Автор Тема: Поэма. Краля  (Прочитано 3156 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Александр Бортникер

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 16
Поэма. Краля
« : 19/03/15 , 13:00:22 »
      КРАЛЯ
                                                     
ПО  В. ШИШКОВУ

Среди деревьев оголённых
В тайге осеннею порой,
Лишь шелест павших листьев сонных,
Да чавканье земли сырой
Из под копыт уставших лошадей.
Морозец лёгкий грязь сковал
И путь далёкий легче стал.

Бодрит затихший лес сосновый.
А в вышине лазоревых небес
Клин журавлей, летя на край багровый,
Прощальной песней оглашает лес.
В луж зеркалах последний блеск лучей,
Сей знак морозных наступающих ночей.
И слышен голос заунывный ямщика.
Да тихий шёпот ветерка.

В печальной песне стаи журавлей,
Летящей от просторов снежных,
Прощанье с белым саваном полей
И ожиданье тёплых пастбищ нежных
Средь чудных птиц, диковинных зверей,
За сотни вёрст и множество морей.
Покуда вновь их позовёт
Зов милой Родины в полёт.

Как угадать, что ждёт их впереди,
Где жар пустынь, иль, где бушует море?
О, Господи, печалью обойди
Создания твои, пусть минет горе!

Как жаль, бескрылый человек!
И суждено ему прожить весь век
Прикованным к земле и лишь хотеть,
Чтоб вслед за птицами  лететь.

           ***

         ЧАСТЬ   1

С такими мыслями приятели в пути
На тарантасе тряском и убогом,
Спешат ночлег быстрее обрести,
Чтоб выспаться в смиренье строгом.
Длинны в тайге пути. Сплошная скука!
Не в радость ездокам, и лошадям-то мука.
И кнут, в руках уставших, ямщика
Всё чаще жалит им бока.

Один из седоков – упитанный купец
С большебородым ликом и весёлым нравом,
Видавший виды, рассудительный наглец,
Кичащийся своим купечьим правом
Был по фамилии Аршинин. А другой,
Стремящийся скорее на покой,
Сам доктор Шер. Как местный эскулап,
Большой был дока по леченью баб.
Худой, подвижный, нервный, безбородый.
С глазами, словно уголья из печи.
Удачливо у женщин принимавший роды,
Любитель длинной бестолковой речи.
А управлявший транспортом ямщик,
На козлах сидя, головой поник
И песенку мурлыкает под нос,
Как будто к козлам намертво прирос.

Вокруг темно. Деревья, как стена.
И лошади трусят вперёд с опаской.
Перед глазами тьмы сплошная  пелена,
Как будто всё покрыто тёмной краской.

- Ну что там, скоро? – Рявкнул тут купец, -
Когда же довезёшь ты нас, отец?
- Кажись быть скоро… быдто  недалече…
В земской, кабыть, готовы уже к встрече.

Но вот мелькнул несмело огонёк,
Затем другой, и вскоре показался третий.
Развеселились путники, увидевши намёк
На скорый отдых после перипетий.

Купец спросил:  - Деревня, что ли впереди?
- Как раз она и есть. В земскую , что ль  поди?
- Жарь на земскую! Там и переспим.
Попутно зверский голод утолим.
А что, уютно там, в этой земской? –
Спросил возницу доктор, - и тепло ли?
- Тепло! Там краля есть. Такой
Не часто встретишь в нашей – то юдоли.
- Какая краля? – Шер переспросил, -
Уже ли оторваться нету сил
От красоты её?
               - И-и-и… Прямо мёд!..
От взгляда гибнут, коли на сердце не лёд!

Купец взглянул насмешливо на Шера:
- А что бы, сударь, кралю ту подсортовать
Вам в экономки, вроде позволяет вера?
А?.. . Хе-хе-хе… Вы ж ищете под стать?
Ведь не жениться вы на ней хотите?!
Коль краля будет вам мила,
Спешите с нею выправить дела.
А впрочем. Собственно, гораздо больше проку
Иметь крестьяночку в особняке своём.
И кровь здоровая, румянец во всю щёку,
Да и хозяйка добрая на поприще твоём.
Но приглядеться надобно, чтоб  было без обману.
Как бы тово…  не этого… учить не стану.
Ведь, что ни говори, а бабы – это бабы:
Легко любить, да усмотреть-то кабы!

Шер промолчал, отдавшийся своим мыслям.

- А звать её Авдотья, слышь, Петровна.-
Встрял в разговор ямщик. – Ужотко опосля
Увидите, сколь краля та наивна.

Ямщик взмахнул кнутом, стегнул коней
И тройка борзая помчалась побыстрей.
Взлетевши на пригорок, замелькали ноги
По гладкой, словно выстланной , дороге.

Но вот земская. Вышел к ним десятский.
Спросил, сняв шапку: - Лошадей подать, аль как?
Ваши запарились и час, поди, не детский…
Отужинать изволите? Не спать же натощак!

Тут мужики пришли десятскому помочь.
И чуя, дальше отправляться в путь невмочь,
Купец распорядился вещи занести,
Чтобы в земской ночлег свой провести.

- Куды в такую пору ехать, надо отдохнуть.
-Куды тут, ишь ты кака темень, -
Сказали мужики, - совсем не виден путь,
Да и лошадки не тово… не кремень.
И весело вкруг тройки суетясь,
Во тьме, что-либо потерять боясь,
Поклажу мужики спроворили в земскую,
Коней поставив в стойло, снявши сбрую.

            ***
         
          ЧАСТЬ  2

В земской тепло. Печёным пахнет хлебом
И сыростью от свежевымытого пола,
Да пряностью, как летним небом,
Да вкусными  грибами свежего посола.

Аршинин хлопнул дверью. Заиграло
Огарка сального на лавке огненное жало,
И замелькали блики по столам, иконам вещим
И, голым до колен, ногам двух  женщин.

