Карлос ШакалНастоящее имя Ильич Рамирес Санчес,
террорист, 63 года, ПарижЯ живой трофей сионизма и американского империализма.
Меня зовут Ильич, а моего брата — Ленин. Нетрудно догадаться, какое имя дали при рождении нашему младшему брату.
Мое детство прошло в мелкобуржуазной, пропитанной революционным мистицизмом среде. Поэтому я хотел стать адвокатом, как и мой отец, но одновременно с этим — профессиональным революционером.
Я принял ислам накануне своего 26-го дня рождения — в 1975 году, в тренировочном лагере Народного фронта освобождения Палестины, неподалеку от Джаара, в йеменской провинции Абиан. Все вокруг были мусульманами, и они попросили меня стать одним из них, чтобы в случае необходимости я мог сам повести их в рай.
Поверить в Бога нетрудно, когда в безвыходных ситуациях все, кто находился рядом с тобой, погибают, а ты продолжаешь жить.
Я не жалею ни о чем из того, что совершил. Но я жалею об эволюции современного мира, о распаде СССР и о том, что нам пока не удалось освободить Палестину.
Я горжусь тем, что среди членов палестинского сопротивления я установил рекорд по количеству успешных операций.
Меня, Усаму бен Ладена — суданцы всех нас продали.
У последователей Макиавелли имеется три вида оружия: ложь, B-52 (сверхдальний бомбардировщик. — Esquire) и печатный станок, с которого сходят доллары.
В наши дни человек лишается свободы по вине средств массовой информации.
Мощь Америки питается мясом убитых солдат.
Те, кто сегодня, как свиньи на бойне, визжат об ужасах терроризма, сами первыми прибегнут к нему — как только почувствуют в этом необходимость.
Нет такой цели, которая была бы неуязвима для тех, кто готов на любые жертвы.
Вооруженная борьба — это не вопрос выбора. Я не верю, что нормальный человек может быть сознательным сторонником вооруженной борьбы. Вооруженная борьба — это обязательство, навязанное обстоятельствами. Все, что можно сделать без насилия, следует делать без насилия.
Поверьте, Фидель убил больше людей, чем я.
Уго Чавес — уникальный революционный лидер. Но он пришел к власти путем демократического голосования, и это объясняет некоторые слабости его режима.
Я верю в демократию, но не в демократию выборов, а в демократию, при которой люди активны — вмешиваются и критикуют.
Во время революции страх должен быть лишь в стане контрреволюционеров.
Оппозиция необходима всегда, чтобы не впасть в советские отклонения.
Я — коммунист. Жан-Мари Ле Пен — антикоммунист и старый фашист. Но я часто испытываю к нему симпатию. Он ведет себя эпатажно, не знает компромиссов, и он говорит правду, не оглядываясь по сторонам. Когда-то настоящие коммунисты были именно такими.
Первое, что я сделаю, когда божьей милостью выйду из тюрьмы, — начну медовый месяц, который отложен у меня на долгие-долгие годы. А еще пойду молиться на могилу Симона Боливара — великого освободителя.
Из долгих лет странствий и сражений я вынес особую привязанность к городам, отмеченным для меня знаком великой страсти: Лондон, Москва, Будапешт, Амман, Дамаск, Бейрут и Париж.
У меня все еще болит сердце из-за моей матери, на арест которой в 1970 году был выписан ордер — только потому, что она болела и не смогла явиться на допрос к французским полицаем.
Я пожертвовал своей семейной жизнью. У меня не было возможности воспитывать своих сыновей, и я был мужем, которого никогда не было рядом. Я сожалею об этом, но это та цена, которую мне пришлось заплатить.
Пламя любви всякий раз рождается заново — еще более сильное, еще более жгучее, бескорыстное, великодушное и преданное.
Убивать не трудно, жить с этим — сложнее.
Революция не может устроить всех..
