим хищником и подминала под себя территорию за территорией. «Друзья» -  монархисты и националисты вспоминают о политике русского царя на окраинах, как о манне небесной, как о культурном обогащении отсталых народов, даровании им новых привилегий и свобод. У барона Врангеля, служившего чиновником в Польше, мировым судьей в Литве, жившем в Харькове и Ростове, сложилось иное мнение:
"Нужно сознаться, что наша политика, не только в Польше, но на всех окраинах, ни мудра, ни тактична не была. Мы гнетом и насилием стремились достичь того, что достижимо лишь хорошим управлением, и в результате мы не примиряли с нами инородцев, входящих в состав империи, а только их ожесточали, и они нас отталкивали. И чем ближе к нашим дням, тем решительнее и безрассуднее мы шли по этому направлению. Увлекаясь навеянной московскими псевдопатриотами идеей русификации, мы мало-помалу восстановили против себя Литву, Балтийский край, Малороссию, Кавказ, Закавказье, с которыми до того никаких трений не имели, и даже из лояльно с нами в унии пребывавшей Финляндии искусно создали себе врага".

В воспоминаниях барона Врангеля имеется не один пример самодурства русских чиновников и генерал-губернаторов на местах, во время мирного времени и войны. В книге он подробно рассматривает их «заслуги» перед Отечеством. Здесь же приведем самые общие примеры.

О политике в Польше:
"Основным принципом московских патриотов было заменить всех чиновников-католиков чисто русскими, то есть православными. Так как Польша не имела русских чиновников, их пришлось выписать из России. Там воспользовались этим, чтобы избавиться от всякого хлама, и на должности, требовавшие лучших, прислали самых негодных, но и этих было недостаточно, чтобы пополнить все места. Тогда на ответственные посты посадили присланную шушеру, а исправных поляков сместили на низшие места. Прибывшие из России никаких постов там не занимавшие люди оказались в Польше начальниками, о чем в России они и мечтать не могли, и успех вскружил им головы. Себя они считали победителями, безграничными владыками завоеванной страны и с поляками обращались свысока, демонстрируя им свое презрение".

"Но еще более вредным, чем “временные правила для укрепления русских владений”, был знаменитый закон от 10 декабря. Согласно этому закону, все лица польского происхождения, чьи поместья еще не перешли во владение русских, облагались казначейством штрафом в размере одной десятой от их дохода в наказание за участие в восстании. Чтобы облегчить сбор налогов, облагали определенной суммой район. Дальше происходило следующее. Как только поместья становились собственностью русских, с поместий прекращали брать штраф, но на общую сумму, которую должен был сдавать в казну район, это не влияло. Таким образом, штраф, приходящийся на оставшиеся в польских руках поместья, все время возрастал, составляя иногда до 60% от дохода, и постепенно разорял помещиков до основания".

Еврейский вопрос:

"Наше правительство, равно в еврейском вопросе и в печально известных случаях “русификации”, поступало так, как поступать не следовало. Оно не привлекало людей на окраинах к России, но отталкивало их. Что евреи в России зло, отрицать не стану, но это зло было создано прежде всего нашими собственными руками. Поставьте какое угодно племя в такое положение, когда у него будет выбор умереть с голода или содрать кожу со своего ближнего, и оно предпочтет последнее. Закон о еврейской черте оседлости и остальные еврейские законы не оставляют им другого выбора. Наши специалисты по еврейскому вопросу делают свои заключения о евреях на основании своего знакомства с богатыми евреями, в основном с теми, кому они должны деньги и не вернули долг. Я бы порекомендовал им ближе познакомиться с теми условиями, в которых живут 99% евреев".

"Я перечитал написанное, и мне пришло в голову, что, быть может, не все знают, что такое “черта оседлости”, о которой я упомянул в первой главе. Как известно, евреи не имели права жить во внутренних областях России. Жить они могли только на Северо-Западе и Юго-Западе Российской империи; губернии, находящиеся на территории этих областей, и окружала “черта оседлости”. Как следствие закона о черте оседлости, на этих территориях было сконцентрировано многочисленное еврейское население, не имевшее права зарабатывать на жизнь ничем, кроме ремесленных работ и мелкой торговли".

Как известно, свободу вероисповедания Российская Империя так же не терпела. Православие было единственной религией, которое государство хранило и лелеяло. Как известно, "рука руку моет", церковь пудрила мозги неграмотному населению о божественности царя, царь завоевывал и отдавал на "съедение" православной церкви все новые и новые земли.

Если же власть отделяет церковь от государства, от школы, земли ее конфискует для народного пользования, а приходы переводит на самоокупаемость, то такую власть предают анафеме, называют дьявольской, а то и, вовсе, большевистской!

Сегодня церковь снова поет дуэтом с властью . Налоговые послабления, не декларируемые доходы и беспошлинный ввоз табака и спирта "Ройял" делают свое дело, церкви в России растут как на дрожжах, а вот институты закрывают. Власть у нас снова стала от бога и, уверовав в свою непогрешимость, начинает гнуть православных в бараний рог. Что будет, когда доберется до мусульман – неизвестно, но при царе-батюшке с иноверцами не церемонились:

"Вскоре после последней войны с Турцией, в основном после того, как к власти пришел Александр III и Победоносцев (обер-прокурор Синода с 1880 по 1905 г.) стал фактически управлять делами, стало модным преследовать сектантов. На Кавказе, точнее в Закавказье, между русским населением больше, чем где-либо, развито было сектантство. Мне кажется, можно без опасения утверждать, что наиболее замечательной частью русского населения являлись покидающие нашу официальную церковь люди. Они составляли большую часть штундистов, молокан, духоборов — все честные, трезвые и много работающие люди, потому что в основе их доктрины было нравственное усовершенствование, а не простое исполнение обрядности. Молокане в Турецкой войне оказали русской армии неоценимые услуги. Все нужное для войск было перевезено ими, во многих случаях бесплатно. Но Победоносцеву, а через него и Царю они были неугодны, и против всех сектантов начался жестокий поход. В Закавказье он, как известно, кончился массовым выселением молокан в Америку. Ушло их около сорока тысяч, и самый богатый район в России превратился в пустыню. Остались там жить армяне и татары, племена, враждебные России. Закончив столь успешно с Закавказьем, Победоносцев свою деятельность перенес в Тверскую, Кубанскую и Донскую области. Всюду начали шнырять “миссионеры внутренней миссии”, своего рода духовные шпики-ищейки, и духовные дела о совращениях и отпадениях от православия, оканчивающиеся в случае обвинительного вердикта ссылкой на каторгу или поселение, в случае оправдательного вердикта — административной высылкой из края, стали плодиться и множиться. Дела эти подлежали решению не присяжных заседателей, а коронного суда, и в большинстве случаев приговоры были обвинительные. Разгром сектантства был полный".

"Вклад" церкви и самодержавия в первую русскую революцию был огромен. Но не стоит забывать и о помощи помещиков, одни из которых были «редкостными гуманистами», а другие «добродушными» деспотами:

"Этого нашего соседа я часто встречал у других помещиков; у нас он не бывал, так как пользовался дурною славою, и отец знать его не хотел... После его смерти отец хотел купить его имение... Помню турецкую мечеть и какую-то, не то индийскую, не то китайскую, пагоду. Кругом дивный сад с канавами, прудами, переполненный цветниками и статуями. Только когда мы там были, статуй уже не было, остались одни их подставки... Бывший управляющий графа объяснил нам и причину отсутствия самых статуй. Они работали в полях. Статуями прежде служили голые живые люди, мужчины и женщины, покрашенные в белую краску. Они, когда граф гулял в саду, часами должны были стоять в своих позах, и горе той или тому, кто пошевелится.
Смерть графа была столь же фантастична, как он сам был фантаст. Однажды он проходил мимо Венеры и Геркулеса, обе статуи соскочили со своих пьедесталов, Венера бросила ему соль в глаза, а Геркулес своею дубиною раскроил ему череп. Обеих статуй судили и приговорили к кнуту. Венера от казни умерла, Геркулес ее выдержал и был сослан в каторгу".

"К числу моих соседей принадлежала и очень красивая и богатая вдова. Ее любимым развлечением была охота. Она держала большую свору собак, псарем у нее служил давно разорившийся и опустившийся помещик. Этого человека, своего бывшего любовника, она держала в черном теле, обращалась с ним как со слугой и во время обеда за стол с собой никогда не сажала.
— Раз я плачу ему деньги, он мой раб, а не равный мне, — объясняла она".

"У третьего соседа, как в добрые старые времена, был гарем, в котором жили уже не крепостные, а простые крестьянские девушки. Помещик вел себя как работодатель: он платил каждой из них по шесть рублей в месяц и всех кормил; за евнуха состояла в гареме его собственная мать, суровая и молчаливая женщина, с непостижимыми для меня нравственными устоями, но при этом казавшаяся религиозной и тщательно следившая за соблюдением церковных обрядов".

Разве могла после таких «добродетелей» возникнуть классовая неприязнь? Но пока церковь справлялась со своей функцией - оболванивать народ, пока капитализм в России не уперся в потолок феодализма, пока к угнетению помещика не прибавились угнетение капиталиста и банкира, Российская Империя скрипела, но существовала. Сегодня, либеральные хаятели вменяют в вину Советской власти культивирование чиновничьего беспредела, хотя, во всем Союзе чиновников было гораздо меньше, чем в России. Они, наверное, забыли, откуда ведется родословная бюрократических кордонов. Барон Врангель сталкивался с данной проблемой лицом к лицу еще в XIX веке:"... со своей стороны правительство делало все, чтобы подавить любую инициативу. Людей энергичных и деятельных мне довелось встречать немало, но сделать этим людям ничего не удавалось. Любой их шаг требовал такой массы специальных разрешений, был связан с преодолением такого числа формальных препятствий, что, как правило, энергия оказывалась на исходе прежде, чем они добивались разрешения на настоящую деятельность. Еще труднее было создать кооперацию. Чтобы получить на это одобрение правительства, необходимы были средства и поддержка влиятельных людей “наверху".

Наш герой не обезличивал свои воспоминания, говоря размыто о классах и сословиях. В мемуарах Врангеля присутствуют совершенно разные люди, князья и графы, генералы и банкиры, не обошел своим вниманием писатель и русских самодержцев. Барон старался давать оценки лицам, основываясь на их деятельности, и тем результатам, которые отражались на его судьбе или судьбе России. При дворе он никогда не служил, возможно, поэтому его описания идут вразрез с принятыми сегодня в СМИ буржуазно-олигархическими канонами.


http://www.nerungri.edu.ru/muuo/web/3/img/prav/15.Jpg


Об Александре III:

"Даже в самых консервативных кругах характер правления Александра III и его правительство поколебали уверенность в разумности и необходимости самодержавия. Если уважение к самодержавию уже исчезло до революции (пусть в принципе многие все еще верили в него и продолжают верить), больше всех виноват в этом Александр III. До него власть Царя, несмотря на все ошибки, Царем совершаемые, была окружена ореолом.

... Крепостники от власти, поддерживающие автократию, осмелели и появились на подмостках сцены с видом победителей. Настало время “Святой дружины”, добровольных шпионов, охраны, чиновников-провокаторов. Гниение традиций, которые до тех пор поддерживали нравственный статус и человеческие ценности, началось. Наступила эпоха прославления личной наживы. Семена, давшие всходы четверть века спустя, были посеяны именно тогда.

...Несмотря на все это, потомки будут повторять, что Европа никогда так не боялась России, как при Александре III. Я добавлю к этому, что до него Европа никогда так не презирала Россию".


http://kk.convdocs.org/pars_docs/refs/82/81911/81911_html_m3b1911b.jpg


О "святом" сегодня и кровавом тогда Николае II:

"Царь Николай II царствовал, был Верховным главнокомандующим, но государством не правил, армией не командовал, быть Самодержцем не умел. Он был бесполезен, безволен и полностью погружен в себя. Он держался за трон, но удержать его не мог и стал пешкой в руках своей истеричной жены. Она правила государством, а ею правил Григорий Ефимович Распутин. Распутин внушал, Царица приказывала. Царь слушался. Достойные, но неугодные Распутину люди удалялись от Двора, устранялись от государственных дел. Министрами назначались ставленники Распутина. Случайные проходимцы, как саранча, внезапно появлялись и внезапно исчезали, оставляя за собой неизгладимые следы. Дурно управляемая страна беднела, роптала, приходила в уныние. В торжественно обещанные Царем реформы уже не верили, понимали ненадежность царского слова, видели, что то, что уже было отчасти Царем осуществлено, Царем же сводилось на нет".

Вот о таких самодержцах мечтают монархисты и националисты? Либо они шутят, либо вовсе не знают истории?! Спасибо барону Врангелю за характеристику, такие цари не нужны были России сто лет назад, не нужны они ей и сейчас. На очереди разоблачение еще одной либеральной легенды о развитии "русского" капитализма, об индустриальном "скачке" лапотной России, о тех богатствах, что пополняли нашу казну. Российские богатства действительно текли рекой, повествует Врангель, да вот только не к нам, а за границу.[/font]"В крае появились иностранцы, в большинстве случаев люди неопределенных занятий и положений, часто просто искатели приключений, но энергичные, подвижные. Они сновали повсюду, знакомились с владельцами земель, суля им в будущем неисчислимые выгоды, заключали с ними разные договоры — и куда-то исчезали. Но потом появились вновь уже в качестве представителей и агентов крупных иностранных капиталов. В Донецком бассейне, где залежи угля давно уже были открыты, но к разработке которых никто не приступал, стали закладывать шахты, в Бахмутском районе открыли богатейшие месторождения каменной соли, в Кривом Роге невероятные богатства железной руды, на Кавказе — нефть, марганец, медь — и дело закипело. Мы все свои невзгоды, как на политической, так и экономической почве, склонны объяснять коварством и происками других народов и, невзирая на уроки прошлого, не хотим понять, что эти невзгоды происходят исключительно от нашей собственной лени и неподвижности. Так было и в данном случае. Вся промышленная жизнь Юга возникла только благодаря иностранной предприимчивости, только благодаря иностранным капиталам, и, конечно, сливки со всех предприятий сняли не мы, а они. Только мукомольная и сахарная промышленность осталась в русских руках, и то не коренных, а евреев, за исключением Терещенко и Харитоненко, которые буквально из нищих стали владельцами капиталов, исчислявшихся в десятках миллионов рублей".

Россия в конце позапрошлого века оказалась в экономической оккупации, точь-в-точь, как и в конце прошлого. В 1917 году беспредел западных капиталистов прервала Великая Октябрьская Социалистическая революция. Что остановит разгул капитала на этот раз? Поживем -  увидим. Врангель вот дожил, чем мы хуже?

В заключение хочу заставить читателя еще раз посмотреться в зеркало, в зеркало русского общества конца XIX начала XX века.


"Теперь каждый был поглощен своими личными интересами, интересовался исключительно одним своим “я”. Людей уже ценили не за их качества, а поскольку они могли быть полезны. Урвать кусок тем или иным способом, найти хорошее место, сделать карьеру - все руководились только этим. Даже молодежь бывала в обществе не с целью просто повеселиться, потанцевать, поухаживать, а чтобы подцепить невесту с деньгами или связями, познакомиться с нужным человеком. Молодые женщины предпочитали обществу модные рестораны, театру - кафешантаны, концертам - цирк и балет. Общества больше не было, была шумная ярмарка, куда каждый для продажи нес свой товар. Общий уровень высшего света сильно понизился. Прежде читали, занимались музыкой, разговаривали и смеялись, иногда даже думали. Теперь интриговали, читали одни газеты, и то больше фельетоны, не разговаривали, а судачили, играли в винт и бридж и скучали, отбывая утомительную светскую повинность".


Если не найдете отличий от нынешнего общества, значит на дворе капитализм, тот самый, загнивающий, который большевики отправили посылкой на Запад, а он через сто лет вернулся в еще более непотребном состоянии. Капитализм для нашей страны, словно удавка на шее. При капиталистическом строе мы всегда будем оставаться лишь колонией Запада, будущее нашей страны за Советской властью и коммунизмом.

Оффлайн MALIK54

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 15139
Re: Царская Россия
« Ответ #49 : 05/01/14 , 12:47:29 »
....

Оффлайн Ashar1

  • Политсовет
  • *****
  • Сообщений: 8098
Re: Царская Россия
« Ответ #50 : 15/11/14 , 10:29:25 »
09:28 pm - О массовой практике изнасилования крепостных детей и женщин помещиками при царизме

Еще немного "старых добрых времен" и изысканного "хруста французской булки"...Пожалуйста, сообщите, если было.
Полный текст статьи http://womenation.org/pomeschiki-razvratniki/
Оригинал взят у mysea в «Многие помещики наши весьма изрядные развратники…» История женщин в России
Оригинал взят у friend_sinatra в «Многие помещики наши весьма изрядные развратники…» История женщин в РоссииО том, что в России существовало крепостное право, знают все. Но что оно представляло собой на самом деле — сегодня не знает почти никто
Весь строй крепостного хозяйства, вся система хозяйственных и бытовых взаимоотношений господ с крестьянами и дворовыми слугами были подчинены цели обеспечения помещика и его семьи средствами для комфортной и удобной жизни. Даже забота о нравственности своих рабов была продиктована со стороны дворянства стремлением оградить себя от любых неожиданностей, способных нарушить привычный распорядок. Российские душевладельцы могли искренне сожалеть о том, что крепостных нельзя совершенно лишить человеческих чувств и обратить в бездушные и безгласные рабочие машины.


