ПЛОДЫ ПОСТСОВЕТСКОГО ВОСПИТАНИЯ
Шёл к завершению процесс обмена старых советских, с внушительным гербом СССР на обложке, паспортов на новые - российские. Захватившая власть в стране новая российская буржуазия, спешила поскорее вычеркнуть из памяти народа всё связанное с ещё недавним советским прошлым. Уже давно оплёвана семидесятилетняя история страны, советская мораль, советское искусство и литература, советское образование и наука, переименованы города, посёлки и улицы, уничтожено множество памятников той эпохи. Дошла очередь и до паспортов.
Много раз обманутые буржуазными СМИ люди, в ос-новном старики-пенсионеры, опасающиеся остаться без доку-ментов удостоверяющих личность и, следовательно, без своей мизерной пенсии, бросились штурмовать отделения милиции и паспортные столы города. Впереди весна, сельскохозяйст-венные работы на дачных шести сотках, дающие им так необ-ходимую продуктовую добавку до прожиточного минимума. Реформаторы, прекрасно зная, что в результате их «благодея-ний» произойдёт резкое падение экономики, ещё в самом на-чале своего правления наделили всех желающих жалкими клочками земли, чтобы «осчастливленный» ими народ сумел прокормиться сам, не умер весь с голоду или не взбунтовался. Главный наш «благодетель» Чубайс уже тогда предупреждал: «Не надейтесь более на государство, как на доброго дядю! Каждый должен заботиться о себе сам, и только сам!» Но на-род наш, избалованный социализмом, наивный как ребёнок, тогда не внял его предупреждению, просто не поверил! А жаль! Теперь он расплачивается за это!
До открытия домоуправления остаётся ещё целый час, но очередь уже выстроилась. Она начинается у заветных две-рей, заняла два лестничных пролёта, а хвост находится на свежем воздухе. Идёт снег с дождём и люди, оказавшиеся крайними, мёрзнут, мокнут и завидуют счастливцам, стоящим впереди, на лестнице. Мне повезло: на меня не капает, в тол-кучке довольно тепло. Я наблюдаю за людьми в очереди и прислушиваюсь к разговорам. И впереди и сзади слышатся сетования на тяжёлую жизнь, воспоминания о «райском» со-ветском прошлом, о тех мизерных ценах на продукты и жильё, о тех своих зарплатах, о своей тогдашней защищённости. Совсем не редкость проклятия в адрес нынешних властей. Сегодня такие разговоры можно услышать во всех общественных местах, где собирается простой народ. Но открыто протестовать он не может, не научен. Опыт такого протеста, к сожалению, совершенно утрачен за прошедшие семьдесят советских лет. Естественно, представителей новой буржуазии в очереди нет. Им некогда тратить драгоценное время, они «куют» деньги, а в нужных случаях умеют и имеют возможность давать взятки чиновникам.
Чуть впереди меня стоит старая женщина и, сильно вол-нуясь, со слезами в голосе рассказывает соседке о ленинград-ской блокаде: голоде, бомбёжках и обстрелах, о трупах на улицах, о своей работе совсем ещё девчонкой на заводе изго-товлявшем боеприпасы. Видно, как тяжело даются ей эти вос-поминания. Она с радостью сообщает, что совсем недавно, наконец-то, через шестьдесят лет, её приравняли к участникам Великой Отечественной войны и в связи с этим повысили пенсию. Собеседница – тоже блокадница, но малолетняя - явно завидует ей.
Другая женщина: громоздкая, опирающаяся на палку, видимо, диабетик, вытирая носовым платком глаза, рассказы-вает: какие непомерные налоги с неё требуют чиновники ад-министрации Горелово за недостроенный жилой дом. Накоп-ленные при социализме деньги на строительство у неё ото-брал Гайдар в 1992-ом году во времена шоковой терапии, за-лечившей основное население Росси до полусмерти. Теперь чиновники говорят: «Не можешь платить налоги: пиши заяв-ление о том, что отказываешься от участка и недостроя без всякой компенсации!» «Я-то знаю, - говорит плачущая жен-щина, - позже они продадут моё, кровное!» Она уже давно обивает пороги различных учреждений, но ни в одной ин-станции на её жалобы никто не откликается. «Понимаю, - го-ворит она, - Путин меня обманул. Это он подписывает законы, направленные против меня. Но ведь рядом с ним есть и другие люди!» Она ещё не утратила надежды на торжество справедливости. Я усмехаюсь, про себя, её наивности.
Ещё дальше от меня какой-то старик громко перечисляет расходные статьи своего нищенского бюджета, доказывая не требующее доказательств: на его пенсию жить невозможно. Она на треть ниже прожиточного минимума, рассчитанного самими властями.
Кто-то напоминает, что годовой бюджет СССР состав-лял порядка семисот миллиардов долларов, сегодня он в Рос-сии – около семидесяти и ставит вопрос: Куда девались ос-тальные деньги? В ответ ему перечисляют фамилии Березов-ского, Гусинского, Ходарковского, Абрамовича и т. д. Окру-жающие единодушны в отношении олигархов: их место в тюрьме!
Очередь шумит и волнуется, и вначале никто не обраща-ет внимания на то, что женщина - блокадница медленно опус-кается и садится прямо на мокрую и грязную лестничную сту-пеньку. Она побледнела, тяжело и прерывисто дышит.
