НА РЫНКЕ
Площадь гудела как пчелиный улей. Толпы покупателей медленно перемещались вдоль рядов палаток, прилавков, столов, стеллажей или просто кусков полиэтиленовой плёнки с разложенными на них самыми разнообразными товарами. Люди двигались хаотично, мешали друг другу, толкались, огрызались и сквернословили. Здесь же шныряли карманники, собирая дань с ротозеев. Торговцы елейными голосами зазывали покупателей, расхваливая на все лады свой товар, обещая уступить его чуть ли не даром. Покупатели спорили, торговались, стараясь сбить цену понравившейся вещи, уходили, демонстрируя равнодушие, и возвращались вновь к тому же продавцу. Цели у них были противоположные: одни хотели купить подешевле, другие – продать подороже. Иногда они приходили к соглашению и расставались довольные друг другом. В других случаях - с взаимными проклятиями, произносимыми вслух или про себя.
Стоял погожий воскресный день бабьего лета. Я, не спеша, бродил между торговыми рядами в поисках удобных и не дорогих осенних туфель. Однако, всё, что мне попадалось, не удовлетворяло моим потребностям то ли дороговизной, то ли качеством. Я делал уже второй "круг почёта" по базарной площади, когда обратил внимание на одну особу. Она неоднократно попадала в поле моего зрения то у одной, то у другой лавки. Средних лет, броско по моде одетая, с толстой золотой цепью на шее и множеством перстней на руках, крашеная блондинка, с ухоженным и не в меру заштукатуренным лицом. Во всём её облике чувствовалось желание обмануть природу, спрятать признаки недалёкой старости: тяжеловатую походку, полнеющее тело и глубокие морщины лица.
Разговаривая, она энергично жестикулировала. А руки человека, увы, всегда выдают его истинный возраст! Несмотря на регулярное применение кремов и мазей и отличный маникюр, руки говорили, что их обладательнице уже за шестьдесят. Вела она себя как-то странно. Я не мог даже себе объяснить, в чём это выражалось, но у меня возникло какое-то предчувствие; какое-то шестое чувство говорило, что с этой женщиной связано что-то необычное, какая-то тайна. И, как выяснилось позже, оно меня не обмануло.
Незнакомка подошла к палатке, торгующей женской одеждой, остановилась и заговорила с продавщицей. Было очевидно, что они давно знакомы. Делая вид, что внимательно рассматриваю развешанные по стенам женские кофточки, блузки, свитера, куртки и юбки, я приблизился настолько, что мне стало слышно, о чём они говорили. Не вызывало сомнения, что посетительница играет в этой паре заглавную роль.
- Всю прошлую неделю тебя здесь не было, – говорила она покровительственным тоном. – Куда на этот раз ездила: в Китай, в Турцию, в Москву?
Продавщица – женщина лет сорока, бледная шатенка, по виду совсем не богатая, скромная и задавленная судьбой – подобострастно улыбаясь и всеми силами демонстрируя почтение к посетительнице, стала подробно, как ученица на экзамене, рассказывать о перипетиях поездки: дороге, таможнях, ценах на рынках Китая. О достопримечательностях страны, и людях речи не шло. "Она там просто работала. Ей было не до удовлетворения любознательности. Да и есть ли она у неё"? – подумал я. Сам я в Китае никогда не бывал, и мне было бы любопытно услышать что-то об особенностях тамошней жизни. Но разговор шёл мне не интересный, и я уже хотел уходить, когда тема переменилась.
- Как идёт торговля? – спросила блондинка. Продавщица стала жаловаться на отсутствие покупателя, на их бедность, на задержки зарплаты.
- Только не ври мне! Я наблюдала за тобой! Ты продала несколько дорогих вещей. – И помедлив, видимо, о чём-то соображая, добавила: - Немного пройдусь по рынку, а на обратном пути зайду к тебе, чтобы получить своё. Приготовь деньги!
