Общий форум > ВОЙНА
Польша
vasily ivanov:
Нетолерантный Денис Давыдов
pyhalov
February 25th, 23:31
По приему, сделанному русскому войску польскими жителями Гродны, я вижу, что до них не дошел еще слух о событиях; вот они: Россия свободна. Все наши силы вступили в Вильну 1-го декабря. Теперь они за Неманом. Из полумиллионной неприятельской армии и тысячи орудий, при ней находившихся, только пятнадцать тысяч солдат и четыре пушки перешли обратно за Неман. Господа поляки! В черное платье! Редкий из вас не лишился ближнего по родству или по дружбе: из восьмидесяти тысяч ваших войск, дерзнувших вступить в пределы наши, пятьсот [241] только бегут восвояси; прочие — валяются по большой дороге, морозом окостенелые и засыпанные снегом русским.
Я вошел сюда по средству мирного договора; мог то же сделать силою оружия, но я пожертвовал славою отряда моего для спасения города, принадлежащего России, ибо вам известно, что битва в улицах кончается грабежом в домах, а грабеж — пожарами.
И что же? Я вас спасаю, а вы сами себя губить хотите! Я вижу на лицах поляков, здесь столпившихся, и злобу, и коварные замыслы; я вижу наглость в осанке и вызов во взглядах; сабли на бедрах, пистолеты и кинжалы за поясами... Зачем все это, если бы вы хотели чистосердечно обратиться к тем обязанностям, от коих вам никогда не надлежало бы отступать?
Итак, вопреки вас самих я должен взять меры к вашему спасению, ибо один выстрел — и горе всему городу! Невинные погибнут с виновными... Все — в прах и в пепел!
http://militera.lib.ru/memo/russian/davydov_dv/05.html
Фрейлих прислал парламентера благодарить Чеченского за снисходительный сей поступок, а Чеченский воспользовался таким случаем, и переговоры между ними завязались. Вначале австрийский генерал объявил намерение не иначе сдать город, как предавши огню все провиантские и комиссариатские магазины, кои вмещали в себе более нежели на миллион рублей запаса. Чеченский отвечал ему, что все пополнение ляжет на жителей сей губернии и чрез это он докажет только недоброжелательство свое к русским в такое время, в которое каждое дружеское доказательство австрийцев к нам есть смертельная рана общему угнетателю. После нескольких прений Фрейлих решился оставить город со всеми запасами, в оном находившимися, и потянулся с отрядом своим за границу. Чеченский вслед за ним вступил в Гродну, остановился на площади, занял постами улицы, к оной прилегающие, и поставил караулы при магазинах и гошпиталях. [240]
Он не преминул также уведомить меня о духе польских жителей города, весьма для нас противном. Нельзя было быть иначе: город Гродна ближе всех больших литовских городов граничил с Варшавским герцогством и потому более всех заключал в себе противников нашему оружию: связи родства и дружбы, способность в сношениях с обывателями левого берега Немана и с Варшавою, с сим горнилом козней, вражды и ненависти к России, — все увлекало польских жителей сего города на все нам вредное. Напротив того, все вообще евреи, обитавшие в Польше, были к нам столь преданы, что, при всей алчности к наживе и корыстолюбию, они во все время отказывались от лазутчества противу нас и всегда и всюду давали нам неоднократные и важнейшие известия о неприятеле.
Надо было наказать первых и погладить последних.
Девятого числа я вступил в город со всею партиею моею. У въезда оного ожидал меня весь кагал еврейский. Желая изъявить евреям благодарность мою за приверженность их к русским, я выслушал речь главного из них без улыбки, сказал ему несколько благосклонных слов и, увлеченный веселым расположением духа, не мог отказать себе в удовольствии, чтобы не сыграть фарсу на манер милого балагура и друга моего Кульнева: я въехал в Гродну под жидовским балдахином. Я знаю, что немногие бы на сие решились от опасения насмешки польских жителей, но я не боялся оной, имев в себе и вокруг себя все то, что нужно для превращения смеха в слезы. Исступленная от радости толпа евреев с визгами и непрерывными ура! провожала меня до площади. Между ними ни одного поляка не было видно, не от твердости духа и не от национальной гордости, ибо к вечеру они все пали к ногам моим, а от совершенного неведения о событиях того времени. Хотя известие о выступлении из Москвы дошло до них несколько дней прежде занятия мною Гродны, при всем том они все еще полагали армию нашу в окрестностях Смоленска, а отряд мой — партиею от корпуса Сакена.
