Шифровальное дело Советского Союза

[Константин Кулешов]

Шифровальное дело Советского Союза. Часть 1
Первые наработки в СССР в деле криптозащиты информации датируются началом 20-х годов. Нацелены они были на шифрование речевого сигнала. Базировались разработки на принципах однополосной модуляции электрических звуковых сигналов, гетеродинного преобразования частоты, регистрации речевых сигналов на магнитный носитель, к примеру, проволоку, и другие подобные изобретения.

Советский учёный, член-корреспондент АН СССР Михаил Александрович Бонч-Бруевич в 1920 году предложил модернизированный вариант временной перестановки. Что это такое? Представим, что речь, которую требуется засекретить, записана на магнитную ленту. После записи ленту расстригают на мелкие фрагменты, склеиваемые в дальнейшем по заранее заданному алгоритму перестановки. В таком перемешанном виде поток информации и отправляется в канал телефонной линии. Простой принцип разворота звукового информационного потока был предложен ещё в 1900 году датским инженером Вальдемаром Поульсеном и получил название временной инверсии. Через 18 лет инженер из Скандинавии Эрик Магнус Кэмпбелл Тигерстедт усовершенствовал идею Поульсона, предложив ещё и временные перестановки. Приёмнику-телефону в итоге стоит только знать об исходном алгоритме (ключе) перестановки фрагментов и восстановить звуковую информацию. Бонч-Бруевич всё значительно усложнил, предложив в каждом сегменте из несколько отрезков проводить перестановку по особому циклу.
Практическая реализация отечественных наработок осуществилась в Научно-исследовательском институте связи РККА, когда в течение 1927-28 годов для ОГПУ и пограничников создали 6 аппаратов ГЭС конструкции Н. Г. Суэтина. Также в институте провели работы по дальнейшей модернизации секретного полевого телефона до модели ГЭС-4. О важности темы засекречивания телефонных переговоров в СССР говорит тот факт, что этой проблемой занималась целая куча ведомств: Наркомат почты и телеграфа, упоминаемый Институт связи РККА, завод имени Коминтерна, НИИ связи и телемеханики Военно-морского флота, НИИ №20 Наркомата электропромышленности и спецлаборатория НКВД. Уже в 30-е годы в эксплуатацию введены линии высокочастотной правительственной связи между Москвой и Ленинградом, а также Москвой и Харьковом. Завод «Красная заря» запустил в серийное производство трёхканальной аппаратуры высокочастотного телефонирования СМТ-34 (диапазон 10,4—38,4 кГц), которая удовлетворяла требования по чистоте речи на расстоянии в 2000 км. К середине 1931 года удалось наладить более или менее приемлемую ВЧ-связь Москвы со столицами большинства союзных республик, военными округами и областными центрами.
 
 Но и такая связь при должном уровне профессионализма шпионов могла быть легко перехвачена, так как защищала только от прямого прослушивания. Фактически по проводам шёл ток высокой частоты, не воспринимаемый ухом человека без специальной обработки. Детекторный приёмник простейшей конструкции решал эту проблему, и телефонные переговоры самого высокого уровня могли быть без проблем прослушаны. Интересно, что бывший нарком внутренних дел Ягода на допросах признался, что специально тормозил разработку новой аппаратуры защиты линий связи, так как не понимал, как можно проводить тотальную прослушку телефонных переговоров с новыми технологиями засекречивания.
Советский Союз, помимо всего, ощущал собственное отставание в разработке автоматических телефонных станций, которые приходилось закупать у немецкой Telefunken. Забавной была процедура ввоза такой техники в Союз: с аппаратуры снимали все этикетки и на чистом глазу представляли её собственной разработкой. Показательным было подписание пакта о ненападении между СССР и Германией в 1939 году. Все переговоры Сталин вёл с Гитлером посредством привезённого из Германии телефонного скремблера Siemens и шифровальной машины «Энигма». Собственной техники подобного класса в СССР не было. Окончив переговоры, Сталин пригласил к себе Риббентропа, Молотова с компанией и торжественно провозгласил: «Гитлер согласен с условиями договора!», потому что они были чрезвычайно выгодными для СССР, а не Германии. Это была первая большая победа над фашистской Германией!

О потенциальной уязвимости правительственной ВЧ-связи впервые заявил в рапорте старший инженер-техник М. Ильинский 8 августа 1936 года. Тогда уже в качестве злоумышленников рассматривалась агентура иностранных спецслужб в составе персонала, обслуживающего линии связи. Провели в 1936 году вблизи Минска специальные испытания, в ходе которых длинноволновая антенна перехватывала телефонные переговоры на удалении в 50 метров от линии связи. В 1937 году агентура сообщила, что на линии Москва — Варшава на территории Польши имеется несанкционированное подключение. Год спустя начальник отделения правительственной связи И. Воробьёв написал рапорт, в котором поднял тревогу по поводу полного отсутствия секретности в междугородних переговорах Кремля. Отреагировали быстро и провели специальный кабель для соединения ВЧ-связи с телефонной станцией Кремля. Но остальные здания правительства СССР так и продолжали пользоваться городской телефонной сетью.

Наркомат связи после большого объёма предупреждений о дискредитации секретности переговоров приступил к разработке специальных защитных фильтров для оборудования ими междугородних телефонных линий. В начале 1941 года в Таллине ввели в эксплуатацию особое устройство – «шумовую завесу», которая заметно усложняла перехват ВЧ-связи на радиоаппаратуру. Позже подобное ноу-хау стали широко использовать в правительственных ведомствах Москвы и Ленинграда. При всей озабоченности контрразведки проблемами западного шпионажа на территории СССР проблему комплектования личного состава линий ВЧ-связи как-то упустили. Только 5 мая 1941 года появилось постановление, переводящее всю засекреченную связь в разряд правительственной.
При очевидном внутреннем дефиците собственной аппаратуры засекречивания руководству приходилось обращаться за помощью к зарубежным компаниям. Американцы поставили в СССР установку однократного инвертирования спектра для Московского радиотелефонного центра, а немцы из Siemens в 1936 году испытали свой шифратор на линии Москва — Ленинград. Но полноценно полагаться на надёжность такой телефонной связи по понятным причинам было невозможно.
К 1937 году руководство соответствующих ведомств предъявило достаточно простые требования к западным производителям: требовался компактный аппарат, который мог бы защищать от расшифровки с помощью радиоприёмника. Даже не проговаривалось условие о защите от дешифровки информации с помощью аналогичной по сложности технике. Запросы ушли в Швейцарию (Hasler), Швецию (Ericsson), Великобританию (Standart Telephone and Cables), Бельгию (Automatik Electric), Германию (Lorenz, Siemens & Halske) и США (Bell Telephone). Но всё закончилось безславно – большинство фирм ответило отказом, а оставшиеся запросили неимоверные по тем временам 40-45 тысяч долларов только за разработку.

В итоге в серию на заводе «Красная заря» пошли аппараты автоматического засекречивания телефонных переговоров, названных инверторами ЕС. Аббревиатура образована от фамилий главных разработчиков – К. П. Егорова и Г. В. Старицына. На этом не остановились, и к 1938 году освоили более сложное устройство ЕС-2, которое отличалось способностью передавать не более 30% всего читаемого текста абоненту – всё остальное терялось. А вот шифровки шли в полном объёме без потерь. Испытывали ЕС-2 на линии Москва — Сочи в августе 36-го и пришли к выводу, что техника требует высокого качества исполнения каналов связи.
 
 Несмотря на все сложности использования, 5 января 1938 года вышло постановление о запуске в производство первого отечественного аппарата автоматического засекречивания телефонных переговоров. Предполагалось, что НКВД получит к 1 мая двенадцать полукомплектов стоек для оснащения ими правительственной связи.
 
 Продолжение следует…

По материалам:
 Бабаш А. В. и другие. О развитии криптографии в XIX веке // Защита информации, №5, 2003.
 Астрахан В. И., Гусев В. В. Становление и развитие правительственной связи в России, 1996.
 Астрахан В. И., Павлов В. В., Чернега В. Г. Правительственная электросвязь в истории России. Часть 1, 2001.
 Клепов А. Информационное оружие Сталина.
 www.obereg.ru.

[Константин Кулешов]

Шифровальное дело Советского Союза. Часть 2

ЕИС-3 (Егоров-Ильинский-Старицын) – аппарат, ставший серийным в 1937 году, предназначался для шифрования радиотелефонов. Устройство относилось к «маскирующему» типу, основанному на простой инверсии передаваемого сигнала. Дополнительно в канал связи подавался мешающий тон высокого тембра. Прослушать такие переговоры было возможно только со специальным оборудованием, а вот «любительские» перехваты с последующей дешифровкой были невозможны. Ленинградский завод «Красная заря» к тому времени работал на пределе своих возможностей – одновременно в спецслужбы шла, помимо ЕИС-3, целая серия аппаратуры простого засекречивания ЕС-2М, МЕС, МЕС-2, МЕС-2А, МЕС-2АЖ, ПЖ-8 и ПЖ-8М. Это позволило к 1 апреля 1941 года из имевшихся 134 линий правительственной междугородней связи засекретить аппаратами инверсии 66. Тем не менее, полностью перевести всю связь на шифрованную основу не удалось, что являлось прямым нарушением соответствующего приказа НКВД от 1940 года.

В 1939 года в правительстве появилась новинка – система междугородней автоматики для ВЧ-связи под индексом МА-5, обезпечивающая связью 5 абонентов по 10 каналам, что позволило отказаться от телефонисток. Существовал также вариант МА-3 на три абонента. Перед войной в рабочем состоянии было 116 ВЧ-станций и 39 трансляционных пунктов, что позволило обслуживать сразу 720 абонентов высшего партийного и государственного руководства.

Во время Великой Отечественной войны аппаратура серии ЕС использовалась на всех фронтах для организации ВЧ-связи. Однако, простое засекречивание инверсией было явно недостаточным, поэтому ещё в 1938 году разработали и испытали на линии Москва-Ленинград аппарат «сложного» шифрования С-1. Позже систему апробировали на магистралях Москва-Хабаровск и Москва-Куйбышев-Ташкент. Но С-1 так и осталась в единичных экземплярах по причине высокой стоимости и сложности изготовления. При всём этом решающего преимущества в засекречивании перед «простым» алгоритмом С-1 не давал.

Шифровали также и телеграфную связь. Для этой цели служил аппарат С-380М, не отличавшийся особенной стойкостью к взлому. Дешифровку с лёгкостью могли провести сотрудники народного комиссариата связи, а это, учитывая непростые отношения Сталина с его руководителями – Ягодой и Рыковым, стало серьёзным препятствием для широкого внедрения подобной аппаратуры. С началом войны получили распространение «чемоданная» аппаратура засекречивания СИ-15 «Синица» и САУ-16 «Снегирь», которые обезпечивали связью командующих фронтов связью на выездах.









[/size]В общем, шифрование радиопередающих устройств, появившихся в СССР перед войной, можно разделить на несколько принципиальных схем:— преобразование сигнала инверсией спектра частот;

 — шифровка инверсией разговорных частот и «воблинг» за счёт качания частоты радиопередатчика;
 — динамической инверсии и перестановки двух полос спектра с заданной скоростью (аппарат СУ-1);
 — преобразование в соответствии со сложной системой шифрования с динамической перестановкой трёх полос спектра по произвольному закону и с произвольной в известных пределах скоростью (СЭТ-2).Несмотря на все усилия отечественных инженеров, в 1940 году многолетний итог их работы были лаконично описан: «Разработанная по заказу НКВД заводом «Красная заря» аппаратура засекречивания телефонных разговоров обладает слабой стойкостью и не имеет кода».[size=78%]



[/size]Своеобразным добрым волшебником в этой ситуации стал Владимир Александрович Котельников (1908-2005), который с 1938 года руководил лабораториями по засекречиванию телефонной и телеграфной информации в ЦНИИ связи. Владимир Котельников по праву может считаться одним из самых выдающихся русских учёных — академик АН СССР, дважды Герой Социалистического Труда, лауреат многочисленных премий. В сферу его интересов входили радиотехника, радиолокация, радиоастрономия, а также теория помехоустойчивой связи. Многие его достижения вносятся в учебники со словами «впервые в мире». Владимир Котельников сформулировал и доказал теорему дискретизации, на которой базируется вся цифровая обработка сигналов. Его лаборатория разработала аппаратный комплекс «Москва», в котором впервые в стране телеграфные сообщения засекречивались путём наложения на текст знаков шифра. Идея Котельникова с наложением шифра на текст стала принципиальным прорывом в теории шифрования, став базой для многих последующих поколений засекречивающей техники

.Интересно устройство аппарата «Москва» С-308-М. В его основе лежали сложные и довольно громоздкие электромеханические узлы, а также барабаны, заполненные шариками. Во время вращения барабанов через систему штырей из щелей шарики случайным образом скатывались по шести вертикальным трубкам на две движущиеся телеграфные ленты, наложенные друг на друга через «копирку». После этого ленты по таким меткам перфорировались, что и образовывало случайный ключ, который позже рассылался по местам установки аппаратов. За считывание шифра с ключа отвечал фотоэлектронный элемент. Новинку испытали на сверхдлинной линии связи Москва — Комсомольск-на-Амуре и в тот же 1938 год разместили на заводе №209 заказ сразу на 30 аппаратов «Москва». Успех разработки Владимира Котельникова был в том, что новая система практически на 100% обезпечивала защиту телеграфных сообщений от дешифрования.[size=78%]



[/size]Уже на следующий год лаборатории Котельникова получили новое задание на разработку шифратора для засекречивания речи с повышенной стойкостью к несанкционированному прослушиванию. Заказ исходил от самого отдела правительственной ВЧ-связи Советского Союза. В проекте по разработке также принимали участие Александр Минц, Константин Егоров и Виктор Виторский. Группа пыталась обезпечить секретность передачи информации с помощью созданной ими уникальной многоканальной аппаратуры радиосвязи, которая впервые использовала одну боковую полосу частот. И это получились: в 1939 году на магистрали Москва — Хабаровск система шифрования речи по новому алгоритму заработала. Владимиру Котельникову принадлежит идея о потенциально нераскрываемом шифре, которую он сформулировал буквально за три дня до начала Великой Отечественной войны.