В испуге женщины одёрнули подолы,
В смущении зардев, как маков цвет,
Мужицких взглядов ощутив уколы,
Как резкий, быстро промелькнувший свет.
Войдя, купец, крестясь на образа,
Скосив на женщин наглые глаза
Сказал: - Ну, здравствуйте, творцы напастей!
И женщины сказали хором: - здрасте!..

А та , что постатней да по проворней,
Глазами карими метнула быстрый взгляд,
Отметив, что купец этот настырней,
Чем доктор Шер, на первый-то погляд.
И голосом певучим, серебристым,
(А Шеру показалось – золотистым)
Что сердце дрогнуло, а пламя от свечи
Насмешливо заколыхалось, как в печи,
Сказала ласково:
                   - Пожалуйте туда,
В ту комнату, там прибрано для вас.
А у самой глаза, как омут у пруда,
Погибелью грозят, заманивая нас.
Купец пошёл на цыпочках, и как-то боком,
Не в силах от виденья оторваться оком.

А доктор встал, как вкопанный, столбом,
С сердечной дрожью, с побледневшим лбом.
С душевным трепетом, опешив ровно,
Обмерив женщину от ног до головы,
Спросил: - Случаем Вы, не Евдокия ли Петровна,
И не про вас ли в людях множество молвы?

- Да, это я.  А вам, откуда знать?
Видать порядочно успели набрехать
Про жизнь мою. Купец тут , высунувшись в дверь:
- Тебя, Авдокею Петровну-то, поверь,
В Москве, слышь, каждый лапоть знает,
Что ты царицей выглядишь почти.
И всякий, встретивший тебя пытает
Твою, слышь, благосклонность обрести.
Да только вот не всякому дано
Испить столь терпкое вино.
Вот так-то, милая моя!..

- Уж, чья-то милая, да не твоя. –
Ответом был смешливый голосок.

- Ну ладно, дочушка, поставь-ка самовар,
Чтобы горячего отведать нам глоток,
Да чая сделай нам покрепче взвар.
Вишь-ты, мы с доктором намёрзлись по пути,
Придется кое-что покрепче нам найти.-
Сказал купец. Сам плотоядным взглядом,
От чар прекрасных , упиваясь ядом,
Пошёл до чемоданов вытащить коньяк.

- Чичас! – Сказала Дуня и игриво,
С движеньями, что позавидовал бы всяк,
С еле прикрытой грудью, с косами на диво,
Пьянившая избу тревожным ожиданьем,
Со смуглой кожей, порождающей желанье,
Сердца дурманя, двинулась к двери.
Купец пробормотал: - Вот баба, чёрт её дери!..
А доктор, словно громом поражённый,
Смотрел на эту дивную красу.
Потом , опомнившись, за нею, как скаженный,
За двери выскочил с одеждой навесу.

Другая баба – Дарья, с пышным телом,
Но бойко расправлявшаяся с делом,
Расставивши столы и стулья все рядами
На печь полезла за половиками.

Аршинин , облик благочестия утратив,
Подлез к ней сзади, хлопнул по спине,
И этим, пылкость всю свою утратив,
Решил восполнить остальное всё в вине.
Зарделась Дарья и, сведя в улыбку губы
Сказала, скаля белые, как сахар , зубы:
- А ты проворен, барин, на руку ерзок,
Да не осилишь этот ты кусок!

Купец смутился и ответил сокрушённо:
- Да, есть тот грех, кума… , конечно есть.
А знаешь, кумушка, нагнись-ка непременно,
Слышь-ка, шепну тебе приятну весть.

Та , неуклюже повернулась, наклонясь.
Купец обнял её и чмокнул, распалясь,
Да прямо в губы.  Вырвалась каналья!
Расхохоталась, покраснев в смущеньи, Дарья:
- Тьфу, чтоб тебе отсохла борода! –
Притворно возмутилась Дарья, идя к двери. –
Ишь ты , охальник бородатый прав… да,
И хто ж вам мужикам таким поверит!?

Вошёл тут доктор, радостно взирая,
В большом волненьи, руки потирая.
Купец от Дарьи быстро отскочил
И сделал вид, что грелся у печи.

Дарья ушла, а доктор взад-вперёд
По комнате восторженно носился.
Часы свои то выложит, то уберёт,
Как будто время распознать всё тщился.
Аршинин, сидя под иконами в углу,
Бесцельно на столе перед собой вертел иглу,
И наблюдал за доктором, ехидно усмехаясь,
Переживания его понять стараясь.

Потом ему он плутовато подмигнул
И, рассмеявшись, погрозил согнутым пальцем:
- Ты понял, доктор, что сейчас загнул?
Лик у тебя глупейшего страдальца!
Смотри, сгоришь ты в дантовом огне,
Давай-ка лучше утопи тоску в вине!

-   Ох, не могу! Мне нравится она! –
Ответил,  Шер, налив в стакан вина.
И выпив, вновь забегал там и сям,
Сам, улыбаясь сладостным мечтам.

          ***               

        ЧАСТЬ   3

Тут Дарья подала на стол им самовар,
Большую миску мёду, шаньги и стаканы.
Уселися за стол, сняв с фитиля нагар
И начали пить чай, обмысливая планы.
Но отворилась дверь и Дуня с лёгким шиком,
В полусапожках новых с тихим скрипом,
В меньшую комнату с улыбкою прошла,
По-видимому, что-то там нашла.

- Ах, Евдокеюшка… родимая… поди-ка,-
Купец воскликнул, бородой тряся,-
С нами чайку с лимончиком попей-ка,
Какой чёрт в комнате тебе сдался?
- Уж кушайте, куды нам пить с лимоном,-
Сказала Дуня мягким нежным тоном,-
Мы и поморщиться путём-то не умеем,
Чуть что, так сразу и сомлеем.

Аршинин  доктора ткнул кулаком под бок,
Показывая в комнату смешливыми глазами:
- Иди, иди-ка, потолкуй. Иль дал зарок,
Что  выдержишь, сидя под образами?

Шер  улыбнулся, встал и в комнату вошёл,
Где Дуня разбирала свой кошёл,
Взгляд, обернувши в сторону дверей,
Изящно изогнувшись в талии своей.

