Автор Тема: Ю. Мухин - О ВОЕННОМ ОБРАЗОВАНИИ И ВОЕННОЙ НАУКЕ  (Прочитано 3189 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Админ

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 9556
Мухин Юрий    

О ВОЕННОМ ОБРАЗОВАНИИ И ВОЕННОЙ НАУКЕ

http://communitarian.ru/upload/resize_cache/iblock/21c/298_221_1/21c1c10bec4e44e0ca87ea7104a4dc28.jpg height=221


Сейчас как-то поумолкли умники внутри России, а ведь раньше только ленивый не пенял Сталину, что тот, дескать, уничтожил самые лучшие, самые образованные кадры генералов и офицеров Красной Армии, а оставшиеся неучи не сумели подготовить Красную Армию к войне и возглавить ее, отсюда и такие поражения в начале войны.

Интересно, что за рубежом все еще плачут, и даже нынешние немцы не ленятся пролить скупые слезы о «невинно убиенных» и очень-очень образованных: «В конечном итоге в стране были ликвидированы трое из пяти маршалов, 13 из 15 командующих армиями, 57 из 85 командующих корпусами и 110 из 195 командиров дивизий, или, в общей сложности, девять из десяти генералов и восемь из десяти полковников. Эти цифры в достаточной мере объясняют гигантские потери Советского Союза в 1941 и в 1942 годах», - в безутешном горе рвет на себе волосы газета «Die Welt» (о скрытой причине произошедшего подробнее см. ««Вместе с Троцким»: истоки «чисток 1937 года» в Красной Армии» – прим. ред.).

По рекомендации одного из комментаторов просмотрел научный (по другому не назовешь) труд активного белогвардейца, генерал-лейтенанта царской армии Н.Н. Головина «Военные усилия России в Мировой войне» и пришла мысль вернуться к вопросу о пользе военного образования, принятого у нас.

Головин был непросто генерал, он был профессор российской Императорской (Николаевской) академии Генерального штаба, то есть, военнообразованный дальше некуда.
Мало этого, в 1927 году он в эмиграции в Париже основал и возглавил Зарубежные высшие военно-научные курсы, которые являлись своего рода преемниками этой самой Императорской академии Генерального Штаба.

Объясняя в своем труде крайне убогие результаты высокообразованных российских генералов и офицеров в Первой мировой войне, Головин, понятное дело, валит все на некультурность русского народа, и на ошибки военного министра Сухомлинова, при этом, забыв упомянуть об образовании этого министра. А ведь В. Сухомлинов не только окончил академию Генштаба по первому разряду, он еще в 1878 году был назначен правителем дел Академии Генштаба и в этой должности был ближайшим сотрудником начальника академии генерала М.Драгомирова, считающегося гением российской военной науки. И не каким попало сотрудником, а руководил практическими занятиями по тактике и занятиями дополнительного (3-го) курса, того самого, после которого слушатели и становились офицерами Генштаба. Одновременно Сухомлинов читал лекции по тактике в кавалерийском училище и Пажеском корпусе. Мало этого, он преподавал тактику и военную историю великим князьям, кроме этого Сухомлиновым был написан ряд учебных пособий по тактике. А позже, когда Драгомиров был назначен командующим Киевским военным округом, Сухомлинов был у него начальником штаба, сумев в этой должности уклониться от войны с Японией. Зато позже он стал начальником Генштаба русской армии. То есть, пока не было войны, Сухомлинов числился в самых образованных и гениальных генералах.

Хочу подчеркнуть, что Сухомлинов, как и Драгомиров, считался выдающимся тактиком, то есть, тем, кто знает, как выиграть бои и сражения, и как подготовить свои войска к этой победе.

Кроме этого, надо понимать, в чем суть офицеров Генштаба, которых готовили Драгомиров и Сухомлинов. Задача работников штаба рассчитать бои и сражения, то есть, рассчитать, сколько нужно солдат, орудий, боеприпасов, сколько времени требуется на маневры войск и т.д. и т.п. Безусловно, мозгом войск является их командующий, но в расхожем выражении, что штаб является мозгом армии, тоже есть свой смысл.

Собственно говоря, и остальные российские генералы не лаптем щи хлебали - в первый год Первой мировой войны выпускниками академии Генштаба были не только начальники штабов, но почти все командующие армиями и фронтами, 29 командиров корпусов и 46 начальников дивизий. То есть, если бы надо было бить немцев, австрийцев и турок справками об образовании, то их бы одними дипломами забросали только российские генералы. Как, впрочем, и генералы нынешней Российской армии могут дипломами забросать любого противника.

И вот этим высоковоеннообразованным царским генералам надо было подготовить армию к войне. Но как они подготовили, об этом даже у Головина без слез читать нельзя.

Я не буду брать все необходимое для победы, возьму только самое необходимое оружие и боеприпасы к нему.

Положим, что вы, необразованные, знаете, какой численности у вас армия, знаете, какой численности она станет после мобилизации, вы разработали тактику для боев будущей войны, то есть, знаете, какое для этого оружие необходимо и знаете его расход, и расход боеприпасов в этой войне. Как вы себя, необразованных, оцениваете - на сколько процентов вы можете ошибиться в расчетах потребности этих оружия и боеприпасов? На 20%? На 50%??
На 100?!

А вот теперь давайте узнаем у Головина, как ошибаются высоковоеннообразованные.

ВИНТОВКИ

«Первым по времени своего обнаружения кризисом был кризис в снабжении винтовками.Согласно мобилизационному плану, предполагалось:

 
а) иметь к началу войны в войсках и запасах 4 500 000 винтовок в готовом виде (на самом деле и их не было – Ю.М.);
 
б) развить в течение войны производительность казенных заводов до 700 000 винтовок в год.В действительности же потребовалось:
 
а) на вооружение армии по окончании ее мобилизационного развертывания около 5 000 000 винтовок;
 
б) для последующих призывов — около 5 500 000 винтовок;
 
в) для пополнения убыли, считая по 200 000 в месяц, в течение 3 лет войны — около 7 200 000 винтовок.

Следовательно, согласно мобилизационному предположению, было бы достаточно иметь: 4 500 000 + (700 000 х 3) = 600000.

Оказалось же нужным: 5 000 000 + 5 500 000 + 7 200 000 = 17 700 000 винтовок.Таким образом, действительные потребности армии превзошли мобилизационные расчеты более чем на 150%. 11 миллионов винтовок не хватало, и их откуда-то нужно было получить».Так ведь и получить винтовки было трудно из-за того, что высоковоеннообразованные умели пустить пыль в глаза начальству:«Нежелание Военного министерства своевременно увидеть надвигающуюся катастрофу вредно отразилось и на своевременности покупки винтовок за границей. Уже в сентябре 1914 г. Главное артиллерийское управление, убедившись в невозможности удовлетворить потребности армии в винтовках при помощи своих ружейных заводов, приступило к розыску в союзных и нейтральных государствах каких-либо винтовок, хотя бы и не новейших систем и даже не под свой патрон (но в последнем случае, конечно, обеспеченных патронами). Но начавшиеся уже переговоры по приобретению за границей готовых ружей были приостановлены по приказанию военного министра генерала Сухомлинова под предлогом, что будто бы невозможно допустить на одном театре военных действий нескольких калибров винтовок. Только после телеграммы 15/28 декабря начальника Штаба Верховного главнокомандующего, в коей передавалось повеление покупать винтовки за границей, не стесняясь калибром, было наконец приступлено к покупкам. Но три месяца было потеряно, причем с января 1915 г. заграничные рынки были уже заняты нашими союзниками и нашими врагами».