В воспоминаниях Котельников пишет: «Использование одноразового ключа полезно и для засекречивания в телефонии как проводной, так и радио. Только там всё гораздо сложнее, и в случае аналоговой передачи спектра речи, не преобразуя его в цифровую, получить абсолютно стойкое засекречивание невозможно. Можно получить высокую степень стойкости, но не абсолютную. При мозаичном шифровании спектра, даже если применяется одноразовый ключ, система остаётся уязвимой, поскольку каждый «кусочек» остается сам по себе незашифрованным. Поэтому-то важно сделать интервалы по возможности меньше, но при этом теряется качество передаваемой речи».

В лаборатории под руководством Владимира Котельникова разработали новый телефонный шифратор «мозаичного» типа, который совмещал в себе частотные преобразования речевого сигнала с перестановкой его отрезков по времени. Изюминкой аппарата стало динамическое преобразование, которое менялось по закону распределения случайных величин, что было крайне сложно расшифровать даже высококлассным спецам. Система производила квазислучайные перестановки стомиллисекундных отрезков речи, которые были известны только получателю, а также две частотные полосы с инверсией речевого сигнала.Ещё одним детищем группы Котельникова стал первый в СССР полостной вокодер, название которого происходит от английского сочетания voice coder – голосовой шифратор. Аппарат довели до действующего прототипа, который испытали и показали принципиальную возможность сжатия речевого сигнала. Котельников в этой связи писал: «Для того чтобы было труднее расшифровать передаваемую речь, было важно сделать «отрезки», на которые мы её разбивали, как можно короче. А это проблема, потому что тогда ухудшалось качество передаваемой речи. Я стал думать, как бы передавать речь не всю полностью, а как-то сжать её спектр. Начал рассматривать спектр звуков, чтобы понять, какие частоты определяющие… В это время попалась на глаза ссылка на статью Хомера Дадли, опубликованную в октябре 1940 года, где говорилось, что он сделал преобразователь речи – вокодер. Бросился смотреть, а оказалось, что там ничего конкретного не написано. Но всё равно это было очень полезно: идея у него та же, значит, мы на правильном пути. В общем, мы начали делать свой вокодер. И перед самой войной у нас уже работал его опытный образец. Правда, пока он ещё «говорил» плохо «дрожащим голосом».
 
 Продолжение следует…
 
 По материалам:
 Бабаш А. В. и др. О развитии криптографии в XIX веке // Защита информации, №5, 2003.
 Астрахан В. И., Гусев В. В. Становление и развитие правительственной связи в России, 1996.
 Астрахан В. И., Павлов В. В., Чернега В. Г. Правительственная электросвязь в истории России. Часть 1, 2001.
 Клепов А. Информационное оружие Сталина.

[Константин Кулешов]

Шифровальное дело Советского Союза. Часть 3

Как и многие другие предвоенные теоретические наработки руководства Красной Армии, система правительственной связи в боевых условиях показала себя не с лучшей стороны. В частности, воздушные линии ВЧ-связи располагались вблизи железнодорожных и шоссейных дорог, которые были одними из приоритетных целей противника. Массированный артиллерийский удар или авианалёт уничтожал как дорогу, так и линии засекреченной связи. Негативно сказалось на живучести правительственной связи и почти полное отсутствие резервных, обходных, кольцевых и рокадных линий, которые могли бы помочь в критических моментах. Кроме того, вся техника ВЧ-связи была очень громоздкой и располагалась в административных зданиях НКВД в крупных населённых пунктах, которые нередко попадали под приоритетный удар немцев. Ни о какой мобильности связи даже между Главным командованием, Генштабом и штабами фронтов говорить не приходилось.



А как функционировала связь на уровне командиров дивизий? Предполагалось, что комдив РККА в боевой обстановке должен искать ближайший населённый пункт с узлом исправной ВЧ-связи. Далее он посылает вестового к «абоненту», к примеру, командиру полка с указанием найти близлежащий к нему узел ВЧ-связи. От таких метаний оперативность принятия решений и их исполнение страдали в полной мере. Такую ситуацию могли бы спасти полевые средства шифрованной связи, но они, к сожалению, практически отсутствовали, а если и были, то у командующих фронтов и армий. Такое плачевное положение нередко приводило к фактической потери управления войсками РККА.

Проблему такого рода решать начали ещё в 1938 году, когда в лаборатории В. А. Котельникова приступили к разработке засекречивающей аппаратуры С-1 «Соболь-П». Это была очень сложная техника КВ-радиотелефонии, по многим параметрам не имеющая аналогов в мире. «Соболь-П» использовал временные и частотные перестановки, а в качестве шифратора использовалась упоминаемая в других статьях цикла телеграфная лента со случайными нанесёнными перфорациями. Команда Котельникова уже спустя три месяца после начал войны приступила к первичным испытаниям отдельных компонентов «Соболя-П»: узла частотных перестановок с инверсией спектра, узла временных перестановок, узла шифратора на базе трансмиттера и пятистрочной перфорированной телеграфной ленты. Примечательно, что в ходе таких уникальных работ чуть ли не каждый день рождались новые технические решения, которые необходимо было фиксировать, опубликовывать и патентовать. Но в условиях войны времени на такое не было: всё в лаборатории было подчинено созданию шифратора телефонных переговоров нового поколения. Да и у всех работ был гриф секретности, серьёзно ограничивающий распространение информации.

В книге Вадима Гребенникова «Криптология и секретная связь. Сделано в СССР» приводится пример разработки узла временной перестановки, который очень наглядно описывает трудности, с которыми столкнулись разработчики. Конструкция узла состояла из двух объектов: прибора замедления речевого сигнала на 100 и 200 миллисекунд и схемы переключения замедленных сигналов, осуществлявшей перестановку 100-миллисекундных отрезков речи. Инженеры, работающие с В. А. Котельниковым, рассматривали несколько вариантов замедления звуковых сигналов. В первом исполнении брали резиновый шланг длиной 33 метра, подавали на вход звуковой сигнал из динамика, а на выходе микрофон с усилителем фиксировал замедление звука на требуемые сто миллисекунд. Однако громоздкость такого исполнения ожидаемо поставила крест на идее. Во втором варианте предлагалось использовать шведскую узкую и достаточно тонкую стальную ленту для магнитной записи. Борясь с габаритами такой конструкции, ленту натягивали на барабан в надежде обезпечить гладкий стык. Но всё портил щелчок, возникающий при прохождении стыка через звукоснимательный механизм. Попытки наложить на обод барабана несколько витков ленты и осуществить запись по центру многовитковой «навивки» также не дали хорошего результата, поскольку адаптер, проходя по стыку двух витков, создавал мешающий шум. С третьего захода целью было уменьшение стыков и повторов мешающих щелчков. Инженеры использовали для этого длинную петлю, которую пропускали через множество роликов. Была обратная зависимость между длиной петли и количеством щелчков – чем длиннее, тем меньше щёлкает. Но всё упиралось в громоздкость и серьёзный шум, который генерировала движущаяся стальная лента – в итоге все наработки отмели как неперспективные. В идее №4 вообще было предложено использовать… циркулярную пилу с отшлифованной плоскостью, на которую и записывали информацию. Конечно, все зубцы предварительно удалялись. Всё в этом варианте работало, щелчков не было, но вот качество речи оставляло желать много лучшего. В итоге диск оставили, но писать решили не на плоскости, а на ободе. Правда, для магнитной записи пришлось искать качественную сталь, которую нашли на предприятии «Серп и молот» в Москве. Это были экспериментальные марки ЭХ-3А и ЭХ-6А. Так родился один из сложных узлов будущего аппарата телефонного шифрования «Соболь-П». Инженерные поиски в лаборатории Котельникова наглядно показывают, на каком уровне развития техники находилась промышленность Советского Союза в те времена.



Первые успешные испытания в реальных условиях С-1 «Соболь-П» прошла на радиотелефонной линии Москва – Хабаровск. В боевой обстановке уникальную аппарату опробовали на линии связи между Ставкой Верховного главнокомандования и штабом Закавказского фронта, так как проводная ВЧ-связь между ними была нарушена в ходе боевых действий. Именно «Соболь-П» впервые перевёл связь такого уровня с проводной основы на радиоканал.

В 1943 году Котельников усовершенствовал своё детище, выпускаемое на заводе в Ленинграде. Руководитель лаборатории неоднократно вылетал в блокадный город для наладки производства на месте, при этом его самолёт регулярно попадал под обстрелы. Аппаратура «Соболь-П» активно применялась в ходе подготовки Курской битвы и во время самого сражения, что во многом и определило победу на этом участке фронта. Немцы до самого конца войны не смогли вскрыть принцип работы шифратора Котельникова. И, если верить советской разведке, Гитлер неоднократно говорил, что отдал бы за одного криптоаналитика, способного взломать «чудо-Соболь», три лучшие дивизии вермахта.



Такие конструкторские успехи не могли пройти мимо руководства СССР, и в марте 1943 года В. А. Котельников, Д. П. Горелов, И. С. Нейман, Н. Н. Найдёнов и А. М. Трахтман получили Сталинские премии I степени. Все полученные денежные средства инженеры традиционно передали войскам, а на премию самого Котельникова собрали танк.
До самого конца войны «Соболь-П» использовался на всех фронтах для организации связи с Верховным командованием РККА. Тегеранская, Ялтинская и Потсдамская конференции также не обошлись без шифратора команды Котельникова. И наконец, апофеозом карьеры аппарата "Соболя-П" была работа в мае 1945 года, когда Москва держала связь с Берлином во время безоговорочной капитуляции Германии. Уже после 1945 года оборудование применяли на линиях радиосвязи Москвы с европейскими столицами. Потенциал для модернизации «Соболя-П» был настолько велик, что работы по его доработке шли и после окончания боевых действий Второй мировой войны, а в 1946 году всему инженерному составу повторно присвоили Сталинскую премию I степени.

Итогами работы по теме секретной телефонии в СССР до 1946 года стал огромный объём опытно-конструкторских работ, ставший в дальнейшем фундаментом для более глубоких изысканий. Кроме того, в спецслужбах и войсках накопился ценный опыт эксплуатации и обслуживания такой техники, что положительно сказалось на дальнейших разработках. И наконец, появились первые коллективы профессионалов, из которых в будущем вырастут крупные организации, производящие шифровальную технику мирового уровня.

Продолжение следует….

По материалам:
Бабаш А. В. и др. О развитии криптографии в XIX веке // Защита информации, №5, 2003.
Астрахан В. И., Гусев В. В. Становление и развитие правительственной связи в России, 1996.
Астрахан В. И., Павлов В. В., Чернега В. Г. Правительственная электросвязь в истории России. Часть 1, 2001.
Клепов А. Информационное оружие Сталина.
Вадим Гребенников. Криптология и секретная связь. Сделано в СССР.

[Константин Кулешов]

Шифровальная служба Советского Союза. «Адские машины». Часть 4

В большинстве специализированных информационных источников как в России, так за границей упоминаются иностранные электромеханические шифраторы. В СССР также есть немалые достижения в этой сфере, но в силу определённых причин мы мало знаем об этом. А рассказать есть, о чём, тем более что шифраторами дело не ограничивалось. Так, Особое техническое бюро (Остехбюро), созданное в 1921 году, уже через три года после основания приступило к разработке первых текстовых электромеханических шифраторов. Изначально задуманное как филиал московского НИИ-20, Остехбюро со временем стало крупным центром компетенций по темам минного, торпедного дела, подводного плавания, связи, телемеханики, а также парашютной техники. В частности, были представлены новинки управления радиовзрывателями с помощью кодированных сигналов. Этот прорыв был совершён в 1925 году, а уже спустя год были получены первые наработки по дистанционному управлению плавающими снарядами. Как видно, тема, аналогичная современной «Статус-6», была заложена ещё в предвоенное время.



