Ходил на днях на карнавал, посвящённый Дню Победы. Иными словами назвать то, что я видел, я не могу.В очередной раз мне стало очень горько от того, что этот священный день превратили в шоу с переодеваниями, песнями, плясками и прочими атрибутами нормального праздника.
Началось всё с того, что в метро я увидел девушку в пилотке, обычную такую девушку лет двадцати пяти. Я не придал этому значения, но, выйдя из вагона на станции "Парк Победы", я обнаружил, что таких девочек и мальчиков тут вышло много, и все они идут на выход. Спереди меня на эскалаторе ехала двадцатилетняя девочка в коротких шортиках, едва прикрывавших срам. Позади меня ехала такого же возраста девушка с размалёванными красными губами. На головах у обоих были пилотки. И направлялись они не куда-нибудь, а на Поклонную гору.
Выйдя из метро, я сразу увидел какое-то гигантское яйцо, громоздившееся посреди площади. Я догадался, что это был очередной символ Дня Победы™.
Далее я увидел вереницу рамок, через которые осуществлялся проход на площадь. Я покорно вытрусил перед полицейским из карманов всю мелочь, рамка не запищала, и меня пропустили. Здесь я увидел то, во что не сразу врубился: в нескольких десятках метров от входа была линия торгашей с лотками, плотно стоявших на расстоянии пары метров друг от друга. В нескольких метрах за ними стояла точно такая же линия, но сдвинутая в сторону, так что получалась "шахматка".
Ассортимент лотков был такой: флаги "С 9 мая" и триколоры "Россия-Россия" с гербом — большие, маленькие и очень маленькие, все перевязанные георгиевскими ленточками; игрушки-вертушки в виде цветков; тельняшки и футболки с надписями "Россия помнит героев"; фляжки; игрушечные световые мечи; солдатские ремни; каски; военные фуражки и фуражки ВМФ; будёновки; подарочные наборы "Silver vodka glass", состоящие из бутылки и шести стаканов, каждый из которых украшен гербом Российской Империи; подарочные наборы из трёх стаканов, на каждом из которых прикреплён один из трёх орденов: Орден Красного Знамени, Орден Ленина, Орден Красной Звезды; гранёные стаканы с Орденом Ленина; много разных значков на тему "9 мая"; и, в конце концов, пилотки двух видов: обычные и с нашивками в виде орденов, шевронов, двуглавых орлов, красных звёзд и значков, вплоть до общества книголюбов.
Я спросил у одной из торговок:
— А вы это частным образом торгуете, или организованно?
— А у меня и накладная есть! Хотите, могу показать? — с едва заметным испугом ответила она.
— Да нет, не надо, просто интересно.
— Да, да, всё официально, — протараторила торговка.
— Так частным образом, или организованно?
— Организованно конечно! Вы же видите, мы все одинаковые, — показала она на соседних торгашей. — Наша организация арендовала всю площадь, — показала она на Поклонную гору, — проводит здесь концерт и занимается распространением атрибутики Дня Победы.
— А как организация ваша называется?
— "Вип Бал", — ответила торговка.
— Арендовала значит?
— Да, да, — бегло заговорила она. — А вы зачем спрашиваете? Вот и накладная есть, если хотите, — могу показать.
— Нет, нет, спасибо, мне просто интересно, — ответил я и пошёл дальше.
Я прошёл метров десять и увидел следующую картину: старая, с палкой и горбом на спине, бабуля о чём-то спрашивает у молодой девушки, одетой в ту же форму, что и торгаши. Девушка смотрит по сторонам, делая вид, что не обращает внимания на бабушку. Я подхожу к ним и наклоняюсь к старушке. У неё сморщенное и грубое маленькое лицо, на верхней губе старушечьи усы, надет на ней какой-то старый пиджак, а сама она снизу вверх выглядывает из-под горба и спрашивает тихим голосом:
— Где здесь памятники, чтобы цветы положить?
— Вон там, по левую сторону, — говорю я ей и показываю рукой. — Давайте я вас провожу.
— Спасибо, — тихо отвечает она и мы медленно трогаемся в сторону памятников. Я убеждаюсь, что старушке лет восемьдесят.
— А вы участница войны? — спрашиваю я.
— Работница тыла, — смущённо отвечает она.
— А можно я вас поздравлю? — говорю я и вытягиваю цветок из пучка красных гвоздик. — Поздравляю вас с Днём Победы. Спасибо вам большое за мир и за нашу жизнь, спасибо вам большое! — взволнованно говорю я и протягиваю цветок старушке.
— Спасибо, спасибо… — растерянно отвечает она. — Я каждый год сюда прихожу. Обычно с сыном, а сегодня у него работа… Ну, думаю, пойду одна, а там добрые люди помогут.
— Вы молодец! — хвалю я её и приобнимаю. — Дай Бог, чтобы ещё много-много лет мы могли этот праздник праздновать! — растеряно мельтешу я.
Через несколько шагов я обращаюсь к ней:
— А вот и памятники, тут теперь налево.