Я остановился на площади, сошел с коня и велел ударить в барабан городской полиции. Когда стечение народа сделалось довольно значительным, я приказал барабанам умолкнуть и велел читать заранее приготовленную мною бумагу, с коей копии, переведенные на польский язык, были немедленно по прочтении русской бумаги распущены по городу.
«По приему, сделанному русскому войску польскими жителями Гродны, я вижу, что до них не дошел еще слух о событиях; вот они: Россия свободна. Все наши силы вступили в Вильну 1-го декабря. Теперь они за Неманом. Из полумиллионной неприятельской армии и тысячи орудий, при ней находившихся, только пятнадцать тысяч солдат и четыре пушки перешли обратно за Неман. Господа поляки! В черное платье! Редкий из вас не лишился ближнего по родству или по дружбе: из восьмидесяти тысяч ваших войск, дерзнувших вступить в пределы наши, пятьсот [241] только бегут восвояси; прочие — валяются по большой дороге, морозом окостенелые и засыпанные снегом русским.
Я вошел сюда по средству мирного договора; мог то же сделать силою оружия, но я пожертвовал славою отряда моего для спасения города, принадлежащего России, ибо вам известно, что битва в улицах кончается грабежом в домах, а грабеж — пожарами.
И что же? Я вас спасаю, а вы сами себя губить хотите! Я вижу на лицах поляков, здесь столпившихся, и злобу, и коварные замыслы; я вижу наглость в осанке и вызов во взглядах; сабли на бедрах, пистолеты и кинжалы за поясами... Зачем все это, если бы вы хотели чистосердечно обратиться к тем обязанностям, от коих вам никогда не надлежало бы отступать?
Итак, вопреки вас самих я должен взять меры к вашему спасению, ибо один выстрел — и горе всему городу! Невинные погибнут с виновными... Все — в прах и в пепел!
Дабы отвратить беду — не войскам моим, которые найдут в оной лишь пользу, а городу, которому грозит разрушение, — я изменяю управление оного.
Подполковник Храповицкий назначается начальником города. На полицеймейстера и подчиненных его, которые все поляки, я положиться не могу и потому приказываю всем и во всем относиться к еврейскому кагалу.
Зная приверженность евреев к русским, я избираю кагального в начальники высшей полиции и возлагаю на него ответственность за всякого рода беспорядки, могущие возникнуть в городе, так, как и за все тайные совещания, о коих начальник города не будет извещен. Кагального дело — выбрать из евреев помощников для надзора как за полицией), так и за всеми польскими обывателями города. Кагальный должен помнить и гордиться властью, которою я облекаю его и евреев, и знать, что ревность его и их будут известны вышнему начальству.
Предписывается жителям города, чтобы в два часа времени все огнестрельное оружие, им принадлежащее, было снесено на квартиру подполковника Храповицкого. У кого отыщется таковое пять минут после истечения данного мною срока, тот будет расстрелян на площади. Уверяю, что я шутить не люблю и слово свое умею держать как в наградах, так и в наказаниях».
«Это что за столб?» — спросил я, увидя высокий столб посреди площади. Кагальный объявил, что этот столб поставлен во время празднования польскими обывателями взятий Москвы. В ото время, не помню точно, но, кажется, г-н Андржикович (шурин генерала Беннингсена, ныне губернатор Волынской губернии и оплеченный анненскою лентою) подошел ко мне с унизительною ужимкою и сказал: «Cela se nomme mat de cocagne, mon colonel; les circonstances...» (Это — так называемый призовой столб, полковник; обстоятельства. — Ред.). Взгляд пронзительный осадил его в толпу, из которой он выступил. [242]
«Кагальный, топоры, — и долой столб!» — Столб мгновенно рухнул на землю. «Что за картины вижу я на балконах и окнах каждого дома?» — «Это прозрачные картины, — отвечал кагальный, — выставленные, как и столб, для празднования взятия Москвы». — «Долой, и в огонь на площади!»
Когда некоторые из картин пронесли мимо меня, я приметил разные аллегорические ругания насчет России. Но самая замечательная находилась на балконе аптекаря. На ней изображались орел Франции и белый орел Польши, раздирающие на части двуглавого орла России. Я велел позвать к себе аптекаря и приказал ему к 12-му числу, то есть ко дню рождения императора Александра, написать картину совершенно противного содержания, присовокупи к орлам Франции и Польши еще двух особых орлов, улетающих от одного орла русского.
