Автор Тема: СЪЕЗД ГРАЖДАН СССР (Движение граждан СССР)  (Прочитано 99302 раз)

0 Пользователей и 5 Гостей просматривают эту тему.

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Проект Резолюции
Система власти в стране
должна служить народу,
а не транснациональному капиталу


Резолюция
митинга левопатриотических сил г. Москвы
в честь 29-й годовщины Всесоюзного референдума о сохранении СССР
Москва, пл. Суворова,
17 марта 2020г.


Мы, участники митинга в честь 29-й годовщины Всесоюзного референдума о сохранении СССР,
         отмечаем, прежде всего,
         что Референдум 17 марта 1991 года, хотя он и не предотвратил изменнического разрушения СССР, тем не менее, сыграл (и всё ещё продолжает играть) огромную роль в нашей новейшей истории.

На нём народы нашей страны, в основном люди труда, практически однозначно выразили свою волю к тому, чтобы на нашей земле сохранялось многонациональное государство советского социалистического типа.

Воспоследовавшее в 1991 году игнорирование этого народного волеизъявления тогдашними властями есть по своей юридической сути преступление, и на месте существующей системы власти вряд ли разумно до бесконечности зажмуривать глаза на тот факт, что преступный характер её воцарения в стране изначально перечеркнул – и продолжает перечёркивать – все её претензии на легитимность. Но таким образом и претензии на хотя бы малейшую правовую обоснованность едва ли не всего, что произошло с нами за минувшие почти тридцать лет.

Сюда входят и разбойная "приватизация", с которой народ никогда не согласится, и лишение трудящихся по существу всех социальных гарантий, предоставлявшихся Советской властью, и постановка производственного потенциала страны под контроль транснациональных корпораций, и систематическое составление за нас нашего государственного, с позволения сказать, бюджета Международным валютным фондом, и много чего другого, что если начнёшь перечислять, то воистину уже и не остановишься.

На нашем сегодняшнем митинге присутствуют представители различных общественных течений и групп, которых роднит между собой неприятие ельцинско-путинского режима правления. Правда, существуют пока ещё разные точки зрения относительно его происхождения и путей прихода к власти. Одни считают, что у нас произошла реставрация капитализма, и теперь против режима, олицетворяющего этот самый капитализм, нужна повторная социалистическая революция. Другие,– как Движение граждан СССР,– стоят на том, что мы попросту попали под оккупацию геополитическим противником в результате нашего поражения в империалистической войне нового типа – информационно-психологической. Способ освобождения от оккупации – это национально-освободительная борьба.

Но совершенно очевидно, что силы, противостоящие режиму, не должны находиться в противостоянии ещё и между собой.

Так можно ли здесь хоть в чём-либо придти к какому-то общему знаменателю?

Думается, что можно и что такую возможность нам как раз и даёт Референдум 1991 года, в честь которого мы здесь сегодня собрались.

Оппозиция наша,– по крайней мере, её неимитационная часть,– должна как-то КОНСТИТУИРОВАТЬ своё неприятие режима, сделать это неприятие ключевым программным положением, т.е. признать режим НЕЛЕГИТИМНЫМ, и именно на том основании, что он возник из факта грубейшего попрания законосообразно выраженной воли Народа.

Все должны понять, что покуда определённый контингент "борцов против антинародной власти" рассматривает эту власть как хотя и антинародную, но "законную", толку никакого из этой борьбы не получится.

Давайте же, наконец, отважимся на этот решающий шаг.

Резюмируя,
         участники митинга левопатриотической общественности г.Москвы в ознаменование 29-й годовщины Всесоюзного референдума 17 марта 1991 года
         заявляют о своём непреклонном гражданском НЕПРИЯТИИ путинской группировки и той схемы управления страной, которая реализуется через эту группировку транснациональным капиталом.

Мы предупреждаем, что нами не будут признаны никакие "голосования" по этой изначально нелегитимной схеме и никакие попытки конъюнктурно "подрумянить" её путём косметических "поправок к конституции".

Система власти в стране должна служить интересам трудового народа, но не транснациональным глобалистам и их наймитам внутри страны – доморощенному воровскому олигархату.

Призываем все здравомыслящие и патриотически настроенные силы в народе присоединиться к этим нашим требованиям.

На данной стадии развития событий напор народного негодования должен ПРИНУДИТЬ правящую группировку, чтобы она не тужилась отвратить неотвратимое, а занялась ПОЭТАПНЫМ УПОРЯДОЧЕННЫМ АННУЛИРОВАНИЕМ наиболее разрушительных последствий её хозяйничанья на нашей территории.

В её состав – повторяем, на данной стадии развития событий – должны быть внесены такие персональные изменения (начиная с главной персоны, с Путина), которые позволят сосредоточиться на вышеочерченном, давно уже неотложном деле,– но не на придумывании новых и новых уловок для продления власти, которая в свой срок неизбежно должна быть возвращена (и будет возвращена) Народу.

http://cccp-kpss.narod.ru/mitingi/2020/2020-03-17-rezolucia.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Председатель Исполкома
Съезда граждан СССР,
кандидат филос. наук
Т.ХАБАРОВА

Мартовский референдум:             
                  скала у нас за спиной


Вступительное слово и выступление
на митинге левопатриотических сил г. Москвы
в честь 29-й годовщины Всесоюзного референдума о сохранении СССР
Москва, 17 марта 2020г.