Головин дает таблицу, из которой следует, что практически к выходу России из войны, к 1917 году армия (вместе с 700 тысячами трофейных и 2 434 тысячами закупленных за границей) получила всего 11 365 тысяч винтовок всех видов (дивизии, вооруженные японскими винтовками имели кличку «японские»). А нужно было 17 700 тысяч! То есть, ошибка высоковоеннообразованных была такова, что ее до конца войны так и не сумели исправить.
Результат.«Недохват в винтовках тормозил укомплектование пехоты. «Вследствие отсутствия винтовок, - пишет генерал Данилов, - войсковые части, имея огромный некомплект, в то же время не могли впитывать в себя людей, прибывавших с тыла, где, таким образом, люди без пользы накапливались в запасных частях, затрудняя своим присутствием обучение дальнейших очередей. К концу ноября (1914 г.), например, в запасных войсках имелся обученный в большей своей части контингент в 800 000 человек, в то время как Действующая армия страдала от ужасающего некомплекта. Бывали такие случаи, что прибывавшие на укомплектование люди должны были оставаться в войсковых частях при обозах вследствие невозможности поставить их в ряды по отсутствию винтовок».В 1915 г. это явление приобретает характер катастрофы. Насколько велика была эта катастрофа, можно судить из прилагаемой к этой главе копии донесения британского военного агента своему правительству. Это свидетельство одного из представителей наших союзников очень показательно. Составитель упоминаемого донесения приходит к выводу, что во всей Русской армии, растянувшейся от Ревеля до Черновиц, в начале октября 1915 г. имелось только 650 000 действующих ружей.Трудно на словах передать всю драматичность того положения, в котором оказалась Русская армия в кампанию 1915 г. Только часть бойцов, находящихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы. Так, например, в бытность мою генерал-квартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1915 г. телеграмму штаба Юго-Западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки; предполагалось, что эти роты могут быть употребляемы как прикрытие для артиллерии. Фантастичность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что мой командующий, генерал Лечицкий, глубокий знаток солдата, запретил давать дальнейший ход этому распоряжению, считая, что оно лишь подорвет авторитет начальства. Я привожу эту почти анекдотическую попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в которой находилась Русская армия в кампанию 1915 года».

ПУЛЕМЕТЫ

«Согласно мобилизационному заданию, в Действующей армии и в ее тыловых запасах должно было состоять 4990 пулеметов. В действительности же в июле 1914 г. не хватало для удовлетворения плановой потребности 883 пулемета. Ввиду этого Главное артиллерийское управление предписало начальнику Тульского оружейного завода, в составе которого имелся единственный на всю Россию пулеметный отдел, усилить до крайней степени всю производительность с тем, чтобы к 1 января 1915 г. недостающее число пулеметов было бы закончено и сдано. Это и было выполнено.В первых же боевых столкновениях даже каждый рядовой боец мог убедиться в до крайности возросшем значении пулеметного огня, поэтому достойно удивления блаженное спокойствие, в котором пребывали генерал Сухомлинов и его ближайшие сотрудники в вопросе о снабжении армии пулеметами. В действительности же было о чем беспокоиться. Предусмотренных по плану 4990 пулеметов, из которых 454 составляли 10% запас, для 3 000 000 Действующей армии было немного. На самом же деле ко дню объявления войны имелось налицо в войсках и в запасе 4152 пулемета. Ежегодное же производство пулеметов было предусмотрено нашим мобилизационным планом лишь в размере возобновления 10% запаса, т.е. 454 пулемета в год.… Только со вступлением в должность военного министра генерала Поливанова Военное министерство очнулось от своего летаргического сна и в сентябре 1915 г. заявило требование к Главному артиллерийскому управлению на 12 039 пулеметов. Через три недели это требование было увеличено и доведено до 31 170 пулеметов. Для выполнения этого требования давался 15-месячный срок, что приводило к заданию ежемесячно доставлять в армию 2078 пулеметов.… К счастью, Главное артиллерийское управление по собственной инициативе с начала войны приняло ряд энергичных мер для расширения своего пулеметного производства и довело его в 1915 г. до средней - 350 пулеметов в месяц, подготовляя увеличение этой месячной нормы в 1916 г. до 1000 пулеметов.Но этого увеличения производства оказывалось уже недостаточно. Пришлось обратиться к заграничным заказам. К этому же времени вся производительность, не только нормальная, но и повышенная, всех заграничных пулеметных заводов была уже занята нашими союзниками и нашими врагами.… Для того чтобы составить себе представление, какого же числа пулеметов не хватало Русской армии, необходимо принять во внимание их износ и потерю. Ввиду того, что норма пулеметов, приданных войскам в течение войны, быстро растет, интересующая нас недохватка пулеметов все время увеличивается. Поэтому мы приурочим решение вопроса к началу 1917 г., когда наша Ставка окончательно формулировала потребность Русской армии в пулеметах, определив ее в размере 133 000 пулеметов. Налицо состояло к 1 января 1917 г. всего 16 300 пулеметов. Это составляло всего 12% потребности армии».И, все же, в три раза больше того, что высоковоеннообразованные заготовили к началу войны.

                                                                                                РУЖЕЙНЫЕ ПАТРОНЫ

«Правильный расчет запаса ружейных патронов, исходящий из наличия в мобилизованной армии винтовок и пулеметов, показывал, что этот запас должен был бы достигать 3 346 000 000 штук. Но Военное министерство Сухомлинова при помощи чисто канцелярского трюка сократило эту норму запаса до 2 745 000 000 штук. Этим способом оно подводило мобилизационную норму к количеству имевшегося налицо запаса (2 446 000 000), сокращая, таким образом, фактическую нехватку в ружейных патронах с одного миллиарда на 300 миллионов.
… Как только тыловые склады заметили перебои в пополнении своих запасов ружейных патронов, они начали придерживать отпуск их в войска. В снабжении последних почувствовались еще более сильные перебои. Один из таковых автору пришлось лично пережить уже в ноябре 1914 г., т.е. на четвертом месяце войны. IX армия, генерал-квартирмейстером которой был в это время автор, подошла к Кракову. Здесь она была контратакована двумя австрийскими армиями. Как раз в критические два дня боя произошел перебой в снабжении ружейными патронами. В результате многие войсковые части оказались близки к катастрофе, так как были корпуса (например, XXV), в которых, считая и носимый на людях запас, оставалось на винтовку всего 25 патронов. Только меры исключительного порядка спасли тогда IX армию от катастрофы.В 1915 г. положение с ружейными патронами стало очень плохим. О пополнении войсковых запасов не приходилось и думать. Сколько было случаев, что развитие удачных операций приходилось останавливать из-за экономии в патронах.Помнится следующий случай в сентябре 1915 г. Он имел место в той же IX армии, в которой автор продолжал состоять генерал-квартирмейстером. IX армия перешла в контрнаступление между реками Серетом и Стрыпой против наседавших на нее австро-венгров. Успех был огромный. В течение пяти дней было захвачено более 35 000 пленных и сделан прорыв шириной в 60 километров. За этой зияющей дырой у противника не было вблизи ни одной свежей дивизии. Последние могли быть подвезены только из соседних армий по железной дороге. IX же армии удалось сосредоточить для использования прорыва две пехотные дивизии и две кавалерийские дивизии. Но беда была в том, что ружейные патроны были на исходе. Командующий армией генерал Лечицкий вызвал к аппарату Юза Главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Иванова и умолял его прислать на грузовиках один миллион ружейных патронов. Генерал Иванов отказался, и намеченная операция должного развития не получила, так как посылать войска без патронов генерал Лечицкий считал преступной авантюрой.… Заграничные заказы патронов вследствие запоздания помещения их встретили большие затруднения; заграничный рынок был уже перегружен заказами воюющих государств.… мы можем заключить, что в окончательном итоге потребность нашей армии в ружейных патронах была удовлетворена. В самом деле, 3 года войны потребовали около 9 миллиардов патронов, дано же армии было 9,5 миллиарда. Но в эту картину кажущегося благополучия должны быть введены две существенные поправки.