Руководитель бюро Владимир Иванович Бекаури в 1927 году непосредственно курировал разработку прибора «БЕМИ» (Бекаури и Миткевич), который был предназначен для управления взрывами фугасов на расстоянии около 700 км с помощью мощных радиовещателей. В 1931 году появились первые макеты дисковых шифраторов, а в 1936 году прошла испытания секретная аппаратура шифрованной связи «Ширма». Для интересов ВВС в Остехбюро разработали высококлассную помехоустойчивую аппаратуру радиосвязи «Изумруд», которой оснащались дальние бомбардировщики и разведчики. Применялись «Изумруды» и для связи штабов ВВС друг с другом. Однако наибольшую известность приобрели проекты радиоуправляемых мин, танков, торпед, самолётов, а также дальнейшего совершенствования темы «БЕМИ». Такая техника стала во время войны полной неожиданностью для немецких войск — они долгое время не могли понять причины необъяснимых взрывов глубоко в тылу собственных войск. Понимание пришло с новыми разведданными, которые описывали новые инженерные боеприпасы русских. В секретном приказе Гитлера, который попал в руки отечественных спецслужб в декабре 1941 году, говорилось:

«Русские войска, отступая, применяют против немецкой армии «адские машины», принцип действия которых ещё не определён, наша разведка установила в боевых частях Красной Армии сапёров-радистов специальной подготовки. Всем начальникам лагерей военнопленных пересмотреть состав пленных русских с целью выявления специалистов данной номенклатуры. При выявлении военнопленных сапёров-радистов специальной подготовки последних немедленно доставить самолётом в Берлин. О чём доложить по команде лично мне».

Одним из резонансных применений новой разработки стал взрыв 14 ноября 1941 года в подвале дома №17 Дзержинского в Харькове 350-килограммового фугаса. Сигнал на радиоуправляемую мину Ф-10 был послан с Воронежской радиовещательной станции в 4.20 утра, когда комендант города генерал-майор Георг фон Браун мирно спал в своей резиденции в нескольких метрах от мощного фугаса. К слову, фон Браун был близким родственников знаменитого немецкого конструктора, ставшего очень востребованным после войны в США. Несколько тонн подобных «подарков» немцы извлекли из подвалов оккупированного Киева. Были заминированы большинство зданий правительства, театры, штабы НКВД, Крещатик и Успенский собор. Один из киевских рабочих указал оккупантам на музей Ленина, из подвала которого немецкие сапёры извлекли не менее 1,5 тонны тринитротолуола, которые должны были поднять квартал на воздух по кодированной радиограмме. Однако это помогло лишь частично, и 24 сентября 1941 года на воздух всё-таки взлетел Крещатик и его окрестности. Мины детонировали с заранее определённой последовательностью, разрушив полевую комендатуру, жандармерию, склады и кинотеатр. Через месяц, 22 октября, радиофугас взорвался в Одессе, которая была занята румынскими войсками, уничтожив под завалами здания НКВД до 50 генералов и офицеров штаба 10-й пехотной дивизии 4-й румынской армии. Главной целью был командир дивизии генерал Ион Глогоджану, который стал одной из множества жертв этой диверсии.





Типовой советский радиофугас представлял собой ящик 40х38х28 см, в котором располагалось взрывное радиоустройство Ф-10 (немцы именовали её Apparat F10), а мощность заряда могла варьироваться в больших пределах. К каждой такой закладке прилагалась радиоантенна длиной 30 метров, которая обычно закапывалась. Это стало ахиллесовой пятой отечественной разработки – немцы просто окапывали подозрительный участок со всех сторон канавой на 50-70 см и нередко натыкались на приёмную антенну. Питался восьмиламповый радиоприемник от штатной аккумуляторной батареи, ёмкости которой обычно хватало на работу в режиме приёма от 4 до 40 суток. Кроме этого, в комплектность заряда обязательно входил дешифратор радиосигнала «Аппарат А». Блок управления подрывом мог располагаться как в непосредственной близости от заряда, так и на удалении до 50 метров, соединённый со взрывчаткой электровзрывной линией. Подрывать такую закладку могла передающая аппаратура не ниже дивизионного звена. Одной из таких стала радиостанция оперативного звена РАТ, обладающая выходной мощностью в один киловатт и дальностью действия до 600 км. Также в этой компании выделяется радиостанция РАО-КВ мощностью 400-500 Вт с дальнобойностью порядка 300 км, и самая «слабая» РСБ-Ф на 40-50 Вт с радиусом действия до 30 км. Указанные радиостанции работали в диапазоне 25-120 метров (короткие и средние волны). Аккумуляторов батареи хватало не более чем на четверо суток постоянной работы – сказывались большие потери на накал радиоламп. По этой причине в конструкцию мины внесли часовой механизм, которые периодически выключал питание. В режиме работы, когда 150 секунд мина в боевом положении, а 150 секунд «отдыхает», время режима ожидания составляет 20 дней. В положении 5 (5 минут работы и 5 минут отдыха) срок работы возрастает до максимально возможных 40 суток.



Естественно, с учётом характера работы часового механизма кодированный радиосигнал на взрыв должен подаваться продолжительностью не менее 1 минуты (постоянная работа), 6 минут (в режиме 150 секунд) и 10 минут (в ритме 5 минут включено – 5 минут выключено). Мину Ф-10 можно было установить на самоподрыв от взрывателя замедленного действия – на 10, 16, 35, 60 или даже 120 суток. Для надёжности срабатывания заряда инструкция рекомендовала устанавливать на объекте сразу 2-3 мины. О принципе инициации взрыва финский сапёр Юкка Лайнен писал: «Взрыватель действует на принципе трёх последовательно включённых камертонов, которых заставляют вибрировать с помощью тройного сигнала звуковой частоты (использовались паузовые мелодии Харьковской и Минской гражданских широковещательных радиостанций)». Впервые Красная Армия апробировала инженерный боеприпас новой конструкции 12 июня 1942 года на Северном фронте, когда подорвали оставленный посёлок Струги Красные Псковской области. Взорвались сразу три мины по 250 килограммов тротила в каждой – сигнал о детонации был отправлен с расстояния в 150 км. Для фиксации последствий акции через два дня над посёлком пролетели разведчики, который обнаружили три огромные воронки и груды разрушенных зданий.



В конце 1941 года немцы на своей шкуре поняли, с чем имеют дело, и организовали кампанию по поиску и обезвреживанию мин типа Ф-10. Для начала важные здания на оккупированной территории прослушивали специальной акустической аппаратурой Elektro-Akustik, позволявшей улавливать тиканье часового механизма на расстояния до 6 метров. Также к немцам попала инструкция к радиомине, что позволило организовать глушение силами сапёрной роты, состоящей из 62 человек, имеющих на вооружении несколько 1,5-киловаттных передатчиков и приёмников. Примечательно, что типичной уловкой советских сапёров специального назначения, которые работали с Ф-10, была установка обычной мины нажимного действия поверх закладки радиофугаса. Очевидно, это эффективно усыпляло бдительность немцев – в Харькове из 315 мин Ф-10, установленных отступающими советскими частями, немцы смогли обезвредить только 37.





Приёмник и батарея радиофугаса. На нижней фотографии видны цифры 6909-XXXIV. По поводу первого "арабского" числа предположений нет, а вот "римская оцифровка", по мнению немцев, означает условный номер длины, на которую настроена мина. Так, XXXIV может говорить о частоте 412,8-428,6 килогерц. Если на коробке номер был больше, чем XVIII, то это означало, что "адская машина" настроена для особого дальнего управления и отличалась высокой чувствительностью.



В воспоминаниях маршала инженерных войск В. К. Харченко можно найти такие слова:
«Управляемые по радио советские мины причиняли гитлеровцам немалые потери. Но дело было не только в этом. Приборы Ф-10 вместе с обычными минами замедленного действия создавали в стане врага нервозность, затрудняли использование и восстановление важных объектов. Они заставляли противника терять время, столь драгоценное для наших войск суровым летом и осенью 1941 года».

До 1943 года Красная Армия «кошмарила» тылы оккупантов радиоминами, а их создатель В. И. Бекаури не дожил до триумфа собственного детища – в 1938 году был расстрелян по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Все обвинения были сняты только в 1956 году.

В конце повествования стоит привести слова генерала Гельмута Вейдлинга об отечественных радиофугасах, которые были записаны в Берлине в мае 1945 года: «У нас соответствующей техники не было, а что касается радиофугасов, то ваши инженеры далеко опередили наших…»

Продолжение следует...

[Константин Кулешов]

Шифровальная техника Советского Союза. Русские «Энигмы». Часть 5

Парадоксально, но в СССР речевые шифраторы появились раньше техники для засекречивания текстовых телеграфных сообщений. Пионерами в этой сфере были ещё инженеры из Остехбюро, которые первыми создали макет дискового шифратора. Первые экземпляры действующих шифровальных машин, во многом отличающиеся от иностранных образцов, были предложены отечественным инженером Иваном Павловичем Волоском в 1932 году.



Одним из них была громоздкая и не очень надёжная техника, получившая звучное имя ШМВ-1 (шифровальная машина Волоска 1). В основе её работы был положен принцип наложения гаммы (случайной последовательности знаков) на комбинацию знаков открытого текста, что в итоге создавало неразборчивую криптограмму, взломать которую по тем временам было практически невозможно. На перфоленте были отмечены знаки случайной гаммы, которая изготавливалась на особом устройстве под шифром «Х». Все работы по этой теме шли в 8-м отделе Главного штаба РККА, который был организован в 1931 году. Для замены ШМВ-1, на которой большей частью обкатывались новые решения, в 1934 году пришла шифрмашина В-4. После четырёх лет доработок и опытной эксплуатации на заводе №209 им. А. А. Кулакова (столяр завода, погибший героем в стычках с белогвардейцами на Дону) были собраны первые серийные экземпляры. В этой связи И. П. Волосок писал: «Сложность предстоящей задачи заключалась в том, что, поскольку ранее в стране никакой шифровальной техники не было вообще, ориентироваться приходилось только на себя».



Производство запустили, но уже в 1939 году инженер Николай Михайлович Шарыгин провел серьёзную модернизацию детища Волоска. Новый аппарат получил имя М-100 «Спектр» и с 1940 года выпускался параллельно с прообразом. М-100 в полной комплектности весил впечатляющие 141 кг и состоял из трёх ключевых узлов: клавиатуры с контактной группой, механизма протяжки ленты с трансмиттером и специального приспособления для клавиатуры. Уровень энергопотребления всей этой механики очень наглядно отображается массой аккумуляторных батарей – 32 кг. Несмотря на такие гигантские массово-габаритные параметры, «Спектр» вполне сносно использовался в реальных боевых действиях: в Испании 1939 года, на озере Хасан в 1938 году, на Халкин-Голе в 1939 году и в ходе советско-финской войны. Об уровне осведомлённости современников касательно отечественной школы шифрования говорит тот факт, что боевое применение М-100 и В-4 до сих пор до конца не рассекречено. В связи с этим есть предположение, что первое использование на поле боя советская шифровальная техника пережила только в 1939 году. Конечно, такие «монстры» поле боя видели очень условно – зашифрованная связь осуществлялась между Генштабом и штабами армий. Опыт применения в войсках был осмыслен (Волосок лично курировал эксплуатацию) и было принято решение о повышении мобильности подразделений шифровальщиков на фронте. В 1939 году в США были закуплены сразу 100 автобусов «Студебеккер», ставшие впоследствии мобильными спецаппаратами шифровальной службы. Получение и приём телеграмм в таких «летучках» стало возможно даже во время марша подразделений.



Завод №209 также стал родоначальником нового направления отечественной шифровальной техники – производства дисковых шифраторов. Инженер Валентин Николаевич Рытов работал в этой связи над проблемой замены ручных шифров в оперативном звене армия-корпус-дивизия. Удалось создать компактный аппарат массой 19 кг, работающий на многоалфавитном шифровании. Имя новинке дали К-37 «Кристалл» и запустили в серию в 1939 году с планом выпуска по 100 штук в год. Выпускали машинку в Ленинграде, потом эвакуировали в Свердловск (завод №707), а 1947 году сняли с производства.