Звериная травля не всегда была основной целью помещика, выезжавшего во главе своей дворни и приживальщиков в «отъезжее поле». Часто охота заканчивалась грабежом прохожих на дорогах, разорением крестьянских дворов или погромом усадеб неугодных соседей, насилием над их домашними, в том числе женами. П. Мельников-Печерский в своем очерке «Старые годы» приводит рассказ дворового о своей службе у одного князя:

«Верстах в двадцати от Заборья, там, за Ундольским бором, сельцо Крутихино есть. Было оно в те поры отставного капрала Солоницына: за увечьем и ранами был тот капрал от службы уволен и жил во своем Крутихине с молодой женой, а вывез он ее из Литвы, али из Польши… Князю Алексею Юрьичу Солоничиха приглянулась… Выехали однажды по лету мы на красного зверя в Ундольский бор, с десяток лисиц затравили, привал возле Крутихина сделали. Выложили перед князем Алексеем Юрьичем из тороков зверя травленого, стоим…

А князь Алексей Юрьич сидит, не смотрит на красного зверя, смотрит на сельцо Крутихино, да так, кажется, глазами и хочет съесть его. Что это за лисы, говорит, что это за красный зверь? Вот как бы кто мне затравил лисицу крутихинскую, тому человеку я и не знай бы что дал.

Гикнул я да в Крутихино. А там барынька на огороде в малинничке похаживает, ягодками забавляется. Схватил я красотку поперек живота, перекинул за седло да назад. Прискакал да князю Алексею Юрьичу к ногам лисичку и положил. „Потешайтесь, мол, ваше сиятельство, а мы от службы не прочь“. Глядим, скачет капрал; чуть-чуть на самого князя не наскакал… Подлинно вам доложить не могу, как дело было, а только капрала не стало, и литвяночка стала в Заборье во флигеле жить…»


Случаев, когда в наложницах у крупного помещика оказывалась насильно увезенная от мужа дворянская жена или дочь — в эпоху крепостного права было немало. Причину самой возможности такого положения дел точно объясняет в своих записках Е. Водовозова. По ее словам, в России главное и почти единственное значение имело богатство — «богатым все было можно».

Но очевидно, что если жены незначительных дворян подвергались грубому насилию со стороны более влиятельного соседа, то крестьянские девушки и женщины были совершенно беззащитны перед произволом помещиков. А.П. Заблоцкий-Десятовский, собиравший по поручению министра государственных имуществ подробные сведения о положении крепостных крестьян, отмечал в своем отчете:

«Вообще предосудительные связи помещиков со своими крестьянками вовсе не редкость. В каждой губернии, в каждом почти уезде укажут вам примеры… Сущность всех этих дел одинакова: разврат, соединенный с большим или меньшим насилием. Подробности чрезвычайно разнообразны. Иной помещик заставляет удовлетворять свои скотские побуждения просто силой власти, и не видя предела, доходит до неистовства, насилуя малолетних детей… другой приезжает в деревню временно повеселиться с приятелями, и предварительно поит крестьянок и потом заставляет удовлетворять и собственные скотские страсти, и своих приятелей».

Принцип, который оправдывал господское насилие над крепостными женщинами, звучал так:

«Должна идти, коли раба!»

Принуждение к разврату было столь распространено в помещичьих усадьбах, что некоторые исследователи были склонны выделять из прочих крестьянских обязанностей отдельную повинность — своеобразную «барщину для женщин».

Один мемуарист рассказывал про своего знакомого помещика, что у себя в имении он был «настоящим петухом, а вся женская половина — от млада и до стара — его курами. Пойдет, бывало, поздно вечером по селу, остановится против какой-нибудь избы, посмотрит в окно и легонько постучит в стекло пальцем — и сию же минуту красивейшая из семьи выходит к нему…»

В других имениях насилие носило систематически упорядоченный характер. После окончания работ в поле господский слуга, из доверенных, отправляется ко двору того или иного крестьянина, в зависимости от заведенной «очереди», и уводит девушку — дочь или сноху, к барину на ночь. Причем по дороге заходит в соседнюю избу и объявляет там хозяину:

«Завтра ступай пшеницу веять, а Арину (жену) посылай к барину»…

В.И. Семевский писал, что нередко все женское население какой-нибудь усадьбы насильно растлевалось для удовлетворения господской похоти. Некоторые помещики, не жившие у себя в имениях, а проводившие жизнь за границей или в столице, специально приезжали в свои владения только на короткое время для гнусных целей. В день приезда управляющий должен был предоставить помещику полный список всех подросших за время отсутствия господина крестьянских девушек, и тот забирал себе каждую из них на несколько дней:

«Когда список истощался, он уезжал в другие деревни, и вновь приезжал на следующий год».

Все это не было чем-то исключительным, из ряда вон выходящим, но, наоборот, носило характер обыденного явления, нисколько не осуждаемого в дворянской среде. А.И. Кошелев писал о своем соседе:

«Поселился в селе Смыкове молодой помещик С., страстный охотник до женского пола и особенно до свеженьких девушек. Он иначе не позволял свадьбы, как по личном фактическом испытании достоинств невесты. Родители одной девушки не согласились на это условие. Он приказал привести к себе и девушку и ее родителей; приковал последних к стене и при них изнасильничал их дочь. Об этом много говорили в уезде, но предводитель дворянства не вышел из своего олимпийского спокойствия, и дело сошло с рук преблагополучно».

Приходится признать, что двести лет дворянского ига в истории России по своим осуществленным разрушительным последствиям на характер и нравственность народа, на цельность народной культуры и традиции превосходят любую потенциальную угрозу, исходившую когда-либо от внешенего неприятеля. Государственная власть и помещики поступали и ощущали себя как завоеватели в покоренной стране, отданной им «на поток и разграбление». Любые попытки крестьян пожаловаться на невыносимые притеснения со стороны владельцев согласно законам Российской империи подлежали наказанию, как бунт, и с «бунтовщиками» поступали соответственно законным предписаниям.

Причем воззрение на крепостных крестьян как на бесправных рабов оказалось столь сильно укорененным в сознании господствующего класса и правительства, что любое насилие над ними, и сексуальное в том числе, в большинстве случаев юридически не считалось преступлением. Например, крестьяне помещицы Кошелевой неоднократно жаловались на управляющего имением, который не только отягощал их работами сверх всякой меры, но и разлучал с женами, «имея с ними блудное соитие». Ответа из государственных органов не было, и доведенные до отчаяния люди самостоятельно управляющего «прибили». И здесь представители власти отреагировали мгновенно! Несмотря на то, что после произведенного расследования обвинения в адрес управляющего в насилии над крестьянками подтвердились, он не понес никакого наказания и остался в прежней должности с полной свободой поступать по-прежнему. Но крестьяне, напавшие на него, защищая честь своих жен, были выпороты и заключены в смирительный дом.

Вообще управляющие, назначаемые помещиками в свои имения, оказывались не менее жестокими и развратными, чем законные владельцы. Не имея уже совершенно никаких формальных обязательств перед крестьянами и не испытывая необходимости заботиться о будущих отношениях, эти господа, также часто из числа дворян, только бедных или вовсе беспоместных, получали над крепостными неограниченную власть. Для характеристики их поведения в усадьбах можно привести отрывок из письма дворянки к своему брату, в имении которого и владычествовал такой управляющий, правда, в этом случае — из немцев.

«Драгоценнейший и всею душою и сердцем почитаемый братец мой!.. Многие помещики наши весьма изрядные развратники: кроме законных жен, имеют наложниц из крепостных, устраивают у себя грязные дебоши, частенько порют своих крестьян, но не злобствуют на них в такой мере, не до такой грязи развращают их жен и детей… Все ваши крестьяне совершенно разорены, изнурены, вконец замучены и искалечены не кем другим, как вашим управителем, немцем Карлом, прозванным у нас „Карлою“, который есть лютый зверь, мучитель… Сие нечистое животное растлил всех девок ваших деревень и требует к себе каждую смазливую невесту на первую ночь. Если же сие не понравится самой девке либо ее матери или жениху, и они осмелятся умолять его не трогать ее, то их всех, по заведенному порядку, наказывают плетью, а девке-невесте на неделю, а то и на две надевают на шею для помехи спанью рогатку. Рогатка замыкается, а ключ Карла прячет в свой карман. Мужику же, молодому мужу, выказавшему сопротивление тому, чтобы Карла растлил только что повенчанную с ним девку, обматывают вокруг шеи собачью цепь и укрепляют ее у ворот дома, того самого дома, в котором мы, единокровный и единоутробный братец мой, родились с вами…»

Впрочем, автор этого письма, хотя и отзывается нелицеприятно об образе жизни русских помещиков, все-таки склонна несколько возвышать их перед «нечистым животным Карлою». Изучение быта крепостной эпохи показывает, что это намерение вряд ли справедливо. В том циничном разврате, который демонстрировали по отношению к подневольным людям российские дворяне, с ними трудно было соперничать, и любому иноземцу оставалось только подражать «природным» господам.

Возможностей для заработка на растлении своих крепостных рабов у русских душевладельцев существовало немало, и они с успехом ими пользовались. Одни отпускали «девок» на оброк в города, прекрасно зная, что они будут там заниматься проституцией, и даже специально направляя их силой в дома терпимости. Другие поступали не так грубо и подчас с большей выгодой для себя. Француз Шарль Массон рассказывает в своих записках:

«У одной петербургской вдовы, госпожи Поздняковой, недалеко от столицы было имение с довольно большим количеством душ. Ежегодно по ее приказанию оттуда доставлялись самые красивые и стройные девочки, достигшие десяти—двенадцати лет. Они воспитывались у нее в доме под надзором особой гувернантки и обучались полезным и приятным искусствам. Их одновременно обучали и танцам, и музыке, и шитью, и вышиванью, и причесыванию и др., так что дом ее, всегда наполненный дюжиной молоденьких девушек, казался пансионом благовоспитанных девиц. В пятнадцать лет она их продавала: наиболее ловкие попадали горничными к дамам, наиболее красивые — к светским развратникам в качестве любовниц. И так как она брала до 500 рублей за штуку, то это давало ей определенный ежегодный доход».

Императорское правительство всегда чрезвычайно гостеприимно относилось к иностранцам, пожелавшим остаться в России. Им щедро раздавали высокие должности, жаловали громкие титулы, ордена и, конечно, русских крепостных крестьян. Иноземцы, оказавшись в таких благоприятных условиях, жили в свое удовольствие и благословляя русского императора. Барон Н.Е. Врангель, сам потомок выходцев из чужих земель, вспоминал о своем соседе по имению, графе Визануре, ведшим совершенно экзотический образ жизни. Его отец был индусом или афганцем и оказался в России в составе посольства своей страны в период правления Екатерины II. Здесь этот посол умер, а его сын по каким-то причинам задержался в Петербурге и был окружен благосклонным вниманием правительства. Его отдали на учебу в кадетский корпус, а по окончании наделили поместьями и возвели в графское достоинство Российской империи.

На российской земле новоявленный граф не собирался отказываться от обычаев своей родины, тем более что его к этому никто и не думал принуждать. Он не стал возводить у себя в имении большого усадебного дома, но вместо этого построил несколько небольших уютных домиков, все в разных стилях, по преимуществу восточных — турецком, индийском, китайском. В них он поселил насильно взятых из семей крестьянских девушек, наряженных сообразно стилю того дома, в котором они жили, — соответственно китаянками, индианками и турчанками. Устроив таким образом свой гарем, граф наслаждался жизнью, «путешествуя» — т. е. бывая поочередно то у одних, то у других наложниц. Врангель вспоминал, что это был немолодой, некрасивый, но любезный и превосходно воспитанный человек. Посещая своих русских невольниц, он также одевался, как правило, в наряд, соответствующий стилю дома — то китайским мандарином, то турецким пашой.

Но крепостные гаремы заводили у себя в имениях не только выходцы из азиатских стран — им было чему поучиться в этом смысле у русских помещиков, которые подходили к делу без лишней экзотики, практически. Гарем из крепостных «девок» в дворянской усадьбе XVIII–XIX столетий — это такая же неотъемлемая примета «благородного» быта, как псовая охота или клуб. Конечно, не всякий помещик имел гарем, и точно так же не все участвовали в травле зверя или садились когда-нибудь за карточный стол. Но не добродетельные исключения, к сожалению, определяли образ типичного представителя высшего сословия этой эпохи.

Из длинного ряда достоверных, «списанных с натуры» дворянских персонажей, которыми так богата русская литература, наиболее характерным будет именно Троекуров. Каждый русский помещик был Троекуровым, если позволяли возможности, или хотел быть, если средств для воплощения мечты оказывалось недостаточно. Примечательно, что в оригинальной авторской версии повести «Дубровский», непропущенной императорской цензурой и до сих пор малоизвестной, Пушкин писал о повадках своего Кириллы Петровича Троекурова:

«Редкая девушка из дворовых избегала сластолюбивых покушений пятидесятилетнего старика. Сверх того, в одном из флигелей его дома жили шестнадцать горничных… Окна во флигель были загорожены решеткой, двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирилла Петровича. Молодыя затворницы в положенные часы ходили в сад и прогуливались под надзором двух старух. От времени до времени Кирилла Петрович выдавал некоторых из них замуж, и новые поступали на их место…» (Семевский В.И. Крестьянский вопрос в XVIII и первой половине XIX в. Т. 2. СПб., 1888 г., с. 258.)

Большие и маленькие Троекуровы населяли дворянские усадьбы, кутили, насильничали и спешили удовлетворить любые свои прихоти, нимало не задумываясь о тех, чьи судьбы они ломали. Один из таких бесчисленных типов — рязанский помещик князь Гагарин, о котором сам предводитель дворянства в своем отчете отзывался, что образ жизни князя состоит «единственно в псовой охоте, с которою он, со своими приятелями, и день и ночь ездит по полям и по лесам и полагает все свое счастие и благополучие в оном». При этом крепостные крестьяне Гагарина были самыми бедными во всей округе, поскольку князь заставлял их работать на господской пашне все дни недели, включая праздники и даже Святую Пасху, но не переводя на месячину. Зато как из рога изобилия сыпались на крестьянские спины телесные наказания, и сам князь собственноручно раздавал удары плетью, кнутом, арапником или кулаком — чем попало.

Завел Гагарин и свой гарем:

«В его доме находятся две цыганки и семь девок; последних он растлил без их согласия, и живет с ними; первые обязаны были учить девок пляске и песням. При посещении гостей они составляют хор и забавляют присутствующих. Обходится с девками князь Гагарин так же жестоко, как и с другими, часто наказывает их арапником. Из ревности, чтобы они никого не видали, запирает их в особую комнату; раз отпорол одну девку за то, что она смотрела в окно».

Примечательно, что дворяне уезда, соседи-помещики Гагарина, отзывались о нем в высшей степени положительно. Как один заявлял, что князь не только что «в поступках, противных дворянской чести не замечен», но, более того, ведет жизнь и управляет имением «сообразно прочим благородным дворянам»! Последнее утверждение, в сущности, было абсолютно справедливо.

В отличие от причуд экзотического графа Визанура, гарем обычного помещика был лишен всякой театральности или костюмированности, поскольку предназначался, как правило, для удовлетворения совершенно определенных потребностей господина. Гагарин на общем фоне еще слишком «артистичен» — он обучает своих невольных наложниц пению и музыке с помощью нанятых цыганок. Совершенно иначе устроен быт другого владельца, Петра Алексеевича Кошкарова.

Это был пожилой, достаточно состоятельный помещик, лет семидесяти. Я. Неверов вспоминал:

«Быт женской прислуги в его доме имел чисто гаремное устройство… Если в какой-ибо семье дочь отличалась красивой наружностью, то ее брали в барский гарем».

Около 15 молодых девушек составляли женскую «опричнину» Кошкарова. Они прислуживали ему за столом, сопровождали в постель, дежурили ночью у изголовья. Дежурство это носило своеобразный характер: после ужина одна из девушек громко объявляла на весь дом, что «барину угодно почивать». Это было сигналом для того, чтобы все домашние расходились по своим комнатам, а гостиная превращалась в спальню Кошкарова. Туда вносили деревянную кровать для барина и тюфяки для его «одалисок», располагая их вокруг господской постели. Сам барин в это время творил вечернюю молитву. Девушка, чья очередь тогда приходилась, раздевала старика и укладывала в постель. Впрочем, то, что происходило дальше, было совершенно невинно, но объяснялось исключительно преклонным возрастом хозяина — дежурная садилась на стул рядом с господским изголовьем и должна была рассказывать сказки до тех пор, пока барин не уснет, самой же спать во всю ночь не разрешалось ни в коем случае! Утром она поднималась со своего места, растворяла запертые на ночь двери гостиной и возвещала, также на весь дом: «барин приказал ставни открывать»! После этого она удалялась спать, а заступившая ее место новая дежурная поднимала барина с кровати и одевала его.