Дорогие сограждане,
          советские люди на временно оккупированной силами и структурами транснационального капитала территории нашего Социалистического Отечества!

От имени Исполкома Съезда граждан СССР, от имени всех организаций, принимавших участие в подготовке сегодняшнего митинга, поздравляю вас с Днём Референдума 1991 года в защиту СССР!

Так было решено именовать дату 17 марта на предыдущем аналогичном митинге 2019 года. А вообще митинги в день 17 марта Движение граждан СССР проводит неукоснительно с 1997 года, пока ещё ни одного раза не пропустили, нынешний – 24-й по счёту.

А почему мы придаём такое значение этой дате, четверть века бьёмся за то, чтобы она не уходила из памяти народа, из программных документов политических организаций?

Потому, что она – эта дата – РУБЕЖНАЯ в новейшей истории нашей страны. Референдум 1991 года поставил заслон безвозвратному, необратимому разрушению СССР. Хотя вы мне тут же наверняка возразите: да как же поставил заслон, когда и года не прошло после Референдума, а СССР оказался развален, демонтирован, прекратил своё  существование?

Нет, извините. Вот в том-то и дело, что НЕ прекратил.

Референдум был проведён юридически безупречно, с соблюдением всех законодательных норм,– не в пример приснопамятным ельцинским фейкам. И Советский народ на нём однозначно, подавляющим большинством голосов выразил свою волю к тому, чтобы СССР продолжал существовать и развиваться по исторически предначертанному для него пути.

Чтобы СССР перестал существовать, ДРУГИМ должен был бы быть результат у Референдума. Или же тот результат, который реально получился, кем-то должен был бы быть опротестован, отменён и т.д. Но ведь сделать-то этого никто так и не сумел.

И в итоге Референдум на все оставшиеся времена высится у нас за спиной, как скала, на которую мы можем опереться и от которой можем уверенно оттолкнуться в нашей борьбе.

Ну, а что воля народа временно попрана, это ведь не означает, якобы так пребудет навсегда. Попрание воли народа – это преступление против мира и человечности, которое не имеет сроков давности и требует компетенции не обычного уголовного суда, а специально созданного Трибунала, типа Нюрнбергского. У преступления не бывает правовых последствий. Так что напрасно те, кто пренебрёг волей народа, воображают, будто тем самым они покончили с СССР.

Съезд граждан СССР, впервые собравшийся в 1995 году, в принятой им Декларации о единстве Советского народа торжественно подтвердил нерушимость результатов всенародного волеизъявления 1991 года и преступный характер любых действий, идущих вопреки однозначно выраженной воле народа-суверена.

"Ввиду преступного характера вышеуказанных действий,– читаем в Декларации,– любые наступившие и продолжающие наступать по сей день их последствия, какой бы сферы общественных отношений они ни касались, НЕ ИМЕЮТ ПРАВОВОЙ СИЛЫ С МОМЕНТА ИХ ВОЗНИКНОВЕНИЯ, и только с этой точки зрения будут рассматриваться по восстановлении законной власти в СССР."

Извините, товарищи, но вы хоть понимаете, какое убойное для врага оружие Референдум вкладывает нам в руки? Если власть проигнорировала волю народа, выраженную через Референдум, то что бы она потом ни пыталась возвести на этом гнилом фундаменте, всё, абсолютно всё и навсегда не будет иметь правовой силы.

Вот почему изначально нелегитимен режим,– не потому, что Ельцин нарушил какие-то законы, им же самим сочинённые под американскую диктовку, а потому, что эта клика, эта банда попрала волю народа.

Вот почему вся их "законодательная база" в кавычках, начиная с надиктованной американцами "конституции", юридически ничтожна и подлежит поэтапному аннулированию.

Вот почему СССР продолжает де-юре существовать, а Советская Конституция 1977 года – де-юре действовать. И т.д. по всей цепочке.

Надо, чтобы как можно больше наших людей прониклись, пропитались этой ключевой истиной.

И тогда мы сможем, наконец, проявиться на политической арене не только как мыслящее ядро народного Сопротивления, но и как, собственно, народ – как необоримая физическая масса. Если на наши митинги будет собираться толпа, которую глазом не окинешь,– страна сама собой, в известном смысле, войдёт в нужное русло. Нужное Народу, её полноправному хозяину, а не кому-то там ещё, помимо и кроме него.

Итак, митинг, посвящённый 29-й годовщине Референдума 1991 года в защиту СССР, объявляю открытым.


Гимн СССР.

*     *     *


Уважаемые товарищи,
          давайте рассмотрим теперь, как связаны между собой сюжет с Референдумом 1991 года и сегодняшняя ситуация у нас в стране.