Общее количество текстовых шифровальных машин перед войной в СССР составляло порядка 246 экземпляров, из них 150 были типа К-37, остальное М-100. С этой техникой работало 1857 человек личного состава шифровальной службы. В среднем скорость передачи и обработки закодированной информации на фронтах войны повысились в 5-6 раз, причём документально подтверждённых фактов взлома этой техники немцами не существует.

На этом история текстовых шифраторов не заканчивается, так как в 1939 году в недрах упоминаемого завода №209 были разработаны опытные образцы техники для кодирования телеграфных сообщений. Это был С-308 (самый массовый впоследствии) для аппарата Бодо и С-309 для советского телеграфа СТ-35, производство которых во время войны было переведено в Свердловск на упоминаемый завод №707. Также были разработаны С-307 в качестве полевой шифрующей приставки к телеграфному аппарату с питанием от аккумулятора и С-306 для присоединения к классическому аппарату Морзе (питание от сети). Вся эта история была следствием технического задания, которое пришло на завод в декабре 1938 из НИИ связи и особой техники РККА им. К. Е. Ворошилова. Также перед самым началом Великой Отечественной, в 1940 году, группа инженера-конструктора П. А. Судакова разработала военный буквопечатающий стартстопный телеграфный аппарат со съёмным шифрующим блоком НТ-20.

Его использовали в соответствии с приказом НКО №0095, который напрямую запрещал передачу открытого текста по аппарату Бодо. Особой сложностью выделялось устройство под шифром «Сова», разработанное в Институте №56 Народного комиссариата электропромышленности в 1944 году. Схема базировалась на применении особого кодирования, которое предназначалось для закрытия ВЧ-каналов, образованных техникой НВЧТ-42 «Сокол» в спектре до 10 кГц. НВЧТ-42 – это полевая каналообразующая аппаратура, позволяющая организовывать связь по высокой частоте по медным и железным цепям, а также по кабелю. К этому же классу относится и техника «Нева», осуществляющая засекречивание на линии Москва – Ленинград с лета 1944 года. Прелестью «Невы» было то, что её можно было применять на всей сети правительственной связи, так как она сопрягалась со всеми типами каналообразующей техники ВЧ-связи.







В каких условиях эксплуатации работала текстовая шифровальная техника в годы войны? Для примера: только 8-е Управление РККА за четыре года обработало более 1600 тысяч шифротелеграмм и кодограмм! Суточная нагрузка на штаб фронта считалась нормальной в пределах 400 шифрограмм, а штаб армии — до 60. Управление шифровальной службы Генерального штаба РККА разослало по фронтам более 3,2 миллионов  комплектов шифров за весь период Великой Отечественной.

Специалисты 8-го Управления Генштаба, помимо создания новых образцов техники, занимались обучением шифровальщиков на фронтах. Так, только конструктор М. С. Козлов был командирован в войска за время войны 32 раза. Прославился конструктор ещё до войны, когда в 1937 году принял участие в разработке шифровальной машины М-101 «Изумруд», которая выгодно отличалась от предшественников своей компактностью и лёгкостью. Позже именно группа Козлова вывезла в мае 1945 года из Карлхорста и Потсдама в рамках репараций три вагона спецоборудования, которое в дальнейшем использовалось в мастерских по ремонту отечественной шифровально-кодировочной техники. Примечательно, что после войны на флоте были созданы подразделения водолазов, занимающиеся исключительно обследованием потопленных немецких кораблей на предмет поиска всего, что связано с шифрованием связи. Осмысление шифровального опыта фашистской Германии стало определённой вехой отечественной инженерной школы криптографов.

Продолжение следует...

[Константин Кулешов]

Шифровальная служба Советского Союза. «Радиосвязь у нас не любят…» Часть 6
                    БОЕЦ!
ОТОМСТИ ФАШИСТСКИМ ПАЛАЧАМ                                                                                                                                              ЗА ГЕРОИЧЕСКУЮ РУССКУЮ ДЕВУШКУ,                                                                                                                       
ЗА КОМСОМОЛКУ ЕЛЕНУ СТЕМПКОВСКУЮ!



В начальный период Великой Отечественной войны связь вообще, а в особенности шифрованная осуществлялась с большими проблемами. Маршал Василевский так описывал ситуацию: «С самого начала войны Генеральный штаб испытывал затруднения из-за постоянной потери каналов связи с фронтами и армиями». Также военный начальник рассказывает о сходных проблемах предвоенного периода: «…недостатки во взаимодействии родов войск в бою, управлении войсками (озеро Хасан, 1938 год); в конце декабря 1939 года Главный военный совет был вынужден приостановить движение наших войск по причине того, чтобы более надёжно организовать управление (война с Финляндией)». Маршал Баграмян делится сходными впечатлениями: «Частые порывы телефонных и телеграфных линий, неустойчивая работа радиостанций вынуждала полагаться, прежде всего, на офицеров связи, которых посылали в войска на машинах, мотоциклах и самолётах… Связь хорошо работала, когда войска стояли на месте и когда её никто не нарушал… И дело было не только в сложности создавшейся обстановки, но и в отсутствии должного опыта у штабов в управлении войсками в боевых условиях».

Историк В. А. Анфилов в своих трудах о Великой Отечественной войне пишет:
«Связь часто нарушалась из-за повреждения узлов и линий связи, частых перемещений штатов, а порой и нежеланием пользоваться радиосвязью. Основным средством связи в звене полк-батальон считали проводную связь. Хотя имевшиеся в частях радиостанции считались вполне надёжными, они использовались редко… Радиосвязь разрешалось использовать только на приём… Видимо, боялись, как бы что-нибудь не подслушала иностранная разведка… Следует заметить, что немецкой разведке накануне войны удалось многое узнать о наших западных приграничных военных округах… Радиоразговоры были настолько усложнены долгим и трудоёмким кодированием текста, что к ним прибегали неохотно. Ввиду этого в войсках предпочитали пользоваться проводной связью… Частые нарушения связи и недостаток технических средств чрезвычайно затрудняли управление войсками…»



В войсках сложилась перед войной парадоксальная ситуация – радиосредствами подразделения были оснащены (пусть и слабо), но вот пользоваться ими никто не торопился. И даже опыт начала Второй мировой войны не сдвинул дело с мёртвой точки. В основном все ориентировались на кабельные линии связи и телеграфы с телефонами Наркомата связи. Соответственно, не имея опыта работы с радиосвязью, шифровальщики с трудом могли заниматься пеленгацией и перехватом вражеских радиограмм.

Специалисты особого отдела 20-й армии описывали ситуацию под Москвой зимой 1941 года:
«Связь. Этот участок является узким местом в работе соединений фронта. Даже при условиях ведения оборонительного боя, когда передвижения никакого не производится, связь с частями армии часто нарушалась. Причём, почти как закон, при нарушении проводной связи очень редко обращались к помощи радио. Радиосвязь у нас не любят и не умеют с ней работать… Все инстанции располагают хорошей аппаратурой, но в недостаточном количестве. Не хватает радистов, отдельные радисты плохо подготовлены. Был случай, когда прислали радистов, но половину из них пришлось забраковать и отослать обратно из-за недостаточной подготовленности. Необходимо принять все меры к тому, чтобы радиосвязь превратилась у нас в основной вид связи командиров всех степени, уметь её использовать…»



Однако русские шифровальщики Великой Отечественной войны проявляли себя как настоящие герои, и стойкость шифров во многом была обезпечена их самоотверженной храбростью. И примеров здесь предостаточно.

 Август 1942 года. Приказ Адольфа Гитлера по вермахту: «…кто возьмёт в плен русского шифровальщика, либо захватит в плен русскую шифровальную технику, будет награждён Железным крестом, отпуском на родину и обезпечен работой в Берлине, а после окончания войны – поместьем в Крыму». Такие безпрецедентные меры стимулирования личного состава были вынужденной мерой – гитлеровские дешифровальщики не могли читать русские радиограммы, закодированные машинными шифрами. А с 1942 года они вообще бросили эту затею и перестали перехватывать шифрограммы Красной Армии. Решили зайти с другой стороны и около Херсона организовали разведывательно-диверсионную школу с целью подготовки специалистов для добычи шифровальных аппаратов за линией фронта. Какой-то подробной и достоверной информации о деятельности самой школы и её «выпускников» до сих пор очень мало. Шифровальщики Советского Союза в годы войны были, пожалуй, одними из самым важных боевых единиц на фронте и за ними гитлеровцы вели настоящую охоту. Первыми приняли удар криптографы посольства СССР в Германии, когда 22 июня 1941 года в оперативном порядке успели уничтожить в кострах самое важное – шифры. Немцы же в Москве приступили к аналогичной работе в середине мая, а за день до нападения на СССР по приказу из Берлина уничтожили последние документы. История сохранила для нас имя одного из первых героев криптографической войны – шифровальщика советского торгового представительства в Берлине Николая Логачёва. Подразделения СС в первый же день войны с самого утра приступили к штурму здания советского представительства. Логачёв успел забаррикадироваться в одной из комнат и сжёг все шифры, при этом постоянно теряя сознания от плотного дыма. Гитлеровцы всё-таки взломали двери, но было поздно — шифры превратились в пепел и сажу. Шифровальщика жестоко избили и бросили в тюрьму, но позже обменяли на сотрудников немецких дипломатических представительств в Москве. Но так было далеко не всегда – чаще всего криптографы гибли при защите шифров.

Так, офицер специальной связи Леонид Травцев под охранением трёх танков и пехотного подразделения вёз шифры и документы вблизи линии фронта. Сухопутный конвой попал в немецкую засаду и практически в полном составе погиб. Травцев с тяжёлыми ранениями обеих ног смог открыть сейфы, облить шифровальные документы бензином и поджечь. Офицер спецсвязи погиб в перестрелке с гитлеровцами, сохранив в тайне ключи к советским шифрам.


Вокруг рвутся снаряды. Где-то совсем недалеко трещат немецкие автоматы. Но Елена Стемпковская как будто не замечает всего происходящего. Она не прекращает работы на рации, поддерживает безперебойную связь со штабом полка. Эта связь не прерывается в самой сложной обстановке.

Елена не подведёт, - с гордостью говорили о молодой радистке, комсомолке.

Боевой листок, информирующий о подвиге радистки-шифровальщицы Стемпковской. – Надо, чтобы все радисты и радистки нашего фронта работали так же храбро и безстрашно.




На фронт её привела лютая ненависть к врагам. Эта сила ненависти помогала ей гордо и смело держаться под огнём.

- Я уже не робкая девочка, а боевая, - писала Елена домой. – Счастлива, что нахожусь на передовой и, как только могу, защищаю Родину. Мне часто вспоминается рассказ Горького о герое Данко. Он вырвал своё сердце из груди и заблудившиеся люди смогли найти дорогу в тёмном лесу. Если бы я могла осветить своим сердцем ДЗОТы врага, когда наши бойцы идут ночью в атаку, я поступила бы, как Данко.

Однажды её подразделение попало в окружение. Стойко и мужественно сражались советские бойцы. Они отбили три вражеские атаки. Когда шум сражения в четвёртый раз приблизился к командному пункту батальона, Елена вышла из помещения, где была установлена рация. В канаве укрывались от осколков снарядов наши раненые бойцы. Елена собрала их, приободрила, сказала:

- Кричите «ура», помогайте товарищам, как можете. Пусть немцы думают, что нас много.

- Ура! – прокатилось вокруг и придало сил сражающимся бойцам. Немцы отошли. Но через несколько минут снова идут в атаку. Пользуясь своим численным превосходством, они действовали нагло и самоуверенно. Немецкие автоматчики прорвались к командному пункту батальона. Они заметили радистку. Бросились за ней, Елена взялась за свой карабин. Вырвавшийся вперёд немец упал, сражённый пулей комсомолки. Елена продолжала вести огонь. Она убила ещё двух немцев. Но гитлеровцы гурьбой бросились к Стемпковской со всех сторон и схватили её.

Фашисты мучили девушку целую ночь. Они пытались добиться от неё признаний, но Елена упорно молчала. Они нещадно били её, клоками вырывали у неё волосы. Они водили её затем по улице, издевались над ней, а затем отрубили Елене руки, - руки, в благородном порыве убившие трёх людоедов. Святая, чистая кровь Елены оросила землю. Героиня умерла, так и не проронив ни слова, прекрасная русская девушка, высокая и чистая в верности своему народу и Родине.

Мученический образ Елены Стемпковской мы не забудем никогда. Настанет время, и советские люди придут на место, где была пролита благородная кровь комсомолки и мощным салютом воздадут честь девушке-герою, отдавшей свою молодость и жизнь матери-Родине.

СВЕТЛЫЙ ОБРАЗ РУССКОЙ ДЕВУШКИ ЕЛЕНЫ СТЕМПКОВСКОЙ, ЗВЕРСКИ ЗАМУЧЕННОЙ ФАШИСТСКИМИ ПАЛАЧАМИ, ПРИЗЫВАЕТ ТЕБЯ К МЕСТИ, СОВЕТСКИЙ ВОИН.