Во-первых, соответственное потребностям поступление ружейных патронов началось лишь в 1916 г. Непредусмотрительность и запоздание в принятии нужных мер со стороны нашего Военного министерства заставило армию пережить в 1915 г. сильный кризис в снабжении ружейными патронами.
Во-вторых, самая потребность в ружейных патронах исчислялась на основании их расходования в армии. Но в Русской армии все время не хватало винтовок (35% ее потребности так и не было удовлетворено), а число находившихся на ее вооружении пулеметов составляет только 12% того, что требовалось, по мнению Ставки, в конце 1916 г. Таким образом, удовлетворить в 1916 и 1917 гг. потребность Русской армии в ружейных патронах удалось только потому, что потребности в винтовках и в пулеметах не были удовлетворены».

АРТИЛЕРИЯ

«Русская армия выступила на войну в 1914 г., имея в полевых войсках следующее артиллерийское вооружение.
На каждую пехотную дивизию приходилось 6 легких 3-дюймовых батарей. Кроме того, в каждом армейском корпусе имелось еще 2 батареи 4,8-дм. мортир. Принимая во внимание, что армейский корпус состоял из 2 полевых пехотных дивизий, мы получим, что на каждую пехотную дивизию приходилось 7 легких батарей.У главного противника России - Германии - на каждую полевую пехотную дивизию приходилось двойное число батарей, а именно:

 
- 9 батарей 3-дм. легких пушек,
 
- 3 батареи 4-дм. легких гаубиц,
 
- 2 батареи 6-дм. гаубиц, находившихся в корп. артиллерии.

 
Итого 14 батарей (из них 2 тяжелые).Слабость артиллерийского вооружения Русской армии этим не ограничивалась. Армейская полевая тяжелая артиллерия Русской армии ко времени начала войны состояла всего из 60 батарей. Германская же армейская тяжелая артиллерия к тому же времени исчислялась 381 батареями».Даже если и учесть, что против России сражалась всего треть немецкой армии, то и в этом случае, только у немцев число батарей на Восточном фронте превосходило русскую артиллерию. А ведь были еще батареи Австро-Венгерской империи и Турции.«К сожалению, на верхах нашего военного руководства этого не понимали. Наша Ставка была составлена из офицеров Генерального штаба, по-прежнему веривших в устаревшую Суворовскую формулу: «Пуля - дура, штык - молодец». Насколько упорно жил на верхах нашей армии этот пережиток древней старины, свидетельствует книга, неоднократно нами цитированная, а именно - книга генерала Данилова («Россия в мировой войне»). Последний, состоявший в должности генерал-квартирмейстера Ставки, являлся фактически вдохновителем всей нашей стратегии. Это придает его книге особый исторический интерес. Хотя книга генерала Данилова и составлена в 1924 г., когда, казалось бы, опыт мировой войны совершенно определенно выявил огневой и сильно «артиллерийский» характер современной тактики, тем не менее автор продолжает упорствовать в своих прежних ошибках, он продолжает утверждать, что двойное превосходство в силах во время первых операций в Восточной Пруссии было на стороне русских. Этот вывод является результатом сопоставления только одного числа батальонов на обеих сторонах, вместо того чтобы брать за единицу оперативного расчета пехотную дивизию с коэффициентом за счет силы ее артиллерийского огня. Такой подсчет приводит к совсем другим выводам, освященным уже приговором Истории.Только что приведенный пример чрезвычайно показателен. Из него можно убедиться в упорстве, с которым деятели Ставки не желали понять слабость Русской армии в артиллерии. Это упорство являлось, к сожалению, следствием одной свойственной русским военным верхам отрицательной черты: неверия в технику. Деятели типа Сухомлинова вели на этом отрицательном свойстве своего рода демагогическую игру, которая была люба всем, в ком были сильны рутина мысли, невежество и попросту лень».

Я еще вернусь к этому выводу, а сейчас обращу внимание, что Головин все сводит к лени и тупости отдельных лиц, но, ведь, на самом деле это тупость «российской военной науки», поскольку эти лица являлись ее видными представителями.
Теперь о количестве.«1.Потребность в легких трехдюймовых пушках, полевых и горных. «Из этого исчисления вытекает, что ежемесячная норма подачи 3'' орудий должна была достигнуть 1200. Согласно же мобилизационному плану, производительность артиллерийских заводов намечена была всего в 75 пушек в месяц. Таким образом, окончательно выяснявшаяся потребность в 3'' пушках требовала от наших заводов производительность в 16 pаз большую, чем предполагалось».2.Потребность в легких полевых гаубицах (4'' - 5'' калибра). Это требование приводило к ежемесячной подаче в 1917 г. в 200 гаубиц. Согласно же мобилизационным предположениям, производительность наших заводов была рассчитана на 6 гаубиц в месяц. Таким образом, окончательно выяснившаяся потребность в легких полевых гаубицах требовала от наших заводов производительность в 33 раза большую, нежели это предполагалось.3. Потребность в полевой тяжелой артиллерии. Это требовало ежемесячной производительности в 95 орудий. По мобилизационным же предположениям, эта производительность должна была равняться всего 2 орудиям в месяц. Ошибка в расчете доходила, таким образом, до 47 раз.4. Потребность в тяжелой артиллерии крупного калибра. Ввиду того, что мы «не только не предвидели в мирное время, - пишет генерал Маниковский, - такой решающей роли артиллерии вообще, тяжелоосадной в особенности, а даже не вполне отдавали себе отчет в истинном значении ее в течение более года войны, и вполне ясная картина нашей потребности по части крупнокалиберной артиллерии и подробно выработанная организация тяжелой артиллерии осадного типа вырисовывается у нас лишь к приезду в Петроград Междусоюзнической конференции. … Ввиду того, что наши мобилизационные предположения совершенно не предвидели потребности армии в тяжелой артиллерии особого назначения, то все эти требования в орудиях крупного калибра, требования при этом крайне запоздалые, оказались для наших заводов совершенно неожиданными».

В итоге.«Из этой таблицы мы видим, что вопрос, поднятый Ставкой в конце 1916 г., был, по существу, вопросом перевооружения Русской армии. При этом интересно заметить, что признанная Ставкой в 1916 г. необходимой норма вооружения отвечала той, с которой германская армия вступила в войну в 1914 г. (А ведь у немцев не было никакой «военной науки» в виде скопища «военных ученых» и «профессоров». Надо же!» - Ю.М.). Поэтому говорить о преувеличенных требованиях Ставки не приходится. Наоборот, следует иметь в виду, что для германской армии опыт первых двух с половиной лет войны не прошел даром и ее «норма» артиллерийского вооружения еще повысилась. Таким образом, можно утверждать, что Ставка в своей программе вооружения Русской армии, составленной в конце 1916 г., отставала от новых требований жизни.… По сравнению же с немцами и австро-венграми мы были в два раза слабее. При этом особенно резко заметно превосходство противника на Северном и Западном фронтах, где нам противостояли исключительно германские войска. Не лишено интереса обратить внимание, насколько румынская армия была богаче снабжена гаубичной артиллерией, нежели Русская.… Из только что приведенной таблицы мы видим, что Русская армия получила в 1917 г. лишь некоторую часть того артиллерийского вооружения, которое нужно было для того, чтобы достигнуть хотя бы уровня требований 1914 г. Но так как в 1917 г. уровень требований жизни значительно повысился, то по сравнению со своими врагами и своими союзниками Русская армия оказывалась к осени 1917 г. хуже вооруженной, нежели в 1914 г.».