В чём она состоит, эта наша нынешняя ситуация?

Империалистическая война против нас (а по существу это Третья мировая война) ведётся с сороковых годов прошлого века. Это война нового типа – информационно-психологическая. Соответственно, и оккупация, в которую мы угодили по результатам нашего поражения в этой войне,– она также нового типа. Она осуществляется не оккупантами непосредственно, а через коллаборационистские правительства национальной измены.

Изменники Советской Родины в коллаборационистском правительстве обязаны, с одной стороны, обеспечить беспрепятственность оккупационного грабежа захваченной территории. С другой же стороны, они обязаны служить системой прикрытия для этого грабежа,– т.е., отводить глаза народу, чтобы он не понимал, что находится практически в оккупации, и не мог подняться на борьбу с ней.

Вот в роли такой операции прикрытия оккупационного порабощения нашего Отечества – Российской Советской Федеративной Социалистической Республики – у нас и выступала, последние двадцать лет, путинско-медведевская группировка,– как её охарактеризовал Съезд граждан СССР пятого созыва, проходивший в Москве в июне 2019 года.

Но с некоторых пор группировка эта начала давать сбой за сбоем в своей работе на оккупантов. В стране нарастают протестные настроения, пошёл пусть ещё не сплошной, но явно неотрицаемый процесс возвратной советизации народа,– к чему и мы с вами, как говорится, руку приложили, и очень даже приложили. Рейтинг главарей группировки упал у Медведева почти до нуля, и его пришлось убрать, да и с Путиным неотвратимо происходит то же самое.

И таким образом, перед транснациональным капиталом, фактически оккупирующим страну, встала проблема: ПЕРЕКАМУФЛИРОВАТЬ оккупационный режим, заменить обрыдевшие народу персоналии, с их беспардонным враньём и несбыточными обещаниями, да и в чём-то усовершенствовать сложившуюся "систему прикрытия", систему манипулирования сознанием людей. Но,– конечно же,– так, чтобы самый механизм оккупационного отсасывания соков из страны оставался в неприкосновенности.



Вот смысл поднятой шумихи с поправками к "конституции", ничего не значащими перестановками в правительстве и т.п.

Как мы, советские люди, должны к этой возне относиться?

Прежде всего, предельно ясно представлять себе её истинную цель и направленность: что это всё "не для нас", не для того, чтобы как-то улучшить нашу жизнь, но единственно лишь для того, чтобы подремонтировать и ещё жёстче закрутить тиски нашего оккупационного закабаления.

Согласно решениям Съезда граждан СССР пятого созыва от 9 июня 2019 года, вся "законодательная база" режима, в том числе и "конституция",– как было уже сказано во Вступительном слове,– юридически ничтожна и нуждается не в поправках и переделках, а в полном и безусловном поэтапном аннулировании.

Суета с какими-то "голосованиями" и "референдумами" по юридически ничтожному документу, это со стороны режима – очередная политическая афера, а с нашей стороны, если бы мы приняли в этом участие, это было бы проявлением глупости и политической несознательности.



И тем не менее, создавшаяся ситуация,– вне всяких сомнений,– должна быть нами использована для достижения наших целей.

Но для этого нам с нашими целями надо как можно точнее разобраться.

Классики марксизма учат, что развитие человеческого общества, это естественноисторический процесс, подчиняющийся объективным закономерностям, которые мы не можем произвольно ни выдумывать, ни отменять; мы должны их изучать, как любые другие законы природы, и в соответствии с ними строить свою деятельность, если хотим, чтобы она была успешной.

Современным большевизмом давно уже дано марксистски научное определение нашего нынешнего геополитического статуса, нашего положения в мировом эволюционном процессе.

Мы – социалистическая страна, которая в результате поражения в психотронной войне временно оккупирована геополитическим противником.

Сколь это ни удивительно, но у нашего "левого движения" по сию пору нет ясности в простейшем вопросе: в какой стране мы окажемся по освобождении от глобалистской оккупации?

В СССР мы окажемся, друзья дорогие. В СССР – или, в противном случае, в отстойной яме мировой истории. И оказавшись в СССР, должны будем решать задачи, ЕСТЕСТВЕННОИСТОРИЧЕСКИ (а не нами произвольно) поставленные перед нашей страной и народом. Т.е., это задачи конструктивного завершения социалистической фазы развития и плавного перехода к строительству уже коммунистическому.

Конституция?.. На всей территории страны,– как известно,– поныне действует де-юре Конституция СССР 1977 года. Вернувшись в освобождённый СССР, мы,– со всей очевидностью,– на какое-то время неизбежно окажемся под её юрисдикцией де-факто.

Но в ней ведь тоже можно указать устарелости и недоработки?.. Ну и что; у нас есть Проект её новой редакции, принятый "за основу" и вынесенный на обсуждение советских людей ещё Съездом граждан СССР второго созыва в 2001 году. В нём,– как мы полагаем,– наиболее досадные из этих недоработок и устранены. Тогда же он размещён в Интернете; в 2011 году, вместе с обширной подборкой сопутствующих материалов, прекрасно издан книгой, которую невредно было бы переиздать. Сейчас Проект широко пропагандируется нашими сторонниками из Челсовета и Ленсовета, озвучен и выведен, опять же, в Сеть.