МСТИ, БОЕЦ! ЗА КАЖДУЮ КАПЛЮ КРОВИ ДЕВУШКИ ПУСТЬ БУДУТ ПРОЛИТЫ ЦЕЛЫЕ РЕКИ ПОГАНОЙ ФАШИСТСКОЙ КРОВИ.

МСТИ, ВОИН! ИСТРЕБЛЯЙ НА КАЖДОМ ШАГУ ПАЛАЧЕЙ, РАЗБОЙНИКОВ, БАНДИТОВ – КРОВАВЫХ ВЫКОРМЫШЕЙ СОБАКИ ГИТЛЕРА.



ДО ПОСЛЕДНЕГО СВОЕГО ДЫХАНИЯ ОСТАВАЛАСЬ ВЕРНА РОДИНЕ КОМСОМОЛКА-РАДИСТКА ЕЛЕНА СТЕМПКОВСКАЯ. НИКАКИЕ ПЫТКИ НЕ МОГЛИ СЛОМИТЬ ВОЛИ ГОРДОЙ РУССКОЙ ПАТРИОТКИ. ОНА УМЕРЛА, ТАК И НЕ ВЫДАВ ФАШИСТАМ ВОЕННОЙ ТАЙНЫ.

ОБРАЗ ГЕРОИНИ СТЕМПКОВСКОЙ ЗОВЁТ К МЩЕНИЮ!            

Твою любимую и милую                                                                                                                                     
Враги возьмут и свяжут так.                                                                                                                           
Сначала зверски изуродуют,                                                                                                                             
Потом швырнут её под танк.

Вперёд, боец, ни пули мимо!                                                                                                                             
Пусть метко бьёт ружьё твоё.                                                                                                                               Долг перед девушкой любимой -                                                                                                                             Не дать насильнику её.                                                                                               




Наградной лист Стемпковской Елены Константиновны
                   НАГРАДНОЙ ЛИСТ

«Тов. Стемпковская в первые же дни войны, бросив учёбу в институте, пошла добровольно на фронт и вскоре о ней услышали, как о безотказном и смелом бойце-радистке. Она поддерживала безперебойную связь со штабом полка в самые трудные моменты боя. 

В августе 1942 года во время тяжёлых боёв на Дону, подразделение, где служила Стемпковская, попало в окружение. Несколько дней горстка советских бойцов отражала безчисленные атаки гитлеровцев. Связь со штабом части не прерывалась ни на минуту, - несмотря на тяжёлую обстановку радист Стемпковская работала, не покладая рук. Но вот немцам удалось прорваться к командному пункту батальона. Они заметили девушку и бросились к ней. Комсомолка не расстерялась: она взяла винтовку и стала в упор расстреливать гитлеровцев. Убила троих, но остальные нахлынули сразу и схватили её.

Девушку подвергли мученическим пыткам, добиваясь выдачи военных секретов. Они безпрерывно били её, вырывали волосы, водили по селу и гнусно издевались. Но ничего не вынудило Стемпковскую выдать тайну. Озверелые гитлеровцы отрубили ей кисти рук…Комсомолка умерла страшной смертью, но до конца осталась верна военной присяге.

За свой благородный подвиг вполне достойна присвоения звания Героя Советского Союза.»              
 


Елена Стемпковская дежурила у командного пункта в окружении, где её захватили в плен гитлеровцы. Младший сержант успела до пленения застрелить трёх нападавших, но силы были далеко не равными. Стемпковскую пытали несколько дней, отрубили кисти обеих рук, но кодовые переговорные таблицы так и остались тайной для гитлеровцев. Елене Константиновне Стемпковской посмертно присвоено звание Героя Советского Союза Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая
1946 года.



Устав Военно-морского флота по отношению к должностным обязанностям шифровальщиков особенно строг. Вот как описывает писатель-маринист Валентин Пикуль судьбу криптографа на военном корабле:

«Шифровальщик, живущий по соседству с салоном, казалось, не подлежал карам уставным, а только небесным: случись «Аскольду» гибель, и он, обняв свинцовые книги кодов, должен с ними тонуть и тонуть, пока не коснётся грунта. И ляжет вместе с книгами мёртвый. Таков закон! Потому-то надо уважать человека, который каждую минуту готов к трудной и добровольной смерти на глубине. На той самой глубине, куда из года в год уносится пепел его шифровок…»

В этой связи нельзя не сделать отступление, касающееся новейшей истории России. В августе 2000 года атомный подводный ракетный крейсер «Курск» погиб во время учений, унеся на дно весь экипаж. Примечательно, что из соображений секретности старший специалист спецсвязи гвардии старший мичман Игорь Ерасов был назван в итоговом списке погибших помощником по снабжению. Намного позже следственная группа военной прокуратуры в ходе разбора поднятого фрагмента корпуса АПРК «Курск» нашла Игоря Ерасова именно там, где он и должен быть – в третьем отсеке на шифровальном посту. Мичман обнимал стоящую на коленях стальную шкатулку, в которую успел сложить кодовые таблицы и другие секретные документы… Игорь Владимирович Ерасов посмертно награждён Орденом Мужества.

Продолжение следует…

[Константин Кулешов]

Шифровальная служба Советского Союза. Противостояние с немцами. Часть 7

Перед нападением на Советский Союз гитлеровцы провели масштабную операцию по подготовке диверсионно-разведывательных групп для нарушения связи между подразделениями Красной Армии. Историк Юрий Долгополов пишет:

«С самого начала войны диверсионные группы немцев, включаясь в проводные линии связи и используя свои рации, передавали командованию наших частей от имени вышестоящих советских командиров ложные приказы, вносящие дезорганизацию в управление войсками. Эта деятельность приняла столь широкое распространение, что СНК СССР 24.06.1941 года принял специальное постановление по борьбе с диверсантами в прифронтовой полосе».

Подтверждает слова историка Георгий Жуков:

«Чуть позже стало известно, что перед рассветом 22 июня во всех западных приграничных округах была нарушена проводная связь… Заброшенные на нашу территорию агентура и диверсионные группы разрушали проводную связь, убивали делегатов связи… Радиосредствами значительная часть войск приграничных округов не была обезпечена».

Как следствие этого, Жуков описывает постоянное запаздывание сведений об оперативной обстановке на фронтах, а также нередкие случаи нарушения связи даже с Генеральным штабом.

Случались инциденты с попаданием отечественной шифровальной техники к немцам. Вольфганг Янг, пилотируя ночной истребитель, сбил советский транспортный самолёт, который осуществлял перелёт в блокадный Ленинград. На борту была группа генералов и шифровальная машина, которая и попала в руки неприятеля. До сих пор неизвестно, какие манипуляции совершали с трофейной аппаратурой немецкие специалисты.

В другом известном случае немцам помогли финские фашисты, когда 21 октября 1942 года потопили советскую подлодку С-7. Атаку провела субмарина «Весихииси» в Аландским море. Из 44 членов экипажа спаслись пятеро вместе с командиром судна Лисиным. Чуть позже, 5 ноября, подлодка «Весихинен» тараном отправила на дно Щ-305.



В 1942 году Балтийский флот потерял сразу 11 субмарин, что стало печальным антирекордом среди всех флотов страны за все годы войны. Тщательная работа спецслужб по этому вопросу дала достаточно веские основания считать, что немецкие и финские «охотники» располагали дешифровками переговоров советского флотского командования.









Допрашивая одного из пленных, контрразведчики выяснили, что командир финской «Весихииси» в беседе с командиром Лисиным хвастался своим знанием расположения субмарины С-7 и времени её выхода из Кронштадта. Кроме того, 22 мая 1942 года пропал У-2, который следовал из Новой Ладоги в Ленинград. Он доставлял шифровальщика со всей документацией, касающейся организации спецсвязи. Место крушения самолёта так и не нашли. В итоге спустя несколько дней сменили коды флота. Уже в 1945 году оставшийся в живых шифровальщик со злополучного У-2 рассказывал на допросе, что успел перед пленением уничтожить всю документацию. Но факт остаётся фактом – в руки к немцам в 1942 году попал как минимум один работник шифрорганов, что повышало вероятность «взлома» действующих шифров Балтийского флота неприятелем.



Нехватка шифровальной аппаратуры для кодирования радиопереговоров с Ленинградским фронтом к концу 1941 года поставила вопрос о проведении ВЧ-связи. Единственным возможным выходом стала прокладка кабеля по дну Ладожского озера. Все работы связистов были, безусловно, героическими: противник вёл непрекращающийся обстрел. В итоге всё-таки удалось провести устойчивую «воздушно-подводную» ВЧ-связь Москвы с Ленинградом через Вологду, Тихвин и Всеволжск. Уже в 1942 года связистам и шифровальщикам снова пришлось налаживать правительственную ВЧ-связь под бомбёжками и артобстрелом, только уже значительно южнее – на Воронежском фронте. В Поворино был основан один из узлов такой линии, который сооружался между ударами гитлеровской авиации. Участник тех событий офицер-связист П. Н. Воронин пишет: «Однажды, вернувшись из укрытия, увидели догорающие обломки зданий, где разместили наши узлы. Погибло и всё оборудование. Нашлись «когти» и телефонный аппарат.

Влезли на столб с сохранившимися проводами. А. А. Конюхов и я доложили своим руководителям о случившимся. Но к этому времени обстановка изменилась, и ВЧ-связь развернули в деревне Отрадное, куда вскоре переместился и штаб фронта. Вскоре мне было приказано срочно выехать в Сталинград».

Сталинградское сражение стало испытанием для всех родов и видов войск Красной Армии, и связисты с криптографами не стали исключением. Беда была в том, что все коммуникации с Москвой шли по правому берегу Волги, который после выхода немцев к реке оказался блокирован для связи. Связистам под ураганным огнём и бомбардировками пришлось в конце августа 1942 года эвакуировать всё спецоборудование на левый берег. Узел связи организовали в Капустином Яре, линия из которого уходила на Астрахань и Саратов. При этом в самом Сталинграде работающего узла связи не было, а штаб фронта был на правом берегу. Связисты фронта приступили к проводке линии по дну Волги. Но для начала проверили возможность использования готового кабельного перехода около Рынка. Под обстрелом связисты подобрались к кабельной будке и оценили исправность кабеля.

Он оказался вполне рабочим, но на другом конце линии связистам ответили… немцы. Теперь оставалось только по дну реки тянуть связь к осаждённому городу. В запасах связистов не оказалось речного кабеля, поэтому на первое время решили использовать полевой кабель ПТФ-7, который замокал на вторые сутки. Кроме постоянного миномётного обстрела, огромную проблему представляли пробитые снарядами нефтеналивные баржи, медленно погружающиеся под воду и регулярно перерезающие кабели связи. Фактически, пока не пришёл специальный речной кабель, связисты каждый день прокладывали новые пучки ВЧ-линий. Пришедший из Москвы речной кабель вместе с барабаном весил больше тонны, а все подходящие судна для него были давно разбиты в щепки. Пришлось сооружать плот и ночью отправляться в опасное плавание на другой берег Волги. В первый же выход немцы миномётами потопили плот. Катушку с кабелем как-то вытащили и со второго захода протянули его на правый берег Волги. Когда лёд встал, по нему провели уже воздушную линию на вмороженных столбах.

Командование Красной Армии различных уровней принимало все усилия для сохранения секретности переговоров по ВЧ-связи. Так, в первые часы войны один из командиров передал: «Нас обстреливают. Что нам делать?» В ответ пришло: «Вы с ума сошли! Почему сообщение не зашифровано?» В итоге уже на третьи сутки войны с Германией вышла директива НКГБ СССР, в которой особое внимание уделялось сохранности шифров во избежание их попадания к противнику. По причине нехватки шифровальной радиотелефонии приказы приходилось передавать открытым текстом по заранее закодированной карте. Каждый населённый пункт, овраг, лощина и бугор были заранее обозначены условным номером, что вводило немцев в ступор при прослушивании радиоперехватов.



Но не только противник нарушал линии связи Красной Армии. Часто виновником выступала суровая погода. Показательным стал пример организации связи на пути следования Сталина на Тегеранскую конференцию. Иосиф Виссарионович по своей старой привычке двигался до Баку на поезде и в пунктах остановки пользовался ВЧ-связью. Но из-за налипания снега и обледенения линия постоянно рвалась. В итоге только в Рязани Сталин смог связаться со Ставкой, а в Сталинграде, Армавире и Минеральных Водах это оказалось невозможно. Ответственный за спецсвязь Лаврентий Берия в истерике потребовал наказать виновных, но тут его возможностей оказалось недостаточно.



