Общий форум > Экономика
Золото
vasily ivanov:
Совершенно замечательный рассказ был опубликован в 20 номере "Дуэли".
http://www.duel.ru/200920/?20_8_1
В середине восьмидесятых в совершенно глухих местах на границе китайской Гоби монгольского Алтая нашли золото. В огромном, больше пятисот тонн металла, месторождении. Золото было не россыпным, которое можно мыть лотками и бутарами, а коренным: растворенным в гигантском гранитном массиве. Массив торчал из склона пологого южноалтайского хребта, как врезавшийся в землю бумеранг бога, и уходил в землю глубже, чем доставали буровые станки. В каждой тонне этой монолитной массы было размазано по десять грамм золота.
Геологическая партия, отыскавшая месторождение, состояла из людей двух видов. Пятеро ведущих геологов, управлявшихся с полевой геохимической лабораторией и размечавших сетку скважин, приехали на Алтай из Советского Союза. Остальные десять имели гражданство Монголии, однако монголами по крови они не были, а были казахами и родители их жили на самом западе страны, на границе с СССР. Монголы-скотоводы их не любили и однажды чуть не убили одного из лаборантов, возвращавшегося из Цецега на уазике. Собственно, и убили бы, если б руководитель партии не выехал встречать его и не открыл огонь из «Стечкина», не тратя времени на пустые разговоры. Девятимиллиметровые пули оказались прекрасным средством для спасения жизни.
Власти аймака построили на каменистом плато рядом с гранитным кряжем маленький поселок из пяти домиков, лабораторно-административного здания и нескольких бытовок. Геологи оборудовали помещения всем необходимым для разведки и анализа руд. Руководитель партии, поклявшись кому-то в чем-то в Чите, получил в свое распоряжение систему спутникового приема, которая обосновалась в глухом кунге с шаром защитного кожуха и позволяла смотреть и слушать практически весь мир - если, конечно, знать координаты соответствующих спутников.
Партия разбурила, оценила и описала месторождение. Кроме золота, гранит содержал массу серебра и меди, утраивавших его стоимость, а в окружающих породах попадались богатые касситеритовые и колчедановые жилы. Гора покрылась многочисленными скважинами, в полевой лаборатории скопились несколько десятков тонн керна и поверхностных образцов. Почитав предварительный отчет, написанный руководителем партии на машинке под копирку, вполне можно было повредиться умом от радужных перспектив.
На все это ушло пять лет. Каждый год руководитель партии с замом и ящиками бумаг и образцов улетали в Улан-Батор, зам и ящики оставались там, а руководитель и бумаги ехали в Москву. Каждый раз он возвращался из Москвы все более мрачным. Наконец, в конце 92 года он приехал и приказал сворачивать работы. По причине ликвидации самой их экспедиции. Больше никому в Москве она была не нужна. Золота тем, кто оказался у кормушки, хватало и в пределах России, да что там - в государственном золотовалютном фонде.
Геологи собрали свои пожитки и задумались над тем, что делать с поселком и оборудованием. С одной стороны, судя по видимым в телевизоре событиям на родине, оборудование это, да и само золото вряд ли кому-то в обозримой перспективе могло потребоваться. С другой - взять пример с лучших из новорожденных отечественных бизнесменов и продать станки, лабораторию и спутниковую систему китайцам через границу, напоив монгольских пограничников китайской же водкой, душа как-то не поворачивалась. Это было бы слишком просто, а люди, искавшие в глухих пустынях уран, вольфрам и золото, таких простых решений избегали.
Руководитель партии придумал план. Он приказал поставить все системы поселка на консервацию. Договорился с сомонным главой о создании местного предприятия. Передал на его баланс все имущество экспедиции и один комплект документации по месторождению. Подписал приказ о назначении старшего и наиболее опытного казаха-геолога его директором. И приказал ему дождаться возвращения руководства, сохраняя доверенное в целости и строгой тайне. Месторождение превратилось в отдельную самостоятельную структуру и управляли ею люди, умеющие подчиняться приказам и выполнять их невзирая на обстоятельства.
Русские уехали, а казахи остались жить у подножия золотого кряжа. Поскольку экспедиция перестала платить им зарплату, они стали зарабатывать на жизнь ремонтом техники и помирились с монголами, ни черта не понимающими в двигателях. Потом четверо самых молодых казахов отправились домой на Алтай и вернулись с женами и детьми. Полученный приказ запрещал использовать имущество поселка, и жили они в юртах. Технической работы на всех не хватало, поэтому младшие стали разводить купленных у монголов овец и окончательно перестали отличаться от местного населения. По всей видимости, их фирмочка представляла собой единственное в мире геологоразведочное предприятие, укомплектованное оборудованием, высококвалифицированным персоналом - и занятое преимущественно заготовкой бараньих шкур и починкой грузовиков.