И мало того, что артиллерии было мало, так ведь еще и стрелять было нечем.

АРТИЛЛЕРИЙСКИЕ ОГНЕПРИПАСЫ

«Едва начались боевые действия, как с обоих фронтов и из Ставки Верховного главнокомандующего буквально градом посыпались в Военное министерство требования, одно другого настойчивее и тревожнее, на пушечные патроны. Чтобы дать некоторое представление о быстроте, с которой разразился кризис в снабжении нашей артиллерии огнестрельными припасами, мы приведем только некоторые из телеграмм, которые сотнями посыпались в Петроград в первые же два месяца войны.Первый бой на Северо-Западном фронте разыгрался 7/20 августа 1914 г. (21-й день мобилизации) у Гумбинена. Здесь 6,5 пех. дивизий генерала Ренненкампфа столкнулись с 8,5 немецкими пех. дивизиями генерала Притвица. Уже через три дня (10/23 августа) начальник снабжения Северо-Западного фронта шлет военному министру следующую телеграмму (№ 409):

«Крайне упорные бои 1-й армии потребовали огромного расхода трехдюймовых патронов. Генерал Ренненкампф требует подачи ста восьми тысяч шрапнелей и семнадцати тысяч ста гранат, равно пятидесяти шести миллионов винтовочных патронов. Могу дать ему и даю последний запас: две тысячи гранат, девять тысяч шрапнелей и семь миллионов винтовочных патронов. Главнокомандующий приказал просить Вашего содействия скорейшей высылке на пополнение израсходованных».

…8/21 сентября 1914 г. (53-й день мобилизации) Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич счел нужным обратиться непосредственно к Государю (телеграмма №4141):

«Уже около двух недель ощущается недостаток артиллерийских патронов, что мною заявлено было с просьбой ускорить доставку. Сейчас генерал-адъютант Иванов доносит, что должен приостановить операции на Перемышле и на всем фронте, пока патроны не будут доведены в местных парках хотя бы до ста на орудие. Теперь имеется только по двадцать пять. Это вынуждает меня просить Ваше Величество повелеть ускорить доставку патронов».

Так началась война.

… Руководители нашего Военного министерства во главе с Сухомлиновым не желали считаться с требованиями жизни. Первым делом они стали искать виновных, и таковыми оказались опять войска. В этом отношении крайне характерны различные доклады лиц, причастных к работе в Военном министерстве и посылаемых в войска для расследования патронного голода. Вывод, который можно было сделать из этих докладов, тот, что войска слишком много стреляют. Теперь, когда мы знаем данные опыта наших врагов и союзников, это заключение поражает своим полным непониманием современного боя.

… С весны 1915 г. для Русской армии наступила, в полном смысле слова, трагедия. Как раз эта кампания ознаменовалась перенесением со стороны Германии ее главного удара с французского театра на русский.

То, что пережила Русская армия в летние месяцы 1915 г., не поддается описанию.

На массовый, «барабанный» огонь мощной артиллерии противника она могла отвечать лишь редкими выстрелами своей и без того во много раз менее численной артиллерии. Были периоды, в которые в некоторых армиях разрешалось выпускать в день не более десятка снарядов на орудие.

… Теперь попытаемся установить в числовых величинах рост потребности нашей армии в артиллерийских припасах в различные периоды войны.

Выше мы видели, что в ноябре месяце Ставка исчисляла эту потребность в 50 парков, т.е. приблизительно 1 500 000 выстрелов в месяц.

Генерал Поливанов в первые же дни своего вступления в должность военного министра, т.е. в июне 1915 г., определил эту потребность уже в 100 парков в месяц, т.е. в 3 000 000 выстрелов.

Осенью 1916 г. Ставка исчисляет месячную потребность для легких пушек в 4 400 000, а для легких гаубиц и тяжелых орудий - в 800 000, т.е. в итоге 5 200 000 выстрелов в месяц. Генерал Маниковский, рассматривая в своем труде эти требования Ставки, считает их преувеличенными. Для доказательства своего утверждения он приводит расход снарядов в летнюю кампанию 1916 г. Действительно, этот расход не превосходит 2 000 000 в месяц. Весьма вероятно, что некоторое преувеличение в расчетах Ставки для легкой артиллерии и есть. Оно являлось естественным психологическим последствием пережитой в 1915 г. катастрофы. Нo, с другой стороны, генерал Маниковский упускает из виду то обстоятельство, что в 1916 г., хотя Русская армия и вышла из катастрофы в снабжении снарядами, она все-таки не была удовлетворена в требуемой степени. Из личного опыта участия в четырехмесячном сражении в Галиции в качестве начальника Штаба VII армии могу засвидетельствовать, что мы никогда не получали просимого нами количества снарядов. Каждое наше требование, хотя и основанное на тщательном расчете, сильно сокращалось. Таким образом, расход в летнюю кампанию 1916 г. является не нормальным расходом, а урезанным.

В конце декабря 1916 г. Ставка составила расчет потребности в артиллерийских снарядах на период 12 месяцев 1917 г. для представления на Междусоюзническую конференцию. В этом расчете потребность в легких снарядах была уменьшена, но потребность в выстрелах для гаубичной и тяжелой артиллерии увеличена; первая исчислялась равной 3 500 000, вторая - в 915 000; итого – 4 415 000 выстрелов в месяц.

… Если мы обратимся к рассмотрению вопроса о количестве имеющегося к началу войны артиллерийского огнестрельного запаса и сравним с теми требованиями, которые были предъявлены в течение войны Ставкой, то мы увидим…, что годовая потребность по исчислению Ставки оказалась большей, чем было предположено Военным ведомством в мирное время:
- для легких пушек в семь раз
 
- для легких гаубиц в четырнадцать раз
 
- для полевых тяжелых в восемнадцать раз».

ВЫВОДЫ

Головин, объясняя поражение России, объясняет его, по сути, двумя вещами – низкой культурой солдатской массы и недостатком у царя денег на армию. Что касается кадрового офицерского состава, то у Головина нет к нему ни малейших претензий (кроме некоторых генералов). Замечательные были офицеры.Но у меня остались вопросы к этим офицерам.Головин сообщает: «Ко времени издания закона 1912 г. срок действительной службы равнялся для пехоты и артиллерии (кроме конной) 3 годам, для прочих сухопутных войск - 4 годам и для флота - 5 годам». Так почему же при таких сроках службы вы, офицеры-дворяне, не повысили культуру солдат, как это впоследствии сделали большевики без вас? Большевики повысили эту культуру до такой степени, что и самовлюбленный Г. Жуков вынужден был признать, что Великую Отечественную войну выиграл молодой солдат. Вам, дворянам, что мешало повысить культуру хотя бы военнообязанной части народа?

А что касается денег у России, то, во-первых, не надо было позорно проигрывать войну с Японией, сдавать ей флот и крепости, губить по своей тупости русских солдат. Во-вторых, деньги у России были, профессор военных наук Головин просто не всегда понимает, что он цитирует: ««Без особо ощутительных для нашей армии результатов, - пишет генерал Маниковский, - в труднейшее для нас время пришлось влить в американский рынок колоссальное количество золота, создать и оборудовать там на наши деньги массу военных предприятий; другими словами, произвести на наш счет генеральную мобилизацию американской промышленности, не имея возможности сделать того же по отношению к своей собственной».