Между тем я не забыл и жителей, с домов коих сорваны были подобные аллегории. Им было ведено к тому же числу выставить изображения, приличные настоящим обстоятельствам и прославляющие освобождение России от нашествия просвещенных варваров. Все повиновались без прекословия; один аптекарь представил затруднения, уверяя, что так как картина, на него наложенная, весьма многосложна, то он не успеет исполнить приказания в такой короткий срок. Этого было довольно. До сей поры на лице и в словах моих изображалась одна холодная строгость; я искал случая закипеть гневом, чтобы окончательно уже сразить надменность польскую. Случай предстал, и, как мне после сказывали товарищи мои, безобразие мое достигло до красоты идеальной... Я заревел, и электрическая искра пробежала по всей толпе поляков; об аптекаре же и говорить нечего; он вытянулся, как клистирная трубка, и побледнел, как банка магнезии. Я приказал к дому его приставить караул с тем, чтобы целые сутки 12-го числа не было у него огня не токмо в доме, но даже и на кухне, а 13-го вечером, когда нигде уже не будет иллюминации, велел ему осветить все окна и выставить на балконе означеную прозрачную картину. Так и было.
В заключение всем неистовствам (как называли их поляки и в чем я с ними соглашаюсь), я отыскал того ксендза, который говорил похвальное слово Наполеону при вступлении неприятеля в пределы России, и приказал ему сочинить и говорить в российской церкви слово, в котором бы он разругал и предал проклятию Наполеона с его войском, с его союзниками и восхвалил бы нашего императора, вождя, народ и войско; а так как я не знал польского языка, то назначено ему было 11-го числа, вечером, представить рукопись свою Храповицкому для рассмотрения.
Сверх того я назначил сотню казаков, всегда готовых для Храповицкого, когда нужно было ему прибегнуть к силе для исполнения повелений его. Эти казаки посылаем также были патрулями по городу денно и нощно и не позволяли сборища свыше пяти человек. [243] Предписал запечатать магазины и оставить при них поставленные майором Чеченским караулы.
Приказал открыть греко-российскую церковь и восстановить в ней богослужение. 12-го числа, в день рождения государя императора, приказал, чтобы все городские чиновники явились ко мне с поздравлением, чтобы город был освещен плошками и чтобы звонили целые сутки во все колокола всех церквей.
И, наконец, приказал кагалу подать список всем чиновникам и обывателям, записавшимся в службу Варшавского герцогства.
Таким образом, оконча, так сказать, площадные дела мои, я пошел на квартиру, откуда немедленно отправил курьера в главную квартиру с донесением о благополучном исполнении возложенного на меня препоручения.
Не прошло часу, как все полезло ко мне с почтительными визитами. Всем произнесен был отрывистый отказ донским швейцаром моим, стоявшим с пикою у дверей. Некоторые однако ж были приняты: Андржикович, о коем я упомянул выше и с коим Храповицкий должен был иметь сношения касательно продовольствия партии, старик граф Валицкий, который от старости и трусости не вдавался в военные предприятия, а от скупости не помогал деньгами, и господин Рот, венгерский выходец, почтенный старец, издавна в городе поселившийся, чуждый всех политических переворотов и имевший в нашей службе пять сыновей, всегда храбро служивших. Первый был однажды вытолкан взашей Храповицким вследствие какого-то возникшего между ними спора насчет фуража и провианта, нужного для партии; а второго я никогда не забуду выступку, когда он, получи позволение предстать предо мною, вползал в комнату, сплоченный голубою польскою лентою, в башмаках и со шляпою под мышкой.
Причина посещения его состояла не в бесплодном унижении, подобно его соотечественникам; он приехал с тем, чтобы выхлопотать у меня помилование от разорения, в коем он не сомневался, услыша, что я ношу бороду и командую казаками, — два обстоятельства, как уверяют, весьма неутешительные! Обладая необычайным движимым имением, завоеванным им в течение сорокалетнего упражнения на зеленой равнине стола ломберного, он дрожал, чтобы другого рода, на другой равнине и в другую игру отличившиеся игроки не лишили его явно и мгновенно того, что он исподтишка приобрел трудами долговременной своей ловкости. Как я втайне смеялся над его трепетом и изворотами, посредством коих искал он удостоверить меня в понесенных им убытках! Признаюсь, я довольно долго наслаждался его боязнью и после всякого рассказа его отвечал ему: «Однако, граф, если б пошарить у вас, то, верно, еще кой-что найдется!» И он на всякий таковой ответ повторял: «Дали буг, ниц ни ма!» И крестился, и глаза подымал к небу. И так как он крестился по католическому [244] исповеданию — с левого плеча на правое, то каждый раз я заставлял его снова креститься по-нашему — справа налево, что он, наконец, сам собою уже делал.