При всем при том быт старого самодура все же не лишен некоторой доли извращенного эротизма. Неверов пишет:

«Раз в неделю Кошкаров отправлялся в баню, и его туда должны были сопровождать все обитательницы его гарема, и нередко те из них, которые еще не успели, по недавнему нахождению в этой среде, усвоить все ее взгляды, и в бане старались спрятаться из стыдливости, — возвращались оттуда битыми».

Побои доставались кошкаровским «опричницам» и просто так, особенно по утрам, во время между пробуждением и до чаепития с неизменной трубкой табаку, когда престарелый барин чаще всего бывал не в духе. Неверов подчеркивает, что наказывали в доме Кошкарова чаще всего именно девушек из ближней прислуги, а наказаний дворовых мужчин было значительно меньше:

«Особенно доставалось бедным девушкам. Если не было экзекуций розгами, то многие получали пощечины, и все утро раздавалась крупная брань, иногда без всякого повода».

Так развращенный помещик проводил дни своей бессильной старости. Но можно себе представить, какими оргиями были наполнены его молодые годы — и подобных ему господ, безраздельно распоряжавшихся судьбами и телами крепостных рабынь. Однако важнее всего, что происходило это в большинстве случаев не из природной испорченности, но было неизбежным следствием существования целой системы социальных отношений, освященной авторитетом государства и неумолимо развращавшей и рабов и самих рабовладельцев.

С детства будущий барин, наблюдая за образом жизни родителей, родственников и соседей, рос в атмосфере настолько извращенных отношений, что их порочность уже не осознавалась вполне их участниками. Анонимный автор записок из помещичьего быта вспоминал:

«После обеда полягутся все господа спать. Во все время, пока они спят, девочки стоят у кроватей и отмахивают мух зелеными ветками, стоя и не сходя с места… У мальчиков-детей: одна девочка веткой отмахивала мух, другая говорила сказки, третья гладила пятки. Удивительно, как было распространено это, — и сказки и пятки, — и передавалось из столетия в столетие!

Когда барчуки подросли, то им приставлялись только сказочницы. Сидит девочка на краю кровати и тянет: И-ва-н ца-ре-вич… И барчук лежит и выделывает с ней штуки… Наконец молодой барин засопел. Девочка перестала говорить и тихонько привстала. Барчук вскочит, да бац в лицо!.. „Ты думаешь, что я уснул?“ — Девочка, в слезах, опять затянет: И-ва-н ца-ре-вич…»


Другой автор, А. Панаева, оставила только краткую зарисовку всего нескольких типов «обычных» дворян и их повседневного быта, но и этого вполне достаточно, чтобы представить среду, в которой рос маленький барчук и которая формировала детскую личность таким образом, чтобы в старости превратить его в очередного кошкарова.


В упоминавшееся уже в предыдущей главе дворянское имение, для раздела имущества после умершего помещика, собрались близкие и дальние родственники. Приехал дядя мальчика. Это старый человек, имеющий значительный общественный вес и влияние. Он холостяк, но содержит многочисленный гарем; выстроил у себя в усадьбе двухэтажный каменный дом, куда и поместил крепостных девушек. С некоторыми из них он, не стесняясь, приехал на раздел, они сопровождают его днем и ночью. Да никому из окружающих и не приходит в голову стесняться данным обстоятельством, оно кажется всем естественным, нормальным. Правда, через несколько лет имение этого уважаемого человека правительство все же будет вынуждено взять в опеку, как сказано в официальном определении: «за безобразные поступки вопиюще-безнравственного характера»…

А вот младший брат развратника, он отец мальчика. Панаева говорит о нем, что он «добряк», и это, наверное, так. Его жена, мать мальчика, добропорядочная женщина, хорошая хозяйка. Она привезла с собой несколько дворовых «девок» для услуг. Но дня не проходило, чтобы она, на глазах у сына, не била и не щипала их за любую оплошность. Эта барыня хотела видеть своего ребенка гусарским офицером и, чтобы приучить его к необходимой выправке, каждое утро на четверть часа ставила его в специально устроенную деревянную форму, принуждавшую без движения стоять по стойке смирно. Тогда мальчик «от скуки развлекал себя тем, что плевал в лицо и кусал руки дворовой девушке, которая обязана была держать его за руки», — пишет Панаева, наблюдавшая эти сцены.

В целях выработки в мальчике командных навыков мамаша на лужайку сгоняла крестьянских детей, а барчук длинным прутом немилосердно бил тех, кто плохо перед ним маршировал. Насколько обычной была описанная картина, подтверждает множество свидетельств очевидцев и даже невольных участников. Крепостной человек Ф. Бобков вспоминал о развлечении господ, когда они приезжали в усадьбу:

«Помню, как барыня, сидя на подоконнике, курила трубку и смеялась, глядя на игру сына, который сделал из нас лошадок и подгонял хлыстом…».

Эта достаточно «невинная» на первый взгляд барская забава в действительности несла в себе важное значение прививки дворянскому ребенку определенных социальных навыков, стереотипов поведения по отношению к окружающим рабам. Можно сказать, что эта «игра» в лошадок и чудливые, но неизменно уродливые или трагикомические формы. Будущее этого гнезда, целой дворянской фамилии, предстоит продолжать внебрачным детям. Но их психика в немалой степени травмирована осознанием своей социальной неполноценности. Даже получая со временем все права «благородного российского дворянства», они не могут забыть тяжелых впечатлений, перенесенных в детские годы.

Нравственное одичание русских помещиков доходило до крайней степени. В усадебном доме среди дворовых людей, ничем не отличаясь от слуг, жили внебрачные дети хозяина или его гостей и родственников, оставивших после своего посещения такую «память». Дворяне не находили ничего странного в том, что их собственные, хотя и незаконнорожденные, племянники и племянницы, двоюродные братья и сестры находятся на положении рабов, выполняют самую черную работу, подвергаются жестоким наказаниям, а при случае их и продавали на сторону.

Е. Водовозова описала, как в доме ее матери жила такая дворовая женщина — «она была плодом любви одного нашего родственника и красавицы-коровницы на нашем скотном дворе». Положение Минодоры, как ее звали, пока был жив отец мемуаристки, страстный любитель домашнего театра, было довольно сносным. Она воспитывалась с дочерьми хозяина, даже могла немного читать и говорить по-французски и принимала участие в домашних спектаклях. Мать Водовозовой, взявшая на себя управление имением после смерти мужа, завела совершенно иные порядки. Перемены тяжело отразились на судьбе Минодоры. Как на беду, девушка и хрупким сложением и изысканными манерами напоминала скорее благородную барышню, чем обычную дворовую «девку». Водовозова писала об этом:

«То, что у нас ценили в ней прежде — ее прекрасные манеры и элегантность, необходимые для актрисы и для горничной в хорошем доме, — было теперь, по мнению матушки, нам не ко двору. Прежде Минодора никогда не делала никакой грязной работы, теперь ей приходилось все делать, и ее хрупкий, болезненный организм был для этого помехою: побежит через двор кого-нибудь позвать — кашель одолеет, принесет дров печку истопить — руки себе занозит, и они у нее распухнут. У матушки это все более вызывало пренебрежение к ней: она все с большим раздражением смотрела на элегантную Минодору. К тому же нужно заметить, что матушка вообще недолюбливала тонких, хрупких, бледнолицых созданий и предпочитала им краснощеких, здоровых и крепких женщин… В этой резкой перемене матушки к необыкновенно кроткой Минодоре, ничем не провинившейся перед нею, наверно, немалую роль играла вся ее внешность „воздушного созданья“. И вот положение Минодоры в нашем доме становилось все более неприглядным: страх… и вечные простуды ухудшали ее слабое здоровье: она все сильнее кашляла, худела и бледнела. Выбегая на улицу по поручениям и в дождь и в холод, она опасалась накинуть даже платок, чтобы не подвергнуться попрекам за „барство“».

Наконец барыня, видя, что извлечь практическую пользу от такой слишком утонченной рабы не удастся, успокоилась на том, что продала свою крепостную родственницу вместе с ее мужем знакомым помещикам.

Если добропорядочная вдова, заботливая мать для своих дочерей, могла поступать так цинично и жестоко, то о нравах помещиков более решительных и отчаянных дает представление описание жизни в усадьбе генерала Льва Измайлова.

Информация о несчастном положении генеральской дворни сохранилась благодаря документам уголовного расследования, начатого в имении Измайлова после того, как стали известны происходившие там случаи несколько необыкновенного даже для того времени насилия и разврата.

Измайлов устраивал колоссальные попойки для дворян всей округи, на которые свозили для развлечения гостей принадлежащих ему крестьянских девушек и женщин. Генеральские слуги объезжали деревни и насильно забирали женщин прямо из домов. Однажды, затеяв такое «игрище» в своем сельце Жмурове, Измайлову показалось, что «девок» свезено недостаточно, и он отправил подводы за пополнением в соседнюю деревню. Но тамошние крестьяне неожиданно оказали сопротивление — своих баб не выдали и, кроме того, в темноте избили Измайловского «опричника» — Гуська.


Взбешенный генерал, не откладывая мести до утра, ночью во главе своей дворни и приживалов налетел на мятежную деревню. Раскидав по бревнам крестьянские избы и устроив пожар, помещик отправился на дальний покос, где ночевала большая часть населения деревни. Там ничего не подозревающих людей повязали и пересекли.

Встречая гостей у себя в усадьбе, генерал, по-своему понимая обязанности гостеприимного хозяина, непременно каждому на ночь предоставлял дворовую девушку для «прихотливых связей», как деликатно сказано в материалах следствия. Наиболее значительным посетителям генеральского дома по приказу помещика отдавались на растление совсем молодые девочки двенадцати-тринадцати лет.

В главной резиденции Измайлова, селе Хитровщине, рядом с усадебным домом располагалось два флигеля. В одном из них размещалась вотчинная канцелярия и арестантская, в другом — помещичий гарем. Комнаты в этом здании имели выход на улицу только через помещения, занимаемые собственно помещиком. На окнах стояли железные решетки.

Число наложниц Измайлова было постоянным и по его капризу всегда равнялось тридцати, хотя сам состав постоянно обновлялся. В гарем набирались нередко девочки 10–12 лет и некоторое время подрастали на глазах господина. Впоследствии участь их всех была более или менее одинакова — Любовь Каменская стала наложницей в 13 лет, Акулина Горохова в 14, Авдотья Чернышова на 16-м году.

Одна из затворниц генерала, Афросинья Хомякова, взятая в господский дом тринадцати лет от роду, рассказывала, как двое лакеев среди белого дня забрали ее из комнат, где она прислуживала дочерям Измайлова, и притащили едва не волоком к генералу, зажав рот и избивая по дороге, чтобы не сопротивлялась. С этого времени девушка была наложницей Измайлова несколько лет. Но когда она посмела просить разрешения повидаться с родственниками, за такую «дерзость» ее наказали пятидесятью ударами плети.

Содержание обитательниц генеральского гарема было чрезвычайно строгим. Для прогулки им предоставлялась возможность только ненадолго и под бдительным присмотром выходить в сад, примыкавший к флигелю, никогда не покидая его территории. Если случалось сопровождать своего господина в поездках, то девушек перевозили в наглухо закрытых фургонах. Они не имели права видеться даже с родителями, и всем вообще крестьянам и дворовым было строжайше запрещено проходить поблизости от здания гарема. Тех, кто не только что смел пройти под окнами невольниц, но и просто поклониться им издали — жестоко наказывали.

Быт генеральской усадьбы не просто строг и нравственно испорчен — он вызывающе, воинствующе развратен. Помещик пользуется физической доступностью подневольных женщин, но в первую очередь пытается растлить их внутренне, растоптать и разрушить духовные барьеры, и делает это с демоническим упорством. Беря в свой гарем двух крестьянок — родных сестер, Измайлов принуждает их вместе, на глазах друг у друга «переносить свой позор». А наказывает он своих наложниц не за действительные проступки, даже не за сопротивление его домогательствам, а за попытки противостоять духовному насилию. Авдотью Коноплеву он собственноручно избивает за «нежелание идти к столу барскому, когда барин говорил тут непристойные речи». Ольга Шелупенкова также была таскана за волосы за то, что не хотела слушать барские «неблагопристойные речи». А Марья Хомякова была высечена плетьми потому только, что «покраснела от срамных слов барина»…

Измайлов подвергал своих наложниц и более серьезным наказаниям. Их жестоко пороли кнутом, одевали на шею рогатку, ссылали на тяжелые работы и проч.

Нимфодору Хорошевскую, или, как Измайлов звал ее, Нимфу, он растлил, когда ей было менее 14 лет. Причем разгневавшись за что-то, он подверг девушку целому ряду жестоких наказаний:

«сначала высекли ее плетью, потом арапником и в продолжение двух дней семь раз ее секли. После этих наказаний три месяца находилась она по прежнему в запертом гареме усадьбы, и во все это время была наложницей барина…»

Наконец, ей обрили половину головы и сослали на поташный завод, где она провела в каторжной работе семь лет.

Но следователями было выяснено совершенно шокировавшее их обстоятельство, что родилась Нимфодора в то время, как ее мать сама была наложницей и содержалась взаперти в генеральском гареме. Таким образом, эта несчастная девушка оказывается еще и побочной дочерью Измайлова! А ее брат, также незаконнорожденный сын генерала, Лев Хорошевский — служил в «казачках» в господской дворне.

Сколько в действительности у Измайлова было детей, так и не установлено. Одни из них сразу после рождения терялись среди безликой дворни. В других случаях беременную от помещика женщину отдавали замуж за какого-нибудь крестьянина.
http://womenation.org/pomeschiki-razvratniki/
P/S
Знают и вспоминают ли об этом любители царского чёрно - блакитно - жёлтого штандарта с двуглавым птицеуродом?

Оффлайн Админ

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 9556
Re: Царская Россия
« Ответ #51 : 16/04/15 , 10:32:34 »
Царизм, Империя
Уровень жизни в царской России :: Трудовой вопрос (в т.ч. по женщинам и детям)


Итак, сегодня я выкладываю материал, который уже давно у меня лежал. Он касается трудового вопроса, т.е. положения рабочего в Российской империи. Особое место здесь уделяется также женскому и детскому труду. Будете читать - обязательно обратите на это внимание.
 
Есть много интересных и показательных сравнений, так что сами все увидите.
 
Да, и не спешите критиковать автора. Он, написал все это в памятном 1912 году!
 
Так что, читайте и делайте выводы...
 
Нижеприведенная таблица позволяет наглядно видеть, как распределяются мужской, женский и детский труд по некоторым производствам. Таблица эта относится к 1900 году и охватывает собой более полутора миллиона рабочих, из которых 80 тыс. работало на стороне:
 
Из каждой тысячи рабочих:
 
1. Обработка металлов: мужчин – 972, женщин – 28, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 11 детей.
 
2. Обработка питательных веществ: мужчин – 904, женщин – 96, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 14 детей.
 
3. Обработка дерева: мужчин – 898, женщин – 102, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 12 детей.
 
4. Обработка минеральных веществ (особенно стеклянное производство): мужчин – 873, женщин – 127, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 63 ребят.
 
5. Обработка животных продуктов: мужчин – 839, женщин – 161, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 17 детей.
 
6. Обработка химических веществ: мужчин – 804, женщин – 196, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 2 детей.
 
7. Обработка бумаги: мужчин – 743, женщин – 257, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 58 детей.
 
8. Обработка волокнистых веществ: мужчин – 554, женщин – 446, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 27 детей.
 
9. Нефтеперерабатывающие заводы: мужчин – 995, женщин – 5, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 4 детей.
 
10. Винокуренные: мужчин – 986, женщин – 14, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 4 детей.
 
11. Фруктовые, виноградные, водочные: мужчин – 937, женщин – 63, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 40 детей.
 
12. Пивоваренные: мужчин – 914, женщин – 86, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 15 детей.
 
13. Свеклосахарные: мужчин – 876, женщин – 124, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 17 детей.
 
14. Водочные: мужчин – 570, женщин – 430, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 23 детей.
 
15. Спичечные фабрики: мужчин – 518, женщин – 482, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 141 ребенок.
 
16. Табачные: мужчин – 322, женщин – 678, в т.ч. малолетних обоего пола (12-15 л.) – 69 детей.
 
В этой категории производств больше всего в ходу труд малолетних на спичечных и табачных фабриках.
 
«Вряд ли нужно доказывать, что собственники промышленных предприятий всячески стараются, где только можно, заменить мужской труд женским и детским, как более дешевым, и всякие экономические бедствия, обрушивающиеся на страну, несомненно, увеличивают предложение женского и детского труда, а значит ведут и к падению заработной платы. Тому же явлению способствует и политика, чрезмерно благосклонная к собственникам. С каждым годом женский и детский труд находят себе все большее и большее применение, что иначе и быть не может при той поддержке, какую находят в правительстве собственники заводов и фабрик. Это нарастание женского труда и детского, и все большая и большая замена ими труда мужского, видна из следующей таблицы:
 
Из каждой 1000 рабочих было:
 
Женщин:
На табачных фабриках: в 1895г. – 647 чел., в 1904г. – 678 чел.
На спичечных фабриках: в 1895г. – 451 чел., в 1904г. – 482 чел.
На пивоваренных заводах: в 1895г. – 24 чел., в 1904г. – 86 чел.
 