Купец, оставшись за столом один,
За рюмкой рюмку пил, закусывал шаньгой,
И слышал всё, что шепчет господин
Своей ундине, от которой потерял покой.

- Ах, Евдокия, Дуня, Вы же, как царица!
И голос Ваш, как песнь райской птицы.
Не цените Вы красоту свою ,
Я искренне, от сердца говорю!
Ваши глаза…. А брови, словно крылья птицы.
В глазах Ваших – сияние зарницы!

- Помилуйте, какой мне в этом толк? –
Сказала Дуня.
             Шер в смущении умолк.
Потом продолжил тихо и тревожно:
- А где Ваш муж? Вы любите его?
Давно ль Вы здесь живёте и, как можно
О муже, о своём не ведать ничего?

В ответ был шёпот грустного признанья:
- Да где он!?  Бесполезно упованье
На то, что он опять придёт ко мне,
Да и любовь к нему сгорела уж во мне.
Теперь уж нет. Об нём я не скучаю.
Хотя и в жёны взял-то не любя.
Лишь красотой моей польстился, чаю.
Хотел богатую, да скрыл он от меня,
Потом забрали вот его в солдаты….
Пусти.… Не хорошо.… Не надо…. Что ты….
Увидят ведь….
                         Затихли.
Снова шёпот:
- Ах, Дунюшка, пускай…. Мне наплевать на ропот!

Аршинин , крякнув, пьяно прохрипел:
-  Хи-хи…. Полегче там на поворотах!
И, выпив рюмку, носом зашипел,
Как кот в углу, на низких нотах.
Шер вышел со встревоженным  лицом,
Лоб, вытирая полотенечным  концом.
Подсел к купцу притихший, удручённый,
Как к наказанию приговорённый.

Но тут к ним Дуня, подойдя, сказала:
- Вы вот что, господа, из горницы из той
Придётся выселиться в эту залу.
Вам всё равно где спать, что в малой, что в большой.
Сейчас сюда приехали урядник
Со старшиной. Ужасный грехопадник!
И, говорят, расследовать убивство,
Или ещё какое-то витийство.
Ну в общем, не серчайте, господа,
Что вам постель я постелю сюда.

- Урядник?  Ха…. Эк невидаль!  Урядник.
Подумаешь…, - брюзжал купец, - …баскак!
Эй, доктор, дай-ка мне лампадник….
Ведь мы не можем без урядников никак!
Ну-ка  красавица, - сказал он, рюмку подавая,-
На, выпей, окати сердечко раем.
Садись-ка с нами да чайку попей,
Глядишь, душе и станет веселей.

Дуня, жеманясь, выпила вино
И краем кофточки утёрла алы губки.
Подумал Шер: « Вот бы с кого снимать кино!»
Заметив, как во рту блеснули жемчугами зубки.
И, овладев собой, спросил её он тихо:
- Ну, так поедешь, Дуня, ты же не трусиха?
- Не знаю,  можете ль вы нас мужичек полюбить?
Боюсь, что вознамерились меня вы погубить.
Вас много ездит падких на красу
И грех на мне, что я её несу.   
Пустое вы толкуете. –Сказала Евдокия,
состроив губками смешливую гримасу,
Став в позу, как библейская Саския.

Овдотья, ей Овдотья, принеси-ка квасу,
Да в баню, слышь, сходи, помой ушаты. –
Скрипучий голос за простенком хаты.
- Иду я, бабушка, - заторопилась Дуня,
Пробормотав под нос, - сидит там клуня!
И, к Шеру обратясь, сказала тихо:
- Ты вот меня поехать с тобой просишь.
Поехала б к тебе, да опасаюсь лиха.
Сейчас вот полюбил, да попривыкнув, бросишь.

Купец за доктора пробормотал в ответ:
- Мы не с таких, чтобы….  Обману нет.

- По гроб тебе бы верной я была,
Да чувствую, смеёшся ты. – Закончила она.
Шер потянулся к Евдокие с лаской:
- Ах, Дунюшка, ну что ты, милая моя,
Зачем ко мне относишься с опаской?
Я ведь… .
                    Не трог!.. Ещё я не твоя! –
Вскочила Дуня, остудивши Шера враз,
Сверкнув задором своих карих глаз.
Купец разинул рот, будто наелся перца,
Силясь понять, что у неё на сердце.
А Дуня лёгкой поступью к двери пошла,
Как серна, грациозная в движенье.
Тут Шеру в  голову хмельная дурь вошла.
Нахмурившись, спросил в ревнивом упоенье:
- Постой!.. . Послушай Дуня, а любовник есть?
И может, есть откуда ждать мне месть?
Ну что ты, право, на меня надулась?

Та вздрогнула и гневно обернулась:
- Ты кто мне, муж? Какое тебе дело?
Что за манера – не взнуздал, а понукать, -
Потом на доктора печально поглядела,  -
Коли не ведаешь, зачем же попрекать! –
Сказала мягким голосом  с оттенком грусти, -
Коль был  бы кто, зачем бы мне встревать?
Не стала б попусту я языком трепать.
Ни сном, ни духом я не виновата.
И  Дуня вышла.  Опустела  хата.

            ***

           ЧАСТЬ  4

Когда купец был пьяный совершенно,
А доктор Шер лишь в пьяном полугаре,
Вкатилась Дарья со свечой зажжённой,
Замельтешила, словно на пожаре.
И стала выносить из малой комнатушки
Все вещи путников, бельё, постель, подушки,
Со страхом прошептав:
                     - Урядник!.. .  Не  ропщите!.. .
Я  тут вам постелю, уж извините!.. .

Купец, не поняв ничего, молчал,
Смотря на всё осоловелыми глазами.
Потом чего-то тихо заворчал,
Руками завертев, как -  будто управлял вожжами.
А Шер рассеянно за Дарьей наблюдал,
Носившуюся в сени и  в подвал,
Готовившей закуску и вино,
Хотя в избытке было всё давно.