Помуча его более часу, я заключил наше свидание просьбою, чтобы он ничего не боялся, что хотя я в бороде и командую казаками, но что ни я, ни они — не грабители. Без сомнения, он не успокоился от слов сих — и хорошо сделал, но бескорыстное поведение партии моей в одни сутки удостоверило его в истине моего уверения.
Так как во время проезда моего из Тильзита в 1807 году я провел несколько дней в Гродне, то многие из жителей сего города меня знали и, следовательно, не минули немедленно осыпать меня приглашениями всякого рода: иные звали меня на чай, другие на ужин, некоторые разобрали между собою следующие дни для угощения меня и моих товарищей; но мы решительно от всего отказались и разделяли время между собою и обязанностию службы.
Двенадцатого числа, поутру, господин Рот вошел ко мне и объявил о приезде чиновников и всех почетных особ города для поздравления. Занимаемый мною дом был на городской площади, против ратуши. Я и Храповицкий жили в двух маленьких горницах, примыкающих к обширной, сырой зале, с самого начала зимы не топленой и по сырости своей обитаемой одними кашлями и ревматизмами. Там я заставил ждать битый час всех моих посетителей, одетых уже в губернские мундиры, с повинными головами, дрожавшими от страха и стучавшими зубами от стужи нестерпимой. Наконец я предстал пред ними в моей наездничьей одежде. Имелся список, куда кто был записан; я говорил им крупно, без запятых и точек, и заключил монолог мой приказанием итти со мною в русскую церковь молиться за царя русского и благодарить бога за избавление России.
Все, что я приказал Храповицкому, Храповицкий — кагалу, а кагал — обывателям, все исполнилось в точности и все разрывало от досады поляков, принужденных против воли прославлять и царя и народ русский, внезапно перейти от надменной походки вооруженных рыцарей к национальному их ногопадению, и вместо владычества над Россией — исполнять предписания жидовского кагала.
Тринадцатого, вечером, я получил повеление итти на Ганьондз.
Партия моя немедленно туда выступила, но я по приключившейся мне болезни принужденным нашелся остаться пять дней в Гродне.
Сего числа прибыла в Гродну кавалерия генерал-лейтенанта Корфа, а на другой день и пехота генерала от инфантерии Милорадовича. Первому из них я сдал магазины и гошпитали, находившиеся в этом городе, и, переехав к нему на квартиру, остался в оной до моего выздоровления. [245]
http://pyhalov.livejournal.com/37509.html
vasily ivanov:
Польша: маразматических переживаний всё больше
В Польше обсуждают версию, озвученную по радио Марыя и растиражированную Газетой Выборчей, что русские разбирали тела поляков, погибших 10 апреля, на органы.
И вот ведь что интересно: информация подаётся под соусом "посмотрите, до какого маразма мы дошли", но при этом всем понятно, что значительная часть польского общества (думаю, как минимум 10%) воспримет её как истину несмотря ни на какие оговорки.
И это, кстати, неудивительно, так как символизм здесь очень разумный и понятный: тела погибших поляков отождествляются с телом самой Польши, "не раз разорванном Россией". В этих "святых телесах" как бы воплощена сама историческая Польша, и образ русских, разрывающих их на части, вырывающих польские сердца - очень яркий и запоминающийся, как бы разум не сигналил, что такого быть не могло. Образ всегда сильнее.
Но понравилась ответная версия, что органы изымались сами поляками - растаскивались на реликвии. Надо сказать, при той же маразматичности звучит она правдоподобнее ;)
В любом случае, чем ближе годовщина (10 апр.), тем маразма будет больше. Ещё и не такое придумают.
http://olegnemen.livejournal.com/295215.html
skyline:
--- Цитата: Admin от 04/06/09 , 17:51:42 ---Борясь с фальсификацией истории, Минобороны РФ заявило, что в начале Второй мировой войны виновата Польша
Российские силовики с энтузиазмом включились в объявленную на самом высоком уровне борьбу с фальсификацией истории «в ущерб интересам России». В результате на официальном сайте Минобороны появился текст, из которого следует, что виновником начала Второй мировой войны является Польша.
Текст под названием «Вымыслы и фальсификации в оценках роли СССР накануне и с началом второй мировой войны» (можно скачать в формате .rtf) находится в разделе «История против лжи и фальсификаций». Автор – начальник научно-исследовательского отдела военной истории Северо-Западного региона РФ Института военной истории Министерства обороны, кандидат исторических наук полковник Сергей Николаевич Ковалев, сообщает газета «Время новостей».