Решительно повернувшись, она двинулась дальше вдоль рядов. В её облике даже со спины чувствовалась властность и сила. В ту же минуту продавщица как по волшебству изменилась в лице. Исчезла маска подобострастной угодливости, приниженности. Лицо стало недобрым, жёстким, в глазах сверкнул огонёк ненависти.
- Кровопийца, пиявка, сука, чтоб тебя черти съели! – чуть слышно пробормотала она и бросила в след уходящей взгляд полный злобы.
Такой оборот дела ещё больше заинтриговал меня и я, покинув свой наблюдательный пункт, в некотором удалении последовал за объектом.
Незнакомка двигалась явно целенаправленно. Ловко, привычно маневрируя в плотной, бурлящей толпе, не обращая внимания по сторонам, она подошла к лавке детских игрушек и остановилась. Я, укрывшись за брезентовой стенкой палатки, сделал вид, что внимательно изучаю совершенно ненужные мне вещи.
Лавка поражала изобилием и разнообразием товара. Здесь были мягкие игрушки: кошки, собаки, львы, тигры, медведи всевозможных размеров и расцветок; красавицы - куклы, одетые как для подиума, голосистые и немые, размером от совсем маленьких до настоящих младенцев - всё для взыскательных современных девочек; заводные и не заводные разноцветные машины всех моделей мира, самолёты, корабли, танки, пушки, пистолеты и автоматы, стреляющие шариками и проблесками света - для насмотревшихся современных боевиков мальчиков. Игрушки на всякий, даже самый изощрённый, вкус! Торговка – привлекательная, улыбчивая, бойкая женщина – навязывала по виду совсем не богатой маме то одну, то другую игрушку, а стоящий рядом мальчик лет пяти их с восхищением рассматривал и никак не мог на чём-либо остановить свой выбор. Ему так хотелось заполучить всё это богатство, но мама готова была разориться только на единственный, не слишком дорогой экземпляр. Продавщица дразнила ребёнка и всеми силами старалась вытянуть из маминого тощего кошелька побольше денег. Когда торг, наконец, был окончен и довольный малыш с удручённой мамой отошли, вполне удовлетворённая сделкой торговка, заметила стоящую чуть поодаль блондинку. Минуту назад счастливое, сияющее улыбкой лицо её мгновенно изменилось, как будто она неожиданно ощутила во рту вкус лимона или зубы пронзила очень сильная боль. Однако уже через секунду оно вновь приняло благостное даже льстивое выражение.
- А, Любовь Самуиловна, здравствуйте! Вы, как всегда, смотритесь на миллион долларов! И как Вам это удаётся!? Поделитесь опытом. Такая цветущая, совсем юная девушка. За тот месяц, что мы не встречались, Вы помолодели на десять лет! Я так рада видеть Вас!
"Ну и лиса! – подумал я. – Ей явно что-то нужно от этой дамы!"
- Ну, ну! Будет льстить, Валентина! Годы берут своё, как ни старайся их скрыть, и я это прекрасно знаю! Однако при этих словах лицо говорившей расплылось в блаженной улыбке. Лесть относительно внешности была ей, как и любой женщине, по душе. – Вижу дела у тебя идут хорошо! Процветаешь!
- Какое там, Любовь Самуиловна! Вот застряла большая партия товара на таможне – оплатить нечем. Одна надежда на Вас! Наверное, сам бог Вас ко мне прислал! И Валентина заискивающе взглянула на возможную благодетельницу.
- Выручу, конечно, выручу! – с готовностью отозвалась собеседница. – Ведь мы с тобой так давно работаем. И очень довольны друг другом. Не правда ли!?
- Правда, правда! – поспешила подтвердить Валентина.
- Сколько же тебе нужно на этот раз?