Но ведь это же вы, кадровые офицеры и генералы приняли для русской армии такую тактику и так рассчитали потребности оружия и боеприпасов под эту тактику, что правительству не имело смысла расширять оборонную промышленность! В результате, благодаря вашей учености, уже в ходе войны пришлось расширять американскую промышленность.Теперь о тактике. Повторю цитату: «Наша Ставка была составлена из офицеров Генерального штаба, по-прежнему веривших в устаревшую Суворовскую формулу: «Пуля - дура, штык - молодец». Ну, так эта формула устарела еще при самом Суворове, поскольку и Суворов требовал от солдат не жалеть денег на свинец и учиться метко стрелять.

А начальник академии Генштаба, «военный гений» М. Драгомиров, всеми силами противился внедрению пулеметов, противился даже вооружению войск магазинной винтовкой! И противился вполне логично - не нужны они при тактике, основанной на окончании боя штыковым ударом: «излишняя быстрота стрельбы вовсе не нужна для того, чтобы расстреливать вдогонку человека, которого достаточно подстрелить один раз».А если противник не бежит, а стреляет по тебе? Из пулемета. То тогда как? А вот такое развитие событий «военная наука» не предусматривала. По ее научному мнению такого быть не могло!

И ведь уже далекие к тому времени позорно проигранная Крымская война с ее архаичными нарезными штуцерами у союзников, определившими их победу, и позорно выигранная Русско-турецкая война 1877-1878 годов показали, что при современной дальнобойности и скорострельности стрелкового оружия вероятность, что твои солдаты добегут до противника на расстояние штыкового удара, исчезающе мала. Подтвердила это и позорно проигранная война с Японией. Но русские генералы войны проигрывали, а тактику сохраняли!

Ну, не верю я, что русские генералы были настолько глупы, чтобы не понимать архаичность выбранной тактики. Так зачем и кому она была нужна?
Она нужна была кадровому офицерству русской армии.

Это офицерство шло в армию не для того, чтобы защищать Россию и побеждать, тем более и упаси господь, штыковым ударом. Оно шло в армию для грабежа России своими окладами и жалованием, а потом пенсией. А для этого нужна была карьера. А для карьеры, так или иначе, нужно было показать свою способность командовать. Показать на учениях. И если принять тактику, при которой победа достигается огнем, а не штыковой атакой, то уже на учениях надо проявлять знания управления огнем на поле боя, а это требует ума и знаний из геометрии и математики. А где все это возьмет кадровый офицер, ставший офицером благодаря своему дворянству? На таких условиях, за счет родовитости своего дворянства, очередной чин не получишь! А вот шашку выхватил: «Вперед, ребятушки!». И повел батальон в штыковую атаку! На условного противника. Это запросто. И начальство довольно.


Отвлекусь на свой пример. В 1973 году я проходил военные сборы после окончания института. Ведут наш взвод курсантов в первый раз на танкодром. Там три вышки, с которых командиры наблюдают и командуют учебными стрельбами из танков. На первой вышке висит огромный лозунг: «Отличная стрельба из танков – вот наш ответ на решения XXIV съезда КПСС!». Мы хохотом легли, а офицеры не понимают, что тут смешного? И, по меньшей мере, два месяца сборов лозунг так и продолжал висеть. Но сравните этот лозунг с лозунгом: «Отличная стрельба из танков – вот наш ответ на решение китайцев перейти границы СССР!». В чем разница?


Но, как я сейчас понимаю, в мировоззрении офицеров стрельба из танков никак не была связана с уничтожением противника, для них это некая манипуляция, которую надо хорошо провести в присутствии начальства, чтобы начальство порадовалось и не помешало получить очередное звание. Для кадровых офицеров стрельба – это манипуляция для радости начальства, вот они и радовали партийный съезд. И, конечно, очень желательно, чтобы эта манипуляция была попроще.


И вся военная наука царской России имела цель обеспечить сладкую жизнь, как себе, так и кадровому офицерству в мирное время. Отсюда и приверженность штыку. О войне думать в этой науке было некому.


Разумеется, поражение России в Первой мировой войне обусловлено многими причинами, но вот этот паразитизм русского офицерства не был нужен никому, кроме самого этого офицерства, - ни царю, ни буржуазии, - никому!
Большевики вместо того, чтобы упразднить царскую «военную науку» и перенять у немцев приемы воспитания и обучения офицерских кадров, сохранили и приумножили все недостатки царской подготовки кадровых офицеров. В результате развивалась техника, возникали новые рода войск, а в Красной Армии штык продолжал оставаться молодцом. «Наука» продолжала требовать, чтобы советский солдат бежал на стреляющего по нему противника. И никакие войны и конфликты не могли изменить эту тактику, выгодную только для карьерного роста кадровых офицеров в мирное время.Сохранился проект приказа от сентября 1939 года наркома обороны Ворошилова по итогам боев на Халхин-Голе. Судя по пометам на окончательном варианте, приказ долго переделывался и правился лучшими умами военной науки СССР, тем не менее, Ворошилов его почему-то не подписал. И уже в первом пункте собственно приказа в этом проекте: «В ПЕХОТЕ. 1. Самостоятельные действия бойца и младшего командира в условиях ближнего боя. …Постоянным настойчивым обучением и тренировкой в искусстве владения штыком, воспитать у бойцов и всего личного состава порыв и стремление во что бы то ни стало завершить бой уничтожением врага в умелой рукопашной схватке».

Ну, и вспомним штык на автомате Калашникова. Наука!

ПОСТСКРИПТУМ

Мне приходилось уже писать о том, что у нас в обществе убогое представление о том, что мы зовем «наукой». «Ученый», исходя из корня этого слова, это тот, кого научили. Ну, и что? Ну, и все! Раз его много лет учили, а теперь он сам учит, то он ученый. А какая кому польза от того, что этот ученый много знает? А вот это уже вопрос неприличный, его ученым задавать нельзя.Вот и профессор Головин собрал в своей книге массу фактов и этим, как бы, исполнил свой долг ученого. А анализ этих фактов? А вот с анализом дело обстоит не важно.Такой пример. Вот Головин излагает достаточно важный вопрос – число сдавшихся врагу русских военнослужащих в общем числе потерь русской армии. Вообще-то, я никогда не встречал такого анализа и, выполнив его сам в «Убийстве Сталина и Берия», считал себя пионером, посему даже удивился, когда увидел данную тему у Головина. Более того, Головин очень подробно эту тему рассматривает, даже по родам войск и по национальностям. Насколько точны принятые им данные – это уже второй вопрос, но это, по крайней мере, хоть что-то. Однако анализ этих данных… Как у ученого!Вот пример:«Для того чтобы по возможности избегнуть случайных выводов, мы исследуем только те губернии, для которых таблица И.И. Волоцкого дает более 1000 случаев. В нашей таблице интересующее нас взаимоотношение между кровавыми потерями и пленными указано в графах IV, V и VI.