Он пишет буквально следующее: «Все, кто непредвзято изучал историю второй мировой войны, знают, что она началась из-за отказа Польши удовлетворить германские претензии. Однако менее известно, чего же именно добивался от Варшавы А. Гитлер. Между тем требования Германии были весьма умеренными: включить вольный город Данциг (ныне Гданьск) в состав Третьего рейха, разрешить постройку экстерриториальных шоссейной и железной дорог, которые связали бы Восточную Пруссию с основной частью Германии. Первые два требования трудно назвать необоснованными. Подавляющее большинство жителей отторгнутого от Германии согласно Версальскому мирному договору Данцига составляли немцы, искренне желавшие воссоединения с исторической родиной».
И далее: «Стремясь получить статус великой державы, Польша никоим образом не желала становиться младшим партнером Германии». Поэтому Германия аннулировала германо-польскую декларацию 1934 года о дружбе и ненападении. Упрекает автор и западные демократии, которые «создавали у польского правительства необоснованные иллюзии, что в случае войны они окажут Варшаве необходимую помощь».
Как отмечает обозреватель «Времени новостей», за такую трактовку в современной Германии (где нет никакой комиссии по борьбе с фальсификации истории, а есть только ведомство по защите конституции) полагается как минимум жесткое административное взыскание. Немецкое ведомство по защите конституции обычно проявляет интерес к попыткам таким образом трактовать историю второй мировой: мол, виновата Польша, Германия ни при чем, Гитлер выдвигал вполне законные требования, Польша могла бы их и удовлетворить вместо того, чтобы упираться и втравливать своих серьезных и благопристойных соседей в преждевременный конфликт. С современной официальной точки зрения германских властей, это очень похоже на оправдание режима, существовавшего тогда в Германии и давным-давно по суду признанного преступным, отмечает автор газеты.
http://www.polit.ru/news
--- Конец цитаты ---
В принципе в чём-то верно. Действительно Польша отказалась удовлетворить весьма скромные притязания Германии по возврату своей территории. Но по сути ВМВ начала и Британия и Франция, объявив войну Германии.
vasily ivanov:
Катынь под Рейстагом
Вот честное слово - не хотел я в День Победы говорить об этой истории. Но раз вы в посте о польском флаге над поверженным Берлином спросили о памяти тех событий, лукавством было бы промолчать.
Так помнят ли в современной Польше о величайшем триумфе польского оружия ХХ века, когда польский флаг наряду с советским реял над столицей мировой военной сверхдержавы - тысячелетним Рейхом?
Казалось бы - вот он, повод вспомнить о славянском братстве, сломавшем хребет извечному врагу. Чем не повод для общей гордости и примирения?
Но... Сегодня предпочитают вспоминать не о боевом братстве и победе над тысячелетним врагом всех славян. Вспоминают Берлин и май 1945, пишут сенсационные статьи и снимают исторические передачи совсем о другом.
О польских солдатах, что первыми взяли Рейхстаг и водрузили на нем польский флаг, но были расстреляны превосходящими силами русских...
Праздник? А за углом, тем временем расстреливали настоящих польских геров взявших Рейхстаг...
Вот как не поверить такому свидетельству:
"Nasi ?o?nierze zostali skoszeni seri? czy to b?d? z maxima czy pm-u po zawieszeniu Polskiej flagi na dachu Reichstagu. M?j wujek ?.p. Mieczys?aw Kossakowski z Tykocina przeszed? ca?y szlak Lenino - Berlin w zwiadzie jednej (nie pami?taj w tej chwili kt?rej a czarowa? nie b?de)z dywizji 1DP w oddziale zwiadu. Trzykrotnie uciek? z niewoli podczas wykonywania misji bojowych, kilka razy ranny i odznaczany ale mniejsza o to. Za czas?w jeszcze "komuny" w wielkiej rodzinnej tajemnicy opowiada? jak by? naocznym ?wiadkiem tego jak nasi ch?opcy pierwsi wbiegli na dach zawieszaj?c Polsk? flag? i po chwili cz??? z nich zosta? zastrzelona przez nadbiegaj?cych do bramy rosjan. Na placu przed bram? wywi?za?a si? kr?tka i za?arta strzelanina mi?dzy polskimi a ruskimi ?olnierzami. Jednak ruskich by?o zbyt wiele i nasi musieli zaprzesta? strzelania. Oddzia?y kt?ry tego dokona? tzn. znajduj?cy si? w pobli?u ?olnierze zostali zatrzymani, rozbrojeni a ci co nie brali czynnego udzia?u w tak dla nas Polak?w wa?nej chwili a byli na miejscu, dostali kilkakrotne przydzia?u ?eru i bimbru z rozkzem zaj?cia ty?owych pozycji przysi?gaj?c, ?e zachowaj? to w tajemnicy pod gro?b? ?mierci. Podobno jak opuszczali plac Raichstagu by?o s?ycha?, ?e naszych ruskie rozstrzelai ale byli pod uzbrojon? eskort? i nie mogli nic zrobi?. Bardzo prze?ywa? to opowiadaj?c. To co s?ysza?em jako rodzinn? tajemnic? przekazuje dla potomnych".