Раскрылась дверь и в комнату вбежал
Без шапки мужичок с испуганным лицом,
В зипуне с бляхой, шапку же прижал
К груди своей. Крестясь перед Творцом,
Молитву сотворил и тут же вслед за ним
В дверях избы возник «иероним» -
Чудовище немеряных размеров,
Каких не мало видим мы примеров.
С пьяным лицом, опухшими ушами
И  мутными навыкате глазами.

Перед урядником десятский суетится:
- Ах, Ваше благородие, пожалуйте сюда…
Вот в эту комнату извольте-ка вселиться,
Там есть для вас и пища и вода.
Вслед за урядником вошёл осанистый мужик,
И сразу видно: к строгости привык.
Чернобородый крестьянин с угрюмым ликом:
Смотрите, дескать, что и мы не шиты лыком.

- Ин-да…. Ха-ха!  Урядник.…  Тоже птицы…
Эй, доктор, можешь ты башкой понять?
Похлеще приходилось видеть жаро-птицы…, -
Купец свой пьяный нрав не мог унять, -
Дык… поскромнее не мешало б быть…
Дык ить… Уряднику…, как гонор-то  избыть!
Доктор смотрел, не понимая сути дел,
Хмель головой его изрядно овладел.

Купца услышав пьяный монолог,
Из двери вылезши, урядник, так, как мог,
Обиженно сказал:  - Ах, господа, простите.
Ведь я по делу, вы уж не взыщите…
Убийство в волости, к тому ж залог…
Допрос приходится снимать, а потому
Я маленькую комнату займу.
Покорнейше прошу понять меня.
- Эй, Дарья, принеси побольше мне огня!

Купец пискливым пьяным голоском,
Срывавшихся до низких нот порою,
Задиристо сказал:  - Бери, бери её с душком,
С периной да с подушками горою.
Хе-хе!  Ни-да-а! Ты человек козырный,
Да и видать, что норовом  настырный.
А мы-то что?  Мы  мелкие людишки,
Тварь разная, людские, слышь, излишки.
Какой – то доктор, да купец поганый-
Соборный староста, никем не званый.
Хе-хе.… Эк  невидаль!..
                       Урядник:  - Что-о-с ?

- Я дам те что-с! – Купец ударил по столу
И грузно, повернув  себя, свалился тряпкой.
- Хы…, Сверзился…, пробормотал, валяясь на полу,
Барахтаясь между столом и лавкой.
- Эй, доктор! Где ты? Подсоби-ка…
На Дуньку плюнь! Вся жизнь её улика.
Не подходяще, плюнь! Не слушай её врак.
Она те оплетёт. Хы… оплетёт…. Дурак!


Урядник  удивлённо крякнул и свирепо,
Взглянув на доктора, захлопнул дверь.
Купец пополз к постели, бормоча нелепо.
А доктор заметался, как подбитый зверь.
Потом возле купца остановился
И зашипел:  - Я не дурак!  А ты напился.
О Дуне же прошу превратно  не  рядить.
Не нам её столь чистую судить!
Купец промямлил засыпая:  - Хы…  дурак!
Дурак ты, доктор, семь разов дурак!

                     ***

Оффлайн Александр Бортникер

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 16
Re: Поэма. Краля
« Ответ #1 : 19/03/15 , 13:03:09 »
                      ЧАСТЬ   5   

Купец уснул, посвистывая носом.
А доктору, хоть пьян был, сон не шёл.
Зачем-то вспомнил он о детстве босом,
Дорогу вспомнил и, как Дуню здесь нашёл.
Смотрел на медный крест под образами,
И отрешённым взглядом провожал глазами
Фигуры толи баб, толь мужиков,
И тупо слушал оправданье стариков.

По комнатам сновали то и дело
К уряднику людишки всех мастей,
И доносились голоса то громко, то несмело,
Рассказы ужасающих вестей:
- он кэ-эк его тарахнет, как наддаст!
- Был трезвый?
- Ни, был пьяный в пласт!
Кабы тверезый был, так нешто этак мог!?
Нешто бы саданул ножом-то в бок?!
- помилуй, Господи, да кабы я хотел….
Послышался глубокий вздох: - Ох-ти, грех-грех….

Вдруг за дверьми урядник заревел:
- Ты не финти!... Вас изведу я всех!

Шёл суд, расправа, а купец храпел
На всю избу, да самовар пыхтел.


Доктор надел пальто и вышел освежиться.
А в голове всё дума трудная вертится,
И в душу заползает смутная тревога,
И к сердцу кралась грусть, как холод от порога.
Подумал: - Сяду тут и Дуню подожду,
Скажу ей много слов сердечных.
И может быть поймёт мою нужду
И даст мне счастье, и покой  беспечный.

Долго сидел на приступках крыльца,
Рассматривая небо в звёздах без конца.
По улице прошёлся. Снова воротясь,
Старуху встретил, шедшую крестясь.
Спросил:
                       - Что Евдокия, не пришла из бани?
- Поди – ка нет ещё. Ну, а тебе пошто?
Не зная, что ответить, Шер присел на сани
И, закурив, подумал: « Ну, так что?
Чёрт знает, как это так сразу?
Ведь водка всё. Я пьян! Напился я заразу!
Да водка ли!»  В ушах вдруг шёпот нежный
И милый взгляд из тьмы безбрежной
Вдруг выплыл ласковый, прильнул, спросил:
« Что, любишь? Уж бороться нету сил?»
Он отмахнул рукой. Видение пропало,
Замолкло, спряталось. Тоскливо стало.

А мысли друг за другом, как волна:
То робкие, то дерзкие, неотразимы.
И в каждой мысли эпилог – Она!
Её лишь образ, дорогой и зримый.
Подумал: « Вот возьмёт красавицу, потом
Привяжет её лаской и умом,
Обучит грамоте и тихо заживёт.
А может быть в деревню жить уйдёт.
Ну почему бы не в деревню, - думал вслух, -
Вот понесу туда свет знания и помощь.
Не чужды мне косьба, крестьянский плуг,
И буду там лечить любую немощь».
Но вместо белого стал чёрным круг:
« Так ли всё будет-то? А если вдруг?..»
Он не окончил, не хотел, боялся…
И Дуню оправдать пред мыслью старался.
Шер посидел ещё, прислушался к ночи.
А в мыслях всё: « Ах, Дуня, дорогая…»
Звезда скатилась, вспыхнув, как огонь свечи.