И каждый день они объезжали патрулем территорию месторождения, от центральной площадки поселка и до последней скважины. Кенжегази, старший геолог, ставший директором, очень боялся, что с поселком что-то случится - сгорит от удара молнии, например, и материалы отчетов погибнут. За оборудование он не боялся - завезли один раз, завезут и еще - но он отвечал за информацию стоимостью в миллиарды долларов, записанную на уязвимой бумаге. Если бы это было возможно, он высек бы текст отчетов и карты на самом гранитном теле пласта, но такой возможности у него, во-первых, не было, а, во-вторых, это не решило бы проблемы секретности. Поэтому он составил второй комплект карт территории и тщательно наносил на него все изменения - от унесенной ветром скважинной вешки до нового русла ручья, проходящего между проекциями рудных тел. Съездил в аймачный центр, дешево продал китайцу-перекупщику найденный в кварцевом керне золотой самородок и вместо подержанного джипа купил чудовищно дорогой ксерокс и китайский бензиновый генератор. Привез все это домой, поставил в юрте, три месяца копировал документы, печатал на машинке описи и получил в итоге дублирующий набор материалов. Убрал толстенные папки в ящик и надежно спрятал. Это был сущий идиотизм, но так ему было спокойнее.
Кенжегази понятия не имел, что русского руководителя партии и его заместителя случайно убили в Новосибирске местные бандиты, с которыми те повздорили в ресторане, гуляя по поводу возвращения на родину. Контейнеры с отчетами геологоразведки и образцами породы простояли три года в тупике читинской железной дороги, пока их не опростали для перевозки каких-то вещей. Документы с грифом «СС» пошли на свалку, а сверху их засыпали куски гранита, нашпигованного золотом. Полной информацией о месторождении не обладал больше никто, а разрозненную еще следовало отыскать по институтам, систематизировать, и в России 95 года заниматься этим никто не собирался.
Потом пришли ниндзя. Они двигались по касситеритовым жилам, молотками выбивая самые богатые места и отвозя собранное на двух старых грузовиках китайцам. Олово упоминалось в отчетах, и Кенжегази считал богатые оловянные руды перспективными для разработки с территории России. С его точки зрения, жилы были такой же собственностью предприятия, как кунг с антенной, ящик с копиями отчетов и дизельный генератор. Кроме того, он не любил китайцев по причинам личного характера, а ниндзя тесно сотрудничали с ними. Казахи встретили ниндзя в степи, положили лицом в пыль и объяснили, что дальше идти нельзя. Потому что дальше олово станет очень дорогим. Неприемлемо дорогим.
Ниндзя ушли. И вернулись через неделю. С ружьями. И их было почти два десятка. Кенжегази, выплюнув передние зубы, согласился, что олово все же не очень-то дорогое. Потом он угнал уазик и поехал к пограничникам. Ехать было недалеко, вернулся он гораздо быстрее и тоже не один. Одного ниндзя подстрелили, остальные простояли в глубокой тесной яме двое суток. Потом их забрали милиционеры и пообещали расстрелять за шпионаж в приграничной зоне. Ниндзя отдали все заработанные у китайцев деньги, один из грузовиков, уехали и больше уже не возвращались. Кенжегази дешево вставил в райцентре новые зубы и ужасал скотоводов полированной нержавеющей ухмылкой.
Летом 1999 года в сомон приехала поисковая экспедиция крупной геологоразведочной компании. Компания уже залицензировала почти десять процентов территории страны для геологоразведочных работ и прикидывала, что еще можно оставить за собой.
Кенжегази глубоко задумался. В отличие от ниндзя, канадцев нельзя было положить в пыль или посадить в яму. Во-первых, потому что из ямы их сразу бы выпустили и посадили на их место Кенжегази. А во-вторых, потому что Кенжегази уважал профессионалов, занятых тем же, чем и он. Однако месторождение надлежало сохранить. Пока канадцы копались на дальней восточной границе сомона, но рано или поздно геохимические анализы и спутниковые снимки приведут их к гранитному массиву. И, когда они увидят поселок, геологические траншеи и скважинную сеть, отвадить их станет невозможно. Район отлицензируют в Улан-Баторе для детальной геологоразведки, пригонят технику, поставят охрану и, когда русские разберутся со своей политической неразберихой и вернутся, их будет ждать огромный комбинат, перемалывающий гранит в золото, серебро и медь для экспорта в Канаду. И виноват в этом будет только он. Кенжегази вспомнил двадцатилетней давности зимнюю стажировку на полуострове Таймыр, представил, каково это - добывать вольфрам на пятидесятиградусном морозе, не дожидаясь рассвета на бешеной скорости помчался в райцентр, утром пришел в библиотеку администрации и принялся методично конспектировать сборники документов.