. "Наши солдаты были скошены очередью [русского] то ли максима, то ли ручного пулемета после водружения польского флага на крыше рейхстага. Мой дядя Мечислав Коссаковски из Тыкоцина прошел весь путь от Ленино до Берлина в разведке одного (не помню сейчас, которого) из дивизии 1DP. Три раза он бежал из плена во время выполнения боевых задач, несколько раз ранен, но это неважно. Еще во времена "коммуны" как большую семейную тайну он рассказал, как он стал непосредственным свидетелем, как наши парни впервые вбежали на крышу [Рейхстага] и водрузили польский флаг, и через секунду некоторые из них были расстреляны подбежавшими русскими. На площади перед воротами началась короткая, но очень ожесточенная перестрелка между польскими и русскими солдатами. Но русских было слишком много, и наши были вынуждены прекратить стрельбу. Польские части, которые участвовали в перестрелке, были задержаны и разоружены, а тех, кто не принимал активное участие в столь важном для нас, поляков, моменте, но были там, они получили несколько порций жрачки и самогона с приказом отправиться в тыл, предупредив держать это в тайне под страхом смертной казни. Уже покидая площадь перед Рейхстагом, они вроде бы слышали, как русские расстреливают разоруженные польские части, что первыми водрузили флаг над Рейхстагом, но они ничего не могли сделать, так как были под вооруженным конвоем. Дядя очень переживал это, рассказывая. Это я услышал, как семейную тайну, которая передается потомству. "
Вот так - поляки первые взяли Рейхстаг, но русские их расстреляли... Пока это неофициальная версия. Но почти во всех интервью с польскими солдатами, бравшими Берлин, уже непременно задают вопрос "А про расстрел русскими польских солдат, повесивших флаг, вы что-то знаете?"
То есть мы присутствуем при рождении очередного исторического факта о расстреле польских солдат кровожадными русскими. На этот раз прямо на площади перед Рейхстагом. Вот помяните мое слово - пройдет еще несколько лет, появится еще несколько свидетелей с рассказами родных дядь, что видели все собственными глазами, и сотни скорбных памятников встанут по всей Польше...
А вы говорите - братство и праздник Победы :(
http://szhaman.livejournal.com/726201.html
В свете вновь открывшейся правды о том, что первым над Рейхстагом был поднят польский флаг, но русские пулемётчики всех поляков убили и уже потом подняли красный, следует пристальнее присмотреться и другим историческим событиям.
Например, правде об Катыни при открытии Америки!
Наверное многие в детстве зачитывались книгами Альфреда Шклярского про Томека. Так вот...
Цитата:
Томек немного подумал, весело взглянул на боцмана и спросил:
- А вы не знаете, кто открыл Америку?
- Только не говори браток, что это был поляк, - расхохотался моряк.
- Я знаю, что Колумб.
- Вы не ошибаетесь, но мне приходилось слышать, что в 1476 году
поляк, Ян из Кельна, гданьский мореход, по поручению датского короля
возглавил экспедицию для спасения остатков нормандской колонии в
Гренландии. Туда он, правда, не добрался, но по другую сторону океана
открыл землю, которая, по всей вероятности, называется теперь
Лабрадором. Если это правда, то наш земляк опередил Колумба на
шестнадцать лет.
Все становиться намного яснее не правда ли? Томек не может врать!!!
А сколько еще таких невыясненных пока "Катыней"?
Но придет время - и каждой "катыни" непременно поставят собственные памятники!
Так победим!
http://szhaman.livejournal.com/729564.html
MALIK54:
Колониальные фантазии Варшавы
На свете есть три страны, которые ни при каких обстоятельствах никогда не признают собственных ошибок и преступлений. Это США, Великобритания и их многолетний верный союзник – Польша.