Под звук гармошки слышна песня удалая:
                           Как у нашего коня
                           Хвост без недостатка.
                           Не полюбит ли меня
                           Здешняя солдатка!
Раздались ругань, крик, залаяли собаки,
И скрип какой-то тихий  со двора.
Всё стихло. Лёгкие шаги во мраке.

И вдруг:
                  -  Что пригорюнился? Ведь спать пора!
Шер вздрогнул:  -  Дуня! Где же ты была? –
Он обнял Дуню с запахом тепла
И с ароматом веника парного, -
Сядь, посиди, поговорим немного!

- Да нет, ну право…, некогда, пусти…,
Ну, отпусти же, говорю! – Однако села,
Склонила голову к его плечу. – Ну, не грусти,
Давай уж посидим! – Сказала, как пропела.

- Ох, Дунюшка, хотел тебе сказать…, -
Доктор почувствовал, как дрожь им овладела
И зубы стали от волнения стучать. –
Сказать, что полюбил тебя я горячо и без предела!
- Ужель так горячо? Не обожги, смотри!
Глаза на всякий случай от вина протри,
Как бы не вышло это большим грехом.
И засмеялась тихим хитроватым смехом.

- Коль хочешь, я возьму тебя с собой.
Ты будешь там моей подругой. –
Доктор прильнул к груди ей головой.-
Не век же быть солдатскою супругой!

- Ох, барин, барин! Мутишь ты меня.
Боюсь тебя я больше, чем огня!

- Ох, Дунюшка, ты душу мне скрутила.
Похоже, ты меня приворожила!

- А в качестве кого меня к себе зовёшь?
В куфарки, али может в экономки?
Поди, жену, али зазнобу дома ждёшь? –
Шептала  Дуня, теребя заколки.

- Нет,  Дуня.  У меня нет дома никого.
И только лишь желаю одного,
Чтоб ты со мной… один, как сыч… без ласки…. –
Порывисто шептал Шер Дуне без опаски.

А Дуня ласково  сказала,  Шера обнимая:
- Ах, бедный ты мой, бедный! Дай-ка пожалею –
И стала нежно гладить голову его, лаская. –
Милый мой, прижмись-ко, я тебя согрею.

Но тут скрипуче отворилась дверь
И показалось, будто бы какой-то зверь
Стал шарить по стене, ища двери кольцо.
Дуня отпрыгнула и притаилась за крыльцом.
Доктор сидел, боясь спугнуть свой сладкий сон.
Но снова скрип двери. Кряхтенье. Завозился.
Шум сбитого ведра и хриплый стон.

Вдруг крик старухи шепелявой разразился:
- Ай! Хто тут? Штой ты всё хватаешь!
Аль сослепу уж ничего не маешь!?

- Да это я…. Ищу свой чемодан….

- Какой-те чикваян?  Ишь, чиква – ян!

Узнала Дуня хрип купца и визг старухи
И прыснула, плотней закрывшись шубой.

- Ишь  лезут, словно на мёд мухи! –
Старуха продолжала сиплою утробой.

- Ты это, бабушка? – хрипел купец.

- Ах, греховодник!... Ишь  ты, сорванец!

Дуня давилась смехом, руки прижимая
К груди своей и слёзы вытирая.

Аршинин  от старухи отошёл речистой,
На доктора наткнулся, по перилам пятясь:
- Ах, это ты? Мечтаньям предаётесь?
Мечтай, мечтай… хе-хе… о чистой.
Держась за поручни, полез он по ступенькам,
Чтобы побыть на улице маленько.
А Дуня в тот же миг скользнула в сени,
Но Шер настиг её в кромешной теми,
И жарко целовал ей шею, губы,  грудь,
Да всё твердил ей: - Дуня, не забудь!.. .
В ответ ему:  -  Пусти, пусти же, окаянный!
Приду к тебе я, милый мой, желанный!
                         ***
                      ЧАСТЬ   6

А в комнате урядник продолжал допрос.
В другой же на столе вновь самовар пыхтел
И кто-то  у урядника гундосил в нос:

-  Первоначалу в зубы съездил, опосля хотел….

Купец же, лёжа на полу,  стонал,  ругался
И быстро-быстро так ногами распинался,
Как будто от  кого-то убежать старался.
Потом схватил себя он за усы,
Подпрыгнул, гаркнул:  -  Карау – ул!  Ксы!

Толстая Дарья кинулась к нему
И, опустившись на колени, прошептала:
-  Тс-с-с…. Что кричишь, шалава, не пойму?
То ж кот! Эк на тебя нелёгкая напала!
- То-ись, как кот?
                                       - А я почём-то знаю!
Купец сейчас же захрапел. А доктор опьянённый
Вином и Дуней целый час,
Пока пыл торжества в нём не угас,
По улицам села бродил влюблённый.

Однако захотелось ему спать
И утомлённые глаза стали слипаться.
Придя в земскую, стал он раздеваться
И чаю чёрного, как дёготь, наливать.

А в это время Дуня появилась
И в дверь к уряднику несмело обратилась:
- Вы, господин урядник, не прикажете  чайку?

- Пошла вон! Некогда! Неси лучше кваску.

- У, каторжник…. У, леший! -   Дуня прошипела,
И сдвинув брови к выходу пошла.
Под гневным шагом половица заскрипела.
Пред выходом нагнулась, будто что нашла.
Шер ласково сказал:  - Постойте, Евдокия, -
Подумал: « вточь Рембрандова Саския!»
Подвинул табуретку ей, - садитесь,
Прошу Вас, на меня хоть не сердитесь!