На схеме № 10, приложенной в конце книги, указано изменение процента пленных (от общего числа боевых потерь) по различным губерниям и областям Европейской России. Средний процент (нормальный), по данным И. И. Волоцкого, равен 41%.
Из этой схемы мы видим, что Черниговская, Калужская, Рязанская, Нижегородская и Вятская губернии дали нормальный процент. По мере движения на юго-восток от линии, соединяющей вышеперечисленные губернии, стойкость контингентов увеличивается; призванные из Малороссийских губерний, а в особенности из казачьих областей, дают наименьший процент пленных. К северо-западу от выше намеченной средней линии мы не видим той же цельности картины. Прямо на север мы видим, что процент пленных остается близким к нормальному, за исключением двух губерний: Ярославской, которая очень хорошо дерется, и Московской, которая плохо дерется. Плохая стойкость контингентов Московской губернии объясняется тем, что Московский фабричный район давал плохо настроенные контингенты. Высокий уровень Ярославской губернии может быть объяснен тем, что население этой губернии являлось очень развитым и давало наибольший процент грамотных среди призванных.
С приближением к западу мы видим резко выраженное ухудшение. Особенно яркое «отрицательное» пятно представляет собой Польша, контингент которой дает наибольший для всей России процент пленных. Неважно дерутся и контингенты Северо-Западного края. Резкое исключение из этого ухудшения составляют Эстляндская и Петроградская губернии, контингент которых дерется так же хорошо, как и южнорусский.

Как общее правило, южная половина России дерется лучше северной.

Некоторое объяснение этому явлению можно найти в том, что северная часть укомплектовывала, главным образом, части, дравшиеся против германцев; южная - против австро-венгров. Как известно, борьба с германцами протекала труднее, и в ней Русская армия теряла больше пленных, чем на австро-венгерском фронте. Но это не дает исчерпывающего объяснения. Чтобы убедиться в этом, нужно только взглянуть на Польшу; последняя укомплектовывала войска обоих фронтов и, несмотря на это, представляла резко выраженную однородную картину плохо дравшихся контингентов. Несомненно, что в этом случае основной причиной является национальный мотив. Став на эту точку зрения, можно объяснить многие колебания рассматриваемого нами процента. Присутствие еврейства к западу от так называемой черты оседлости (pp. Западная Двина и Днепр) вносит ухудшение. Подобное же влияние, но не в такой же мере оказывают для Бессарабской губернии молдаване. Некоторое ухудшение вносят инородческие массы в губерниях Таврической, Астраханской, Симбирской, Самарской, Казанской и Уфимской. Лучше всех дерутся русские народности. Но среди этих народностей тоже замечается градация: на первом месте по стойкости стоят казаки, затем малороссы; на третьем месте великороссы, на четвертом белорусы. Относительно последних нужно ввести существенную поправку: наличие в губерниях, ими населяемых, еврейского и польского элемента, несомненно, увеличило процент пленных для белорусских губерний. Различие в боевой стойкости между великороссами и малороссами является интересным социальным вопросом. Не оказывало ли влияния на ухудшение боевой стойкости великороссов наличие общинного землевладения, которое убивало инициативу? Может быть также, Великороссия, проявившая большое напряжение для того, чтобы собрать вокруг себя Россию, израсходовала энергию своего коренного населения в большей мере, чем Малороссия? Мы не беремся ответить на эти вопросы и ограничиваемся лишь тем, что ставим их».

Поскольку я сам хохол, то запросто отвечу на последний вопрос. Дело в том, что унаследовав от скифов пережитки матриархата, малоросс, натерпевшись от жены-амазонки, вынужден злобу вымещать на врагах. Поэтому из малороссов и солдаты лучше. Естественно, что будучи не в состоянии командовать своей женой, малоросс, попав в армию, норовит хоть кем-то покомандовать и, отсюда и армейская поговорка: «Хохол без лычки - что справка без печати».Но это, разумеется, «шутка юмора».Но и без этой шутки, анализ профессора Головина не выдерживает критики. К примеру, он считает очень стойкими казаков. Но ведь они кавалерия, а чуть выше, при анализе стойкости родов войск, он отметил очень малый процент потерь пленными не только у казаков, но и у кавалерии вообще. И вызвано малое количество пленных в потерях казаков не какой-то особой стойкостью казаков, а тем, что кавалерию использовали в наступательных боях, в которых потери пленными не велики. Кроме этого, нужно учитывать, что лошадь выносит кавалериста из тех ситуаций, из которых пехоте некуда деваться. Да и в самой таблице, по которой Головин делает выводы, Донская область дала 30% потерь пленными, а Ярославская – 31%. Велика ли разница? А Елизаветпольская (нынешний Азербайджан) - вообще 28%.А вот этот вывод: «Плохая стойкость контингентов Московской губернии объясняется тем, что Московский фабричный район давал плохо настроенные контингенты», - нельзя объяснить ничем, кроме злобы белогвардейца. Петроградский район был еще более фабричным, а дал 34% потерь пленными, а не 49%, как Москва. И дрались призывники Петроградского района с немцами, а не с австро-венграми.

Просто Москва, в отличие от Петербурга, была центром родовитого дворянства, в Москве и под Москвой было скопление его имений и усадьб. А это дворянство все делало, чтобы уклониться от войны, чтобы оставить войну быдлу. Причем, Головин сам цитирует: «обилие «всевозможных просьб и ходатайств, письменных и личных, которые поступали к военному министру через Мобилизационный отдел об освобождении или, в крайности, об отсрочке призыва в войска. Подобные просьбы поступали не из толщи народа, а от лиц нашего культурного общества и из среды буржуазии. И какие только кнопки не нажимались для удовлетворения ходатайств. Конечно, на первом месте шла протекция в виде рекомендательно-просительных писем от лиц самого высокого положения в мире бюрократии и по происхождению».

Ну, а каков поп, таков и приход.Кроме того, у московского «быдла» не было желания умирать за государство, в котором паразитирует маячащее перед глазами эдакое «культурное общество». Прошло 25 лет, и москвичей никто не мог упрекнуть в плохой боевой стойкости. А ополченские дивизии москвичей во многом состояли из московского культурного слоя, освобожденного от призыва, но записавшегося добровольцами.

Я не в восторге от сегодняшних москвичей, но и лишнего на них валить не стоит.