Детей:
На табачных фабриках: в 1895г. – 91 чел., в 1904г. – 69 чел.
На спичечных фабриках: в 1895г. – 105 чел., в 1904г. – 141 чел.
На пивоваренных заводах: в 1895г. – 4 чел., в 1904г. – 14 чел.
 
Из этого видно, что применение женского труда возросло во всех трех производствах, указанных выше, а труд детей – на спичечных фабриках и пивоваренных заводах. Интересно, что даже среди малолетних, девочки по немногу вытесняют мальчиков, т.к. и здесь их труд оплачивается дешевле, чем труд этих последних. Например, в 1895г. на спичечных фабриках на каждую тысячу малолетних рабочих приходилось 426 девочек и 574 мальчика, а в 1904г. уже 449 девочек и 551 мальчик. Еще больше возросло число работниц-девочек на табачных фабриках за этот же промежуток времени (с 511 до 648 в каждой тысяче). Появились работницы-девочки и на сахарных заводах, где их раньше вовсе не было (с 0 до 26 на каждую тысячу). Цифры эти говорят сами за себя»
 
А теперь давайте оценим, как же в Российской империи оплачивался труд рабочего вообще и детский труд в частности. Возьмем обычного чернорабочего. По данным Вашингтонского бюро труда 1904 г., средний заработок чернорабочего в месяц равнялся:
 
В Соединенных Штатах – 71руб. (при 56 рабочих часах в неделю);
В Англии – 41руб. (при 52,5 рабочих часах в неделю);
В Германии – 31руб. (при 56 рабочих часах в неделю);
Во Франции – 43 руб. (при 60 рабочих часах в неделю);
В России – от 10 руб. до 25 руб. (при 60-65 рабочих часах в неделю).
 
Еще яснее видна громадная разница в размере средней заработной платы в России и за границей из следующей таблицы д-ра Е.Дементьева, который сопоставляет в ней средние месячные заработки в Московской губернии, в Англии и в Америке в рублях (для всех без исключения производств):
 
a) Московская губ.: мужч. – 14,16 руб., женщ. – 10,35 руб., подросток – 7,27 руб., малолетка – 5,08 руб.
 
б) Англия: мужч. – 21,12 руб., женщ. – 18,59 руб., подросток – 13,32 руб., малолетка – 4,33 руб.
 
б) Массачузетс: мужч. – 65,46 руб., женщ. – 33,62 руб., подросток – 28,15 руб., малолетка – 21,04 руб.
 
Сведения эти относятся к 80-м годам, но от этого их сравнительное значение не уменьшается, т.к. заработная плата повысилась, и в Англии, и в Америке, и в России с 1880 по 1912 гг., к тому же в пропорции, еще менее благоприятной для русского рабочего. Как известно, под давлением экономических и иных неурядиц, заставляющих население работать и за скудное вознаграждение, заработная плата русских рабочих, лишенных почти всякой возможности бороться мирными средствами за ее повышение, проявляет относительно малую склонность к повышению. Цены же на рабочие руки в Англии и Америке растут из года в год. Таким образом, и без того значительная разница в заработке, отмеченная Е. Дементьевым, в настоящее время стала еще значительнее.
 
«Заработная плата, констатировал в свое время Е. Дементьев, как по отдельным производствам, так и в средних величинах для всех, без различия, производств, в Англии, а в особенности в Америке, превосходит русскую вдвое, втрое, даже впятеро». Месячная выработка каждого рабочего без различия пола и возраста, в среднем, выше чем у нас: в Англии – в 2,25 раза, в Америке же в 4,8 раза. Выражая ее в рублях находим:
 
Месячный заработок в:
Московской губ. – 11 руб. 89 коп.
Англии – 26 руб. 64 коп.,
Массачузетс – 56 руб. 97 коп.
 
В Англии мужчины получают в 2,8 раза больше, чем у нас, женщины в 1,1 раза, подростки – в 1,2 раза. В Массачузетсе мужчины получают в 4 раза больше, чем у нас, женщины в 2,5 раза, подростки – в 3,2 раза.
 
Новейшие данные дают следующую сравнительную таблицу средних заработков для рабочих трех категорий механического производства, если принять за 100 заработную плату английских рабочих:
 
Слесаря и токаря:
Англия – 100, Германия – 90,6, Бельгия – 67,3, С-Петербург – 61,5
Чернорабочего:
Англия – 100, Германия – 100, Бельгия – 73,0, С-Петербург – 50,2
Средний бюджет рабочей семьи у нас и за границей (в рублях):
Англия – 936 грн.;
Соединенные Штаты – 1300 грн.;
Германия – 707 грн.;
Европейская Россия – 350 грн.;
С.-Петербург – 440 грн.
(продолжение следует...)
 
Источник - Н.А. Рубакин «Россия в цифрах» (С-Петербург, издание 1912 года)
 
Но сравнение заработной платы по ее абсолютным размерам еще мало говорит о положении русского рабочего. Для большей ясности картины необходимо сравнить заработную плату и ее изменения, с течением времени, с ценами на главные предметы потребления и с колебаниями этих цен.
 
Фабричными инспекторами собраны данные, охватывающие около 1.200.000 рабочих. По этим данным годовой заработок рабочих изменялся за 1900-1909 г.г. следующим образом:
 
1900 г. – 194 руб.;
1901 г. – 202,9 руб.;
1902 г. – 202,4 руб.;
1903 г. – 217 руб.;
1904 г. – 213,9 руб.;
1905 г. – 205,5 руб.;
1906 г. – 231,68 руб.;
1907 г. – 241,4 руб.;
1908 г. – 244,7 руб.;
1909 г. – 238,6 руб.
 
Заработная плата за 1990-1909 гг. выросла на 23%. Как будто бы выходит, что положение изменилось за это время для рабочих в значительно лучшую сторону. Но это не совсем так.
 
Обратим внимание, прежде всего, на те группы товаров, в которые входят предметы продовольствия. В таком случае оказывается, что:
 
- хлебные продукты возросли за 1900-1909 гг. на 36,1%;
- животные продукты возросли за 1900-1909 гг. на 30%;
- масличные продукты возросли за 1900-1909 гг. на 21,2%.
 
За эти же годы группа бакалейных товаров возросла на 1,5%, а прядильных (предметы одежды) – на 11,3%.
 
Вышеприведенные данные показывают возрастание цен ОПТОВЫХ! Розничные цены выросли еще больше!
 
Для сравнения:
 
- в Англии розничные (!) цены на 23 съестных продукта за 1900-1908 гг. возросли на
8,4%;
- в С.-Штатах оптовые цены на съестные припасы за 1900-1908 гг. возросли на 19%;
- в Германии цены возросли за 1900-1908 гг. на 11%.
 
(Финн-Енотаевский, Цит. Соч. стр. 380-381)
 
Вышеприведенная таблица по зарплате русских рабочих 1900-1909 г.г. констатирует один очень интересный факт. Дело в том, что повышение расценок заработной платы происходило главным образом в 1905-1907 гг. Таблица показывает, что годовая заработная плата в 1905 году ниже, чем в 1904 г. и 1903 г. Почему так? Объясняется это тем, что именно в 1905 г. вследствие одних только стачек рабочими было потеряно 23 млн. 600 тыс. рабочих дней.
 
Кроме того, вследствие закрытия многих фабрик, происходили массовые увольнения рабочих. Действовал также и общий промышленный кризис.
 
В 1906 г. число стачек сократилось, но рабочие все же потеряли и в этом году 5 млн. 500 тыс. рабочих дней. В 1907 г. было потеряно дней еще меньше, - всего лишь 2 млн. 400 тыс. Благодаря этому, в 1906-1907 гг. средний годовой заработок показывает повышение. Но в эти 2 года уже пошли сильно в ход локауты, и за забастовочные дни уже не платили, особенно в 1907 г. Кроме того, со второй половины 1907 г. начался поворот, и чаша весов склонилась на сторону предпринимателей. Результат был тот, что в то время, как заработная плата за 1904-1907 гг. возросла на 12,9%, все товары возросли на 18,7%, хлебные продукты – на 37,2%, животные на 21,9%, прядильные на 9,2%, а только бакалейные сократились на 1,4%...
 
На самый ужас пролетарского существования особенно ярко иллюстрируется той безработицей, при которой человек работоспособный, бодрый, крепкий и сильный, оказывается и чувствует себя ненужным никому и ничему и словно теряет свое право на существование, превращается, помимо его собственной воли и желания, в непроизводительного дармоеда.
 
Вряд ли нужно доказывать, да и вряд ли можно доказать общими цифрами, что где-то тут же, около нас, каждый день, каждую секунду многие тысячи, если не сотни тысяч людей находятся в таком «безработном состоянии», и каждый кризис, общий или частный, увеличивает их число, иной раз, до громадных размеров.
 
Такие кризисы были, например, в 1900-1902 гг, в 1903 г. они несколько сгладились, в 1904 г. обострились снова. Рядом с кризисами надо поставить локауты, закрытие фабрик, поголовные увольнения, о размерах которых можно судить, например, по тому, что в 1905 г. в одних только столицах было уволено и переведено в состояние безработных и ненужных более 170 тыс. человек. Особенно увеличилась безработица в 1906 г. после московского восстания, когда во всех больших городах безработных насчитывалось десятками тысяч:
 
- в Одессе – 12 тыс. 375 чел;
- в Лодзи – 18 тыс. чел.;
- в Туле – 10 тыс. чел.;
- в Полтаве – 1 тыс. чел.;
- в Ростове на Дону – 5 тыс. чел.;
- в Москве на одном Хитровом рынке – 10 тыс. чел.;
- в Петербурге – 55 тыс. чел.
 
В 1907-1911 гг. число их было не меньше, а даже больше во многих местах. В настоящее время, при наплыве обезземеленных и голодающих крестьян в города, число безработных неизмеримо больше. Наиболее яркое свое выражение безработица находит, несомненно, в статистике самоубийств среди рабочего населения. Так, например, в одном только Петербурге в 1904 г. Городская Управа констатировала 115 случаев самоубийств от безработицы, в 1905 г. – 94, в 1906 г. – 190, в 1907 г. – 310.
 
С 1907 г. по 1911 г. эта цифра, с небольшими колебаниями, все шла и идет в гору, как бы доказывая, что настоящему пролетарию, отбившемуся от земли, нет другого выхода при современном укладе жизни, кроме могилы…
 
Источник - Н.А. Рубакин «Россия в цифрах» (С-Петербург, издание 1912 года)

Оффлайн краснопузый

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 188

Оффлайн Админ

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 9556
Re: Царская Россия
« Ответ #53 : 05/09/15 , 12:31:21 »
КАКОЙ БЫЛА РОССИЯ ПРИ ЦАРИЗМЕ?

Соха была главным орудием производства. Каждый третий крестьянин не имел лошади. Хлеба крестьянам хватало обычно лишь до весны. Нищета,помещичья и кулацкая кабала царили в деревне. Народ был нищ и неграмотен. Лишь каждый четвёртый человек умел читать и писать. В Средней Азии- лишь каждый семнадцатый. Рабочий день на фабриках был равен 10-12 часам, а то и больше. Батраки у кулаков и помещиков работали от восхода и до захода солнца. На Донбассе хозяйничали французские и бельгийские капиталисты. Бакинская нефть принадлежала англичанам. Многие заводы и фабрики принадлежали французским, английским и немецким капиталистам. Тяжёлая промышленность была развита слабо, и потому страна зависела от иностранного капитала.

https://pp.vk.me/c627923/v627923903/fcbf/kTBzpqwaCsY.jpg*
P/S
"Россия, которую мы потеряли...", и которой режиссёры говорухины - михалковы и художники глазуновы хотели бы нас осчастливить снова под двухголовым мутантом и под власовским бесиком...

Оффлайн Админ

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 9556
Re: Царская Россия
« Ответ #54 : 18/09/15 , 11:17:25 »
Краткая заметка о бедственном положении населения дореволюционной России

В самом начале 20 в. в Российской империи было чуть больше 20% грамотных. Необходимо понимать, что грамотными при исследовании населения считались лица, умеющие читать и писать или только читать. Спустя почти 20 лет, ближе к 1917 г., процент грамотных вырос не слишком значительно – число грамотных колеблется по разным оценкам около 30%. Вдумайтесь в эту цифру – на момент Февральской и Октябрьской революций в России даже среди 30% считавшихся грамотными далеко не все умели писать, а около 70% населения не умели ни читать, ни писать. Это страшный, непроглядный мрак. Условно говоря, если бы сейчас вернули Россию 1917 года, то 70% населения не смогло бы пользоваться ВКонтакте – потому что эти 70% населения страны не смогли бы ничего ни прочитать, ни написать (разве что только смайликами и картинками).

Средняя продолжительность жизни в конце 19 и начале 20 вв. в России не превышала 31 года. Обычно это «оправдывают» чудовищной детской смертностью – действительно, детская смертность в дореволюционной России граничила с безумием и может лишь свидетельствовать о царившем социальном аде, о котором мы теперь привыкли слышать только в отношении некоторых регионов Африки.

Но не всегда говорят о том, что продолжительность жизни существенной части взрослого населения ограничивалась средним возрастом, это видно, например, по цифрам смертности в С.-Петербургской губернии второй половины 19 в. (больше всего умирало детей до 1 года и взрослых от 25 до 35 лет). Об этом же прямо указывается и в соответствующих исследованиях: высокая смертность «не только в детских возрастах, но и в остальных» (Статистический материал по вопросу о высокой смертности в России, 1906, с. 13-14); смертность «высока в юношеском и рабочем возрасте» (Новосельский С.А. Смертность и продолжительность жизни в России, 1916, с. 179).

Невольно вспоминается социальная катастрофа неблагополучной Африки и когда читаешь слова крупнейшего отечественного исследователя в области демографической и санитарной статистики С.А. Новосельского: «Русская смертность в общем типична для ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИХ и ОТСТАЛЫХ в санитарном, культурном и экономическом отношениях стран…» (там же, с. 179).

Об этом же ярко свидетельствуют чудовищные цифры смертности в России от оспы, кори, скарлатины, коклюша, дифтерии, тифов в 1912 г.

Естественно, что такой катастрофический уровень жизни сопровождался и соответствующей бедностью основной массы населения дореволюционной России, что прекрасно видно, например, по уровню ВВП на душу населения, «Евр. Россия, сравнительно с другими странами, — страна полунищенская. Если 63 рубля представляют сумму, приходящуюся круглым счетом на 1 жителя, это значит, что у многих миллионов русских людей не выходит в год и этой суммы. Если мы вспомним, сколь значительная часть народного дохода поступает ежегодно в пользу казны, сколько поглощается духовенством и другими общественными группами, не участвующими в производстве материальных ценностей, то не можем не придти к выводу, что на долю главнейших создателей народного дохода приходится еще меньшая доля его» (Рубакин Н.А. Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы, 1912, С. 207).

https://pp.vk.me/c628622/v628622020/1af82/Lg3qoLYqgEI.jpg*

https://pp.vk.me/c628622/v628622020/1af9a/fLKDOwTeirs.jpg
*
https://pp.vk.me/c628622/v628622020/1af72/WanTJCBUCM0.jpg*

https://pp.vk.me/c628622/v628622020/1af7a/PlODcuQ5fz0.jpg
*
https://pp.vk.me/c628622/v628622020/1af92/rD0oLlsODAQ.jpg*

Оффлайн Ashar1

  • Политсовет
  • *****
  • Сообщений: 8098
Re: Царская Россия
« Ответ #55 : 12/11/15 , 20:58:25 »
Свадебное видео 100-летней давности. Очень интересно и поучительно. Никто не пьёт спиртное.

Оффлайн Админ

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 9556
Re: Царская Россия
« Ответ #56 : 01/12/15 , 12:30:21 »
     "Экономическая мощь" Российской Империи к 1914 году     

Раздаются множественные возгласы о том, что Российская Империя до Октября была мощным развивающимся государством с невиданными темпами развития. Насколько эти утверждения корректны, давайте посмотрим.



Что же представляла собой Россия в 1914 г., накануне Первой Мировой войны, резко изменившей вектор ее развития? По большинству объективных показателей она занимала в Европе не совсем почетное место рядом с тогдашней Испанией или чуть впереди нее.Судите сами, к 1914 г. 86% населения страны проживало в сельской местности, сельское хозяйство производило 58% продукции народного хозяйства, т.е., вопреки распространяемому Говорухиным мифу о продовольственном изобилии в царской России, один крестьянин с трудом кормил себя и плюс еще 0,2 горожанина. В этой ситуации экспорт сельхозпродукции производился по циничному принципу, сформулированному еще в начале 90-х годов XIX в. министром финансов Вышеградским: "Не доедим, но вывезем". (о показателях российского с/х в 1913-м будет показано ниже)

О том, чем оборачивался вывоз хлеба для российского крестьянства, писал в 1880 году известный агроном и публицист Александр Николаевич Энгельгардт:

____«Когда в прошедшем году все ликовали, радовались, что за границей неурожай, что требование на хлеб большое, что цены растут, что вывоз увеличивается, одни мужики не радовались, косо смотрели и на отправку хлеба к немцам, и на то, что массы лучшего хлеба пережигаются на вино. Мужики всё надеялись, что запретят вывоз хлеба к немцам, запретят пережигать хлеб на вино. “Что ж это за порядки, — толковали в народе, — всё крестьянство покупает хлеб, а хлеб везут мимо нас к немцу. Цена хлебу дорогая, не подступиться, что ни на есть лучший хлеб пережигается на вино, а от вина-то всякое зло идёт.