Призываем все наши информационные ячейки, в целом участников левопатриотического движения присоединиться к этой кампании; тем более, что ведь это и отличная форма активного бойкота возни с ельцинской тухлятиной 1993 года, от которой уже за версту трупный запах разносится.

Рекомендуем всем внимательно прочитать Проект новой редакции Конституции СССР. Он показывает жизненность и богатейшую историческую перспективность советского конституционного строя. Вы найдёте в нём немало для себя интересного, а многие,– я думаю,– скажут: да это то самое, чего и я хотел, чего мне нехватало в нашей советской действительности!


Суммируя:
За скорейшее возвращение в единственно здравое, СОВЕТСКОЕ русло конституционно-правового развития нашей любимой Родины!

http://cccp-kpss.narod.ru/mitingi/2020/2020-03-17-vistuplenie-khabarovoy.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
"СТАЛИНИЗМ" ЛИ ВИНОВАТ?

(Правильно,
а не предвзято и надуманно,
определить природу нынешнего
"механизма торможения")


ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС М.С.ГОРБАЧЁВУ



Кандидат философских наук
Т.ХАБАРОВА
Москва, октябрь 1987 г.


Своевременным, как мне представляется,– будет высказать некоторые соображения по поводу той программы преодоления затяжного социально-экономического "торможения" в нашем общественном развитии, которую предлагаете Вы.

1

В одном из Ваших недавних выступлений Вы говорили о "знаменитом законе, открытом К.Марксом и Ф.Энгельсом"[1],– законе соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил. Что ж, закон этот действительно "знаменит", поскольку является концептуальной "несущей конструкцией" марксистского обществоведческого анализа в любых его ракурсах и на любых направлениях. Между тем, и его (закона) судьба в "застойный период" складывалась весьма непросто. Скажем,– не обратили ли Вы внимания на то примечательное обстоятельство, что в ретроспективе истекших тридцати с лишним лет последним "до Вас" высшим партийно-государственным руководителем СССР, рассматривавшим социально-экономические проблемы под углом зрения принципа соответствия как движущего диалектического противоречия нашей формации, был И.В.Сталин?[2]

С середины 50-х годов результаты экономической дискуссии 1951–1952 года (завершившейся появлением упомянутой работы И.В.Сталина) начали энергично ревизоваться – и отнюдь не в пользу "знаменитого закона", а как раз в пользу противостоявшей ему по ходу дискуссии   бухаринской  позиции, которую защищал тогда, практически в одиночку, Л.Д.Ярошенко.

С марксистской точки зрения, закон соответствия представляет собой отображение основного (или сущностного) противоречия способа производства, равноправными сторонами какового противоречия и являются производительные силы и производственные (базисные) отношения. Их взаимодействие циклично, граница между соседними "базисными циклами" как раз и образует разделительную линию, знаменующую качественный скачок в развитии общества, момент перехода социально-экономической целостности с одного качественного уровня на другой, более высокий. По существу своему переход этот есть не что иное, как периодическое "приведение в соответствие" объективных диалектических противочленов (базиса и производительных сил), ликвидация неизбежно возникающего к концу каждого цикла "рассогласования" между ними. "Рассогласование" выражается в том, что базисные отношения   устаревают,  из "главного двигателя" развития производительных сил превращаются в их тормоз; в недрах общественно-производственной целостности разрастается,– как мы называем его сегодня,– "механизм торможения". В момент социодиалектического качественного скачка происходит слом "механизма торможения", реорганизованному базису вновь на какое-то время (до очередного "устаревания") возвращается активная опережающая роль по отношению к производительным силам. Перед производительными силами открывается новый "структурный простор" для развития, и они устремляются туда, мощно увлекаемые обновлёнными производственными отношениями как своим объективно-диалектическим "тягачом".

Межциклический производственно-отношенческий сдвиг может осуществиться лишь при самом решительном "вмешательстве" прогрессивной, революционизирующей политической надстройки: ведь изменения в экономическом базисе общества – это всегда "внесение поправок", подчас весьма радикальных, в господствующие формы собственности, в распределение власти, а такие вещи "стихийно", "сами собой" не меняются. Поэтому у нас правильно вспомнили нынче, что "срабатывание" закона соответствия внешне выглядит как   демократизация,  "деэлитаризация" общественного устройства (в антагонистическом обществе – политическая революция). Впрочем, и при нашем, неантагонистическом строе крупное преобразование такого рода вполне оправданно трактовать как "революцию",– только протекающую в общественно-контролируемом виде,   институционально.

Однако,– как отмечалось уже,– после 1953г. все эти марксистские представления (в той или иной мере отражённые в работе И.В.Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР", а также в его произведении "О диалектическом и историческом материализме", являвшем собою теоретико-философскую главу тогдашнего массового политического учебника – "Краткого курса истории BKII(б)") – после 1953г. все эти марксистские представления оказались быстро вытеснены восторжествовавшей "ярошенковщиной". (Хотя имя этого объективно заблуждавшегося, но субъективно явно заслуживавшего упоминания человека так в дальнейшем и не было в данной связи названо.)