Канадцы действительно хорошо изучили снимки. Уже через неделю их набитые снаряжением лендроверы тащились по разбитой дороге на запад. За день они прошли пятьдесят километров, быстрее перегруженные машины по такой местности ехать не могли. До кряжа оставалось еще около шестидесяти километров, когда на пути обнаружилось неожиданное препятствие. Вся степь, от края до края, была заполнена сплошной массой овец. Стадо медленно продвигалось на восток, навстречу машинам. Водитель переднего лендровера бибикнул, потом вообще перестал отпускать клаксон, однако флегматичные животные не пугались тонкого гнусавого сигнала. Колонна завязла в стаде, как в болоте. Конца и края этому потоку видно не было, овцы еле брели, иногда опуская голову и выщипывая пыльные травяные кустики. Канадец высказался о местном животноводстве и заглушил мотор.
Через пять часов, когда геологи устали ругаться и впали в мрачное оцепенение, откуда-то из-за горизонта сквозь овечьи боевые порядки к ним приехали четыре всадника. Один из приезжих объяснил сопровождавшему геологов студенту-переводчику, что канадцы неудачно выбрали маршрут движения и оказались посреди сборного пункта местных животноводов. На вопрос, сколько еще могут собираться эти чертовы животные, последовал ясный, как день ответ: %уй его знает, пока и десятая часть не подошла. Незнакомые с практикой разведения овец канадцы представили себе стадо в десять раз больших размеров и пришли в полное уныние. Приезжий посоветовал разворачивать машины и попытать счастья через месяц. После чего развел костер и накормил геологов изумительной шурпой с диким луком.
Утром жертвы животноводства развернули джипы и поехали заканчивать геохимию на прежнем месте. Почему-то стадо им совершенно не мешало. Когда машины скрылись за горизонтом, первый встречавший их скотовод поблагодарил трех других, те отправились откармливать оголодавших за время «осады» животных на прежние пастбища, а сам он со своей маленькой отарой двинулся в сторону поселка.
Через месяц канадцы вернулись. Никаких овец по пути им не встретилось, зато в десятке километров от невысоких гор путь колонне преградил пыльный дребезжащий уазик. Из уазика вылез крупный человек с винтовкой на плече и, лязгая стальными зубами, на плохом английском осведомился, что они забыли в таком негостеприимном месте. Изучил предъявленные документы и посоветовал проваливать чем дальше, тем лучше. Потому что лицензия на геологоразведочные работы в этом районе принадлежит совсем другой компании и канадцы уже заехали на ее территорию километров на пять. Потом «хозяин степи» продемонстрировал копию выданной три дня назад лицензии с эксклюзивными правами. Выслушал кислые поздравления, поправил винтовку и поинтересовался, следует ли ему вызвать полицию, чтобы соблюсти законность и все ли у гостей в порядке с рулевыми механизмами в машинах.
Кенжегази спасло дикое монгольское законодательство и полная неразбериха, царившая в Бюро природных ресурсов. Прилетев в Улан-Батор и попав в БПР, он моментально обнаружил две приятные неожиданности: во-первых, никто его там не помнил и не знал, за десять лет от старых кадров Министерства Горной промышленности не осталось и следа, а новые демократически мыслящие администраторы в недрах смыслили меньше, чем свиньи в бижутерии. А во-вторых, принятый три года назад и прошедший в пустынной ссылке мимо его внимания закон о полезных ископаемых позволял очень быстро и за сущие гроши лицензировать что и где угодно, не утруждая себя ни доказательствами запасов, ни вообще какими бы то ни было формальностями. Улан-Батор застраивался аккуратненькими коттеджами из красного кирпича, повсюду катались новенькие джипы и в воздухе пахло шальными деньгами. В этой бодрящей атмосфере Кенжегази оформил в безраздельное пользование для своей маленькой компании внушительный надел территории, на всякий случай включавшей перспективные, с его хозяйской точки зрения, площади на флангах основного месторождения. Ни одной живой душе в БПР и в голову не пришло спросить, зачем похожему на уголовника мрачному мужику понадобился кусок каменистых алтайских косогоров и что он там намерен делать, а если и пришло, то спрашивать человека с такой нержавеющей улыбкой чиновники побоялись. Только взяли на лапу за срочность оформления. Приступ мирового капитализма был отбит практически без потерь и о золоте по-прежнему никто ничего не знал.