[...]

Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не станут есть всякую дрянь. Лучшую, чистую рожь мы пережигаем на вино, а самую что ни на есть плохую рожь, с пухом, костерем, сивцом и всяким отбоем, получаемым при очистке ржи для винокурен — вот это ест уж мужик. Но мало того, что мужик ест самый худший хлеб, он еще недоедает. Если довольно хлеба в деревнях — едят по три раза; стало в хлебе умаление, хлебы коротки — едят по два раза, налегают больше на яровину, картофель, конопляную жмаку в хлеб прибавляют. Конечно, желудок набит, но от плохой пищи народ худеет, болеет, ребята растут туже, совершенно подобно тому, как бывает с дурносодержимым скотом...»

____Имеют ли дети русского земледельца такую пищу, какая им нужна? Нет, нет и нет. Дети питаются хуже, чем телята у хозяина, имеющего хороший скот.»
Ни в одной развитой капиталистической стране мира в тот период пропасть между распределением доходов различных слоев населения не была так глубока, как в России. 17% населения, относящихся к эксплуататорским классам города и деревни, имели совокупный доход, равный доходу остальных 83% жителей страны. В селе 30 тыс. помещиков имели столько же земли, сколько 10 млн. крестьянских семей.

Россия в 1901-1914 гг. была ареной вложения иностранных капиталов, а ее внутренний рынок - объектом дележа среди международных финансовых монополий. В результате к началу Первой Мировой войны в руках иностранного капитала находились такие основные отрасли промышленности, как: металлургическая, угольная, нефтяная, электроэнергетика.

Россия была связана с Западом цепью кабальных займов. Иностранный финансовый капитал практически полностью контролировал ее банковскую систему. В основном капитале 18-ти крупнейших банков России - 43% составляли капиталы французских, английских и бельгийских банков. Внешний долг России вырос за 20 лет к 1914 г. в 2 раза и составил 4 млрд. руб. или половину госбюджета. За предшествовавшие Первой Мировой войне 33 года из России ушло за границу в виде процентов по займам и дивидендам иностранным акционерам средств в 2 раза больше, чем стоимость основных фондов всей российской промышленности.

Внешнеэкономическая зависимость неизбежно вела к зависимости внешнеполитической от стран-кредиторов. Внешним результатом резкого усиления такой зависимости к началу XX в. стала целая серия неравноправных экономических и политических договоров: 1904 г. с Германией, 1905 г. с Францией и 1907 г. с Англией. По договорам с Францией и Англией Россия должна была оплачивать свои долги не только деньгами, но и "пушечным мясом", корректируя в угоду им свои военно-стратегические планы (вместо более выгодного для России нанесения главного удара в предстоящей войне по более слабой Австро-Венгрии, она должна была наносить его по Германии с тем, чтобы облегчить положение Франции). Французские и английские правительства, пользуясь "союзническими договорами" с Россией, принуждали царское правительство размещать свои зарубежные военные заказы только на их предприятиях.

Русские промышленники и банкиры, будучи тесно связанными с иностранным капиталом, скатывались  очень часто до прямой государственной измены. Так, в 1907 г. в договоре известного российского частного предприятия ВПК объединения Путиловских заводов с аналогичной немецкой фирмой Круппа, среди прочего, предусматривалось ознакомление немецких партнеров с условиями и требованиями русского военного министерства к производимым вооружениям.
Впрочем, даже обычная деловая деятельность русских капиталистов зачастую наносила ущерб России. Так, в 1907 г. управляющий делами крупнейшей угольной монополии России - "Продуголь", в очередном ежегодном докладе с сожалением отмечал, что "периоды угольного голода бывают очень редко, а с ними и период высоких цен". В отличие от угольной, другим российским монополиям голод на свою продукцию удавалось держать гораздо дольше. Так, в 1910 г. металлургическая монополия "Продамет" организовала "металлургический голод", продолжавшийся до начала Первой Мировой войны. В 1912 г. аналогичную операцию проделали нефтяные монополии "Мазут" и "Нобель".

В результате в 1910-1914 гг. цены на металл поднялись на 38%, превысив в 2 раза мировые, на уголь на 54%, на нефть на 200%.
Царское правительство даже не пыталось ограничить этот грабеж страны со стороны отечественных и зарубежных монополий, о чем Совет министров прямо заявил в 1914 г., приняв решение "О недопустимости воздействия на промышленность с целью приспособления ее к спросу".

Причины такого покровительства "рыцарям наживы" были очень просты. В этот период шло интенсивное сращивание правящей полуфеодальной верхушки с отечественным и зарубежным капиталом. К примеру, наместник Кавказа граф Воронцов-Дашков был владельцем большого пакета акций нефтяных компаний. Великие князья являлись акционерами Владикавказской железной дороги, директор Волжско-Камского банка Барк в 1914 г. стал министром финансов и т.д.
Ревностно отстаивали интересы крупных монополий тогдашние российские буржуазные партии и, разумеется, не только из-за идеологических соображений. Например, Азово-Донской банк финансировал партию "кадетов", 52 торговые фирмы Москвы - "Союз 17 октября" ("октябристов").

Процветало "низкопоклонство" перед Западом, пренебрежительное отношение к конкретным достижениям русских ученых и изобретателей. В связи с этим достаточно вспомнить похождения ряда международных авантюристов от науки в тогдашней России. Один из них, некий Маркони, оспаривавший за рубежом различными жульническими приемами первенство А.С. Попова в изобретении радио.

Он не был одинок в своих притязаниях. В 1908 г. некий дель Пропосто, используя оказавшиеся у него в руках чертежи подводной лодки конструкции русского инженера Джевецкого, попытался получить выгодный контракт на ее производство.

Благосклонно относясь к разного рода международным авантюристам, царские чиновники ледяным равнодушием встречали отечественных изобретателей. Мичурин в 1908 г. с горечью отмечал: "У нас в России с пренебрежением и недоверием относятся ко всему русскому, ко всем оригинальным трудам русского человека". С этим же отношением пришлось столкнуться в 1912 г. Циолковскому, обратившемуся в Генеральный штаб с проектом дирижабля и получившему ответ, что он может заниматься им "без каких-либо расходов от казны".

И если таким образом элита правящая относилась к мыслящей элите общества, то можно представить уровень ее отношения к простому народу, что выражалось в социальном законодательстве. Принятое в конце 90-х годов XIX в. законодательное ограничение рабочего дня 11,5 часами продолжало действовать вплоть до Февральской революции 1917 г., в то время, как в США, Германии, Англии, Франции рабочий день в начале XX в. составлял в среднем 9 часов и не превышал 10. Заработная плата русских рабочих была в этот период в 20 раз меньше, чем у американских, хотя производительность труда в различных отраслях производства была меньше в 5-10 раз.

Закон о рабочем страховании 1912 г. распространялся лишь на шестую часть рабочего класса. Пособия за полученные увечья были мизерные, да еще надо было доказывать, что получены они не по своей вине. Выплачивалось пособие 12 недель, а затем живи, как знаешь. Дешево ценилось жизнь и здоровье рабочего в царской России. На государственном Обуховском оружейном заводе в цехах была вывешена "Таблица оценки повреждений организма рабочего". Расценки единовременных пособий за полученные увечья были следующие: за потерю зрения на один глаз - 35 руб., оба глаза - 100 руб., полная потеря слуха - 50 руб., потеря речи - 40 руб.

Ещё более остро стоял в России того времени крестьянский вопрос, который пытался решить Столыпин, исходя из своих представлений о взаимоотношениях русского крестьянства с сельским хозяйством, чем еще более обострил отношения крестьян и власти.

Неудачи основы политической линии Столыпина - реформы в аграрной сфере, - к 1911 г. стали очевидны всем. Все основные составляющие этой реформы, а именно, ликвидация общины и массовое переселение крестьян за Урал на свободные земли, потерпели явный крах. В 1910 г. 80% крестьян по-прежнему оставались в составе общин, правда, после всего происшедшего изрядно разоренные и обозленные. Из отправленных в 1906-1910 гг. за Урал 2 млн. 700 тыс. переселенцев свыше 800 тыс. вернулись полностью разоренными на прежнее местожительство, 700 тыс. нищенствовали по Сибири, 100 тыс. умерли от голода и болезней и лишь 1 млн. 100 тыс. как-то закрепились на новом месте.

Таким образом, социально-политическая напряженность в русском селе, на снятие которой, на словах, были направлены столыпинские реформы, не только не исчезла, но еще больше возросла. Царизм не смог найти в селе надежной политической опоры, к чему он так стремился. Вот собственно, за что заплатил своей жизнью Столыпин.

После его реформ показатели по добыче зерна на душу населения в 1913-м году были такие:
в России - 30,3 пуда
в США — 64,3 пуда,
        в Аргентине — 87,4 пуда,
в Канаде — 121 пуд.

Про пресловутый экспорт зерна на удовлетворение пол-Европы:

- в 1913 году зарубежная Европа потребила 8336,8 млн. пудов пяти основных зерновых культур, из которых собственный сбор составил 6755,2 млн. пудов (81%), а чистый ввоз зерна — 1581,6 млн. пудов (19%), в том числе 6,3% — доля России. Другими словами, российский экспорт удовлетворял всего лишь примерно 1/16 потребностей зарубежной Европы в хлебе.

Продолжая рассматривать положение России в 1914 г., неизбежно приходишь к проблеме участия России в Первой Мировой войне, которая началась 1 августа 1914 г.

Из всего вышесказанного ясно следует, что никакой самостоятельной роли в этом крупнейшем событии мировой истории Россия иметь не могла. Ей и ее народу предназначалась роль пушечного мяса. И эта роль определялась не только отсутствием политической самостоятельности России накануне Первой Мировой, но тем мизерным экономическим потенциалом, с которым Россия вступила в войну. Громадная Российская империя с населением в 170 млн. человек, или столько же во всех остальных странах Западной Европы вместе взятых, вступила в войну с ежегодным производством 4 млн. т стали, 9 млн. т нефти, 29 млн. т угля, 22 млн. т товарного зерна, 740 тыс. т хлопка.

В общемировом производстве в 1913 г. доля России составляла 1,72%, доля США – 20%, Англии – 18%, Германии – 9%, Франции — 7,2% (это все страны, имеющие население в 2-3 раза меньше, чем Россия).

Последствия такой скудости сказались очень быстро. Накануне войны русская военная промышленность производила 380 тыс. пудов пороха в год, а уже в 1916 г. русской армии потребовалось 700 тыс. пудов пороха, но уже не в год, а в месяц. Уже весной 1915 г. русская армия начала ощущать катастрофическую нехватку боеприпасов и, прежде всего, снарядов, довоенные запасы которых были расстреляны в первые 4 месяца войны, а текущее производство не восполняло их нехватку. Именно это и стало главной причиной поражения русской армии по всей линии фронта в ходе весенне-летней кампании 1915 г.

Военная промышленность царской России не справлялась с поставкой на фронт не только боеприпасов, но и легкого стрелкового оружия, прежде всего винтовок, которых до войны на складах находилось 4 млн. штук, и 525 тыс. ежегодно производили все оружейные заводы империи. Предполагалось, что всего этого количества хватит до конца войны. Однако реальность опрокинула все расчеты. Уже к концу первого года войны ежегодная потребность в винтовках составляла 8 млн. штук, а к концу 1916 г. - 17 млн. Восполнить нехватку винтовок не удалось даже с помощью импорта до самого конца войны.

___Использовались материалы К.В. Колонтаева, И. Пыхалова, А.Айдунбекова, М.Соркина_Как говорил известный писатель-эмигрант, убеждённый монархист Иван Солоневич:
«Таким образом, староэмигрантские песенки о России, как о стране, в которой реки из шампанского текли в берегах из паюсной икры, являются кустарно обработанной фальшивкой: да, были и шампанское и икра, но — меньше чем для одного процента населения страны. Основная масса этого населения жила на нищенском уровне».

Оффлайн MALIK54

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 15139
Re: Царская Россия
« Ответ #57 : 19/01/16 , 18:18:34 »

Вперёд в прошлое или Как царская элита тратила полученную от вывоза хлеба валюту?




Нефёдов приводит статистику за 1907 год.

Вывоз  хлеба тогда принёс доход в 431 миллион тех, полновесных рублей.  Золотых, надо сказать. Из этой суммы на дорогие потребительские товары  для аристократии и помещиков истрачено было 180 миллионов. Ещё 140  миллионов русские дворяне (торговцы хлебом) оставили за границей – в  казино, в Париже, на курортах, в ресторанах и гостиницах, недвижимость  покупали. На оборудование же и машины для реального сектора истратили  только 58 миллионов рубликов (40 – на промышленное оборудование, 18 – на  сельхозмашины).

Как отмечает С. Нефёдов, хотя душевое  потребление хлеба в ядре Российской империи и выросло с 15,9 пуда в  1881-1890 годах до 19 пудов в 1901-1910 годах (+ 20%), всё равно оно  едва достигало минимальной нормы. При этом из-за примитивной агротехники  и погодных факторов урожайность в стране сильно колебалась. Если брать  десятилетие 1901-1910 годов, то отношение максимального урожая к  наименьшему в тогдашней России составляло 1,67, во Франции – 1,28, а в  Германии – 1,18. Конечно, Европа по сравнению с Россией имеет и больший  уровень осадков, и куда более длительный период тепла и солнца, но всё  же…

Нефёдов отмечает: к сожалению, нельзя построить графики для  1911-1920 годов: всё ломают Первая мировая, революция и Гражданская  война. Ибо данные в силу колебания урожаев нужно брать лишь по  десятилетиям. В 1909-1913 годах внутреннее потребление достигает,  наконец, 20 пудов на душу населения, но потом всё резко катится вниз –  масса крестьян уходит в армию.

А если сравнить тогдашнюю Россию с европейскими странами? По потреблению? Любопытная получается картина.

Итак,  французы в начале XX века, производя по 30,2 пуда на человека, при этом  потребляли 33,6 пуда, добирая объём за счёт импорта зерна. Отсталая  страна, Австро-Венгрия, хлеба не закупала, а торговала им, так же как и  царская Россия. Однако кушал гражданин Австро-Венгрии куда сытнее  русского: потребление на душу населения в Дунайской монархии достигало  23,8 пуда при производстве (на человека) в 27,4 пуда. Как видите, самая  деспотичная страна тогдашнего Запада тем не менее заботилась о своих  людях намного лучше, чем династия так называемых Романовых.

Бельгийцы  того же периода обеспечивали среднее потребление в 27,2 пуда, также  восполняя нехватку своего хлеба его ввозом (среднедушевая доля – 3,5  пуда привозного хлеба). Англичане, выращивая ежегодно по 12,5 пуда на  одного живущего, за счёт закупок доводили потребление до 26,4 пуда "на  рыло". А у дореволюционных русских получалось только 20 пудов в самые  лучшие годы!

"…Даже по сравнению с густонаселёнными  европейскими странами душевое производство хлеба в России было  сравнительно невелико, примерно как в Германии и Бельгии. Но в то время,  как Германия, Бельгия и другие страны ввозили зерно, Россия его  вывозила, и в результате уровень потребления в России намного отставал  от стабильных западных государств и был близок к минимальной норме  потребления. Нужно учесть, однако, что при среднем потреблении, близком к  минимальной норме, в силу статистического разброса потребление половины  населения оказывается меньше среднего и меньше нормы. И хотя по объёмам  производства страна была более-менее обеспечена хлебом, политика  форсирования вывоза приводила к тому, что среднее потребление  балансировало на уровне голодного минимума и примерно половина населения  жила в условиях постоянного недоедания…" (С.А. Нефёдов. "О причинах  Русской революции". Сборник "Проблемы математической истории", URSS,  2009 г.)

Они Россию не только морили недоеданием, но и  грабили Романовское государство должно было всячески ограничивать вывоз  зерна, заставляя тогдашнюю верхушку искать другие статьи доходов.  Дескать, хотите хорошо жить – не спускайте денежки в Париже, а ставьте  перерабатывающие производства, занимайтесь металлургией, производством  машин, часов, оптики. И не смейте рассчитывать только на экспорт сырья!  Работайте, как работает французская, английская, немецкая элита!

Но  власть Романовых была властью жадной и ленивой низшей расы, жаждавшей  грести миллионы немедленно, без труда, на вывозе зерна. Чем она и  занималась, львиную долю вырученных денег оставляя за рубежом.