Дуня смахнула слёзы, улыбнулась,
Вся выпрямилась и , не подходя к столу,
Изящно к Шеру повернулась,
И стала говорить с ним, стоя на полу.
Шер  к Дуне подойти и раз, и  два  пытался,
И пригласить её за стол старался.
Но та испуганно грозила ему пальцем,
Указывая на урядника – мерзавца.

- Ну почему же, Дуня? – Доктор шепчет.
Лицо Дуни испуганно – печально.
Сама смущённо всё платок свой тычет
За пояс, взгляд, кося страдально:

- Боюсь его я… , зверь! Ну, прямо зверь!
Он всех замордовал уж здесь, поверь.
Не спрашивай меня ты, ради Христа! –
Шептала, прикрывая пальцами уста.

Доктор порывисто налил и выпил водки.

А Дуня медленно со страхом всё шептала:
- Ну, прямо ирод!  Надо, так перегрызёт и глотки.
Заездил всех…. Казнит кого попало… .
Жену свою, варнак, давно уж в гроб вогнал,
Робят из дому, охти-мнишеньки. Прогнал.
К селянам всем змеёю подколодной присосался,
И нам, чтоб кровь всю высосать, достался.
Ну, а куды пойдёшь? Кому пожалиться, не ясно.
Ох-ти, беда, да и сказать-то ведь опасно.
Узнает, так убьёт. И будет всё негласно.

Шер подозрительно глядит на Дуню, хмурясь
Но та, как солнце, выглянувшее из туч,
Вдруг засияла радостно, прищурясь,
Блеснув глазами, словно света луч:
- Ну вот, бери, коль люба я тебе.
Не прогадаешь, коль возьмёшь меня к себе.
Хоть жисть моя в чужих умах бледнеет,
Так полюблю – в глазах всё потемнеет!

У Шера с этих слов вскружилась голова.
Сказал он: - Любочка моя,  завтра уедем….
Я не бросаю на ветер свои слова
И нашу жизнь мы как- нибудь да сладим.

- А не погубишь?  - Улыбается она. –
Смотри же, барин, я-то ведь вольна,
А в доме, что в твоём, мне не  известно.
Боюсь, двум женщинам там будет тесно.-
Задорно, пальцем  погрозив, привстала на носки,
В глазах её лукавые искрились огоньки.

Погас уж самовар, закончился допрос.
Село затихло.  Незаметно время уходило.
А доктор к Дуне уж совсем прирос.
Речь Дуни Доктора всё больше заводила.

- Ну, погоди, эк ведь тебя заносит! –
Вся в радости и в счастьи Дуня просит.

- Что ждать-то, Дуня? – Доктор вопрошает.
Он, бедный, в Дуне уж души не чает.

- Ну, надо, мой соколик, потерпи уж, надо!
Навеки твоя буду, моё чадо!
И вдруг спросила у него: - Ты крепко спишь? –
И в голосе её послышалась тревога,
Но через мгновенье, - любишь, говоришь?
Приду… на зорьке…  - шепчет недотрога.

- Что?! – Вдруг урядник рявкнул из придела, -
Что, что такое?!
                                     Дуня побледнела.
Урядникова рожа в дверь пролезла.
Со страху Дуня в тот же миг исчезла.

Урядник скрылся от стыда за собственное хамство,
А Шеру странным показалось Дуни бегство.
Он посидел немного, лампу погасил.
Заголубело в комнате всё в лунном свете.
Улёгся близ купца и сон его скосил.
Хмель в голове кружит всё, как в полёте.
От неизведанного сердце трепеталось.
Когда ложился, вроде спать хотелось,
А лёг – ушёл сон, и явились думы,
И всё о ней, о разговорах и ужимках Дуни.

Шер  улыбается, а в голове не разберёшь чего.
И радость от того,  что Дуня обещала,
И, что кроме него не любит никого,
Но странно, что так быстро убежала,
Урядника  увидев. Тут же удивился,
Что быстро  так вопрос с ней разрешился.
И тут же порешил, что правильно всё это,
А на вопрос такой от сердца жди ответа.

- Вот завтра утром… - доктор представляет, -
Напьются чаю и уедут с Дуней в город.
Потом мать выпишет, коль та желает.
Вот позавидует сосед помещик – ирод!
Закончит труд по хирургии шестиглавый,
Расширит практику и будет так работать,
Чтобы не надо было своё счастье прятать.

Доктор лежит с открытыми глазами,
Спать неохота, голова идёт кругами.
Из комнаты урядника видна полоска света,
И в нём вдруг ожило на стенке полотенце.
Оттуда вытянулись руки, грудь, края жакета,
Глаза, как уголья, и стройненькое тельце.
Мираж тот дрогнул вдруг, зашевелился.
- Да это ж Дуня! – Доктор удивился.
С досады взглянул он в урядникову дверь,
Но за столом сидел один лишь этот зверь.
Закончив писанину, оторвался от стола,
Весь вытянулся, как слона обрубок.
Виденье испарилось, как сгоревшее дотла.

- Тфу, дьявол! – Шер перевернулся на бок.
Забылся.  И пригрезилось ему,
Настолько чётко, словно наяву,
Как будто-бы  урядник, подскочив со стула,
Повесился на полотенце за стропила.
Но тут вбежала Дуня во всем красном
( и даже в этом одеянии прекрасна)
И, трижды охнув, петлю перестригла,
От пола оторвавшись потолка достигла.
Урядник тушей всей свалился, как гроза,
На доктора.
                       Тот вздрогнул и открыл глаза.
На нём лежит тяжёлая рука купца
Он сбросил руку, пробубнил:  -  Ох, надоели!
Не осознав виденье до конца,
Подвинулся на самый край постели.
Купец бормочет, бросив мутный взгляд,
И вдруг отчётливо так произнёс:  - Яд  баба…, яд!
Шер, засыпая, слышит:  - Ох, желанный…, нынче…
Ох, сладко зацелую…, обожгу…. – И засыпает крепче.
                         ***
                          ЧАСТЬ   7
Уж сколько проспал доктор, неизвестно,
Но кто-то словно шилом в бок его хватил.
Он вздрогнул, оглянулся повсеместно,
Смятение в душе вдруг ощутил,
Увидев дверь урядника полуоткрытой.
Шер взглянул в щель и обмер, как прибитый.
Протёр глаза, глядит и сам не верит:
Дуня с урядником в обнимку возле двери.