Сейчас,– в настоящем пункте предпринятого нами рассмотрения,– Вам, несомненно, уже очевиден мой главный вопрос в Ваш адрес и ключевая мысль моего обращения:

      крайне затруднительно уяснить, какое   марксистски-научное  содержание Вы вкладываете в утверждения, будто теоретические понятия о социализме (и о формационном развитии в целом), царившие в советском обществоведении на протяжении минувших двух – трёх десятилетий, "оставались на уровне 30-х – 40-х годов"[3] и будто   именно это  послужило одной из определяющих причин, почему в стране, в народном хозяйстве и в иных сферах общественной жизни, где-то к 1982–1985 годам создалась фактически кризисная ситуация?

Как известно, XIX съезд КПСС принял решение о переработке Программы партии и постановил руководствоваться при этом основными положениями сталинских "Экономических проблем"[4]; труд этот, собственно, и воплощал собою ту сумму "габаритных", концептуальных представлений о развитии общественно-производственного организма (в том числе и в эпоху коммунистического строительства), которые откристаллизовались в результате напряжённых идейно-теоретических поисков и дискуссий 30-х – начала 50-х годов. Со второй же половины 30-х годов до начала 50-х официальным, так сказать, партийным ориентиром в данной области и сжатым суммарным изложением добытого выступал уже упоминавшийся теоретический раздел в "Кратком курсе истории BKII(б)".

Что же,– по-Вашему, идейно-теоретическое развитие у нас во вторую половину 50-х годов и далее, вплоть до сего дня, пошло в русле "Краткого курса" и "Экономических проблем социализма в СССР"? Говорить об этом, как представляется, попросту смешно. И уж совершенно недопустимо,– по моему твёрдому убеждению,– на подобных бросающихся в глаза натяжках и искажениях исторической истины (смехотворных, если бы они не звучали,– к великому сожалению,– со столь впечатляющих партийных "высот"), совершенно недопустимо на всём этом строить "обоснования" крупномасштабных   реальных  акций и шагов по исправлению кризисного хода событий.

Вернёмся ненадолго к Л.Д.Ярошенко.

"Главная ошибка т. Ярошенко,– излагает его взгляды И.В.Сталин,– состоит в том, что он отходит от марксизма в вопросе о роли производительных сил и производственных отношений в развитии общества, чрезмерно преувеличивает роль производительных сил, также чрезмерно преуменьшает роль производственных отношений и кончает дело тем, что объявляет производственные отношения при социализме частью производительных сил.

Тов. Ярошенко согласен признать некоторую роль за производственными отношениями в условиях "антагонистических классовых противоречий", поскольку здесь производственные отношения "противоречат развитию производительных сил". ...

Что касается социалистического строя, где уже нет "антагонистических классовых противоречий" и где производственные отношения "больше не противоречат развитию производительных сил",– то т. Ярошенко считает, что здесь какая бы то ни было самостоятельная роль производственных отношений исчезает, производственные отношения перестают быть серьёзным фактором развития и они поглощаются производительными силами, как часть целым."

"Тов. Ярошенко ... сводит проблему Политической экономии социализма к задаче рациональной организации производительных сил, отбрасывая прочь производственные, экономические отношения и отрывая от них производительные силы.

Следовательно, вместо марксистской Политической экономии у т. Ярошенко поручается что-то вроде "Всеобщей организационной науки" Богданова. ... что-то вроде Бухаринской "общественно-организационной техники"."

"Этим, собственно, и объясняется, что т. Ярошенко не интересуется такими экономическими вопросами социалистического строя, как наличие различных форм собственности в нашей экономике, товарное обращение, закон стоимости и проч., считая их второстепенными вопросами, вызывающими лишь схоластические споры."

"Тов. Ярошенко думает, что достаточно наладить "рациональную организацию производительных сил", чтобы переход от социализма к коммунизму произошёл без особых трудностей."[5]

Постановление XIX съезда о переработке партийной Программы в плане концепции, суммарно обрисованной "Экономическими проблемами социализма в СССР", выполнено не было,– или, может быть, у Вас имеются какие-либо возражения против этого бесспорного факта? Основной состав созданной съездом соответствующей Комиссии оказался вскоре так или иначе репрессирован,– за исключением отдельных наших "непотопляемых" обществоведов, готовых писать любую программу и по чьим угодно предначертаниям, лишь бы это была именно Программа   правящей  в государстве партии и лишь бы им самим обеспечить для себя причастность к делам партийно-государственного правления, со всеми вытекающими отсюда лестными последствиями. Замечу, кстати,– хотя далее мы ещё поговорим специально о гласности,– что состав Комиссии, сформированной XIX съездом КПСС, был тогда же доведён до сведения общественности; в то время как состав аналогичной Комиссии (по подготовке новой редакции Программы КПСС), действовавшей в период между XXVI и XXVII партсъездами, па сию пору пребывает для рядового советского гражданина тайной за семью печатями.