Кенжегази вернулся на месторождение, выгнал оттуда в шею канадцев и тяжело задумался. Увиденное в столице наводило на мрачные мысли. Казах, несмотря на монгольское гражданство, всегда считал себя скорее гражданином СССР, саму Монголию полагал шестнадцатой республикой, и вторжение в страну западных горнодобывающих компаний выглядело для него не менее страшным и немыслимым, чем вход в Харьковскую область танковой армии НАТО. Судя по карте, увиденной им в БПР, перед натиском международных корпораций пала уже вся центральная часть Монголии, маленькими островками в море западных лицензий торчали производственные анклавы Дархана, Эрденета и Чойбалсана и даже крупнейшее стотонное месторождение коренного золота Бороо, на его памяти вписанное в производственный план «Главвостокзолота», разрабатывала теперь какая-то австралийская шарага. Более того, случилось нечто и вовсе невообразимое: совершенно секретную стратегическую урановую смолку в песках юго-восточной Гоби искали не поисковые группы «Атомредмета», а канадцы и те же австралийцы с логотипами International Uranium на куртках. В довершение несчастий, из природы и общества, судя по всему, исчезла не только его маленькая экспедиция со своей драгоценной горой, но даже и само всемогущее Мингео СССР. Все это говорило об одном: СССР в целом и Россия в частности оставили все позиции в Центральной Азии и непонятно, когда вернут их обратно.
Каким образом следовало выполнять приказ в таких странных обстоятельствах, Кенжегази сказать затруднялся, однако ему было совершенно ясно, что долго эта авантюра продолжаться теперь не сможет. Остановить экспансию огромных корпораций силами его десяти казахов было нереально. Рано или поздно кто-то дознается о составе и количестве руды на его участке, в крайнем случае - определит со спутника наличие крупного месторождения, и тогда судьба его экспедиции и месторождения будет решена быстро и радикально. Лицензию отберут любым законным или незаконным способом, им всем дадут пинка под зад, и тот факт, что сейчас богатствами золотой горы воспользоваться все равно некому, Кенжегази совсем не утешал. Потому что это сейчас некому, а пройдет еще лет десять - и русские вернутся. Они всегда возвращаются. В любом случае, пока следовало если не остановить, то по возможности замедлить продвижение западных экспедиций в глубь сомона, а также по возможности отыскать правопреемников Мингео и передать, наконец, полторы тысячи тонн золотого эквивалента законным владельцам.
В последующие годы он сильно увлекся политической деятельностью. Мотаясь по стоянкам пастухов с «образовательной программой», геолог вовсю рассказывал об ужасах «империалистической добычи полезных ископаемых» - о тучах ядовитой пыли, накрывающих стада, о реках, текущих кислотой, о колодцах, вода из которых растворяет кишки, о расползающихся от карьеров оврагах - и имел с этими проповедями буколического образа жизни бешеный успех. Демонстрации монголов-скотоводов оказались очень эффективным средством в борьбе с «империалистическими колонизаторами», стада овец по опробованному когда-то сценарию блокировали любые попытки канадцев и австралийцев вести геологоразведку в радиусе ближайших ста километров. Сотрудника пиар-департамента Asia Gold, приехавшего укреплять отношения с общественностью, выволокли из машины прямо на площади перед зданием администрации и едва не удавили арканом. Милиция отобрала его у «активистов экологической партии» в последний момент, активисты просидели месяц под замком, однако всякое желание налаживать отношения с местным населением у австралийца пропало раз и навсегда.
Русские вернулись раньше, чем ожидал Кенжегази. Спустя четыре года в офисе раздался звонок, трубку снял его помощник. Звонивший говорил на языке, которого казах не слышал больше десяти лет. Человек звонил из Москвы, просил связать его с директором месторождения и никак не мог понять, почему у его собеседника срывается голос.
Кенжегази находился на митинге в райцентре. Узнав о том, что его двенадцатилетняя одиссея подошла к концу, он осекся посреди пламенной речи на полуслове, сел в уазик и на пол дня уехал в степь. Потом вернулся и остаток дня перечитывал свою копию старого отчета. Он хотел встретить русских в хорошей форме и не путаться в цифрах при разговоре.