- Ах, Боже мой! Неужто?! Быть не может! –
Подполз он к двери, спрятался в тени,
А сердце тяжкая обида гложет
От вида, как целуются они.
-  Вот это шту-у-ка! -  Доктор тянет тихо.
От Евдокии он не ждал такого лиха.
Всё, что угодно мог предположить,
Но, чтобы до того она могла дожить?!

Шер видит: Дуня оголёнными руками
Урядникову  шею нежно обняла
И ласково глядит лукавыми глазами,
И что-то с рук урядника взяла.
Затем к нему уселась на колени
И, с выражением притворной лени,
Уряднику разглаживает гриву,
Пошучивая и смеясь игриво.
А тот хохочет тихо и его живот
Подпрыгивает, словно мяч, в такт смеху.
И с Дуней развлекаясь, наглый обормот
В штанах не видит не застёгнуту прореху.

Аршинин  бредит: - Два с полтиной… , врёшь не-то….
Ещё успеешь с ней ты угореть…нешто!

Доктор пополз назад, но передумал.
Решил увидеть до конца, что боров  вздумал.

Тут Дуня встала, лампу заслонив,
Закинув руки, страстно потянулась
И , тяги к ласке ощутив прилив,
К уряднику всей нежностью прильнула.
А чудище облапил её стройный стан,
Прижавши брюхо к ней, как круглый барабан,
И хрипло зашептал ей прямо в ухо.
Но шёпот тот донёсся доктору до слуха:

- Что давеча тебе он толковал-то?
Небось, крутил вокруг тебя любовный сальто?

- а ну их всех к чертям! – Вдруг вскрикнула она. –
Мне надоели приставанья их сполна!

- Тсс…, ведь услышит, говори потише.
Сядь поудобнее, рубашку задери повыше.

- Спят, как сурки, нажрались оба.
Устала я от них, тошнит утроба!

Доктор дивится. Что это, не сон?!
И вроде бы не спит давно уж он.

А те, проклятые, опять шипят гусями:
- Люблю я Вас, Павлуша, и довольна Вами.
- Да, как же, любишь. Что-то ты юлишь?!
Дьячка куда девала?  То-то же, шалишь!

- Не вспоминай. Ведь каялась. Была стыдоба.
Прости уж, милый!
                                     Замолчали оба.
Он Дуне красного вина подносит,
Под груди ухватил и начал её мять.
За плечи тискает и что-то просит.

- А что, Павлуша, здесь не будешь ночевать? –
Спросила Дуня томно и нахмурясь,
Обняв урядника и жарко с ним целуясь.

- Нет, прошептал урядник, - надо ехать,
Дела, прежде всего и нечего тут охать.

- Вдруг не увидимся, так подари колечко!

- Кудай-ты собралась? – Урядник удивился. –
Видать, ты тайное нашла местечко?
Урядник тут на Дуню разозлился.
А Дуня злобным смехом всколыхнулась,
Покачивая гибким станом протянула:
-  Что испужа – а – лся?.. А  ежели?.. Так кто удержит?
Возьму, да и уйду. Как утречко забрежит!

Урядник револьвер потряс над головой:
- со дна моря достану, выну из могилы!
Да и того, кто будет там с тобой,
Обратно воскрешу и перерву все жилы!

С испугу Дуня съёжилась:  - Ну не балуй,
Мне зябко… заколела что-то… поцелуй!
И Дуня телом всем к уряднику прильнула,
И, тайно отвернувшись от него, зевнула.

У доктора в глазах темно: так сон, или не сон?
В ушах шумит, во рту всё пересохло.
Быстро поднялся с полу: нет, не сон!
Хотел было из избы выйти вон.
Пошёл к постели, начал шарить спички,
Чтобы зажечь огонь, попить водички.
Зажёг он лампу и дрожащими руками
Коньяк в стакан налил и выпил залпом.
« Нет, то не сон!» Уж хмель верховодил его глазами.
Почудилось, что он идёт каким-то трапом
И почва уползает из-под ног.
Кой-как найти постель он смог.
В душе горит всё, тяжко тянет
И мысль об измене сердце ранит.

А время шло, и лампа уж погасла.
Но доктор всё никак не мог заснуть
И пьяным голосом, держась за прясла,
Пытался душу наизнанку развернуть:
- Эй, господин торгующий… купец!
Храпишь? Ну, чёрт с тобой…, когда ж конец?..
Н-да…. Болотина-то, грязь какая!
Где тут гармония, где красота такая?
Ай-яй-яй-яй!.. Вдруг Дуня и урядник…
Небесная краса… и грязный бабник!
Ты посуди, Аршина, прав я, иль не прав?
Дурак, интеллигент я вшивый,
Мечтатель и кисель паршивый!

Шер приподнялся с лавки, закричал:
- Эй, вы, красивые там… двое, что закрылись?
Давно, видать ты, брюхо, привечал! –
А в комнате урядника примолкли, притаились, -
За что же ты мне в душу-то харкнула?
Ты, мерзкая. Исчадье тарантула! –
Кричал всё доктор, топая ногами.

Во тьме вдруг всхлипнуло, зачавкало губами,
И голосок купца:  - Ты с кем имеешь  рассужденье?

Шер удивился звуку голоса, но встал,
Пополз к купцу, цепляясь за сиденье,
Не удержался, рядом с ним упал.
Заплакал горько пьяными слезами,
На Дуню жаловался, шевеля усами:

- Где правда?.. Боров с Дуней  развалясь…
Зачем тогда уж обещать? А ведь клялась…

- Да, вот оно, что значит!  Хе-хе-хе…
Ну что ж? Так, так ! Мы все ведь во грехе…
Так ведь карась… на то и щука в море!
Вот те и краля!  Язви её ты в корень!