Продолжение следует…

[Константин Кулешов]

«Советская русалка»: как Нина Соколова проложила «дорогу жизни» по дну Ладоги



Наша редакция неоднократно обращалась к теме участия женщин в Великой Отечественной войне. Действительно, «у войны не женское лицо», но любой рассказ о подвиге советского народа в годы Великой Отечественной будет неполным без историй о советских женщинах – их мужестве и стойкости. Мужчины ушли на фронт, и на хрупкие женские плечи легла основная ответственность за производство оружия, боеприпасов, продуктов питания, строительство новых заводов и фабрик. Но и на фронтах наши женщины проявили себя героически. Хорошо известны подвиги лётчиц, снайперов, связисток и санинструкторов. В годы войны не было, пожалуй, ни одной военной профессии, которую не освоили бы женщины. Сегодня мы хотим познакомить вас с Ниной Васильевной Соколовой, которая ещё до войны имела редкую для женщин специальность и очень успешно нашла ей применение в годы войны.

По личному разрешению Калинина

К началу 1940-х годов женщин-водолазов в мире можно было сосчитать по пальцам. Это теперь появилось много девушек, увлекающихся дайвингом. Разве это не здорово – с аквалангом на плечах осваивать глубины тёплых океанов? А вот опуститься в тяжёлом водолазном обмундировании на дно Баренцева моря – это сродни подвигу.
 


Наша героиня родилась в Череповце в 1912 году в многодетной семье. С ранних лет мать брала её на тяжелую работу как помощницу, поэтому к труду и самостоятельности Нина была приучена с детства. В 19 лет, в 1931 году она уехала в Ленинград и поступила в институт водного транспорта. Специальность, которую выбрала девушка, и для мужчин сложна и тяжела, но для неё, с детства приученной к тяжёлым условиям, тем и была такая работа интереснее. Она стала инженером-гидротехником. С 1936 года Соколова начинает работать в ЭПРОНе (Экспедиции подводных работ особого назначения). Здесь она получает первые навыки, связанные с подводными работами. Её способности были замечены. Вскоре Нину направили на курсы повышения квалификации, где она осваивает водолазное дело. На экзаменах девушка показала глубокие знания и отменную физическую подготовку, и контр-адмирал Фотий Крылов подписал документ, который позволял Соколовой осуществлять спуски под воду на десятиметровую глубину. Правда, был маленький вопрос, который пришлось утрясать с вышестоящим руководством. В стране не было девушек-водолазов, и пришлось получать специальную санкцию от самого «всесоюзного старосты» Михаила Ивановича Калинина. В характеристике на военнослужащую Крылов указал: «Назначена на должность начальника гидротехнического отдела. Молодой энергичный работник, постоянно совершенствует знания и опыт. Тверда и настойчива в достижении своих целей. Прямолинейна и смела. Живо интересуется военно-морским делом. Отлично выдержала испытания по военно-морскому минимуму. Требовательна, пользуется авторитетом у товарищей по службе и у подчинённых». Так Нина стала первой в истории женщиной-водолазом. Здесь бы надо пожелать нашей героине «семь футов под килем», но она предпочитала погружения под воду, и семь футов оставались над ней…

В годы войны



Служба Нины Соколовой началась в холодном Баренцевом море в 1939-м. Во время советско-финской войны она руководила строительством десантного причала. Однажды девушка провалилась под лёд в зимнем снаряжении, чудом осталась живой. К началу войны она была уже главным инженером 27-го отряда ЭПРОНа в Ленинграде. В задачу её подразделения входило восстановление подводных коммуникаций после бомбёжек, подъём затонувшего оружия, техники, продуктов. Штормы и немецкие самолёты отправили на дно Ладожского озера множество судов, и водолазы работали безпрерывно. Условия работы водолазов были ужасающими: скудный паёк, холод и постоянные бомбардировки. Сама Нина была контужена близким взрывом в воде. Ещё одной сложностью было близкое расстояние до немецких позиций. Приходилось всячески маскироваться, чтобы не попасть под прямой огонь противника. К слову, только мешков с зерном эпроновцам удалось поднять из воды более четырёх тысяч, продовольствие направлялось в осаждённый город.



На Ладоге строились подводные железнодорожные спуски и подъёмы: цистерны с бензином, застрявшие у озера, спускали прямо на воду и буксировали на противоположный берег, где снова ставили на рельсы. Весной 1942 года вопрос, как по дну перейти Ладожское озеро, стал в буквальном смысле вопросом жизни и смерти: в блокадном городе горюче-смазочных материалов оставалось на 100 дней.

Все силы – на помощь осаждённому городу

Мы неоднократно писали о трудностях, с которыми столкнулись ленинградцы. Одной из них была связь. Вернее, её отсутствие. Ни одна наземная линия связи Ленинграда с большой землей не работала. И вот осенью 1941 года водолазы взялись протянуть по дну озера телефонную линию. Несколько попыток наладить связь были неудачными. Провода рвались, проработав всего несколько дней. Всё решилось, когда на одном из складов в Кронштадте был обнаружен особо прочный бронированный кабель. Десять дней водолазы ЭПРОНа проработали на дне, но 30 октября надёжная связь осаждённого города со всей страной была установлена. Она проработала всю блокаду.

Нина Соколова решила, что раз можно проложить телефонную линию, то почему бы не проложить и бензопровод. Дорога жизни по льду озера не могла обезпечить город всем необходимым. Бензовозы занимали место на трассе, которое так было необходимо грузовикам с хлебом и боеприпасами. С этим предложением Нина обратилась к Ивану Зубкову – одному из архитекторов Дороги жизни. Он вместе с Соколовой отправился в Государственный Комитет Обороны.

Руководитель Кронштадтского Морского музея Владимир Шатров рассказывает, что начальник Управления военно-восстановительных работ Ленинградского фронта Иван Зубков называл саму Соколову автором идеи спасительного подводного бензопровода. Сооружение этой магистрали для многих стало главным делом жизни - и для эпроновцев, и для специалистов "Нефтепроводпроекта", предшественника компании "Гипротрубопровод".

Задача стояла тяжелейшая: работать нужно было быстро и тайно, а опыта сооружения подобных магистралей не существовало ни в отечественной, ни в зарубежной практике. 25 апреля 1942 года Государственный Комитет Обороны подписал постановление о строительстве трубопровода, назначив срок 50 дней. Главным инженером был назначен опытный проектировщик "Нефтепроводпроекта" Давид Шинберг.

Весной 1942 года закипела работа. Приходилось соблюдать максимальную осторожность и секретность. Все работы проводились ночью в районе Осиновецкого маяка, где лес близко подходил к воде, и можно было укрыться от фашистских самолётов. Легендарная женщина-водолаз участвовала в строительстве бензопровода через Ладогу - "артерии жизни" для осажденного Ленинграда. Сама Нина Васильевна постоянно спускалась под воду.

Сотрудники отряда Соколовой в реализации проекта сыграли огромную роль: они проводили все подводные работы на дне озера, гидроиспытания, участвовали в укладке труб, обезпечивали необходимый водный транспорт для проведения работ.

Началась укладка первой километровой плети 26 мая. Ладога была неспокойной, дул сильный ветер. Эпроновский катер-буксир подцепил головной понтон с готовой плетью и двинулся к створу трассы. Но во время попытки её установить волнение на озере усилилось, крепление оборвалось, и плеть исчезла в волнах. С этого дня установили правило не работать в шторм. Работа по укладке продолжилась с 31 мая - подгонка и сварка плетей средней длины 1,4 километра. На дно Ладоги подводники уложили 15 таких плетей.

Все работы были проделаны за 43 дня. Были уложены трубы (21 км под водой, общая протяженность – 29 км), построены насосные станции, накопительные резервуары. Глубина закладки труб достигала 35 метров. С июня 1942 года по март 1943 года по подводному трубопроводу прокачали около 50 тысяч тонн горючего. Маскировка была создана великолепная, немцы так и не узнали, что у них под боком работает такой уникальный трубопровод.



Ещё одним уникальным проектом, который смогла осуществить команда Нины Соколовой, стала ЛЭП до Волховской ГЭС. Той же осенью по дну озера было проложено несколько линий электрических кабелей, которые снабжали город электроэнергией. В эту же навигацию Нина была серьёзно ранена.

После того как блокада Ленинграда была снята и в город пошли поезда, перед водолазами встала новая задача. Многочисленные водные артерии Ленинграда были завалены обломками мостов, зданий, техники и… минами. Соколова сразу после госпиталя включилась в работу по очистке рек и каналов. Общий счёт водолазы ведут в часах, так вот Нина Соколова провела под водой 644 часа – почти месяц. Её прозвали легендой ЭПРОНа.

В 34 года получила очередное звание – инженер-полковник Военно-морских сил СССР. Нина Васильевна Соколова была награждена двумя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны II степени и Знаком Почёта.

После войны она ещё много лет преподавала в Высшем военно-морском училище им. Фрунзе. Единственная женщина-водолаз ушла из жизни в 2001 году, на 90-м году жизни, имя её занесено в Золотую книгу Ленинграда.

[Константин Кулешов]

Шифровальная служба Советского Союза. Окончание

Самым распространённым методом шифрования в Красной Армии во время Великой Отечественной войны были коды с перешивкой. Существовала определённая иерархия их использования: 2-значные коды применялись низшими звеньями вооружённых сил, 3-значные были в ходу в подразделениях до уровня бригады, 4-значные предназначались для армий и фронтов и, наконец, высший 5-значный код использовался только для шифрования стратегической информации самого высокого уровня. Собственные кодовые системы применяли пограничники, внутренние и железнодорожные войска, а структура МИД использовала преимущественно упоминаемые 5-значные коды. Именно 5-значные коды оказались самыми стойкими – на протяжении всей войны такие шифры не могли читать ни враги, ни нейтралы, ни союзники Советского Союза. А вот другие, менее сложные системы, оказались вполне по зубам криптоаналитикам фашистской Германии.

С мая 1943 года в течение года в группе армий «Север» работало дешифровальное подразделение, которому поступило более 46 тысяч перехваченных сообщений, кодированных 4-, 3- и 2-значными кодами. Из данного моря информации удалось взломать чуть более 13 тысяч, то есть порядка 28,7% всего объёма. Интересно, что основной упор немцы, естественно, делали на 4-значные шифры, надеясь, что именно в таких депешах будет скрываться самая ценная информация. Значимость добытой таким способом оперативной информации наглядно описывает один из докладов немецких дешифровальщиков о работе в феврале 1944 года: «Дешифрованная переписка содержала сведения по оперативной обстановке, о районах сосредоточения, командных пунктах, потерях и пополнениях, порядке подчинения на рубежах атаки… Кроме того, содержание этих сообщений дало возможность выявить семь танковых частей и их номера, и установить наличие ещё двенадцати танковых частей. За редким исключением, этот материал обрабатывался своевременно, и полученные сведения использовались на практике».

Справедливости ради стоит отметить, что данные расшифровки имели статус тактических, так как получить доступ к стратегическим данным немцы не смогли получить до самого конца. В этой связи один немецкий дешифровальщик как-то сказал: «Россия проиграла Первую мировую войну в эфире и выиграла там Вторую мировую».



Определённым минусом фактически ручного шифрования были огромные затраты времени на шифровку и дальнейшую расшифровку, что порой приводило к трагедиям. Так, начальник Генерального штаба РККА Георгий Константинович Жуков 21 июня 1941 года в 17.00 получает приказ Сталина и Тимошенко о приведении войск в повышенную боевую готовность. Написание, шифровка и отправка директив Западным военным округам заняла несколько часов и, как пишет президент Академии военных наук Махмут Гареев, «многие соединения никаких распоряжений вообще не получили, и сигналом боевой тревоги для них стали разрывы вражеских снарядов и бомб». Такую трагическую нерасторопность призваны были исключить последовавшие позднее приказы Наркомата обороны под номерами 375, 0281 и 0422. В этой связи образцово-показательным является указание наркома ВМФ Николая Герасимовича Кузнецова, в котором он в 2 часа 40 минут 22 июня 1941 года предельно лаконично написал: «Оперативная готовность №1. Немедленно». В итоге флоты встретили агрессию фашистской Германии во всеоружии. Руководство Военно-морского флота вообще особо трепетно относилось к работе с секретными данными: 8 июля 1941 года была введена «Инструкция о мерах по сохранению военной тайны (на военное время)» (Приказ Наркомата военно-морского флота №0616).



Военное время требовало новых решений в области защиты информации. В 1942 году в 5-ом Управлении НКВД начинает работу криптографический совет, который за время войны провёл работу по 60 специальным темам, связанным с шифрованием. Руководство Красной Армии вело активную работу и в направлении регламентирования работы шифровальной службы. С небольшим опозданием, но в 1942 году всё-таки был издан ряд специальных приказов НКО: №72 о порядке пересылки секретной корреспонденции и №014 вместе с №0040 о ведении закрытых телефонных переговоров, радио и телеграфных передач. Уже в 1943 году в армейские части пошло «Наставление по шифровально-штабной службе в Красной Армии».