Как его нашли? По чистой случайности. Крупная российская корпорация приобрела сибирский отраслевой геологический институт. В процессе инвентаризации документов пожилой эксперт Мингео наткнулся на отчет об анализе кусков гранита с аномально высоким содержанием буквально «всего хорошего», за исключением разве что платины. Ни заказывавшей анализ организации, ни людей, работавших с ней, уже не было в пределах досягаемости, а то и в живых, но заместитель директора института рассказал, что его предшественник упоминал о каком-то невероятном золотом месторождении, открытом перед самым распадом страны в труднодоступном районе Монголии и что гранит этот - оттуда. Еще год прошел в поисках сохранившихся в других источниках рассеянных материалов и живых очевидцев из читинской и иркутской экспедиций, помнивших о снаряжении партий в Монголию. Информацию о районах деятельности этих партий удалось добыть в архивах СВР, в которых осели старые отчеты КГБ о поисках стратегически важных ископаемых. Наконец, определенное время потребовалось, чтобы сопоставить бурную активность неведомо откуда взявшейся в глухой степи партии зеленых с районом вероятной работы советских геологов и соотнести личности руководства новоявленной партии с фамилиями, оставшимися на бланках старых иркутских заявок на исследования образцов.
Больше всего приехавших из России специалистов потрясли две вещи. Масляные, лоснящиеся дизели на консервации - в стране, где любой бесхозный агрегат разбирают на запчасти за день. И процедура отбора проб - когда соскочившие с лошадей прокопченые и загорелые до черноты пастухи без единого лишнего движения управились с пневмобуром, аккуратно разложили керн в мешочки и заполнили сопроводительные документы. Потому что это, как в известном анекдоте, «были, сцуко, очень хорошие геологи».
http://texconten.livejournal.com/75665.html
Ладога:
Удивительный рассказ!
MALIK54:
Способ убеждения.
В один прекрасный и довольно морозный день середины восьмидесятых решил директор вкупе с инструктором райкома, главным инженером и начальником участка съездить в лес на лесозаготовки с небольшой такой проверкой. Километров за пять до стана дорога была перекрыта трелевочником с зачекерованными хлыстами древесины. Пока трактор старательно пробивал снежную бровку уступая УАЗу дорогу, руководство вышло покурить. Попутно подозвали и тракториста, который все же смог согнать трелевочник с дороги. На морозном воздухе инструктор принюхался и:
- Да он же пьян!
- Действительно пьян! Тоже принюхавшись, подтвердил директор. Ты, Николаенко, сегодня трактор сдай, а завтра первым лесовозом в поселок, я тебя по тридцать третьей уволю.
Тракторист сначала вроде что-то хотел мыкнуть, отчаянно показывая на трактор без стекол и дверей, но посмотрев на каменные лица руководства, отчаянно махнул рукой и направился к своему железному коню. Дальше ситуация вышла из-под контроля, так как через минуту тракторист вернулся с неплохой такой монтировкой. Не обращая внимания на открытые рты начальников, он саданул монтировкой по лобовым стеклам УАЗа, потом по боковым, почесал затылок и вынес и заднее стеколко. Потом также молча залез в салон и шуранул монтировкой в крыльчатку печки. Осмотрев творенье рук своих, он остался вполне доволен и достав из-за пазухи едва початую бутылку водки сунул ее в руки так и стоявшему с открытым ртом директору. Трактор рявкнул, окутался сизым дымом и минут через пять скрылся за поворотом.
До поселка было сорок пять километров, мороз за тридцать, водку выпили километров через пять и по приезду уволили механика участка, предупредив главмеха, что следом пойдет и он, если в течении двух дней все трактора на участках не будут оборудованы стеклами, дверями ну и конечно печками.
Про тракториста никто не вымолвил ни слова...
http://www.parashut.com/forum/viewtopic.php?t=793&postdays=0&postorder=asc&start=585
MALIK54:
МАСТЕР
Июнь 30th, 2010
Группа узбеков работала на сезонных работах в моем поселке. У парня одного – не то, чтобы нового русского, так – оборзевший средний класс. В перечень их задач входило выложить плиткой дорожку. Битой плиткой – на манер мозаики. Для этой работы они привлекли земляка – сгорбленного старичка, который принялся за работу медлительно, но очень прилежно – кусочки плитки ложились не просто гармонично, но даже с каким-то художественным решением. Старичку работа была в радость – он задерживался допоздна. И вот, в выходной, когда остальные работники уже ушли, к дому подъехал хозяин. Он приехал не один – из его иномарки выпорхнуло некое белокурое создание. Вместе они направились к дому. Старичок оторвался от работы и отошел в сторонку, надеясь в тайне, что хозяин оценит его работу. Как бы не так.