"…Почему  это происходило? Почему был возможен вывоз, доводящий крестьян до  голода? Очевидно, существовал слой землевладельцев, имевших для продажи  большие количества хлеба, и этот хлеб при поощрении властей уходил за  границу…

Кто были эти землевладельцы? Ответ, лежащий на  поверхности, – это помещики. Действительно, помещики были кровно  заинтересованы в том, чтобы продавать свой хлеб на мировом рынке, где  цены были много выше, чем в России. В 1896 году совещание губернских  предводителей дворянства напрямую потребовало от правительства ещё более  понизить тарифы на вывозных железных дорогах – сделать их ниже  себестоимости перевозок…

При 686 миллионах пудов среднего вывоза в  1909 – 1913 годах помещики непосредственно поставляли на рынок 275  миллионов пудов. Эта, казалось бы, небольшая цифра объясняется тем, что  крупные землевладельцы вели собственное хозяйство лишь на меньшей части  своих земель; другую часть они сдавали в аренду, получая за это около  340 миллионов рублей арендной платы.

Чтобы оплатить аренду,  арендаторы должны были продать (если использовать среднюю экспортную  цену) не менее 360 миллионов пудов хлеба. В целом с помещичьей земли на  рынок поступало примерно 635 миллионов пудов – эта цифра вполне  сопоставима с размерами вывоза.

Конечно, часть поступавшего на  рынок зерна поступала с крестьянских земель, крестьяне были вынуждены  продавать некоторое количество хлеба, чтобы оплатить налоги и купить  необходимые промтовары; но это количество (около 700 млн пудов) примерно  соответствовало потреблению городского населения.

Можно условно  представить, что зерно с помещичьих полей шло на экспорт, а зерно с  крестьянских – на внутренний рынок, и тогда получится, что основная  часть помещичьих земель как бы и не принадлежала России, население  страны не получало продовольствия от этих земель, они не входили в  состав экологической ниши русского этноса…" – пишет Сергей Нефёдов.



Таким  образом, эта высшая раса, заставляя русский народ всё время  балансировать на грани голода и всё время поститься, не только  проворовывала, но и прожирала Россию. Спускала деньги от зернового  экспорта на своё сверхпотребление и превращало страну в зерновую  (сырьевую) колонию тогдашнего Запада.

Как видите, реалии той  "России, которую мы потеряли", до боли напоминают реалии нынешней РФ.  Сегодня правящая Росфедерацией низшая раса тоже спускает миллиарды  долларов, полученных от вывоза сырья (хотя уже углеводородов, а не  только зерна), на лондонскую недвижимость, особняки во Флориде, на  флотилии роскошных яхт и на футбольные заграничные команды.

В  этом отношении русские православные купцы и дворяне ничем не отличаются  от нынешних чинуш и олигархов еврейского происхождения. Впрочем, львиная  доля дельцов РФ – отнюдь не евреи.

Так что можно смело сказать,  что нынешняя бело-сине-красная "элита" успешно восстановила традиции  России царской. И тогда, и сейчас страну грабят и прожирают за рубежом. И  русские миллиарды утекают, таким образом, в экономики США, Европы,  Китая. Так же как и при последних царях.

http://ic.pics.livejournal.com/pontokot/47182675/167766/167766_original.jpg

И  вы отметьте, читатель: те, кто занимался колониальным, по сути,  грабежом царской России, были на 90% русскими. Они в церковь ходили, лоб  крестили, никогда в комсомоле и компартии не состояли. Что совсем не  мешало им вести себя абсолютно хамски.

http://sell-off.livejournal.com/10418290.html

Оффлайн Админ

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 9556
Re: Царская Россия
« Ответ #58 : 21/01/16 , 20:41:52 »
Русские не сдаются!

http://uap57.ru/klass-chas/kraevedenie/istoriya-samary/pugachev.jpg

21 января 1775 года был казнён Емельян Пугачёв, руководитель крупнейшего казачьего и крестьянского восстания. Основной причиной, по которым сначала казаки, а затем и крестьяне, так легко переходили на сторону Пугачёва, было усиление крепостного гнёта при Екатерине. Ухудшение положения крестьян сопровождалось реализацией недавно принятого «Указа о вольности дворянской», согласно которому дворяне освобождались от обязанности служить.

http://perevalnext.ru/wp-content/uploads/2014/11/Kazn.jpg

Таким образом, дворяне из слуг государя, которые обязаны класть жизнь за Отечество, и которых за это кормят крестьяне, превратились в нахлебников, у которых нет обязанностей, но которые, тем не менее, получили над крестьянами ещё большую власть.

Восстание было жестоко подавлено. Пугачёв был казнён четвертованием. Члены его семьи, в т.ч. и бывшая жена с детьми, были приговорены к содержанию в крепости.

http://1newsmaker.ru/wp-content/uploads/2014/07/1ck2i.jpg

Пугачёв   

 Сергей Есенин

1. Появление Пугачёва в Яицком городке


Пугачёв

Ох, как устал и как болит нога!..
Ржёт дорога в жуткое пространство.
Ты ли, ты ли, разбойный Чаган,
Приют дикарей и оборванцев?
Мне нравится степей твоих медь
И пропахшая солью почва.
Луна, как жёлтый медведь,
В мокрой траве ворочается.

Наконец-то я здесь, здесь!
Рать врагов цепью волн распалась,
Не удалось им на осиновый шест
Водрузить головы моей парус.

Яик, Яик, ты меня звал
Стоном придавленной черни!
Пучились в сердце жабьи глаза
Грустящей в закат деревни.
Только знаю я, что эти избы -
Деревянные колокола,
Голос их ветер хмарью съел.

О, помоги же, степная мгла,
Грозно свершить мой замысел!

Сторож

Кто ты, странник? Что бродишь долом?
Что тревожишь ты ночи гладь?
Отчего, словно яблоко тяжёлое,
Виснет с шеи твоя голова?

Пугачёв

В солончаковое ваше место
Я пришёл из далеких стран, -
Посмотреть на золото телесное,
На родное золото славян.
Слушай, отче! Расскажи мне нежно,
Как живёт здесь мудрый наш мужик?
Так же ль он в полях своих прилежно
Цедит молоко соломенное ржи?
Так же ль здесь, сломав зари застенок,
Гонится овёс на водопой рысцой,
И на грядках, от капусты пенных,
Челноки ныряют огурцов?
Так же ль мирен труд домохозяек,
Слышен прялки ровный разговор?

Сторож

Нет, прохожий! С этой жизнью Яик
Раздружился с самых давних пор.

С первых дней, как оборвались вожжи,
С первых дней, как умер третий Пётр,
Над капустой, над овсом, над рожью
Мы задаром проливаем пот.

Нашу рыбу, соль и рынок,
Чем сей край богат и рьян,
Отдала Екатерина
Под надзор своих дворян.

И теперь по всем окраинам
Стонет Русь от цепких лапищ.
Воском жалоб сердце Каина
К состраданью не окапишь.

Всех связали, всех вневолили,
С голоду хоть жри железо.
И течёт заря над полем
С горла неба перерезанного.

Пугачёв

Невесёлое ваше житьё!
Но скажи мне, скажи,
Неужель в народе нет суровой хватки
Вытащить из сапогов ножи
И всадить их в барские лопатки?

Сторож

Видел ли ты,
Как коса в лугу скачет,
Ртом железным перекусывая ноги трав?
Оттого что стоит трава на корячках,
Под себя коренья подобрав.
И никуда ей, траве, не скрыться
От горячих зубов косы,
Потому что не может она, как птица,
Оторваться от земли в синь.
Так и мы! Вросли ногами крови в избы,
Что нам первый ряд подкошенной травы?
Только лишь до нас не добрались бы,
Только нам бы,
Только б нашей
Не скосили, как ромашке, головы.
Но теперь как будто пробудились,
И берёзами заплаканный наш тракт
Окружает, как туман от сырости,
Имя мёртвого Петра.

Пугачёв


Как Петра? Что ты сказал, старик?
Иль это взвыли в небе облака?

Сторож

Я говорю, что скоро грозный крик,
Который избы словно жаб влакал,
Сильней громов раскатится над нами.
Уже мятеж вздымает паруса.
Нам нужен тот, кто б первый бросил камень.

Пугачёв

Какая мысль!

Сторож

О чём вздыхаешь ты?

Пугачёв

Я положил себе зарок молчать до срока.

Клещи рассвета в небесах
Из пасти темноты
Выдергивают звёзды, словно зубы,
А мне ещё нигде вздремнуть не удалось.

Сторож


Я мог бы предложить тебе
Тюфяк свой грубый,
Но у меня в дому всего одна кровать,
И четверо на ней спит ребятишек.

Пугачёв

Благодарю! Я в этом граде гость.
Дадут приют мне под любою крышей.
Прощай, старик!

Сторож

Храни тебя господь!

Русь, Русь! И сколько их таких,
Как в решето просеивающих плоть,
Из края в край в твоих просторах шляется?
Чей голос их зовёт,
Вложив светильником им посох в пальцы?
Идут они, идут! Зелёный славя гул,
Купая тело в ветре и в пыли,
Как будто кто сослал их всех на каторгу
Вертеть ногами
Сей шар земли.

Но что я вижу?
Колокол луны скатился ниже,
Он, словно яблоко увянувшее, мал.
Благовест лучей его стал глух.

Уж на нашесте громко заиграл
В куриную гармонику петух.

2. Бегство калмыков

Первый голос

Послушайте, послушайте, послушайте,
Вам не снился тележный свист?
Нынче ночью на заре жидкой
Тридцать тысяч калмыцких кибиток
От Самары проползло на Иргис.
От российской чиновничьей неволи,
Оттого что, как куропаток, их щипали
На наших лугах,
Потянулись они в свою Монголию
Стадом деревянных черепах.

Второй голос


Только мы, только мы лишь медлим,
Словно страшен нам захлестнувший нас шквал.
Оттого-то шлёт нам каждую неделю
Приказы свои Москва.
Оттого-то, куда бы ни шёл ты,
Видишь, как под усмирителей меч
Прыгают кошками жёлтыми
Казацкие головы с плеч.

Кирпичников

Внимание! Внимание! Внимание!
Не будьте ж трусливы, как овцы,
Сюда едут на страшное дело вас сманивать
Траубенберг и Тамбовцев.

Казаки

К чёрту! К чёрту предателей!

Тамбовцев

Сми-ирно-о!
Сотники казачьих отрядов,
Готовьтесь в поход!
Нынче ночью, как дикие звери,
Калмыки всем скопом орд
Изменили Российской Империи
И угнали с собой весь скот.
Потопленную лодку месяца
Чаган выплёскивает на берег дня.
Кто любит своё отечество,
Тот должен слушать меня.
Нет, мы не можем, мы не можем, мы не можем
Допустить сей ущерб стране:
Россия лишилась мяса и кожи,
Россия лишилась лучших коней.
Так бросимтесь же в погоню
На эту монгольскую мразь,
Пока она всеми ладонями
Китаю не предалась.

Кирпичников

Стой, атаман, довольно
Об ветер язык чесать.
За Россию нам, конешно, больно,
Оттого что нам Россия - мать.
Но мы ничуть, мы ничуть не испугались,
Что кто-то покинул наши поля,
И калмык нам не жёлтый заяц,
В которого можно, как в пищу, стрелять.
Он ушёл, этот смуглый монголец,
Дай же бог ему добрый путь.
Хорошо, что от наших околиц
Он без боли сумел повернуть.

Траубенберг

Что это значит?

Кирпичников

Это значит то,
Что, если б
Наши избы были на колёсах,
Мы впрягли бы в них своих коней
И гужом с солончаковых плёсов
Потянулись в золото степей.
Наши б кони, длинно выгнув шеи,
Стадом чёрных лебедей
По водам ржи
Понесли нас, буйно хорошея,
В новый край, чтоб новой жизнью жить.

Казаки

Замучили! Загрызли, прохвосты!

Тамбовцев

Казаки! Вы целовали крест!
Вы клялись...

Кирпичников

Мы клялись, мы клялись Екатерине
Быть оплотом степных границ,
Защищать эти пастбища синие
От налёта разбойных птиц.
Но скажите, скажите, скажите,
Разве эти птицы не вы?
Наших пашен суровых житель
Не найдёт, где прикрыть головы.

Траубенберг

Это измена!..
Связать его! Связать!

Кирпичников

Казаки, час настал!
Приветствую тебя, мятеж свирепый!
Что не могли в словах сказать уста,
Пусть пулями расскажут пистолеты.
(Стреляет.)

Траубенберг падает мёртвым. Конвойные разбегаются.
Казаки хватают лошадь Тамбовцева под уздцы и стаскивают его на землю.

Голоса

Смерть! Смерть тирану!

Тамбовцев

О господи! Ну что я сделал?

Первый голос

Мучил, злодей, три года,
Три года, как коршун белый,
Ни проезда не давал, ни прохода.

Второй голос

Откушай похлёбки метелицы.
Отгулял, отстегал и отхвастал.

Третий голос

Чёрта ли с ним канителиться?

Четвёртый голос


Повесить его - и баста!

Кирпичников


Пусть знает, пусть слышит Москва -
На расправы её мы взбыстрим.
Это только лишь первый раскат,
Это только лишь первый выстрел.
Пусть помнит Екатерина,
Что если Россия - пруд,
То чёрными лягушками в тину
Пушки мечут стальную икру.
Пусть носится над страной,
Что казак не ветла на прогоне
И в луны мешок травяной
Он башку незадаром сронит.

3. Осенней ночью

Караваев

Тысячу чертей, тысячу ведьм и тысячу дьяволов!
Экий дождь! Экий скверный дождь!
Скверный, скверный!
Словно вонючая моча волов
Льётся с туч на поля и деревни.
Скверный дождь!
Экий скверный дождь!

Как скелеты тощих журавлей,
Стоят ощипанные вербы,
Плавя рёбер медь.
Уж золотые яйца листьев на земле
Им деревянным брюхом не согреть,
Не вывести птенцов - зелёных вербенят,
По горлу их скользнул сентябрь, как нож,
И кости крыл ломает на щебняк
Осенний дождь.
Холодный, скверный дождь!

О осень, осень!
Голые кусты,
Как оборванцы, мокнут у дорог.
В такую непогодь собаки, сжав хвосты,
Боятся головы просунуть за порог,
А тут вот стой, хоть сгинь,
Но тьму глазами ешь,
Чтоб не пробрался вражеский лазутчик.
Проклятый дождь!
Расправу за мятеж
Напоминают мне рыгающие тучи.
Скорей бы, скорей в побег, в побег
От этих кровью выдоенных стран.
С объятьями нас принимает всех
С Екатериною воюющий султан.
Уже стекается придушенная чернь
С озиркой, словно полевые мыши.
О солнце-колокол, твое тили-ли-день,
Быть может, здесь мы больше не услышим!

Но что там? Кажется, шаги?
Шаги... Шаги...
Эй, кто идет? Кто там идет?

Пугачёв


Свой... свой...

Караваев

Кто свой?

Пугачёв


Я, Емельян.

Караваев

А, Емельян, Емельян, Емельян!
Что нового в этом мире, Емельян?
Как тебе нравится этот дождь?

Пугачёв

Этот дождь на счастье богом дан,
Нам на руку, чтоб он хлестал всю ночь.

Караваев


Да, да! Я тоже так думаю, Емельян.
Славный дождь! Замечательный дождь!

Пугачёв

Нынче вечером, в темноте скрываясь,
Я правительственные посты осмотрел.
Все часовые попрятались, как зайцы,
Боясь замочить шинели.
Знаешь? Эта ночь, если только мы выступим,
Не кровью, а зарёю окрасила б наши ножи,
Всех бы солдат без единого выстрела
В сонном Яике мы могли уложить...

Завтра ж к утру будет ясная погода,
Сивым табуном проскачет хмарь.
Слушай, ведь я из простого рода
И сердцем такой же степной дикарь!
Я умею, на сутки и вёрсты не трогаясь,
Слушать бег ветра и твари шаг,
Оттого что в груди у меня, как в берлоге,
Ворочается зверёнышем тёплым душа.

Мне нравится запах травы, холодом подожжённой,
И сентябрьского листолёта протяжный свист.
Знаешь ли ты, что осенью медвежонок
Смотрит на луну,
Как на вьющийся в ветре лист?
По луне его учит мать.
Мудрости своей звериной,
Чтобы смог он, дурашливый, знать
И призванье своё и имя.

Я значенье моё разгадал...

Караваев

Тебе ж недаром верят?

Пугачёв

Долгие, долгие тяжкие года
Я учил в себе разуму зверя...
Знаешь? Люди ведь все со звериной душой, -
Тот медведь, тот лиса, та волчица,
А жизнь - это лес большой,
Где заря красным всадником мчится.
Нужно крепкие, крепкие иметь клыки.

Караваев

Да, да! Я тоже так думаю, Емельян...
И если б они у нас были,
То московские полки
Нас не бросали, как рыб, в Чаган.
Они б побоялись нас жать
И карать так легко и просто
За то, что в чаду мятежа
Убили мы двух прохвостов.

Пугачёв

Бедные, бедные мятежники!
Вы цвели и шумели, как рожь.
Ваши головы колосьями нежными
Раскачивал июльский дождь.
Вы улыбались тварям...