В любом повествовании о шифровальном деле советских специалистов Великой Отечественной войны нельзя обойтись без отзывов наших прославленных полководцев. Так, Георгий Жуков писал в этой связи: «Хорошая работа шифровальщиков помогла выиграть не одно сражение». Маршал Александр Василевский вспоминает в мемуарах: «Ни одно донесение о готовящихся военно-стратегических операциях нашей армии не стало достоянием фашистских разведок. Будучи начальником Генерального штаба, я ни одной минуты не мог обойтись без ВЧ-связи, которая благодаря высокой сознательности и мастерству воинов-связистов наилучшим образом обезпечивала оперативное руководство действующими фронтами и армиями». Маршал Иван Конев также давал высокую оценку уровню связи в годы войны: «Надо вообще сказать, что эта связь ВЧ, как говорится, нам была богом послана. Она так выручала нас, была настолько устойчива в самых сложных условиях, что надо воздать должное нашей технике и нашим связистам, специально обезпечивающим эту связь ВЧ и в любой обстановке буквально по пятам сопровождающих при передвижении всех, кому положено пользоваться этой связью». «Без ВЧ-связи не начиналось и не проводилось ни одно значительное военное действие. ВЧ-связью обезпечивались не только штабы, но и командование непосредственно на передовых линиях, на дозорных пунктах, плацдармах. В Отечественной войне ВЧ-связь сыграла исключительную роль как средство управления войсками и способствовала выполнению боевых операций», — так отзывался маршал Иван Баграмян о роли ВЧ-связи в войне.

О масштабах работы советских связистов очень красноречиво говорят статистические подсчёты: 66 500 км воздушных линий связи было восстановлено и построено, 363 200 км проводов подвешено и 33 800 км построено шестовых линий. К концу Отечественной войны связисты обслуживали без малого 33 тыс. км линий ВЧ-связи, а к сентябрю 1945 года уже почти 37 тыс. км. За время войны с фашистской Германией были разработаны, испытаны и пущены в серийное производство такие образцы техники засекречивания, как «Соболь-Д», «Байкал», «Синица», МЕС-2, СИ-16, САУ-14, «Нева-С» и ШАФ-41. Более 20 тыс. бойцов и офицеров войск правительственной связи были награждены медалями и орденами, 837 военнослужащих не вернулись с фронта, 94 числятся пропавшими без вести…



Наверное, одними из самых значимых оценок работы на фронте являются отзывы противоборствующей стороны. Йодль в ходе допроса 17 июня 1945 года доложил: «Основную массу разведданных о ходе войны – 90 процентов – составляли материалы радиоразведки и опросы военнопленных. Радиоразведка – как активный перехват, так и дешифрование – играла особую роль в самом начале войны, но и до последнего времени не теряла своего значения. Правда, нам никогда не удавалось перехватить и расшифровать радиограммы вашей ставки, штабов фронтов и армий. Радиоразведка, как и все прочие виды разведок, ограничивалась только тактической зоной».

Самое интересное, что Ставка нередко вообще отказывалась от процедуры шифрования информации для передачи по сетям связи. Так, во время подготовки контрнаступления под Сталинградом была издана директива командующему фронтом:

«Ставка Верховного Главнокомандования категорически запрещает Вам впредь пересылать шифром, какие бы то ни было соображения по плану операции, издавать и рассылать приказы по предстоящим действиям. Все планы операции по требованию Ставки направлять лишь только написанным от руки и с ответственным исполнителем. Приказы на предстоящую операцию командующим армиями давать только лично по карте».



Фактически большая часть вопросов контрудара лично решалась представителями Ставки Василевским и Жуковым, присутствующим на фронтах. Мало того, перед самим наступлением Ставка отправила ряд директив фронтам по прямому проводу и в нешифрованном виде. В них говорилось о прекращении всех наступательных действий и переходу фронтов к жёсткой обороне. Эта дезинформация дошла до немцев, успокоила их, что и стало одним из решающих факторов успеха операции.

Работа под грифом «особой важности» на фронтах Великой войны не осталась в тени забвения, подвиг русских шифровальщиков не забыт и будет жить в наши дни и в будущем. Новый виток истории отечественной службы шифрования случился уже после 1945 года. Он не менее интересен для изучения.

По материалам:
Быховский М. А. Круги памяти. Очерки истории развития радиосвязи и вещания в ХХ столетии» – М.: Международный центр научной и технической информации, ООО «Мобильные коммуникации».
Дадуков Н. С., Репин Г. А., Скачков М. М., Филин Ю. П. Советская шифровальная техника. Ленинградский период: 1935–1941. Часть 4.
Расширение номенклатуры шифровальной техники // Защита информации. Инсайд. № 4.
Павлов В. В. Из истории создания и развития системы правительственной электросвязи советского государства (1930–1941 гг.).
Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетике.
Яцевский А. А. Состояние и развитие военной связи в СССР накануне Великой Отечественной войны.
[/size]

[Константин Кулешов]

Производство отечественных средств военной связи в 1940-1945 годах. Часть 1

Начальник Управления связи Вооружённых сил СССР генерал-майор Николай Иванович Гапич за семь месяцев до начал войны подготовил Доклад «О состоянии службы связи Красной Армии», который лёг на стол наркома обороны Семена Константиновича Тимошенко. В нём, в частности, говорилось:

«Несмотря на ежегодный рост количества средств связи, поступающих в войска, процент обезпеченности средствами связи не только не возрастает, а, наоборот, понижается в силу того, что рост поступления продукции не пропорционален росту численности армии. Большой некомплект средств связи на развёртывание новых войсковых частей не позволяет создавать необходимые мобилизационные запасы на первый период войны. Каких-либо переходящих резервов как в центре, так и в округах не имеется. Всё имущество, поступающее от промышленности, немедленно, «с колёс» отправляется в войска. Если поставки промышленностью средств связи сохранятся на прежнем уровне и в имуществе связи не будет убыли, то для обезпечения полной потребности НКО без создания мобилизационных запасов потребуется по ряду номенклатур свыше 5 лет».

Стоит отдельно отметить, что Николай Иванович был отстранён от должности начальника Управления связи Красной Армии 22 июня 1941 года, а 6 августа его арестовали. Чудом не расстреляли, осудили на 10 лет и реабилитировали в 1953 году.



Именно быстрые темпы роста армии СССР (с осени 1939 года по июнь 1941 года она увеличилась в 2,8 раза) стали причиной острой нехватки средств связи в боевых частях. Кроме того, Народный комиссариат электропромышленности (НКЭП) не был в составе оборонных наркоматов, а значит, не входил в список снабжаемых в первую очередь. Заводы, осуществляющие поставки в армию средств связи, были построены ещё в царское время – среди них такие, как Эриксон, Сименс-Гальке и Гейслер. Работы по их модернизации носили чисто косметический характер и совсем не соответствовали нуждам огромной Красной Армии.







Важнейшими поставщиками армейских средств связи в предвоенный период была группа заводов из Ленинграда: №208 (радиостанции РАТ); «Красная заря» (телефоны и аппараты дальней связи); телеграфный завод №209 (аппараты Бодо и СТ-35); №211 (радиолампы) и завод «Севкабель» (полевой телефонный и телеграфный кабель). В Москве также существовал производственный «кластер»: завод №203 (переносная станция РБ и танковая 71ТК), Люберецкий №512 (батальонные РБС), также работал на нужды армии Кольчугинский завод «Электрокабель» и Щёлковский завод радиоламп. В Горьком на старейшем в стране заводе №197 изготавливали радиостанции 5АК и 11АК, автомобильные и стационарные РАФ и РСБ, а также танковые станции радиосвязи. Харьковский завод №193 занимался радиоприёмниками и разнообразной радио-разведывательной техникой.

Телеграфные аппараты Морзе и СТ-35 собирали на Калужском электромеханическом заводе №1, а анодные батареи и аккумуляторы делали в Саратове, Иркутске и Черемхове. Фактически за предшествующее войне десятилетие в СССР ввели в строй всего четыре предприятия, частично или полностью занятые на производстве радиотехники для армии. Это были завод в Воронеже «Электросигнал», занятый выпуском широковещательных радиоприемников, небольшие радиозаводы №2 (Москва) и №3 (Александров), а также электромеханический завод в Лосиноостровском районе Москвы.

Справедливости ради стоит отметить, что генерал-майор Гапич в своём докладе не только констатирует плачевное положение радиопромышленности, но и предлагает ряд неотложных мер:

Форсировать строительство и пуск заводов: телефонной аппаратуры в г. Молотове — Урал; танковых радиостанций г. Рязань (Постановление КО3 при СНК СССР от 7.V.39 г. № 104 со сроком готовности 1 кв. 1941 г.); специальных радиоустановок ПВО г. Рязань (Постановление КО при СНК СССР от 2.IV.1939 г. № 79); типовых радиодеталей г. Рязань (Постановление КО при СНК СССР №104 от 7.V.39 г. со сроком готовности 1.1.1941 г.);

— обязать: НКЭП в 1941 году производить телефонную аппаратуру на Краснодарском заводе «ЗИП» (завод измерительных приборов); НКЧермет СССР увеличить в 1941 году не менее как в два раза производство стальной луженой проволоки для выпуска полевых кабелей и освоить производство тонкой стальной проволоки диаметром 0,15 — 0,2 мм; НКЭП СССР организовать цеха ручных динамо-приводов на заводе № 266 с тем, чтобы довести выпуск данных машин в 1941 году до 10000 — 15000 штук;

— разрешить немедленно использовать для производства полевой телефонной аппаратуры завод в Тарту (Эстония), который до сих пор производил телефонную аппаратуру для Прибалтийских армий; и завод ВЭФ (Рига), располагающий весьма ценным оборудованием и квалифицированными кадрами;

— для нужд оперативной связи обязать НКЭП СССР освоить и поставить для НКО в качестве опытной партии в 1941 году 500 км 4-х жильного пупинизированного кабеля с приспособлениями для размотки и смотки кабеля по образцу, закупленному в Германии и применяемому в немецкой армии;

— передать НКЭП СССР для производства полевых радиостанций следующие предприятия: Минский радиозавод НКМП4 БССР, завод «ХХ лет Октября» НКМП РСФСР; Одесский радиозавод НКМП УССР; Красногвардейскую граммофонную фабрику — ВСПК; здания завода Росинструмент (Павловский Посад) НКМП РСФСР с оборудованием их НКЭП ко 2-му кварталу 1941 г.; здания бывшего Виленского радиозавода в г. Вильнюс с использованием его для производства радиоаппаратуры с 3 квартала 1941 года;

– освободить заводы НКЭП СССР «Электросигнал» г. Воронеж и № 3 г. Александров от производства части ширпотреба, загрузив заводы военным заказом.



Естественно, полноценно реализовать всю предложенную программу за несколько месяцев до войны не представлялось возможным, но настоящее бедствие случилось с началом войны. В первые же месяцы немалая часть парка средств военной связи было безвозвратно утеряна, а мобилизационная готовность предприятий, как их тогда называли, «слаботочной промышленности» была недостаточна. Крайне негативно сказалось неудачное геостратегическое положение предприятий радиопромышленности перед войной – основную часть заводов пришлось в спешке эвакуировать. Горьковский завод №197 в первый период боевых действий единственный в стране продолжал выпуск радиостанций фронтового и армейского звена, но его мощностей, естественно, не хватало. В месяц завод мог выпускать только 2-3 экземпляра РАФ, 26 — РСБ-1, 8 — 11АК-7 и 41 — 5АК. Выпуск телеграфных аппаратов типа Бодо и СТ-35 вообще пришлось временно остановить. О каком удовлетворении потребностей фронта тут могла идти речь?



Как же справилась со своими задачами промышленность средств военной связи в ходе войны?

Перемещение ленинградской группы заводов началось уже в июле–августе, московской — в октябре-ноябре 1941 года. Из 19 предприятий 14 (75%) были эвакуированы. При этом эвакуировались заводы, обезпечивавшие выпуск основной части радиосредств и комплектующих к ним (радиостанций РАТ, РБ, РСБ, радиоламп и источников питания).





Особенно остро стояла проблема с радиостанциями РАТ. В 1941 и 1942 годах штабы фронтов имели только по одной радиостанции, что не гарантировало поддержания безперебойной радиосвязи со Ставкой. Роль этих радиостанций в обезпечении связи Ставки с фронтами и армиями возросла с началом оснащения войск специальной аппаратурой «быстродействия» (т.е. аппаратуры буквопечатания по радио типа «Алмаз»).

Эвакуация большинства заводов заранее не планировалась и поэтому была проведена неорганизованно. В новых пунктах дислокации эвакуированные заводы не имели ни приспособленных производственных площадей, ни минимально необходимого количества электроэнергии.