Онлайн малик3000

  • Активист Движения "17 марта"
  • **
  • Сообщений: 10084

К ВОПРОСУ ОБУЧЕНИЯ ОФИЦЕРОВ РОССИЙСКОЙ АРМИИ





  •       Давно лежит материал, да всё что-то мешает его дать.
    Напомню, что ещё сподвижник Петра Первого, Иван Посошков, писал в 1701 году боярину Головину о русских дворянах (офицерах) той эпохи: «Попечения о том не имеют, чтобы неприятеля убить; о том лишь печется, как бы домой быть, а о том еще молятся богу, чтоб и рану нажить легкую, чтоб не гораздо от нее поболеть, а от государя пожаловану б за нее быть, и на службе того и смотрят, чтоб где во время бою за кустом притулиться, а иные такие прокураты живут, что и целыми ротами притуляются в лесу или в долу. А то я у многих дворян слыхал: «дай бог великому государю служить, а сабли из ножен не вынимать»».
    Прошло 150 лет, уже было отменено крепостное право, и для многих дворян служба офицером, казалось бы, стала единственным делом в жизни. Изучайте это дело! А желание «весь век сабли из ножен не вынимать» - никуда не делось. Вот русский кадровый офицер С.М. Степняк-Кравчинский, (впоследствии революционер-террорист) в книге «Русская грозовая туча» откровенно и чуть ли не с гордостью сообщает о мировоззрении русского офицерства:
     «Наш офицер - прямая противоположность чопорному прусскому юнкеру, идеалу современного солдафона, который кичится своим мундиром, относится к муштровке солдат с серьёзностью совершающего богослужение священника. В России армейские офицеры - …становятся офицерами, как могли бы стать чиновниками или врачами, потому что в юном возрасте родители отдали их в военную, а не в гражданскую школу. …Они делают всё, чтобы спокойно прожить жизнь, отдавая по возможности меньше времени и труда своим военным обязанностям. …Они не читают профессиональной литературы, и если по долгу службы подписались на военные журналы, то журналы эти годами у них лежат неразрезанными. …Если вы услышите, что офицер с энтузиазмом говорит о своей профессии или одержим страстью к муштре, то можно поручиться, что он болван».
    Как этот факт не скрывай, а именно такой был взгляд большинства офицеров на себя - на среду офицеров русской армии: если русский офицер пытается стать военным специалистом, то он в глазах остальных офицеров - болван! Мне говорили, что точно такое же отношение к военному делу остаётся и по настоящее время, - если курсант военного училища серьёзно и настойчиво изучает военное дело, то такой «ботан» становится посмешищем для остальных: «Ишь, Суворов выискался!».
    Цель массового русского офицера - «всю жизнь в строю и ни разу в бою». И большое жалование и пенсия!
    Так зачем им знать, как побеждать врага?
    Не то, что это относится только к офицерам - в России всегда было так.
    Преподаватели всех наук видели свою цель не в грамотности и умении обучающихся, а в собственном хорошем заработке, а обучающиеся видели цель своего обучения не грамотности и умении, а в получении разного вида дипломов, дающих возможность устроится в жизни так, чтобы работать по минимуму.
    Но это положение очень хорошо видно именно в низких профессиональных знаниях массового российского офицера, и именно эта мерзость профессиональной малограмотности перешла от императорской армии к командирам, а затем и офицерам Красной Армии. Я уже много об этом писал и приводил примеры, в том числе и из не очень, казалось бы, сложной области знаний офицера, - о знаниях российскими офицерами военной топографии, о их способности ориентироваться на местности.
    Я о своём обучении на военной кафедре (уже 50 лет назад) помню только, что занятий по ориентированию на местности было, вряд ли, более одного, но организация этих занятий была элементарна и практически не требовала никаких средств (кроме затрат на транспорт). И мне не понятно, почему для наших офицеров ориентирование на местности такая неразрешимая проблема? Почему нельзя было научить офицеров хотя бы этому за 4-5 лет их обучения в училищах, и потом за пару десятков лет их службы в частях?
    Это же (до того, как GPS стала доступна) был любимый анекдот в армии: «Существует народная примета: раз офицеры остановили колонну и достали карту, значит, сейчас будут расспрашивать дорогу».
    Но если местных жителей нет и дорогу расспросить не у кого, то тогда дело плохо.
    Повторю примеры, которые уже приводил.
    Вот в будущем начальник оперативного отдела Генерального штаба Красной Армии, С. Штеменко. Три года учился в Севастопольском училище зенитной артиллерии, затем два года в
    Военной академии механизации и моторизации РККА, затем уже год учился в Академии Генштаба РККА, когда ему в 1939 году при вхождении войск Красной Армии в Польшу, потребовалось отвезти пакет в войска.
    А надо помнить, что начиналась Академия Генштаба как «Школа колонновожатых», то есть её цель была подготовить офицеров умению водить колонны войск по местности.
    И вот «колонновожатый» Штеменко вспоминает в своих мемуарах «Генеральный штаб в годы войны»: «Выехал я на фордике и вскоре прибыл в Славуту, в погранотряд. Оттуда меня сопроводили до заставы, а там в мое распоряжение был выделен в качестве проводника старшина с пулеметом. …Границу проехали уже в темноте, и тут выяснилось, что мой проводник знает дорогу только на 3-4 километра за рекой Горынь. Дальше ехали по карте и вскоре заблудились. Я помнил маршрут наизусть. Однако на местности дорог оказалось вдвое больше, чем на карте. …Решил все-таки отыскать кого-нибудь на хуторах и расспросить, как добраться до Ровно. …Попросил деда поехать с нами. Тот полез почему-то в окно. Мы со старшиной подхватили его под руки. усадили в машину и минут через сорок, после замысловатых петель по лесу, выехали все-таки на Ровенское шоссе. Деда высадили».
    А вот когда подходящего деда найти не удавалось, то тогда доблестные советские офицеры свою неграмотность оплачивали кровью советских солдат. В походных дневниках П.А. Белова есть такие записи:
    «15 ноября 1941 года Верхнее Шахлово… Состояние приданной мне 415 стрелковой дивизии крайне жуткое… Бойцы и командиры с трудом ориентируются на местности и часто сбиваются с направления».
    Между прочим, это дивизия знаменитых сибиряков, которые приехали с Дальнего Востока защищать Москву. Далее:
    «16 ноября 1941 года. Верхнее Шахлово. 415 сд наступает правее, но что делается в этой дивизии, никто не знает. Ни командир, ни штаб дивизии не могут организовать управление боем. Однако один заблудившийся полк 415 сд случайно ночью вошёл в деревню Тростье, в которой оказался штаб 55 пехотного полка немцев, и разгромил штаб. Но после этого случая незначительной контратакой немцы выбили наш полк, и полк рассеялся в лесу».
    Казалось бы, опыт той войны обязан был заставить российских офицеров и их командиров, научиться, наконец, ориентироваться на местности: анекдоты - анекдотами, но ведь это уже не смешно!
    Мой товарищ, кадровый офицер в отставке, стараясь убедить коллег освоить это самое проклятое ориентирование, эти азы топографии, пользуется вот таким двумя примерами из уже нынешней истории Армии.
    Обычно он начинает с того, что читает коллегам репортаж «Погибший взвод», опубликованный в газете «Московский комсомолец» за 29 ноября 1999 года:
    «Выложенные в ряд трупы в камуфлированной форме на экране телевизора смотрелись эффектно, особенно при закадровом тексте об уничтоженном чеченскими боевиками батальоне российских десантников. «Здесь пятьдесят человек, а в ущелье еще двести лежит».
    «МК» удалось выяснить подробности того боя, когда разведвзвод 91-го десантного батальона из Ульяновской бригады ВДВ попал в чеченских горах в засаду и был полностью уничтожен боевиками в неравном бою. Разведка уходила на задание в ночь, как это обычно и бывает, чтобы никто не видел и не слышал. 14 человек растворились в горах как призраки — даже на десантной базе возле дагестанского селения Ботлих их исчезновения никто не заметил.
    Группа, которую возглавил командир взвода старший лейтенант Роман Игошин, шла на обычное разведзадание — проверить высокогорную границу с Чечней, засечь маршруты передвижения боевиков, обнаружить огневые точки. Десятки раз они уже выходили в горы, и все заканчивалось благополучно. В тот день, 16 ноября 1999 года, на задание отправились два офицера, помимо Игошина в группе находился и артиллерийский наводчик лейтенант Андрей Ладунг, три сержанта и девять рядовых — штатный комплект отряда ближней разведки.