Послушай, да ведь это ж позор,
Чтоб мы этим поганым харям
Не смогли отомстить до сих пор?
Разве это когда прощается,
Чтоб с престола какая-то блядь
Протягивала солдат, как пальцы,
Непокорную чернь умерщвлять!
Нет, не могу, не могу!
К чёрту султана с туретчиной,
Только на радость врагу
Этот побег опрометчивый.
Нужно остаться здесь!
Нужно остаться, остаться,
Чтобы вскипела месть
Золотою пургой акаций,
Чтоб пролились ножи
Железными струями люто!

Слушай! Бросай сторожить,
Беги и буди весь хутор.


4. Происшествие на Таловом умёте

Оболяев

Что случилось? Что случилось? Что случилось?

Пугачёв

Ничего страшного. Ничего страшного. Ничего страшного.
Там на улице жолклая сырость
Гонит туман, как стада барашковые.

Мокрою цаплей по лужам полей бороздя,
Ветер заставил всё живое,
Как жаб по их гнездам, скрыться,
И только порою,
Привязанная к нитке дождя,
Чёрным крестом в воздухе
Проболтнется шальная птица.
Это осень, как старый оборванный монах,
Пророчит кому-то о погибели веще.

Послушайте, для наших благ
Я придумал кой-что похлеще.

Караваев

Да, да! Мы придумали кой-что похлеще.

Пугачёв

Знаете ли вы,
Что по черни ныряет весть,
Как по гребням волн лодка с парусом низким?
По-звериному любит мужик наш на корточки сесть
И сосать эту весть, как коровьи большие сиськи.
От песков Джигильды до Алатыря
Эта весть о том,
Что какой-то жестокий поводырь
Мёртвую тень императора
Ведет на российскую ширь.

Эта тень с верёвкой на шее безмясой,
Отвалившуюся челюсть теребя,
Скрипящими ногами приплясывая,
Идёт отомстить за себя,
Идёт отомстить Екатерине,
Подымая руку, как жёлтый кол,
За то, что она с сообщниками своими,
Разбив белый кувшин
Головы его,
Взошла на престол.

Оболяев

Это только весёлая басня!
Ты, конечно, не за этим пришёл,
Чтоб рассказать её нам?

Пугачёв

Напрасно, напрасно, напрасно
Ты так думаешь, брат Степан.

Караваев

Да, да! По-моему, тоже напрасно.

Пугачёв

Разве важно, разве важно, разве важно,
Что мёртвые не встают из могил?
Но зато кой-где почву безвлажную
Этот слух словно плугом взрыл.
Уже слышится благовест бунтов,
Рёв крестьян оглашает зенит,
И кустов деревянный табун
Безлиственной ковкой звенит.
Что ей Пётр? - Злой и дикой ораве? -
Только камень желанного случая,
Чтобы колья погромные правили
Над теми, кто грабил и мучил.
Каждый платит за лепту лептою,
Месть щенками кровавыми щенится.
Кто же скажет, что это свирепствуют
Бродяги и отщепенцы?
Это буйствуют россияне!
Я ж хочу научить их под хохот сабль
Обтянуть тот зловещий скелет парусами
И пустить его по безводным степям,
Как корабль.

А за ним
По курганам синим
Мы живых голов двинем бурливый флот.

Послушайте! Для всех отныне
Я - император Пётр!

Казаки

Как император?

Оболяев

Он с ума сошел!

Пугачёв

Ха-ха-ха!
Вас испугал могильщик,
Который, череп разложив как горшок,
Варит из медных монет щи,
Чтоб похлебать в чёрный срок.
Я стращать мертвецом вас не стану,
Но должны ж вы, должны понять,
Что этим кладбищенским планом
Мы подымем монгольскую рать!
Нам мало того простолюдства,
Которое в нашем краю,
Пусть калмык и башкирец бьются
За бараньи костры средь юрт!

Зарубин

Это верно, это верно, это верно!
Кой нам чёрт умышлять побег?
Лучше здесь всем им головы скверные
Обломать, как колёса с телег.
Будем крыть их ножами и матом,
Кто без сабли - так бей кирпичом!
Да здравствует наш император,
Емельян Иванович Пугачёв!

Пугачёв

Нет, нет, я для всех теперь
Не Емельян, а Пётр...

Караваев

Да, да, не Емельян, а Пётр...

Пугачёв

Братья, братья, ведь каждый зверь
Любит шкуру свою и имя...
Тяжко, тяжко моей голове
Опушать себя чуждым инеем.
Трудно сердцу светильником мести
Освещать корявые чащи.
Знайте, в мёртвое имя влезть -
То же, что в гроб смердящий.

Больно, больно мне быть Петром,
Когда кровь и душа Емельянова.
Человек в этом мире не бревенчатый дом,
Не всегда перестроишь наново...
Но... к чёрту все это, к чёрту!
Прочь жалость телячьих нег!
Нынче ночью в половине четвёртого
Мы устроить должны набег.

5. Уральский каторжник


Хлопуша

<a href="http://embed.pleer.com/normal/track?id=B2sffaB3vni8Blyq&amp;t=grey" target="_blank" class="new_win">http://embed.pleer.com/normal/track?id=B2sffaB3vni8Blyq&amp;t=grey</a>
Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.
Я три дня и три ночи искал ваш умёт,
Тучи с севера сыпались каменной грудой.
Слава ему! Пусть он даже не Пётр!
Чернь его любит за буйство и удаль.
Я три дня и три ночи блуждал по тропам,
В солонце рыл глазами удачу,
Ветер волосы мои, как солому, трепал
И цепами дождя обмолачивал.
Но озлобленное сердце никогда не заблудится,
Эту голову с шеи сшибить нелегко.
Оренбургская заря красношёрстной верблюдицей
Рассветное роняла мне в рот молоко.
И холодное корявое вымя сквозь тьму
Прижимал я, как хлеб, к истощённым векам.
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.

Зарубин

Кто ты? Кто? Мы не знаем тебя!
Что тебе нужно в нашем лагере?
Отчего глаза твои,
Как два цепных кобеля,
Беспокойно ворочаются в солёной влаге?
Что пришёл ты ему сообщить?
Злое ль, доброе ль светится из пасти вспурга?
Прорубились ли в Азию бунтовщики?
Иль как зайцы, бегут от Оренбурга?

Хлопуша

Где он? Где? Неужель его нет?
Тяжелее, чем камни, я нёс мою душу.
Ах, давно, знать, забыли в этой стране
Про отчаянного негодяя и жулика Хлопушу.
Смейся, человек!
В ваш хмурый стан
Посылаются замечательные разведчики.
Был я каторжник и арестант,
Был убийца и фальшивомонетчик.

Но всегда ведь, всегда ведь, рано ли, поздно ли,
Расставляет расплата капканы терний.
Заковали в колодки и вырвали ноздри
Сыну крестьянина Тверской губернии.
Десять лет -
Понимаешь ли ты, десять лет? -
То острожничал я, то бродяжил.
Это тёплое мясо носил скелет
На общипку, как пух лебяжий.

Чёрта ль с того, что хотелось мне жить?
Что жестокостью сердце устало хмуриться?
Ах, дорогой мой,
Для помещика мужик -
Всё равно что овца, что курица.
Ежедневно молясь на зари жёлтый гроб,
Кандалы я сосал голубыми руками...
Вдруг... три ночи назад... губернатор Рейнсдорп,
Как сорвавшийся лист,
Взлетел ко мне в камеру...
"Слушай, каторжник!
(Так он сказал.)
Лишь тебе одному поверю я.
Там в ковыльных просторах ревёт гроза,
От которой дрожит вся империя,
Там какой-то пройдоха, мошенник и вор
Вздумал вздыбить Россию ордой грабителей,
И дворянские головы сечёт топор -
Как берёзовые купола
В лесной обители.
Ты, конечно, сумеешь всадить в него нож?
(Так он сказал, так он сказал мне.)
Вот за эту услугу ты свободу найдёшь
И в карманах зазвякает серебро, а не камни".

Уж три ночи, три ночи, пробиваясь сквозь тьму,
Я ищу его лагерь, и спросить мне некого.
Проведите ж, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека!

Зарубин

Странный гость.

Подуров

Подозрительный гость.

Зарубин

Как мы можем тебе довериться?

Подуров

Их немало, немало, за червонцев горсть
Готовых пронзить его сердце.

Хлопуша


Ха-ха-ха!
Это очень неглупо,
Вы надёжный и крепкий щит.
Только весь я до самого пупа -
Местью вскормленный бунтовщик.
Каплет гноем смола прогорклая
Из разодранных рёбер изб.
Завтра ж ночью я выбегу волком
Человеческое мясо грызть.
Всё равно ведь, всё равно ведь, всё равно ведь,
Не сожрёшь - так сожрут тебя ж.
Нужно вечно держать наготове
Эти руки для драки и краж.
Верьте мне!
Я пришёл к вам как друг.
Сердце радо в пурге расколоться,
Оттого, что без Хлопуши
Вам не взять Оренбург
Даже с сотней лихих полководцев.

Зарубин

Так открой нам, открой, открой
Тот план, что в тебе хоронится.

Подуров

Мы сейчас же, сейчас же пошлём тебя в бой
Командиром над нашей конницей.

Хлопуша

Нет!
Хлопуша не станет виться.
У Хлопуши другая мысль.
Он хотел бы, чтоб гневные лица
Вместе с злобой умом налились.
Вы бесстрашны, как хищные звери,
Грозен лязг ваших битв и побед,
Но ведь всё ж у вас нет артиллерии?
Но ведь всё ж у вас пороху нет?

Ах, в башке моей, словно в бочке,
Мозг, как спирт, хлебной едкостью лют.
Знаю я, за Сакмарой рабочие
Для помещиков пушки льют.
Там найдётся и порох, и ядра,
И наводчиков зоркая рать,
Только надо сейчас же, не откладывая,
Всех крестьян в том краю взбунтовать.
Стыдно медлить здесь, стыдно медлить,
Гнев рабов - не кобылий фырк...

Так давайте ж по липовой меди
Трахнем вместе к границам Уфы.

6. В стане Зарубина

Зарубин

Эй ты, люд честной да весёлый,
Забубенная трын-трава!
Подружилась с твоими сёлами
Скуломордая татарва.
Свищут кони, как вихри, по полю,
Только взглянешь - и след простыл.
Месяц, жёлтыми крыльями хлопая,
Раздирает, как ястреб, кусты.
Загляжусь я по ровной голи
В синью стынущие луга,
Не берёзовая ль то Монголия?
Не кибитки ль киргиз - стога?..

Слушай, люд честной, слушай, слушай
Свой кочевнический пересвист!
Оренбург, осаждённый Хлопушей,
Ест лягушек, мышей и крыс.
Треть страны уже в наших руках,
Треть страны мы как войско выставили.
Нынче ж в ночь потеряет враг
По Приволжью все склады и пристани.

Шигаев

Стоп, Зарубин!
Ты, наверное, не слыхал,
Это видел не я...
Другие...
Многие...
Около Самары с пробитой башкой ольха,
Капая жёлтым мозгом,
Прихрамывает при дороге.
Словно слепец, от ватаги своей отстав,
С гнусавой и хриплой дрожью
В рваную шапку вороньего гнезда
Просит она на пропитанье
У проезжих и у прохожих.
Но никто ей не бросит даже камня.
В испуге крестясь на звезду,
Все считают, что это страшное знамение,
Предвещающее беду.
Что-то будет.
Что-то должно случиться.
Говорят, наступит глад и мор,
По сту раз на лету будет склёвывать птица
Желудочное своё серебро.

Торнов

Да-да-да!
Что-то будет!
Повсюду
Воют слухи, как псы у ворот,
Дует в души суровому люду
Ветер сырью и вонью болот.
Быть беде!
Быть великой потере!
Знать, не зря с логовой стороны
Луны лошадиный череп
Каплет золотом сгнившей слюны.

Зарубин

Врёте! Врёте вы,
Нож вам в спины!
С детства я не видал в глаза,
Чтоб от этакой чертовщины
Хуже бабы дрожал казак.

Шигаев

Не дрожим мы, ничуть не дрожим!
Наша кровь - не башкирские хляби.
Сам ты знаешь ведь, чьи ножи
Пробивали дорогу в Челябинск.
Сам ты знаешь, кто брал Осу,
Кто разбил наголо Сарапуль.
Столько мух не сидело у тебя на носу,
Сколько пуль в наши спины вцарапали.
В стужу ль, в сырость ли,
В ночь или днём -
Мы всегда наготове к бою,
И любой из нас больше дорожит конём,
Чем разбойной своей головою.
Но кому-то грозится, грозится беда,
И её ль казаку не слышать?
Посмотри, вон сидит дымовая труба,
Как наездник, верхом на крыше.
Вон другая, вон третья,
Не счесть их рыл
С залихватской тоской остолопов,
И весь дикий табун деревянных кобыл
Мчится, пылью клубя, галопом.
И куда ж он? Зачем он?
Каких дорог
Оголтелые всадники ищут?
Их стегает, стегает переполох
По стеклянным глазам кнутовищем.

Зарубин

Нет, нет, нет!
Ты не понял...
То слышится звань,
Звань к оружью под каждой оконницей.
Знаю я, нынче ночью идет на Казань
Емельян со свирепой конницей.
Сам вчера, от восторга едва дыша,
За горой в предрассветной мгле
Видел я, как тянулись за Черемшан
С артиллерией тысчи телег.
Как торжественно с хрипом колёсным обоз
По дорожным камням грохотал.
Рёв верблюдов сливался с блеянием коз
И с гортанною речью татар.

Торнов

Что ж, мы верим, мы верим,
Быть может,
Как ты мыслишь, всё так и есть;
Голос гнева, с бедою схожий,
Нас сзывает на страшную месть.
Дай бог!
Дай бог, чтоб так и сталось.

Зарубин

Верьте, верьте!
Я вам клянусь!
Не беда, а нежданная радость
Упадет на мужицкую Русь.
Вот вззвенел, словно сабли о панцири,
Синий сумрак над ширью равнин.
Даже рощи -
И те повстанцами
Подымают хоругви рябин.
Зреет, зреет весёлая сеча.
Взвоет в небо кровавый туман.
Гулом ядер и свистом картечи
Будет завтра их крыть Емельян.
И чтоб бунт наш гремел безысходней,
Чтоб вконец не сосала тоска, -
Я сегодня ж пошлю вас, сегодня,
На подмогу его войскам.

7. Ветер качает рожь

Чумаков

Что это? Как это? Неужель мы разбиты?
Сумрак голодной волчицей выбежал кровь зари лакать.
О эта ночь! Как могильные плиты,
По небу тянутся каменные облака.
Выйдешь в поле, зовёшь, зовёшь,
Кличешь старую рать, что легла под Сарептой,
И глядишь и не видишь - то ли зыбится рожь,
То ли жёлтые полчища пляшущих скелетов.
Нет, это не август, когда осыпаются овсы,
Когда ветер по полям их колотит дубинкой грубой.
Мёртвые, мёртвые, посмотрите, кругом мертвецы,
Вон они хохочут, выплёвывая сгнившие зубы.
Сорок тысяч нас было, сорок тысяч,
И все сорок тысяч за Волгой легли, как один.
Даже дождь так не смог бы траву иль солому высечь,
Как осыпали саблями головы наши они.

Что это? Как это? Куда мы бежим?
Сколько здесь нас в живых осталось?
От горящих деревень бьющий лапами в небо дым
Расстилает по земле наш позор и усталость.
Лучше б было погибнуть нам там и лечь,
Где кружит воронье беспокойным, зловещим свадьбищем,
Чем струить эти пальцы пятерками пылающих свеч,
Чем нести это тело с гробами надежд, как кладбище!

Бурнов

Нет! Ты не прав, ты не прав, ты не прав!
Я сейчас чувством жизни, как никогда, болен.
Мне хотелось бы, как мальчишке, кувыркаться по золоту трав
И сшибать чёрных галок с крестов голубых колоколен.
Всё, что отдал я за свободу черни,
Я хотел бы вернуть и поверить снова,
Что вот эту луну,
Как керосиновую лампу в час вечерний,
Зажигает фонарщик из города Тамбова.
Я хотел бы поверить, что эти звёзды - не звёзды,
Что это - жёлтые бабочки, летящие на лунное пламя...
Друг!..
Зачем же мне в душу ты ропотом слёзным
Бросаешь, как в стекла часовни, камнем?

Чумаков

Что жалеть тебе смрадную холодную душу -
Околевшего медвежонка в тесной берлоге?
Знаешь ли ты, что в Оренбурге зарезали Хлопушу?
Знаешь ли ты, что Зарубин в Табинском остроге?
Наше войско разбито вконец Михельсоном,
Калмыки и башкиры удрали к Аральску в Азию.
Не с того ли так жалобно
Суслики в поле притоптанном стонут,
Обрызгивая мёртвые головы, как кленовые листья, грязью?
Гибель, гибель стучит по деревням в колотушку.
Кто ж спасёт нас? Кто даст нам укрыться?
Посмотри! Там опять, там опять за опушкой
В воздух крылья крестами бросают крикливые птицы.