Итак,– в итоге всех воспоследовавших перипетий,– XXII съездом КПСС была принята Программа партии, о которой не только невозможно утверждать, якобы она "осталась на уровне" концепции развития социализма, выработанной коллективной партийной мыслью к началу 50-х годов и нашедшей отражение в материалах XIX партсъезда, но скорее надо бы сказать – в ней практически   самого характерного, решающего  не осталось от упомянутого общетеоретического, концептуального костяка. По своей внутренней общетеоретической "схематике" Программа 1961 года тяготела вовсе не к   марксистской  стороне широких политэкономических и социально-философских обсуждений 1951–52гг., а как раз к стороне   противоборствовавшей,  где окопалось "что-то вроде" богдановско-бухаринских технократических и антидиалектических воззрений на структуру и эволюцию общественного производства.

Давайте разберёмся в этом чуть подробней.

2

Социально-философские, экономические и прочие течения и направления в общественном познании возникают не из абстрактной склонности человечества к разнообразию точек зрения, а исключительно потому, что существуют реальные общественные, классовые силы, нуждающиеся в той или иной совокупности взглядов как в своём идеологическом самоосмыслении и самовыражении. Так и правооппортунистические теории представляли (и представляют) собой идеологию мелкособственнических, мелкоэксплуататорских "попутчиков" народной власти – достаточно внушительного по своей численности общественного слоя, который свою "стратегию выживания" связывал не с открытым сопротивлением социалистическим революционным переменам, но с попытками как-то приспособиться к новому устройству, мимикрировать, "мирно врасти" в него. Из всего наследия эксплуататорской предыстории слой этот наиболее живуч, а также и весьма опасен – своей политической "пластичностью", приспособляемостью, двоедушием, равно как тем, что он непрерывно "рекрутируется" всевозможными перерожденцами и кастово-эгоистически настроенными элементами, подчас самого неожиданного сорта и происхождения.

В пролетарском мировоззрении таким попутчикам особенно чужды и "нежелательны" учение о классовой борьбе, о победоносной социалистической революции и о тех институциональных структурах, в которых сущностная специфика социализма, власть трудящихся закрепляется и реализуется,– об общественной собственности на средства производства и соответствующей ей политической, партийно-государственной надстройке. Сразу же уточним, что речь здесь идёт об   истинных,  глубинных предпочтениях и отвержениях "врастающего в социализм" кулака, а не об его нередко встречающейся поверхностной, чисто-фразеологической "революционности", в которой он легко "заткнёт за пояс" иного убеждённого коммуниста.

Между тем, классовая борьба – это есть выражение внутренней противоречивости общества; отсюда, чтобы концептуально "нейтрализовать", размыть представление о противоборстве классов, нужно любой ценой постараться избавиться от идеи внутреннего (сущностного) социодиалектического противоречия. Заметим, что правооппортунистическое мышление отнюдь не отрицает   внешних  для системы противоречий; они ему не страшны, наоборот,– классовый "попутчик" не в пример спокойней чувствует себя в атмосфере борьбы "общества с природой" (излюбленная трактовка богданово-бухаринцев), нежели если борьба ведётся   внутри  общества непосредственно с ним самим.

Само же по себе разрушение конструкции сущностного противоречия проделывается таким образом, что роль одного из членов социодиалектической пары "чрезмерно преувеличивается",– о чём говорилось уже выше,– тогда как роль другого "чрезмерно преуменьшается", и вместо их характернейшего циклического "взаимораскачивания" получается плоско-поступательное, монотонное следование одного за другим. Так, если в правильно изображаемой картине сущностного противоречия общественно-экономической формации производственные отношения "раскачиваются" от состояния главного двигателя производительных сил к состоянию их тормоза, производительные же силы переходят от "заторможённости", "придавленности" устаревшим базисом к революционному конфликту с ним и к дальнейшему расцвету на новой качественной (базисной) ступени,– то в механистических, плоско-эволюционистских построениях философствующего оппортунизма производственные отношения пассивно приноравливаются к изменениям в производительных силах, каковые изменения, в свою очередь, редуцируются к движению одной лишь техники, к самодовлеюще рассматриваемому научно-техническому прогрессу.

Нетрудно удостовериться, что подобная интерпретация проявляет себя вполне результативным идеолого-теоретическим обоснованием политики "врастания в социализм". Во-первых, она – можно сказать – буквально искореняет всякую мысль о естественной объективно-диалектической "разбивке" общественного развития по циклам "срабатывания" закона соответствия (по "виткам социодиалектической спирали"). Тем самым размазываются, затушёвываются моменты, когда социалистический базис, направляемый концентрированной политической волей трудящихся, мощно "заходит наперёд" производительных сил, качественно реорганизуется, продвигаясь всё глубже и всё бесповоротней в историческую "толщу" коммунистической формации,– а зачем, собственно, это нужно кулаку, нэпману, "номенклатурному" перерожденцу, нуворишу, паразитирующему на том или ином "дефиците", и т. д.?