Шер в сторону двери грозится кулаками:
- У-ух ты мне!  Куроцап !  Убью,  собака!

- Смотрите, доктор, обожгётесь сами,
Ложитесь лучше спать. Вина вот на-ко. –
Купец подал ему в стакане коньяка.
Шер выпил, а купец, подмяв  постель в бока,
Зевнул, перекрестил свой рот, добавил. –
Она ить, Дунька-то, своих блюдится правил.
Ить умна, стерьва! Как интриги-то прядёт!
Где пообедает, туда и ужинать идёт! –
Сказал, и тут же захрапел.
                                                Уснули все.
А во дворе побрякивали стройно бубенцы.
Слышны лишь были разговоры об овсе
Да что-то всё таскали со двора в сенцы.
Потом натужно скрипнули ворота,
Голос позвал какого-то Федота.
Колёса дробно застучали по земле
И скрылась тройка борзая во мгле.
Спросонок тявкнула дворовая собака
И больше со двора ничто не подавало знака.

Проходит час томительный и длинный.
Луна ушла и близится рассвет туманный.

Вдруг:  - Барин…, барин, - Дуни тихий шёпот,
Как шелест ветерка, просящий лепет. –
Проснись, прошу тебя, желанный!.. .
Шер застонал, перевернулся, взгляд заспанный.

Дуня стоит над ним и что-то причитает,
 Дрожит вся, руки к груди прижимает:
- Послушай, не серчай!.. Молящий звук, -
Что было делать!  Присосался, как паук.
Ты разбери по косточкам-то жисть мою.
Ну не серчай, ради Христа, тебя молю!

- Тебе что надо?! – Крикнул Шер, нахмурясь.
Дуня стояла перед ним понурясь.

- Что хочешь от меня, ты, грязная игрушка? –
Воскликнул доктор, сунувшись в подушку.

Со страхом Дуня на колени опустилась:
- Ах, милый, рассуди, беда со мной случилась.
Ведь смерть мне от урядника, от лиходея!..
Муж смертно бил – забрали на войну злодея.
Обрадовалась, думала, что отдохну хоть.
Так этот чёрт!.. Ублажь его, вишь, прихоть.
Урядник запугал. « Убью тебя» - грозился,
А защитить – никто не появился.
Одна! Ну вот и взял. А я-то всё ждала.
Сколь денег я на свечи отдала!
Вот, думала, найдётся человек, вот пожалеет,
Мою беду – несчастье одолеет.
Пришёл ты приласкал, такой хороший…
С души моей убрал ты тягость ноши.
От радости совсем я одурела,
Аж сердце у меня запрыгало. Запело.
А с ним, с аспидом этим,  развязалась.
Убил бы, если б ноне не поддалась!
Понял? Вот и бери таперича… . Возьмёшь?
Или отказом незаслуженным убьёшь?

И, затаив дыханье, она робко ожидала….

- Возьму?.. Эх ты!.. Кому ты честь свою продала! –
В отчаянье воскликнул доктор резко,
Отталкивая льнувшую к нему девицу
На рядом у постели половицу.
А на душе его так стало мерзко!
И он корил её обидными словами.
Она ж впилась в него дрожащими губами
И замутила голову, взбодрила кровь хмельную,
Отдавши чувству всю себя шальную.

- Желанный  мой! С тобой готова я хоть в печь! –
Восторженно звучала её речь.
Ждала ответ, вся вслух оборотившись.
Всем сердцем и душой насторожившись.
Но вместо доброго:
                                          - Пошла ко всем чертям! –
Ей желчно бросил доктор, - марш отсюда!
Ты ветреная, Дуня, я ж, как бык, упрям,
И из меня не сделаешь верблюда!

- Что-ж,  только то?
                                               - Отстань ты от меня!
После увиденного, я не возьму  тебя,
Марш!
                          - Стой, кто тут? – Прохрипел купец,-
От шума громкого проснувшись, наконец. –
А, это ты, Дуняха, что же за беда….
А ну, давай-ка, подавай её сюда!

Дуня вскочила и с душой опустошённой,
За дверь босая кинулась поспешно,
И за стеной послышался вой непрощённой,
Как над покойниками плачут безутешно.

Купец сказал:  - Да, доктор, ты дурак,
Ни чем не лучше, чем урядник тот, варнак!
Но доктора плач Дуни доконал,
Он, как смертельно раненый, мучительно стонал.
                     ***                           
                           ЧАСТЬ   8
                                             ЭПИЛОГ

С рассветом доктору запрягли лошадей.
А он сосредоточенный, в папахе и бешмете
Стоял с руками за спиной, не замечал людей,
Не останавливая взгляд, ни на каком предмете.
Кругом все суетились, укрепляли вещи,
Подбрасывали сено, наложили пищи.
Доктор вскочил проворно в тарантас,
Закрыл глаза.  Свет для него погас.

- Пошёл с Христом! – Раздался голос старика.
Ямщик коней кнутом ударил под бока.

Как проезжали рядом  с окнами земской:
- Эк, Дунька-то , как воет…, как на упокой! –
Ямщик на доктора взглянул враждебно.
Шер вздрогнул и почувствовал себя ущербно.

Он высунулся было, чтобы посмотреть.
Её стенанья из земской до слуха донеслись.
Подумал: - Лучше б этой Дуне умереть!
Но тут же лошади рванули, понеслись.
- Всё, точка! – Грустно доктор прошептал. –
Как я от этого всего устал!
Забился в угол, мысленно молясь на образа,
Крепко сомкнул усталые глаза.

А сверху падал первый мягкий снег,
Ямщик, понурившись, дремал на передке,
И лошади неслись, не замедляя бег,
Да колокольцы тихо звякали на холодке.
На доктора валился сон. И засыпая,
Он грезил, как зимой всё замерзая,
В природе утихает, как под тёплой шубой.
Но вот проходит время стужи грубой
И вновь весна приходит хороводом птиц,
И клином журавлей, не знающих границ!