Бурнов

Нет, нет, нет! Я совсем не хочу умереть!
Эти птицы напрасно над нами вьются.
Я хочу снова отроком, отряхая с осинника медь,
Подставлять ладони, как белые скользкие блюдца.
Как же смерть?
Разве мысль эта в сердце поместится,
Когда в Пензенской губернии у меня есть свой дом?
Жалко солнышко мне, жалко месяц,
Жалко тополь над низким окном.
Только для живых ведь благословенны
Рощи, потоки, степи и зеленя.
Слушай, плевать мне на всю вселенную,
Если завтра здесь не будет меня!
Я хочу жить, жить, жить,
Жить до страха и боли!
Хоть карманником, хоть золоторотцем,
Лишь бы видеть, как мыши от радости прыгают в поле,
Лишь бы слышать, как лягушки от восторга поют в колодце.
Яблоневым цветом брызжется душа моя белая,
В синее пламя ветер глаза раздул.
Ради бога, научите меня,
Научите меня, и я что угодно сделаю,
Сделаю что угодно, чтоб звенеть в человечьем саду!

Творогов

Стойте! Стойте!
Если б знал я, что вы не трусливы,
То могли б мы спастись без труда.
Никому б не открыли наш заговор безъязыкие ивы,
Сохранила б молчанье одинокая в небе звезда.
Не пугайтесь!
Не пугайтесь жестокого плана,
Это не тяжелее, чем хруст ломаемых в теле костей,
Я хочу предложить вам:
Связать на заре Емельяна
И отдать его в руки грозящих нам смертью властей.

Чумаков

Как, Емельяна?

Бурнов

Нет! Нет! Нет!

Творогов

Хе-хе-хе!
Вы глупее, чем лошади!
Я уверен, что завтра ж,
Лишь золотом плюнет рассвет,
Вас развесят солдаты, как туш, на какой-нибудь площади,
И дурак тот, дурак, кто жалеть будет вас,
Оттого что сами себе вы придумали тернии.
Только раз ведь живём мы, только раз!
Только раз светит юность, как месяц в родной губернии.
Слушай, слушай, есть дом у тебя на Суре,
Там в окно твое тополь стучится багряными листьями,
Словно хочет сказать он хозяину в хмурой октябрьской поре,
Что изранила его осень холодными меткими выстрелами.
Как же сможешь ты тополю помочь?
Чем залечишь ты его деревянные раны?
Вот такая же жизни осенняя гулкая ночь
Общипала, как тополь зубами дождей, Емельяна.

Знаю, знаю, весной, когда лает вода,
Тополь снова покроется мягкой зелёной кожей.
Но уж старые листья на нем не взойдут никогда -
Их растащит зверьё и потопчут прохожие.

Что мне в том, что сумеет Емельян скрыться в Азию?
Что, набравши кочевников, может снова удариться в бой?
Всё равно ведь и новые листья падут и покроются грязью.
Слушай, слушай, мы старые листья с тобой!
Так чего ж нам качаться на голых корявых ветвях?
Лучше оторваться и броситься в воздух кружиться,
Чем лежать и струить золотое гниенье в полях,
Тот, кто хочет за мной - в добрый час!
Нам башка Емельяна - как челн
Потопающим в дикой реке.

Только раз ведь живём мы, только раз!
Только раз славит юность, как парус, луну вдалеке.

8. Конец Пугачёва

Пугачёв

Вы с ума сошли! Вы с ума сошли! Вы с ума сошли!
Кто сказал вам, что мы уничтожены?
Злые рты, как с протухшею пищей кошли,
Зловонно рыгают бесстыдной ложью.
Трижды проклят тот трус, негодяй и злодей,
Кто сумел окормить вас такою дурью.
Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадей
И попасть до рассвета со мною в Гурьев.
Да, я знаю, я знаю, мы в страшной беде,
Но затем-то и злей над туманною вязью
Деревянными крыльями по каспийской воде
Наши лодки заплещут, как лебеди, в Азию.
О Азия, Азия! Голубая страна,
Обсыпанная солью, песком и извёсткой.
Там так медленно по небу едет луна,
Поскрипывая колесами, как киргиз с повозкой.
Но зато кто бы знал, как бурливо и гордо
Скачут там шерстожёлтые горные реки!
Не с того ли так свищут монгольские орды
Всем тем диким и злым, что сидит в человеке?

Уж давно я, давно я скрывал тоску
Перебраться туда, к их кочующим станам,
Чтоб разящими волнами их сверкающих скул
Стать к преддверьям России, как тень Тамерлана.
Так какой же мошенник, прохвост и злодей
Окормил вас бесстыдной трусливой дурью?
Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадей
И попасть до рассвета со мною в Гурьев.

Крямин

О смешной, о смешной, о смешной Емельян!
Ты все такой же сумасбродный, слепой и вкрадчивый;
Расплескалась удаль твоя по полям,
Не вскипеть тебе больше ни в какой азиатчине.
Знаем мы, знаем твой монгольский народ,
Нам ли храбрость его неизвестна?
Кто же первый, кто первый, как не этот сброд
Под Сакмарой ударился в бегство?
Как всегда, как всегда, эта дикая гнусь
Выбирала для жертвы самых слабых и меньших,
Только б грабить и жечь ей пограничную Русь
Да привязывать к седлам добычей женщин.
Ей всегда был приятней набег и разбой,
Чем суровые походы с житейской хмурью.

Нет, мы больше не можем идти за тобой,
Не хотим мы ни в Азию, ни на Каспий, ни в Гурьев.

Пугачёв

Боже мой, что я слышу?
Казак, замолчи!
Я заткну твою глотку ножом иль выстрелом...
Неужели и вправду отзвенели мечи?
Неужель это плата за все, что я выстрадал?
Нет, нет, нет, не поверю, не может быть!
Не на то вы взрастали в степных станицах,
Никакие угрозы суровой судьбы
Не должны вас заставить смириться.
Вы должны разжигать ещё больше тот взвой,
Когда ветер метелями с наших стран дул...

Смело ж к Каспию! Смело за мной!
Эй вы, сотники, слушать команду!

Крямин

Нет! Мы больше не слуги тебе!
Нас не взманит твое сумасбродство.
Не хотим мы в ненужной и глупой борьбе
Лечь, как толпы других, по погостам.
Есть у сердца невзгоды и тайный страх
От кровавых раздоров и стонов.
Мы хотели б, как прежде, в родных хуторах
Слушать шум тополей и клёнов.
Есть у нас роковая зацепка за жизнь,
Что прочнее канатов и проволок...
Не пора ли тебе, Емельян, сложить
Перед властью мятежную голову?!

Всё равно то, что было, назад не вернёшь,
Знать, недаром листвою октябрь заплакал...

Пугачёв

Как? Измена?
Измена?
Ха-ха-ха!..
Ну так что ж!
Получай же награду свою, собака!
(Стреляет.)

Крямин падает мёртвым. Казаки с криком обнажают сабли.
Пугачёв, отмахиваясь кинжалов, пятится к стене.

Голоса

Вяжите его! Вяжите!

Творогов

Бейте! Бейте прямо саблей в морду!

Первый голос

Натерпелись мы этой прыти...

Второй голос

Тащите его за бороду...

Пугачёв

... Дорогие мои... Хор-рошие...
Что случилось? Что случилось? Что случилось?
Кто так страшно визжит и хохочет
В придорожную грязь и сырость?
Кто хихикает там исподтишка,
Злобно отплёвываясь от солнца?

... Ах, это осень!
Это осень вытряхивает из мешка
Чеканенные сентябрём червонцы.
Да! Погиб я!
Приходит час...
Мозг, как воск, каплет глухо, глухо...
... Это она!
Это она подкупила вас,
Злая и подлая оборванная старуха.
Это она, она, она,
Разметав свои волосы зарёю зыбкой,
Хочет, чтоб сгибла родная страна
Под её невеселой холодной улыбкой.

Творогов

Ну, рехнулся... чего ж глазеть?
Вяжите!
Чай, не выбьет стены головою.
Слава богу! конец его зверской резне,
Конец его злобному волчьему вою.
Будет ярче гореть теперь осени медь,
Мак зари черпаками ветров не выхлестать.
Торопитесь же!
Нужно скорей поспеть
Передать его в руки правительства.

Пугачёв

Где ж ты? Где ж ты, былая мощь?
Хочешь встать - и рукою не можешь двинуться!
Юность, юность! Как майская ночь,
Отзвенела ты черёмухой в степной провинции.
Вот всплывает, всплывает синь ночная над Доном,
Тянет мягкою гарью с сухих перелесиц.
Золотою извёсткой над низеньким домом
Брызжет широкий и тёплый месяц.
Где-то хрипло и нехотя кукарекнет петух,
В рваные ноздри пылью чихнёт околица,
И всё дальше, все дальше, встревоживши сонный луг,
Бежит колокольчик, пока за горой не расколется.
Боже мой!
Неужели пришла пора?
Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?
А казалось... казалось ещё вчера...
Дорогие мои... дорогие... хор-рошие...

1921

Дом-музей Емельяна Пугачева в Уральске

http://day.voxpopuli.kz/userfiles/posts/1191/ac9743925c434cec5697e6988944d1a1_big.jpg

Оффлайн Админ

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 9556
Re: Царская Россия
« Ответ #59 : 22/01/16 , 12:13:25 »

https://pp.vk.me/c630818/v630818503/dfcc/YsU7xFvBpGc.jpg 

https://pp.vk.me/c630818/v630818033/1119b/2KvrvODsAgc.jpg

Не бывает добрых царей!


9 (22) января 1905 года более ста тысяч питерских рабочих двинулись с городских окраин к Зимнему дворцу, неся в руках иконы и портреты императора. Они требовали признания и соблюдения своих гражданских прав, амнистии политзаключенных и ссыльнопоселенцев, отмены косвенных налогов, бесплатного образования, но прежде всего — установления 8-часового рабочего дня, справедливой заработной платы, права на профсоюзную организацию и забастовочную борьбу. На городских заставах и у мостов через Неву были развернуты воинские части. Их ружейные залпы, окрасившие снег кровью рабочих, стали началом конца царской России. Кровавое воскресенье — под таким названием вошел этот день в историю — стало началом первой Русской революции. Опираясь на верные ему войска, режим устоял в боях 1905-6 годов, но миф о «добром царе», которого прячут от народа и обманывают злые бояре-придворные, рухнул раз и навсегда. Пророческими оказались слова Жореса: Отныне река крови легла между царем и „его народом“. Нанося удары рабочим, царизм смертельно ранил самого себя. Даже если на этот раз население Петербурга не победит рутинную и слепую верность солдат, даже если оно не овладеет Зимним дворцом и не провозгласит в нем свободы народа… все-таки царизм уже приговорен к смерти…1.

Использование армии для подавления рабочих выступлений было обычной практикой в России, но впервые не где-то на национальных окраинах, а в столице империи общественное мнение возложило на царя всю полноту ответственности за гибель сотен рабочих. Тому было много причин. Прежде всего, выступление само по себе не было направлено против Николая II или правительства. Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга, возглавляемое Гапоном, непосредственно происходило из зубатовского «Санкт-Петербургского общества взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве». В его создании участвовал градоначальник Петербурга И. Фуллон, финансировалось же Собрание отчасти Охранным отделением. Хотя стремительная радикализация гапоновской организации в декабре 1904 года имела, на первый взгляд, вполне случайную причину — увольнение четырех рабочих Путиловского завода — членов «Собрания» — мастером Тетявкиным (активистом другого зубатовского профсоюза — ушаковского «Общества взаимопомощи»), решительность рабочих и Гапона лично была вызвана потерей авторитета правительства на фоне поражения русской армии на фронтах Русско-Японской войны. Упрямство же администрации казенного Путиловского завода, не готовой уступить даже по столь незначительному поводу, как восстановление четверых уволенных рабочих, можно объяснить общей косностью бюрократического аппарата Российской империи. Таким образом забастовку 3 января организовала и полностью контролировала проправительственная организация. Более того, имеется множество воспоминаний, в частности Максима Горького, свидетельствовавших о том, что священник Гапон был более чем уверен в успехе своего предприятия. Хотя члены «Собрания» выдвинули вполне определенные экономические и политические требования, никто особо не скрывал, что целью шествия была аудиенция рабочих делегатов у Николая II. Рабочие, члены «Собрания», были уверены, что монарх «войдет в их положение».

Но произошло непредвиденное. Мифы, царившие в головах патриотически настроенных рабочих, столкнулись с суровой политической реальностью царской России. Прежде всего, царь оказался ничтожеством и трусливо бежал из Зимнего дворца в Царское село, где полностью предался своему любимому занятию — стрельбе по воронам. Таким образом, собравшиеся на совещание 8 января сановники оказались в неприятном положении: беседа делегатов с Николаем II, несомненно, была самым простым и дешевым выходом из создавшейся ситуации. Возможность политических уступок даже не обсуждалась. Что же касается экономики, то министр финансов В. Коковцов решительно выступил против любых уступок рабочим организациям. До 1905 года кабинет министров почти не собирался вместе и пост министра финансов считался обычно наиболее влиятельным. Начиная с Витте, предшественника Коковцова, этот пост всегда занимали либералы, следившие прежде всего за защитой иностранных инвестиций в российскую экономику. Им противостояли бюрократы-«силовики», выражавшие интересы помещиков. Между ними стол царь. Такова до 1905 года была формула русского абсолютизма: монарх, балансирующий между интересами помещиков и капиталистов.

Но если привилегии имущих классов были предметом торга, то редкие уступки рабочим и крестьянам формулировались не иначе как царская милость. Иными словами, предъявив Николаю свои требования, петербургские рабочие бросили вызов огромной полицейской и военной машине Российской империи. В XIX веке царь и его чиновники не снисходили до общения рабочими, посредником между царем и массами выступала демократическая интеллигенция. Так и 8 января делегация интеллигентов во главе с Максимом Горьким направилась к министру внутренних дел Святополк-Мирскому, который считался представителем «умеренного крыла» и вместе с Фуллоном покровительствовал зубатовским профсоюзам. Но делегация опоздала — решение уже было принято, и министр уехал в Царское село согласовывать его c Николаем II.
Между тем в верхах не было единства. Министр юстиции Муравьев потребовал немедленно арестовать Гапона. В общем, это предложение было неудивительно для прокурора, чья блестящая карьера началась с роли обвинителя на процессе народовольцев-цареубийц, где ему удалось удалось отправить на виселицу Софью Перовскую, подругу своего детства. Но другие участники совещания — прежде всего Фуллон и Святополк-Мирский — были против. Очевидно, они полагали, что арест Гапона поставит крест на идее не социалистического рабочего движения, бросит рабочих в руки социал-демократов.

Если на сцене висит ружье, то оно обязательно выстрелит. На протяжении двух столетий цари последовательно наращивали количество войск в Санкт-Петербурге. С военной точки зрения это давно не имело смысла. Гвардейцы должны были защищать царей не от шведского короля, а от жителей рабочих предместий. Многочисленные реки и каналы позволяли организовать эффективную оборону центра города и с много меньшим количеством войск — но это летом. Показательно, что большая часть рабочих, сумевших все-таки добраться до Дворцовой площади, прошли по льду Невы из Обухово и с Охты. Очевидно, что в планах развертывания частей гарнизона лед не был предусмотрен. На правительственном совещании вечером 9 января начальник штаба войск гвардии генерал Мешетич заявил: «стрельба естественное следствие вызова войск: ведь не для парада же их вызывали?»

Логика действия полицейской и военной машины — бюрократическая логика. Если в нормальной, обыденной ситуации, четко укладывающейся в рамки приказов и установлений, она часто приносит ожидаемый результат, то в критической, революционной ситуации — напротив: она может быть совершенно контрпродуктивной. Рабочие с иконами и портретами царя в руках ощущали себя как-то защищенными от войск, не ожидали стрельбы со стороны солдат. С другой стороны, эти портреты и хоругви не оказали никакого действия на солдат.


В условиях революционной ситуации сознание масс может меняться стремительно. Этому способствуют большие события. Обычно вера в «доброго царя» или — сегодня — в «доброго Путина» стабилизирует режим, но в ходе революционной ситуации это не так. В любой момент она может смениться на свою противоположность. Активность провластных масс много опаснее для режима, чем пассивный индивидуализм. При некоторых обстоятельствах она может быть даже опасней активности оппозиции — предсказуемой и эффективно подавляемой.

Кризис углубляется. Если завтра рабочие выйдут на улицы, протестуя против сокращений и падения уровня жизни, то весьма вероятно, что они выйдут не с антипутинскоми, а напротив — с самыми что ни на есть пропутинскими лозунгами. С обращением к доброму Путину-царю. Но в условиях кризиса это большой вызов власти. Как показал опыт 1905 года, разгонять сторонников Путина может быть даже опаснее, чем его противников. Но в условиях кризиса и бюджетного дефицита разгонять рабочие протесты так или иначе придется. В этой ситуации мы должны иметь готовую организационную и, что особенно важно, идейную альтернативу режиму и — шире — капиталистической системе.

Вечером 9 января повсюду в пролетарских районах города рабочие обращались к «студентам», как они называли молодых партийных агитаторов из интеллигенции. Вчера рабочие были готовы бить их за неверие в бога и царя. Сегодня они прямо признавали, что нуждаются в политике, идеях, оружии.

Мы тоже должны быть готовы к такому повороту событий!