Зато эти страны любят поучать других, как правильно жить и что нужно делать. Попробуйте втолковать англосаксу, что их могущество многие века зиждилось на беспримерном грабеже третьих стран. Вам презрительно ухмыльнуться в лицо и промолчат, либо же, с горячностью, начнут доказывать, что США и Британия – оплоты демократии, готовые за просто так бросаться в самое пекло в любой точке планеты, чтобы эту самую планету спасти от всяких тоталитаризмов, коммунизмов, терроризмов и диктатур.
Польша, хоть «росточком» и поменьше, а тоже придерживается такой же пропагандистской тактики. Все горести на земле исходят от кого угодно, но только не от поляков. Особенно много бед для Польши исходит от России. Хотя человеческие потери Польши от постоянных войн с германцами на несколько порядков выше любых утрат в войнах с Россией, Варшава предпочитает делать вид, что всё зло на земле от русских. Сами же поляки – охранители свободы, вольности и западной демократии. Польша для поляков – восточный «бруствер» западной цивилизации на пути диких и жестоких орд схизматиков (т.е. православных) – поработителей. Самое удивительное, что большинство поляков в это искренне верит.
Упрекая Россию за чрезмерно активный пропагандистский аппарат, который не даёт звучать альтернативным точкам зрения и заглушает критические, но трезвые голоса, Польша сама предельно тщательно «зачищает» собственное информационное пространство от нежелательной информации или нежелательных ассоциаций, связанных с тем или иным историческим фактом из её прошлого.
Сильно ли печалится польская общественность по поводу участия поляков в наполеоновских походах? Что вы! Это причина гордости за своих предков, отправившихся громить ненавистную Россию вместе с французами. Потом, правда, бежавших обратно, с очумелыми от страха глазами, но сейчас не об этом. И не очень-то переживают польские патриоты о том, что поляки помогали Бонапарту уничтожать свободолюбивую Испанию, где против пришельцев-захватчиков поднялся весь народ – от мала, до велика.
Истории известен подвиг женщины-испанки, которую французы заставили накормить своих детей той же едой, которую она подала французам. Еда была отравлена, но испанка, не колеблясь, потчевала своих крошек этим ядом, лишая врагов последних подозрений. Французы, видя, как мать кормит своих чад, жадно набросились на яства. И через время все – и мать, и дети, и оккупанты уже корчились в предсмертных судорогах. Этот случай вселил ужас во французов. В Испании в солдат Наполеона стрелял каждый дом, каждая дверь.
А в испанские дома и двери стреляли поляки, выказывая личную преданность корсиканскому чудовищу.
Мало переживают современные поляки и о гнусной роли польских легионеров в подавлении восстаний гаитянских рабов в 1791 г., которые подняли мятеж против французских колонизаторов. Несчастных негров убивали, резали и калечили из всех видов оружия. Но гаитяне оказывали ожесточённое сопротивление. Война длилась почти 10 лет.
В конце концов, совместными франко-польскими усилиями бедных рабов снова заковали в цепи.
Симпатии к колониалистам традиционно сильны в Польше, да и сами поляки, оказывается, тоже подумывали о далёких заморских колониях. В 1918-1939 в Польше существовала т.н. Морская и колониальная лига. Организация эта меняла название несколько раз, но последнее её наименование было именно таким. Появление прилагательного "колониальная" не было случайностью, а отражало революционные изменения польской морской политики. Отныне Варшава открыто заявляла свои права на заморские колонии, мотивируя это тем, что Польша, часть которой входила в состав побеждённой в Первой мировой войне Германии, должна получить свою долю при распределении бывших германских колоний, поскольку поляки в Германии платили налоги, несли службу в полиции и армии, в т.ч., на территории германских заморских владений.
Варшава требовала 1/10 от общей площади немецких колоний, т.к. этнические польские земли составляли 1/10 территории Германии до 1918 г.
С 1938 г. в Польше с большим воодушевлением отмечались т.н. Дни колоний. В костёлах служили мессы, на городских стенах вывешивали пропагандистские плакаты с энергичным лозунгом: "Желаем колоний для Польши!". Вдохновителем и организатором Дней колоний выступил генерал Казимеж Соснковский, настойчиво продвигавший в массы идею о будущем морском величии польской державы. Афиши призывали прохожих присоединяться к празднованию Дней колоний во главе с Соснковским: "Польше не хватает сырья, необходимого для экономического развития страны. Ежегодно мы платим огромные деньги тем, кто контролирует сырьевую добычу и торговлю. Сегодня Польша борется на международной арене за то, чтобы получить свободный доступ к заморским колониям и непосредственной добыче и эксплуатации источников сырья...За реализацию этих планов должны выступить все поляки, как на родине, так и за границей".