- Зайдите сюда, Любовь Самуиловна, здесь всё и оговорим! Хозяйка приподняла прилавок. С трудом, согнувшись, гостья, проникла в лавку, и они некоторое время о чём-то шептались. Потом она достала из сумочки какую-то бумагу, что-то вписала туда, дала подписать Валентине, спрятала обратно и, тщательно оглядевшись вокруг, отсчитала деньги.
- Всё как всегда, - сказала Любовь Самуиловна негромко, но так, что это донеслось до моих ушей. – На три месяца, под десять процентов в месяц, плюс десять процентов за сам заём.
- Я помню! – сказала Валентина, складывая купюры пополам и пряча в бюстгальтер.
- Приду ровно через месяц! Деньги должны быть готовы! Прощай!
Любовь Самуиловна тем же путём покинув лавку игрушек, смешалась с толпой и двинулась дальше.
"Да она подпольная банкирша, ростовщик, старуха процентщица"! – вспомнил я Достоевского.- Од-на-ко! Как же внешне-то представители этой грязной профессии изменились со времён Фёдора Михайловича! Теперь это не грязная, неряшливая, плохо одетая и полуголодная от жадности старуха, а модная, молодящаяся дама, живущая, надо полагать, в своё удовольствие! Только способ ограбления людей, высасывания из них крови, остался прежним. Проклятое Богом и людьми ростовщичество, всегда отвергаемое нормальной человеческой моралью, и вопреки этому ещё в библейские времена взятое на вооружение евреями, не только с тех пор не искоренилось, но достигло особого расцвета и власти в наши дни! Кроме тысяч официально обирающих людей банков, сколько же подобных Любови Самуиловне кровопийц живёт среди нас! Беда в том, что мы, подобно жертвам вот этой паразитки не только не боремся с пороком, но даже заискиваем перед ним"!
"Интересно, много ли у банкирши клиентов на этом рынке"? – подумал я и бросился её догонять. – Какова же будет следующая встреча?"
Через некоторое время среди моря голов мелькнула яркая, почти бесцветная. Приблизившись настолько, чтобы не потерять процентщицу в толпе и вместе с тем оставаться незамеченным, я пошёл за ней. Вот она остановилась и перекинулась несколькими фразами с кавказским мужчиной, торговавшим дублёнками и двинулась дальше. "Этот, должно быть, её коллега"! – судя по его независимому виду, решил я. С хозяйкой лавки головных уборов длительного разговора тоже не последовало. На минуту, задержавшись, Любовь Самуиловна пренебрежительным взглядом окинула прилавок с дешёвой бижутерией, и презрительно повернувшись, с царственным видом проследовала дальше. О чём-то пару минут поговорила со встречным мужчиной откровенно еврейского вида. Я заметил, что некоторые торговцы издалека ей почтительно кланялись. Она же на приветствия отвечала выборочно. Чувствовалось, что здесь она была в своей стихии. Давно известно, что еврей в торговле, как рыба в воде! С древнейших времён этот народ всем прочим видам человеческой деятельности предпочитал торговлю и ростовщичество!
Незаметно мы подошли к той самой лавке, где я обратил на эту даму внимание.
Возле лавки толпился народ. Несколько человек с интересом разглядывали, другие примеряли недавно вошедшие в моду пихоры – меховые с капюшонами куртки, покрытые плотной тканью и отороченные норкой. Ранее я здесь этих курток не заметил. Продавщица крутилась как белка в колесе, стараясь, всё успеть: ответить на вопросы одного, показать очередную модель другому, рассчитаться с третьим. Торговля шла бойко, и это отражалось радостью на её лице. Бледное и измученное всего час назад оно расцвело и помолодело надеждой, и вся она из невзрачной золушки чудесным образом превратилась в принцессу. "Немного же нужно этому человеку для счастья!" – подумал я.