- Вам плохо? Может быть, вызвать скорую помощь? – спрашивает ближайшая соседка.
- У меня больное сердце, помогите, пожалуйста, вы-браться на воздух. Со мной такое в последнее время часто случается, отдохну немного и пройдёт!
Две пожилые женщины, стоявшие рядом, под руки вы-водят её на улицу. Очередь, пропуская их, прижимается к сте-не. Уже в проёме выходной двери кто-то советует: «Отведите её в фойе кинотеатра. Там есть стулья, пусть она посидит и отдохнёт там!» Я и не заметил на дверях первого этажа более чем скромную вывеску «Вход в кинотеатр». «Должно быть, там не кинотеатр, а какой-нибудь ночной клуб – думаю я. – Уж слишком замаскирован вход, хозяева явно не желают све-титься!»
Три женщины входят в фойе, оставив дверь открытой. Теперь мне видно помещение. Оно совершенно пустое: посе-тителей нет. В левом углу находится небольшая конторка, в ней - молодая женщина одетая броско, по-современному, в обтягивающие её дразнящие формы брюки и свитер. Краше-ные, светлые волосы рассыпаны по плечам; на приятном лице – умелый макияж, холёные руки, не знавшие физического труда, украшены кольцами и маникюром. Вся она создаёт впечатление девицы для развлечения из какого-либо амери-канского кинофильма.
Женщины, поддерживая под руки обморочную старушку, направляются к дивану. Они не успевают сделать и несколько шагов, как из своей конторки – гнезда вылетает крашеная блондинка.
- Кто вам разрешил входить сюда, да ещё и усаживать-ся? – кричит она на старух. – Здесь культурное заведение, а не место для отдыха стариков, не богодельня! Стоите в очереди и стойте там, на лестнице! Это помещение вовсе не для вас!
Вошедшие, ошарашенные таким приёмом, вначале мол-чат, не находя подходящих случаю слов, затем одна из сопро-вождающих просительно говорит, указывая на блокадницу:
- У неё сердечный приступ, она не может стоять на лест-нице: там душно, а на улице идёт мокрый снег. Можно мы немного посидим у вас. Открытия домоуправления нужно ждать ещё около часа. Ведь у вас сейчас нет других посетите-лей кроме нас, мы никому не помешаем! Или пусть хотя бы больная одна посидит. Мы выйдем!
- Вы все, что здесь торчите на лестнице, старые и боль-ные! Что же мне всех вас пускать сюда? А кто будет мебель новую покупать?!
- Но ведь это необычный случай! Человеку стало плохо! Можно же сделать исключение? Наконец, эта женщина – бло-кадница. Она защищала город, в котором вы сегодня живёте, и неплохо живёте в отличие от неё!
- В этой очереди все блокадники! Уходите пока я не вы-звала охрану! Или подождёте, пока вас вытолкают?!
- Души у тебя нет! – сказала чуть слышно больная.
Не дожидаясь исполнения угрозы, три пожилые, заслу-женные женщины побрели к выходу. Очередь с немой тоской, как нечто ставшее уже привычным, наблюдала эту сцену.
- Цербер! – умышленно громко произнесла одна из женщин, проходя мимо девицы. – Но та не поняла, а потому и не обиделась. Да и умеет ли обижаться слуга, раб, не имею-щий понятия о чувстве собственного достоинства, смыслом существования которого является верное служение хозяину за кусок, брошенный ему с барского стола, а высшей ценностью – зелёные бумажки?!
Выражение лица старой блокадницы в эту минуту не-возможно описать словами. Это надо было увидеть! На нём было и страдание, и оскорблённое достоинство, и жалость, и презрение к этому человекообразному существу воспитанно-му нынешними СМИ на буржуазных идеях эгоизма и безду-шия.
А между тем, как утверждают авторитетные историки, русские люди отличались особой добротой ещё в глубокой древности. Их всегда объединяло сострадание, готовность по-мочь нуждающемуся, кто чем может, даже и тогда, когда он не просит об этом. Благотворительность русского человека всегда руководствовалась нравственным побуждением, чувст-вом сострадания к страждущему. Так понимали благотвори-тельность в старину, так должны её понимать и мы, если хо-тим оставаться русскими людьми! Заповедь о любви к ближ-нему в России понималась всегда как сострадание, её первым требованием считали личную милостыню. Идея этой мило-стыни полагалась в основу практического нравоучения, внут-ренняя потребность человека в этом воспитывалась нашими предками всеми методами.
Любить ближнего – это, прежде всего, накормить голод-ного, напоить жаждущего, помочь болезному. Человеколюбие означало на Руси, если хотите, - нищелюбие. Благотворитель-ность всегда была не столько вспомогательным средством об-щественного благоустройства, сколько необходимым условием нравственного здоровья народа. Она больше нужна самому нищелюбцу, чем нищему. Благодетель на Руси думал, прежде всего, о том, чтобы поднять уровень собственного духовного совершенства. Трудно сказать: кто больше сделал подающий милостыню или берущий её, ибо оба они при этом сливаются в братской любви. Ещё древняя Русь ценила больше личную, не-посредственную благотворительность, причём тайную, не за-метную для других.
Не хочется верить, что под напором новой буржуазной морали и чуждой нам американской массовой культуры мы – русские люди окончательно и навсегда утратили наше нацио-нальное самосознание, традиционные качества православного христианина!