Во-вторых, раз затушёвана периодически наступающая необходимость структурного обновления в обществе, то сама собой снимается с повестки дня и другая сторона вопроса – о столь же неизбежном периодическом выявлении и "чистке"   тормозящих,  инерционных элементов (к которым, как легко догадаться, прежде всего и принадлежит социальный приспособленец), а равным образом и о ликвидации структурных, производственно-отношенческих "гнёзд", где эти последние обитают.

Взглянем теперь под вышеочерченным углом на Программу "построения коммунистического общества", принятую XXII съездом партии в 1961г.

Несмотря на то, что Программа – по её замыслу – как бы открывала целый новый период (этап "развёрнутого строительства коммунизма") в истории Советского государства и коммунистического способа производства как такового, в ней фактически не дана марксистски-научная характеристика предполагаемого нового – причём, наиважнейшего!– этапа на языке первоисходного для марксистов закона исторического движения всякой общественно-экономической системы: принципа соответствия экономического базиса (производственных отношений) типу и уровню развития производительных сил. В Программе нет конкретной, научно-аналитической констатации того, в какой стадии (точке) и какого именно "базисного цикла" находилось советское социалистическое общество на рубеже 50-х – 60-х годов, какова была степень социодиалектического "соответствия" (или, наоборот, "рассогласования") между производительными силами и производственными отношениями, имелся ли ещё у производственных отношений в их тогдашнем состоянии какой-либо запас побуждающего производительные силы к развитию, "моторного" потенциала – или базис уже "не тянул" и требовалось "вытолкнуть" его на новую структурную высоту? И если базис устарел, утратил,– да позволено будет так выразиться,– свой социально-экономический "моторесурс", то какими путями, посредством каких конкретных преобразований надлежало вернуть его к роли "главного двигателя" развития нашей формации в направлении к коммунизму?

За счёт чего,– вообще,– за счёт какого   социоструктурного  источника планировалось получить столь гигантский рост производительных сил – в шесть раз увеличить за двадцатилетие объём промышленного производства, в четыре с половиной раза – производительность труда? Ведь марксистская политэкономия – непреложный теоретический фундамент пролетарской "социальной инженерии" – это наука о производственных отношениях (в их неотрывном диалектическом взаимосопряжении с производительными силами) как о сущностной, "генеративной" структуре общества, своеобразном "опорно-двигательном аппарате" общественного производства. В марксистском понимании, проектировать какие-либо реалистические, научно доказательные сдвиги и перемены в облике социально-экономического организма – это значит проследить и раскрыть, прежде всего, какие   структурные,  базисные рычаги должны быть приведены тут в действие и что за "конструкция" экономического целого должна и может возникнуть в результате всех намечаемых мер. Однако, в Программе 1961г. как раз марксистский   структурный  анализ предпосылок и возможностей перехода к коммунизму,– анализ, не ограничивающийся простым повторением терминов "производительные силы", "производственные отношения", но разбирающий именно взаимную "работу" противочленов в схематике "соответствия",– такой анализ там начисто отсутствовал.

Взамен этого нам предстала схема пресловутых "трёх взаимосвязанных задач" (в точности воспроизводящая правотехницистский, механистический подход к обсуждаемому вопросу с методологических позиций "теории равновесия"):

      создание материально-технической базы коммунизма;

      формирование   на этой основе  коммунистических общественных отношений;

      воспитание человека коммунистического будущего.

Сконцентрируем внимание ещё раз: чего жизненно-важного лишилась данная схема по сравнению с марксистским взглядом на тот же предмет, почему она неопровержимо классифицируется как серьёзная, крупная уступка механицизму и антидиалектизму? Суммарно говоря,– в ней нет именно   главного двигателя  всей общественно-производственной "машины": представления о периодически совершающейся структурной реорганизации экономического базиса,   демократизации  форм присвоения  средств производства как о сокровенном и животворном "плазменном ядре", откуда, в конечном итоге, и черпает историко-экономический процесс всю необходимую   человеческую  энергию для своего неуклонного, поступательного "раскручивания".

Само понятие экономического базиса как совокупности производственных отношений общества на данном этапе его развития из Программы 1961 года практически ушло: его подменила,– вполне в духе А.Богданова, считавшего, как известно, "базисом" производительные силы, а не производственные отношения,– "материально-техническая база". "Материально-техническая база",– т.е. производительные силы, грубо редуцированные и их технической компоненте,– развивается здесь, так сказать, "сама из себя": проблема общественно-человеческих источников и обусловленностей её роста даже не ставится, о той (определяющей для общественного прогресса) стадии социодиалектического цикла, где производственные отношения фигурируют в роли "тягача" производительных сил, никто не вспоминает. Техника (а заодно с ней и естествознание!) изображается в качестве некоего "первичного" начала[6],– тогда как в действительности в теории Маркса – Энгельса материально-первичным,   саморазвивающимся  детерминантом производства безоговорочно признаётся главный элемент производительных сил, человек. Но куда там! Человек,– вместо того чтобы быть всесторонне показанным как творец истории,– отослан в самый хвост "триединой задачи", общественные отношения принижены, по сути, до "простого пассивного рефлекса производительных сил", как формулировал некогда А.А.Вознесенский.[7]