Процентщица терпеливо дожидалась, когда схлынет народ, а вместе с ней, чуть в стороне, и я. Наконец, это произошло. Усталая, но довольная продавщица села на табурет, и вся как-то сразу обмякла, приготовившись отдохнуть. Но радость жертвы была преждевременной – хищник давно караулил добычу - Любовь Самуиловна поспешила воспользоваться образовавшейся паузой.
- Галя, быстро давай мои деньги! Я и так долго ждала!
Лицо Галины тут же обвисло и потускнело. С него как будто невидимая волна мгновенно смыла налёт румянца.
- Любовь Самуиловна, давайте поговорим! - Голос звучал умоляюще. – Шесть месяцев я исправно из месяца в месяц выплачивала Вам процент за взятую ссуду. По двести долларов! В прошлом месяце я вернула вам долг. Я еле свожу концы с концами. У меня на руках больная старая мама. Дети идут в школу – надо что-то купить. А главное: ведь мы с Вами в расчёте! Чего же Вы ещё хотите от меня!?
- А про десять процентов за заем, ты забыла?
- Какие ещё десять процентов?
- Может показать твою расписку?
- Покажите!
Процентщица порылась в сумочке, достала какую-то бумагу и, ничего не подозревая, протянула Галине. И вдруг та, проявив необыкновенную реакцию, схватила её и, мгновенно скомкав, помогая руками, стала быстро засовывать себе в рот. Интенсивно заработали челюсти. Галина делала частые глотательные движения, спешила разжевать и проглотить злополучную расписку, но сухая бумага никак не хотела проваливаться в желудок.
Оторопев от неожиданности, хозяйка бумаги некоторое время оставалась неподвижной с вытаращенными глазами и искажённым глупой гримасой лицом. Придя в себя, она по-звериному взвыла, рывком перегнулась через прилавок и обеими руками, как кошка, вцепилась в лицо и волосы Галины. Доска, служащая прилавком наклонилась, и товары оказались в жидкой после недавнего дождя грязи. Но обеим было не до них. Шла жестокая схватка за двести долларов! Процентщица, подтянув к себе правой рукой за волосы голову Галины, пальцами левой старалась проникнуть в её рот и вытащить остатки изжеванной расписки. Галина извивалась ужом, вырывалась, мычала, но зубы не разжимала и продолжала попытки проглотить бумагу. По её щекам и подбородку, смешиваясь, текли слёзы, слюни и кровь; по всему лицу зияли глубокие царапины, оставленные наманикюренными ногтями банкирши. Убедившись в бесполезности попыток заполучить драгоценную расписку, она ухватилась за волосы жертвы двумя руками, прижала её лицом к прилавку и стала энергично бить об него носом. Освободив, наконец, рот, несчастная заорала благим матом от боли. Волосы клочьями летели по сторонам, на прилавке образовалась красная лужа. Галина безуспешно старалась освободиться от цепких рук хищницы, но при этом только лишалась очередного пучка своих волос - та держала её мёртвой хваткой. За двести долларов она готова была убить должницу.
Устав, и окончательно потеряв надежду вырвать расписку, а вместе с ней двести долларов, процентщица отпустила волосы Галины. Всякая респектабельность этой дамы исчезла, как будто её и вовсе не было. Лицо теперь более напоминало оскаленную морду разъярённого зверя, тело дрожало, ухоженные ногти рук были похожи на окровавленные когти только что отобедавшего хищника: к ним густо прилипла шерсть жертвы. Не хватало только крови на губах, чтобы "уважаемая" Любовь Самуиловна получила полное сходство с волчицей, сию минуту растерзавшей овцу.
- Это ещё не всё! – задыхаясь от ярости, прорычала банкирша. – Жди встречи с моими мальчиками! Они ещё поучат тебя железными розгами с особым уважением относиться к деньгам и людям, у которых они есть!
А площадь по-прежнему шумела и бурлила, и никому не было дела до разыгравшейся здесь очередной трагедии. Рынок есть рынок! Он равнодушен ко всему кроме своего бога - золотого тельца!