— Спасибо большое, спасибо что провели. Я уже узнала. Я дальше сама, — отвечает бабушка и ковыляет в сторону памятников.
Я же в этот момент вижу на сценах-экранах, стоящих вокруг, прямую трансляцию Парада Победы на Красной площади. По ней едет техника, играет торжественный марш, а диктор не менее торжественно провозглашает:
— На Красную площадь вступает будущее поколение российских танков — танк “Армата”. Возглавляет парадный расчёт гвардии подполковник Сергей Сединин, — в этот момент на экране показывается выглядывающая из люка жирная румяная харя. — В ближайшее время эта машина станет основным боевым танком вооружённых сил страны, — торжественно заявляет диктор под звуки триумфального марша.
Я перевожу взгляд с экрана на сгорбленную, медленно ковыляющую бабушку, потом смотрю по сторонам и вижу толпу веселящегося разукрашенного народа. Музыка, марши, танки, георгиевские ленточки, триколоры, флажки, пилотки, пластмассовые цветки-вертушки и палки для селфи — и эта убогая, никому не нужная бабушка, труженица тыла.
Мне вспомнился рассказ моей родной бабушки об эвакуации. Им выдали тогда лошадь и телегу, на которой они ехали из Харьковской области на восток. Когда начиналась бомбёжка, бабушкин дед, правивший лошадью, кричал: “Все под воз!” — и все они: моя девятилетняя бабушка, её младший брат, их мама, бабушка и сам дед — залезали под подводу и ждали, пока закончится налёт. “Если убьёт, то всех сразу”, — пересказывала мне бабушка слова её деда.
Мне стало не по себе и я не мог понять, как победа в той войне может быть связана с этим шоу, которое я видел вокруг себя. Но я пошёл дальше.
А дальше — праздник. Вокруг меня на площади сотни людей. Все они разнаряжены, разукрашены, с флагами, игрушками и табличками для “Бессмертного полка”. Я всматриваюсь в толпу и не верю своим глазам.
Передо мной стоит женщина лет тридцати. Она улыбается широкой красивой улыбкой. На ней надето некое карикатурное подобие военной формы: пилотка с красной звездой и гимнастёрка с георгиевской ленточкой в петлице. Из-под гимнастёрки торчит вполне себе стильная юбка длиной выше колена, обнажающая её гладенькие модельные ноги, обутые в не менее стильные сапожки.
Рядом с ней стоит ещё одна девушка: ей лет двадцать, она изумительно красива и своей невинной красотой похожа на Нину из “Кавказской пленницы”. На ней широкая развевающаяся юбка до колен, белая блузка с черной бабочкой, а на голове её ни к селу ни к городу красуется пилотка.
Рядом с ними стоит парень в футболке, коротких шортах и кроссовках, а на голове у него такая же пилотка.
Я смотрю на них и мне совершенно невдомёк: какого чёрта эти, казалось бы, нормальные люди нарядились как клоуны в этот священный день? Я прохожу мимо них и вижу, как они делают селфи.
“Господи, да что же это такое?” — в недоумении думаю я. Но стоило мне оглянуться по сторонами, и я убедился, что большая часть присутствующих наряжены в эти карнавальные костюмы и занимаются тем же самым.
Я прохожу вглубь толпы и с каждым шагом всё больше и больше удивляюсь тем причудливым комбинациям одежды и аксессуаров, с которыми люди пришли почтить память Великой Победы: пилотка и чёрные очки, красный флаг с надписью “9 мая” и обтягивающие леггинсы, гимнастёрка и короткие шортики, красные гвоздики и селфи-палки, пилотка поверх хиджаба, красные флаги и голые ляжки, стильные татуировки и георгиевские ленточки…
Всё это сумасбродство не даёт мне покоя: как смели вы, свиньи, залезть своим неряшливым рылом в эту святыню!? Как смели вы превратить день, ради которого были пролиты реки крови, в этот карнавал!? Но свиньи не разделяют моего негодования — они фотографируются друг напротив друга и распевают “Катюшу”.
Я иду дальше и изредка замечаю в толпе пожилых людей, которым вся эта ликующая братия дарит цветы и которых благодарит за победу. Большинству из этих стариков — лет семьдесят, то есть они, в лучшем случае, — дети войны, которых благодарить за Победу по меньшей мере глупо.
На скамейке сидит дедушка, рядом с ним огромная охапка цветов, которые ему подарили “благодарные потомки”. К дедушке подходит молодая девушка, поздравляет, благодарит его за победу, а тот в ответ благодарит её за поздравления. Девушка дарит старику красную гвоздику и спрашивает:
— Вас как зовут, дедушка?
— Михаил Семёнович! — бодро отвечает он.
— А вы где служили, Михаил Семёнович?
Дедушка на несколько секунд задумывается и в ступоре смотрит на свою собеседницу, а затем невозмутимо и находчиво отвечает:
— В армии! В армии я служил! — выпаливает он.