Многие заводы были размещены в нескольких помещениях в различных частях города (в Петропавловске — в 43, в г. Касли — в 19 и т.д.). Это, безусловно, сказалось на темпах восстановления производства на новых местах и, следовательно, на удовлетворении нужд армии в радиосредствах. Правительство вынуждено было несколько раз рассматривать вопрос о сроках пуска эвакуированных радиозаводов. Однако, несмотря на принимавшиеся меры, ни один из установленных правительством сроков восстановления и пуска радиозаводов на новых местах выдерживать не удавалось.

Радиопромышленность страны удалось «реанимировать» только к началу 1943 года, и после этого (при поддержке московской группы заводов) уже наметилась тенденция к неуклонному росту поставок средств радиосвязи в войска.

Окончание следует…

По материалам:
Белов Ф.И. Этапы радиовооружения войск связи Советской Армии. — М.: Военно-научное общество при ЦДСА имени М.В. Фрунзе, 1999.
Ростокин И.М. Развитие техники проводных средств связи советской Армии за пятьдесят лет. — М.: Военно-научное общество при ЦДСА им. М.В. Фрунзе, 1969.
Гапич Н.И. Некоторые мысли по вопросам управления и связи // Военно-исторический журнал. 1965. № 7.
Пересыпкин И.Т. Связь в начальный период войны. — М.: Воениздат, 1960.
Связь в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941–1945 гг. (Ставка-фронт). — Л.: ВАС, 1961.
Жарский А.П., Медвецкий А.Г. Совершенствование средств связи в годы Великой Отечественной войны. Информационный сборник по связи и автоматизации.
Автор:
Евгений Федоров
Использованы фотографии:
citywalls.ru, ru.wikipedia.org, military.trcvr.ru, retrotexnika.ru

[Константин Кулешов]

Производство отечественных средств военной связи в 1940-1945 годах. Окончание

Красная Армия к началу 1943 года так и не дождалась в необходимом количестве базовых систем радиовооружения: РАФ и РСБ. За 1942 год станций РАФ (радиостанций автомобильных фронтовых) произвели всего 451, через год их собрали ещё меньше — 388, и только к 1944 году годовой выпуск составил 485 экземпляров. А РСБ (радиостанций самолёта-бомбардировщика) в различных модификациях вообще с каждым годом выпускали всё меньше и меньше – с 2681 экземпляра в 1942 году до 2332 в 1944 году. Не хватало полноценных производственных мощностей также для масштабного производства буквопечатающей аппаратуры к РАФ типа «Карбид».



Разработанные перед войной образцы радиостанций для связи Ставки с фронтами и армиями, а также штабов фронтов и армий с корпусами и дивизиями оставались на вооружении на протяжении всей войны. Однако по причине невозможности обезпечения войск связи автомобилями ЗИС-5, в которых устанавливалась радиостанция РАФ, возникла необходимость в доработке её для размещения в ГАЗ-ААА. Так появились варианты данных радиостанций под индексами РАФ-КВ-1 и РАФ-КВ-2. К маю 1943 года была разработана и запущена в серийное производство радиостанция РАФ-КВ-3, в которой использовался передатчик станции РСБ в качестве задающего генератора станции. Это была, если не считать мелкосерийной модификации с «Карбидом», финальная версия станции военного периода.



Как обстояли дела с переносными радиостанциями? К началу войны отечественной промышленностью выпускались два типа переносных радиостанций: РБ (полковой сети) и РБС (батальонной сети). Радиостанции РБ в основном производились заводом № 203 в Москве. Годовой выпуск этих радиостанций составлял порядка 8000-9000 комплектов. Радиостанции РБС выпускались заводом № 512 (Московская область) в количестве 10000-12000 комплектов в год.

Приближение противника к Москве вынудило в октябре 1941 г. эти заводы эвакуировать, и выпуск радиостанций РБ был возобновлен лишь в конце первого квартала 1942 г. При этом после эвакуации завода №203 выпуск радиостанций РБ не возобновлялся. Производство этих станций было передано размещавшемуся ранее в г. Александрове (Московской области) и эвакуированному затем в Казахстан заводу №3 НКС, который перед войной только начал освоение производства радиостанций РБ. При общей потребности войск в радиостанциях РБ, составлявшей в 1942 г. 48700 комплектов, промышленность могла за это время поставить только 4479 комплектов, т.е. менее 10% потребности!

Недостаточное производство радиостанций полковой сети типа РБ побудило к изготовлению других радиостанций, близких по своим тактико-техническим данным к этой технике. В Ленинграде было освоено производство суррогатных переносных радиостанций типа РЛ-6 и РЛ-7. На заводе №326 в Горьком, ранее выпускавшем радиоизмерительную аппаратуру, было также налажено производство переносных радиостанций 12РП, а в 1943 г. эти же радиостанции стали выпускаться заводом №729 в г. Александрове. Начиная со второго квартала 1942 г., созданный в Москве завод №2 НКО приступил к выпуску радиостанции 13Р, также предназначенной для связи на полковом уровне. Примечательно, что такие радиостанции собирались преимущественно из деталей бытовых приёмников широкого вещания, которые изымались у населения. Естественно, такая техника была худшего качества и не отличалась надёжностью. Но фронтам выбирать было особо не из чего, поэтому станции типа 13Р нашли своё применение в роли средства связи тактического звена управления.



Очевидным прорывом стала организация во втором квартале 1942 года производства новой радиостанции РБМ, которая превосходила по своим параметрам технику типа РБ. К выпуску такой техники приступил завод №590 в Новосибирске, который уже к концу 1943 года освоил новую продукцию – дивизионную радиостанцию РБМ-5. Для нужд стрелковых и артиллерийских полков в начале 1943 года была разработана радиостанция А-7 (ультракоротковолновая), выпуск которой организовали на заводе №2 НКО. Спустя несколько месяцев к выпуску новинки приступили ленинградский завод №616 и новосибирский №564. Последней модификацией эпохи Великой Отечественной войны стала модель А-7Б, которую приняли на вооружение в 1944 году. Дальность связи такого аппарата была увеличена относительно прообраза в 1,5 раза.

Если обратиться к истории радиостанции батальонной сети (РБС), то, хоть дело с её выпуском и обстояло благополучней, она по своим характеристикам не отвечала предъявлявшимся к ней требованиям и поэтому не сыграла серьёзной роли в обезпечении управления войсками. Значительное количество радиостанций, выпущенных в годы войны (около 66%) было изготовлено с применением суррогатных материалов. Поэтому качество продукции, особенно выпускавшейся в начале войны, было низким, процент брака по отдельным типам радиостанций достигал: радиостанций РБ — до 36%, а по радиостанциям 12РП (завода № 326) — около 50%. С течением времени эти показатели улучшились незначительно.





К концу 1941 г. все телефонно-телеграфные и кабельные заводы были перемещены на восток страны, поэтому поставки войскам телеграфной и почти всей телефонной аппаратуры на определённый период прекратились. Возобновление производства в новых районах проходило с большими трудностями. Часть предприятий не смогла приступить к выпуску продукции сразу же после прибытия на место, а другие хоть и наладили производство, но выпуск был недостаточен. Особенно плохо было с поставками для армии полевого кабеля, телефонных аппаратов и коммутаторов, а также телеграфных аппаратов Бодо. К примеру, в начале 1942 г. потребности войск в телефонных аппаратах промышленность смогла обезпечить всего на 15–20%, полевые коммутаторы средней ёмкости в это время вообще не выпускались, был полностью прекращён выпуск телеграфных ретрансляций, станций ШК-20, приборов автоматики Бодо, ламельных коммутаторов, а также запчастей для телеграфов.

Одним из самых проблемных вопросов снабжения воюющей Красной Армии стали полевые телефонные аппараты и кабели к ним. Первые приходилось на самолётах вывозить из блокадного Ленинграда, где они выпускались, а производство кабеля пришлось организовать в Москве в абсолютно кустарных условиях.



В связи со всем вышесказанным политическое и военное руководство СССР вынуждено было принять ряд неотложных мер, а именно:

– специальным постановлением промышленность, производившая средства связи, в части материально-технического и рабочего снабжения была приравнена к заводам Наркомата авиапромышленности. Запрещалась мобилизация инженерного состава, рабочих и автотранспорта с предприятий, производивших средства связи. Наркомат путей сообщения обязывался обезпечивать перевозку этой продукции и материалов наравне с перевозками грузов авиационной и танковой промышленности. На заводах средств связи запрещалось производство другой продукции, улучшалось снабжение заводов необходимыми материалами;

– по решению ГКО (постановление №1117 от 21.1.1942 г.) был создан телефонно-телеграфный завод №1 НКО. Завод достаточно быстро наладил производство и уже в 1942 г. выпустил 130 тыс. телефонных аппаратов, 210 коммутаторов и 20 комплектов аппаратов Бодо, т.е. почти столько, сколько производили тогда все заводы других наркоматов, вместе взятые.

1942 год был самым напряжённым, но вместе с тем и переломным в налаживании производства и поставок фронту необходимого количества техники проводной связи. В 1943 г. стало возможным начать модернизацию основных образцов телефонно-телеграфной аппаратуры, а в 1944 г. началось серийное производство нового базового образца телефонного аппарата ТАИ-43, разработанного заводом НКО №1 и Центральным научно-испытательным институтом связи Красной Армии (ЦНИИС КА). Почти одновременно с разработкой ТАИ-43 были разработаны и запущены в производство телефонные коммутаторы К-10, ПК-10 и ПК-30, а поставка коммутаторов ФИН-6, КОФ, Р-20, Р-60 прекращена. Основным достоинством и отличительной чертой разработанной телеграфной и телефонной аппаратуры являлась возможность использования её в полевых условиях при сравнительно малом времени, необходимом для развёртывания.

Что же касается полевого кабеля, то производство его так и не удалось наладить на протяжении всей войны.

С полевым кабелем ситуация была близка к критической – его полноценное производство так и не удалось наладить до конца войны. Количество выпускавшегося кабеля было намного ниже довоенного уровня. В связи с эвакуацией кабельной промышленности был прекращён выпуск таких образцов, как ПТГ-19 и ПТФ-7X2, являвшихся наиболее трудоёмкими в производстве. Эти образцы были заменены кабелями упрощённой конструкции (ЛПТК, ОПТВ, ОПТВМ, ЛТФК, ПТФ-3, ПТГ-6, ПТГ-7, ОРТФ), разработанными в первые годы войны. Все эти образцы кабеля имели гораздо более низкие по сравнению с довоенными как электрические, так и механические характеристики, не соответствующие требованиям эксплуатации в боевых условиях. Поэтому весь кабель разработки военных лет, за исключением ПТГ-7, был в разное время снят с производства.

Наряду с неуклонным количественным ростом выпускаемой продукции, обезпечивающей всевозрастающие потребности фронта в средствах связи, нашей промышленности в тяжелейших условиях широкомасштабной вооружённой борьбы удалось:

– осуществить унификацию радио- и проводных средств связи практически во всех звеньях управления Красной Армии. К концу войны в войсках связи оставались только радиостанции последнего третьего поколения радиовооружения с улучшенными характеристиками: РАТ, РАФ, РСБ и РБМ; было снято с вооружения множество устаревших систем телеграфной связи и оставался заказ практически только на два аппарата: Бодо (для связи ГШ–фронт-армия), СТ-35 (для связи ГШ–фронт–армия–дивизия); были сняты с вооружения около десятка образцов отечественных и иностранных образцов фонических и индукторных телефонных аппаратов и осуществлён переход к единому индукторному — ТАИ-43;

– адаптировать предвоенные полустационарные образцы к полевым условиям эксплуатации, а с созданием подвижных аппаратных средств связи было положено начало новому этапу в развитии организационно-технической структуры и тактики боевого применения полевых узлов связи.

Углублённый анализ производства средств военной связи показал, что ошибки, допущенные руководством СССР при планировании производства и мобилизации в ходе войны, требуют серьёзного осмысления и учёта при решении современных задач по дальнейшему совершенствованию военной связи и системы управления армии России.

По материалам:
Белов Ф.И. Этапы радиовооружения войск связи Советской Армии. — М.: Военно-научное общество при ЦДСА имени М.В. Фрунзе, 1999.
Ростокин И.М. Развитие техники проводных средств связи советской Армии за пятьдесят лет. — М.: Военно-научное общество при ЦДСА им. М.В. Фрунзе, 1969.
Связь в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941–1945 гг. (Ставка-фронт). — Л.: ВАС, 1961.
Жарский А.П., Медвецкий А.Г. Совершенствование средств связи в годы Великой Отечественной войны. Информационный сборник по связи и автоматизации.
Жарский А. П. и другие. Промышленность средств военной связи в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.).

Автор: Евгений Федоров
Использованы фотографии:
military.trcvr.ru ru.wikipedia.org