- Слышь, цунареф, че долго-то так?! – рявкнул, проходя мимо, молодой хозяин жизни. И, сочтя, что демонстрация власти была недостаточно убедительной для дамы, добавил: – Сложи-ка дрова в поленницу! А то уже неделю валяются!
- Хозяин, но я – каменщик… – с характерным тягучим акцентом попробовал возразить старичок.
- Слышь, цунареф, я тебе бабки плачу!!! Какой ты каменщик, если неделю копаешься – дорожку замостить не можешь?!! И, смачно сплюнув под ноги старику, парень увлек восхищенную барышню в дом… Старик перевел взгляд на груду дров, потом – на свою тропинку, потом – снова на дрова… Вздохнув, он принялся за работу.
Утром, весьма довольный собой хозяин вышел на крыльцо. Он сладко потянулся, одновременно зевая и… застыл в растопыренной позе с открытым ртом! Прямо посреди участка стояло НЕЧТО. Это был бурого цвета правильный КВАДРАТ два-на-два метра. Обалдевший парень сделал два шага вперед, и осознал, что перед ним – ПОЛЕННИЦА! Стоящая сама по себе, без единой опоры! Мало того – ее верхний край был идеально ровным – гладкие края поленьев были подогнаны заподлицо. Левая и правая стороны не были такими идеальными, но, тем не менее, также были очень ровными.
- Цу… Цунареф!!! Ты… Ты… – Хозяин быстрыми шагами направился к сидящему у стены сарая с опущенной головой старику. – Ты охренел?!!!
С этими словами он толкнул поленницу, намериваясь устранить сие новообразование… Не тут то было! Поленница даже не покачнулась! Парень замер и снова удивленно уставился на нее.
- Ты ее склеил, что ли? – то ли спросил, то ли просто подумал он вслух. Тут он увидел рядом с поленицей колоду, на которую, судя по всему, забирался старик, чтобы положить верхние ряды. Хозяин вскочил на нее и дернул полено из верхнего ряда… Полено легко снялось. С обратной (не гладкой) стороны оно оказалось увенчанным двумя выпирающими сучками. Парень посмотрел на то место, где оно лежало. Нижний ряд был уложен так, что его поленья образовывали две малюсенькие ниши, в которые эти самые сучки вставлялись, как штепсель в розетку…
Парень положил полено на место и перевел взгляд на старика.
- Ну ты… Ты даешь цу… Эй! – Парень спрыгнул с колоды и приблизился. – Ты… Вам плохо?
Старику не было плохо. Он умер. Уставшим, но довольным. Парень оплатил похороны. Плитки из тропинки и поленья из поленницы пронумеровали, сфотографировали и перенесли на кладбище. Там из них сделали собственно тропинку и ограду вокруг могильного камня. На этом камне высекли имя, годы жизни, и рельефную Звезду Героя Социалистического Труда, которую “цунареф”, оказывается, получил в далеком 1955-ом. За “Байконур”.
Заметку откопал камрад ytka
Перепостил: камрад Eglantt АКА Смотрящий
Ссылка на оригинал статьи: jidigr.livejournal.com/204757.html
MALIK54:
Лондонская нефтяная биржа объявила о начале продажи нефтяных контрактов за золотые слитки
Лондонская нефтяная биржа ввела оплату золотыми слитками за поставки нефти, передает ПРАЙМ-ТАСС. Как объявил накануне в лондонском Сити владелец биржи - американская компания ICE, золото будет приниматься по операциям всеми ее подразделениями в Европе с 22 ноября.
Ранее оплата за нефтяные и газовые контракты производилась в Лондоне наличными деньгами либо государственными облигациями. Сейчас биржа начала принимать и золотые слитки. Специалисты расценили этот шаг как усиление позиций золота в качестве мировой резервной валюты.
Учет оплаты этого драгметалла будет вестись биржей в тройских унциях, а ее цена - устанавливаться ежедневно по итогам операций на золотом рынке Европы.
http://banker.ua/bank_news/tec/2010/11/11/1180444542/
Видно недалёк тот день ,когда за доллары и фунты будут бить морду
Навигация
Перейти к полной версии