Варшава вела переговоры с Парижем и Лиссабоном о передаче ей участков земли в Бразилии, Мозамбике и на Мадагаскаре. Лозунг "Евреев – на Мадагаскар!" тогда был довольно популярным в народе. Всё больше и больше периодических изданий подключались к этому пропагандистскому проекту, а власти оказывали его детищу всевозможную поддержку: "Квартальник Института научных исследований проблем эмиграции и колонизации", "Иллюстрированный ежедневный курьер" и др. Последний, не будучи специализированным журналом, регулярно освещал колониальную тематику во внешней политике Польши, размещая статьи Перегринуса "Эхо из далёкого Ирана. Почему нас до сих пор здесь нет? Как Польша осталась позади в гонке народов", Л. Томанека "Экзотический край – экзотические люди. Поляки в голландской Индии", а также публикуя высказывания на эту тему польских путешественников, плантаторов, специалистов по тропическим болезням, мореплавателей, климатологов и агрономов.
К концу 1930-х гг. штат редакции составлял 1500 чел., а по всей стране открывались филиалы журнала. Первых польских поселенцев в Африке и Южной Америке называли пионерами, добывающими для родины дополнительные территории.
Направлений для польской эмиграции было в те годы всего два – Северная Америка (Канада и США, где польские эмигранты тонули в море приезжих из остальных стран и быстро ассимилировались) и "восточные территории" или "кресы" (Западная Украина, Западная Белоруссия, часть Литвы), а этого было недостаточно. На "восточных территориях" Варшава старалась достичь численного перевеса польского национального элемента над местным населением, чтобы закрепить эти территории навсегда за собой. Земельные участки на "кресах" часто получали польские военнослужащие, отставные жандармы и чиновники.
С 1919 по 1929 гг. свыше 70.000 военных с семьями поселились на "кресах". "Кресы" нужно было массово заселять, ибо это была единственная территория, куда могли выехать польские поселенцы, и где была значительной доля не польского населения, не лояльного к Польше, которое необходимо было "переварить" в "польском этническом котле". Только в одну Западную Белоруссию с 1918 по 1939 гг. переехало более 300 тыс. польских осадников.
Варшава стремилась многократно расширить размеры польской державы, вобрав максимально возможное количество территорий, и её взор обратился в сторону южных широт.
Колониальные амбиции Варшавы потерпели полный провал. Бюджет страны не вынес финансового бремени романтических бредней в исполнении польских генералов, адмиралов и политиков. Потом пришёл трагический для польского народа 1939 г., когда Варшава пала под ударами гитлеровской армии. Морская и колониальная лига прекратила свою деятельность. Варшаве было не до морей и океанов. Её работа была возобновлена в 1944 г., а сама организация сменила название на Морскую лигу. Позже и она подверглась упразднению.
Восстановлена Морская лига была в 1980-е гг. и с 1999 г. носит наименование Морской и речной лиги. И сейчас среди польских патриотов деятельность членов Морской и колониальной лиги вызывает восхищение и уважение. Её наследница – Морская и речная лига, чьё руководство проводит патриотические мероприятия, посвящённые идеологам польского колониализма. Публикуются их тезисы, работы историков, им посвящённые, в положительном тоне освещается сама идея получения для Польши африканских или американских колоний. Нет слов сожаления о том, что Варшава, по сути, планировала принять участие в порабощении несчастных туземцев совместно с другими европейскими державами.
И если с властями Бразилии, которая получила независимость от Лиссабона в 1822 г., были достигнуты договорённости о покупке поляками земельных участков, то в других странах поляки планировали получить землю по договорённости с колониальной администрацией, будь то португальцы или французы.
Польские поселенцы направлялись на дальние континенты не для того, чтобы спасать или жалеть далёких аборигенов, а для того, чтобы вывозить дешёвое сырьё и обогащать метрополию, т.е. Польшу.
Сегодня Польша, как и сотни лет назад, опять во всём поддерживает западных колониалистов – американцев, французов, англичан, которые по-прежнему стараются наложить лапу на чужую нефть, чужой газ, чужие леса и воды. Но современные поляки это не считают зазорным. Нет никакого стыда и по поводу польских планов оторвать себе кусочек Африки или Южной Америки. Напротив, пытаются гордиться славным колонизаторским запалом своих предков. Обвинения в колонизаторстве и варварстве Варшава приготовила для других. Ведь Польша, «как жена цезаря, всегда вне подозрений».
http://www.segodnia.ru/index.php?pgid=2&partid=1&newsid=14677
Навигация
Перейти к полной версии