    Задача у десантников была незамысловатой и несложной — совершить скрытый рейд по чеченской границе по линии Тандо—Харагой—Ведено. Делов-то всего на пару суток. Поэтому и вооружение у разведчиков было обычное стрелковое, один «бэка» (боекомплект), «сухпай» из расчета на трое суток. Радиостанция обеспечивала слышимость в пределах 10 километров — дальше уходить в горы и не собирались.
    Неприятности начались для группы уже через несколько часов после выхода с базы. На горы опустился густой туман, повалил снег. Тем не менее разведчики пошли вперёд, рассчитывая, что наверху видимость будет получше, а сейчас непогода как раз им на руку — меньше шансов, что боевики заметят.
    Как получилось, что группа сбилась с маршрута, непонятно. Эту тайну навсегда унес с собой командир разведчиков Рома Игошин (это его наградные часы от Владимира Путина за штурм Ослиного Уха показали по телевизору). Когда перестал валить снег, десантники, сами того не подозревая, зашли в Чечню на 5—7 километров. Их последние координаты доподлинно известны: полтора километра восточнее населённого пункта Харагой. От базы в Ботлихе это всего около 15 километров — даже связь не прервалась».
    Вот тут нужно остановиться, чтобы осознать - ДВА только офицера, три сержанта-разведчика и девять разведчиков не увидели, что отклонились от маршрута на 90 градусов (компасы им зачем выдают??) и они минимум два часа беззаботно идут по территории Чечни.
    Возникает вопрос, а чему их в армии учат?!
    И помянутый мой товарищ объясняет, что это только в «Учебнике сержанта разведки» требуется, чтобы разведчик, независимо от должности, умел ориентироваться на местности и карте. В этом учебнике, кстати, даются и учебные материалы по ориентированию, довольно толковые. Однако на самом деле никто не учит рядовой и сержантский состав этой важной части боевой подготовки ни по этому учебнику, ни самостоятельно. Уже потому, что никто не даёт карту солдату или сержанту. Только офицерам в одном экземпляре на боевую задачу. Поэтому в войсках уверены, что и обучать солдат и сержантов ориентированию не надо, мало ли, что где-то написано.
    Учат этому солдат и сержантов только офицеры энтузиасты (если они сами знают топографию), а их исчезающе мало.
    К тому же солдаты и сержанты из группы Игошина были срочники, и уже поэтому в части никто и никогда не заморачивался их обучением. А сами солдаты не сильно горят желанием этому учиться - в части у них по горло других забот, особенно хозяйственных. Так что даже в боевой обстановке солдаты просто бездумным стадом шли за командиром группы. (Хотя стоит отметить, что и с обучением современных контрактников дела обстоят ничуть не лучше).
    Далее в цитируемой статье командование начинает нагло лгать, а за командованием, естественно, лжёт и «МК»:
    «Последнее сообщение от группы по радиостанции было передано с твёрдой уверенностью командира, что они находятся ещё в Дагестане: «Видим четыре машины боевиков, «уазики», прорываются на нашу территорию...».
    Старший лейтенант Игошин принял решение напасть первым и уничтожить боевиков, рассчитывая, в случае чего, на помощь. Кабы знать... С того момента связь с группой оборвалась — видимо пулей или осколком была разбита радиостанция. И о подробностях той неравной схватки в горах можно теперь только догадываться.
    То, что десантники не сдались без боя, — факт. По рассказам местных жителей, стрельба в ущелье не прекращалась долго, и разведчики дорого отдавали свои жизни. По данным агентурной разведки и по радиоперехватам стало известно число погибших боевиков — более 50. (Не их ли тела потом показали по телевидению — боевики тоже носят армейский камуфляж?) 12 десантников в том бою погибли.
    Двое солдат — Николай Заварзин и Александр Шершнев — попали в плен в бессознательном состоянии, получив серьёзные ранения. Когда начальнику разведки доложили, что связь с группой оборвалась, на поиски десантников подняли три вертолета — «Ми-8» и два «Ми-24». Над Харагоем вертушки обстреляли из стрелкового оружия и зенитных установок. Подбитая «восьмерка» ушла на вынужденную посадку и сумела приземлиться в Ботлихе, а боевые вертолеты отработали по обнаруженным целям и скоплениям боевиков. На следующий день в район гибели разведгруппы старшего лейтенанта Романа Игошина отправилась бронегруппа десантников, но из-за снежных заносов техника так и не смогла прорваться к Харагою... — У нас старшие лейтенанты батальонами не командуют, — так ответил на вопрос о возможной гибели батальона командующий ВДВ генерал-полковник Георгий Шпак. — В засаду под Харагоем попала наша разведгруппа в количестве четырнадцати человек. Я знаю, что десантники сражались до последнего... В десантных войсках сегодня траур. За время чеченской войны, начиная с событий в Дагестане, ВДВ потеряли уже около шестидесяти человек. Самые крупные потери были при штурме горы Ослиное Ухо в Ботлихском районе и Лысой горы в Новолаке. Теперь вот Харагой... Пленных десантники теперь не берут».
    http://www.mk.ru/old/article/1999/11/29/133335-pavshiy-vzvod.html
    Всё это красивая ложь в оправдание хронического военного разгильдяйства.
    Не было ничего этого!
    На самом деле встреча с боевиками оказалась полной неожиданностью, как для разведгруппы, так и для чеченских боевиков. С их слов, они сначала приняли вооружённых людей славянской наружности за западных украинцев, воевавших на их стороне, но потом они первыми поняли ошибку и открыли огонь, а растерявшаяся разведгруппа не успела ничего - даже залечь. Боевики не понесли никаких потерь. Даже раненными.
    Итак: заблудилась группа из 14 человек, которые по своей профессии разведчиков обязаны были элементарно ориентироваться на местности! И погибла именно потому, что заблудилась. Не хитрость врага их убила, не недостатки оружия, а неграмотность их командиров.
    А вот история гибели 6 роты псковского десанта во время чеченской войны (версию гибели этого подразделения можно прочесть
    http://www.realisti.ru/main/strong_men/pravda-o-6-rote-pskovskogo-desanta.htm)
    Кратко. 1 марта 2000 года 6-я рота псковских десантников и несколько в отдалении ещё и разведвзвод оказались на пути выхода из окружения боевиков Хаттаба и Басаева. Помимо офицеров роты с нею были командир батальона подполковник М. Евтюхин и его заместитель майор А. Доставалов. Из 90 десантников роты погибли 84. Версий гибели несколько, включающие и предательство высших офицеров. Считается, что рота храбро сражалась с накатывающимися волнами атак чеченцев и погибла чуть ли не в рукопашных схватках во главе со своими офицерами.
    Однако, как указали ранения на телах погибших, от стрелкового и холодного оружия погиб только разведвзвод, через позиции которого чеченцы и прорывались и который дрался до последнего патрона, так и не дождавшись помощи артиллерией.
    А что касается собственно роты, то очевидец сообщает: «…две трети наших десантников погибли от огня своей артиллерии. Я был 6 марта на этой высоте. Там старые буки как косой скошены. Минометами «Нона» и полковой артиллерией по этому месту в Аргунском ущелье выпущено около 1200 боеприпасов. И неправда, что якобы Марк Евтюхин сказал по рации: «Вызываю огонь на себя». На самом деле он кричал: «Вы козлы, вы нас предали, суки!»».
    Естественно, было проведено расследование, почему рота погибла от огня своей артиллерии? И следователи выяснили: причина последней фразы Евтюхина в том, что комбат вызвал огонь на себя, ничуть того не желая. Он ошибся в определении координат нахождения своей роты и дал их артиллеристам вместо координат чеченцев. Ошибка была в 400 метров, а когда следователи потребовали объяснений от командира батареи, то тот показал запись переговоров с Евтюхиным из которых следовало: куда просили, туда артиллеристы и стреляли. Комбат, скорее всего, так и не понял, что он и рота гибнут не от предательства, а от незнания ими военной топографии. Хотя…
    Хотя как сильно это незнание по своим результатам отличается от предательства?
    Вот, собственно, две истории из тех доводов, которыми этот мой товарищ пытается убедить своих коллег учить военную топографию.
    А с моей точки зрения, он пытается убедить их стать офицерами, а не ожидающими пенсию паразитами. На государственной службе такой паразитизм у многих проходит на «ура», но в случае с офицерами, овладение профессиональными знаниями по принципу «Авось пронесёт!», может закончиться их собственной гибелью.
    Мало этого, и гибелью вверенных им солдат.
    Ю.И. МУХИН