От услышанного мне становится противно. Этот несчастный старик в свои семьдесят лет наверняка заслужил внимание и заботу… Но как смеет он сидеть здесь и выдавать себя за ветерана или участника войны? Как смеет он присваивать себе этот подвиг, к которому он не имеет отношения?
Но пока в мою голову лезут эти крамольные мысли, к дедушке подходят новые люди, дарят ему цветы и благодарят за победу.
Чуть в стороне я вижу целую семью “красноармейцев”: молодые мужчина, женщина и трёхлетний ребёнок, наряженные в военные костюмы, охотно соглашаются сфотографироваться с прохожими. Ребёнок при этом заваливается то вперёд, то назад — видимо форма ему очень мешает. Прохожие смотрят на это уродство, радуются и хвалят родителей за находчивость. А впереди меня ждал ещё не один такой ребёнок, которого ублюдки-родители запихали в военную форму.
Мимо меня проходит колонна ряженных из фёдоровского НОДа. Впереди идущий парень несёт на высоком флагштоке флаг в виде большого куска георгиевской ленточки. Идущие позади него десять человек несут таблички “Бессмертного полка”. Часть из шедших была в “полном обмундировании”, некоторые только в пилотках и гимнастёрках, другие обошлись тем, что надели футболку “Вежливые люди”.
Я прохожу мимо них к фонтанам и понимаю, что самое интересное происходит здесь. Компания выпивших и патриотично настроенных девушек усиленно фотографируется на фоне воды. Вокруг них со всех сторон сидят такие же ряженные, которые никак не реагируют на экстравагантных дам, а только болтают и улыбаются. Дамы же, тем временем, все трое в пилотках, залезли ногами на перила, корчат рожи, кривляются и, раскорячившись, лапают друг дружку за грудь.
Конечно, в России ни один праздник не обходится без пьяных шлюх. Но стоило мне оглянуться по сторонам, и я увидел, что вокруг полно парней и девушек, которые делает почти то же самое, будучи трезвыми.
Я пошёл дальше, ближе к главной сцене. По дороге я увидел сбившихся в кучу людей, которые пели “Смуглянку”. В центре было несколько заводил, наряженных в красноармейцев: парень с гармошкой и несколько девушек, выплясывавших под музыку в середине круга. Толпа вокруг ликовала и радостно подпевала, а у меня перед глазами стояла та сгорбленная старушка, которая в свои восемьдесят пришла, чтобы возложить цветы к могиле неизвестного солдата. “Все под воз!” — слышал я, крик моего прапрадеда, в то время как толпа кричала “раскудрявый”.
Совершенно отчаявшись от увиденного, я присел на лавочку неподалёку от памятников фронтам Красной Армии. Рядом со мной сидел старик, к которому то и дело подходили люди, поздравляя с Днём Победы. Судя по возрасту, он действительно мог застать войну: на вид ему было за восемьдесят.
Я удивился, насколько монотонно и однообразно его поздравляли: “Спасибо за победу”, “Здоровья вам”, “Спасибо за победу и за мир”, “Крепкого вам здоровья”, “Спасибо за победу”, “Здоровья” — подходили и уходили люди, уделяя старику по пятнадцать секунд времени.
Рядом с нами на полу уселся художник и торжественно заявил:
— В День Победы рисую ветеранов бесплатно!
Дед оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что происходит.
— Рисую портрет, наброски, бесплатно! — повторил он, увидев замешательство старика.
Дед что-то промямлил в ответ и покорно сел в ту позу, в которую ему приказал художник.
Я поднялся и направился к выходу. Проходя мимо того самого уродливого яйца, — очередного символа Дня Победы™, я увидел стоявших возле него молодых парней из Средней Азии. Один из них был в стильной камуфляжной футболке и пилотке с налепленными орденами; другой был в белом пиджаке и пилотке; третий стоял в армейской фуражке и фотографировал своих друзей.
Я направился к рамками, и перед моими глазами прошёл тридцатипятилетний мордатый мужчина кавказской внешности, в черных очках и пиджаке, на котором орденов и медалей было больше, чем у моего деда, воевавшего в Великую Отечественную. Рядом с ним шёл молодой парень в стильной рубашке, чёрных очках, коротких шортах и с пилоткой на затылке. Вид у обоих был очень праздничный и надменный.
Мимо меня на площадь проходили новые и новые люди разной степени нарядности: кто в одних пилотках, кто в пилотках и гимнастёрках, а кто и в “полном боевом обмундировании”. Некоторые из них несли в руках таблички с фотографиями своих предков, воевавших в ВОВ. Все были очень красивыми и стильными, не в пример той убогой сгорбленной бабке, труженице тыла.
Весь этот котёл кипел и бурлил, молодёжь благодарила шестидесятилетних мужиков за победу, фотографировалась на их фоне, пела “Смуглянку” и “Катюшу”, гуляла, радовалась и плясала.
У самого конца площади я увидел, как толпа народа окружила Памятник героям Первой мировой войны и усиленно фотографировалась на его фоне.
Я пошёл домой с чувством стыда и горечи: за нас, ублюдков, воевать не стоило.