Стало быть,– если бы Программа партии, для нашего времени, разрабатывалась действительно и полностью   по-марксистски,  то в ней порядок следования "взаимосвязанных задач" оказался бы, собственно, противоположным:

      а/ примерное, "габаритное" определение "базисного (структурного) расстояния" до сравнительно завершённого коммунизма и выяснение того, сколько и каких "базисных циклов" (один, два и т.д.) тут приблизительно "уложится";

      б/ вычленение тех звеньев и "срезов" производственных отношений, тех явлений и тенденций в них, которые на момент составления Программы или уже превратились в "механизм торможения" производительного развития, или находились на пути к этому;

      в/ развёртывание основной –  базисной  – концепции Программы, показ и описание той базисной реконструкции, которую необходимо было бы осуществить, чтобы производственные отношения на известное время опять в полной мере утвердили за собой статус и реальную мощь главного двигателя производительных сил;

      г/ разумеется,– поскольку к базису не "подобраться" помимо надстройки,– базисная концепция должна быть достаточно чётко изложена и на    политико-правовом  языке, должны быть удовлетворительно описаны те  демократизирующие  институциональные изменения, которые и означали бы, что требуемый производственно-отношенческий сдвиг нащупан верно и практически воплощается в жизнь, что осваивается, успешно "канализируется", получает политико-институционное выражение и закрепление новой исторический пласт созидательной народной, субъектно-личностной инициативы; тем самым характеризовался бы диапазон предстоящего развития трудящейся массы, "человеческого фактора" как главного элемента производительных сил;

      д/ и только   в заключение  очерчиваются количественные и качественные параметры в наращивании материально-технической части производительны сил ("материально-технической базы"), которых мы рассчитываем достичь благодаря задействованию новых производственно-отношенческих рычагов, нового "главного двигателя", благодаря высвобожденной новой волне творчески-трудовой активности народа.

Между тем, можно убедительно видеть, что вся эта   марксистская  картина правильного отыскания и продуктивного запуска в ход   сущностных,  глубинных механизмов социально-экономического прогресса, поистине, перевёрнута в Программе 1961 года с ног на голову. Именно поэтому (повторю ещё раз: потому, что в Программе 1961г. надлежащее марксистское объяснение внутренних пружин и самого протекания общественного развития "стоит на голове"),– именно поэтому ничего у нас по вышеуказанной Программе и не получилось. А вовсе не потому, что авторы Программы "застряли", якобы, на представлениях о процессировании коммунистической (и всякой иной) общественно-экономической формации, которые были свойственны эпохе построения социализма. Если бы так! Составители Программы эти правильные, здравые, социально-работоспособные воззрения "вверх ногами" перевернули, отбросили теоретическую мысль и практическую политику далеко назад от ленинизма к бухаринщине. Поэтому и не возникло никакой "материально-технической базы", и вместо того, чтобы поколению советских людей 60-х годов жить к 1980-му году при коммунизме, как было "торжественно провозглашено", мы очутились сперва в малопонятном "развитом социалистическом обществе", а там и подавно в "периоде застоя".

"На каждом историческом этапе партия, руководствуясь учением Маркса – Энгельса – Ленина, решала задачи, научно сформулированные в её Программах.

Принимая первую Программу, на II съезде в 1903 году, большевистская партия звала рабочий класс, всех трудящихся России на борьбу за свержение царского самодержавия, а затем – буржуазного строя и установление диктатуры пролетариата. ...

Первая Программа партии была выполнена.

Принимая вторую Программу на VIII съезде в 1919 году, партия выдвинула задачу построения социалистического общества. ... советский народ под руководством Коммунистической партии претворил в жизнь план строительства социализма, разработанный Лениным. Социализм победил  в Советском Союзе полностью и окончательно.

Вторая Программа партии также выполнена."[8]

Что касается третьей партийной Программы, о ней этого сказать нельзя. Сегодня у нас со "смелостью" (точнее, развязностью) прямо-таки беспрецедентной обливают всяческой грязью эпоху 30-х – 50-х годов; однако, тщательно обходится молчанием тот кардинальнейший, смыслообразующий факт последнего тридцатилетия нашей истории, что выполнение действовавшей на этом отрезке времени Программы партии оказалось, в сущности, по всем направлениям сорвано. От коммунизма мы нынче едва ли не дальше, нежели были в первой половине 50-х годов. Страна за годом год всё мучительней увязала в трясине доподлинно "всеобъемлющей" стагнации, неудержимо падала эффективность экономики, политико-организационные структуры подвергались массированным и отнюдь не безрезультатным "атакам" кастово-группового эгоизма и перерожденчества, целые области духовно-культурного бытия погружались в некое творческое оцепенение, нарастали произвол и несправедливость в формировании жизненного уровня населения, в распределении производимых благ. До возмущающей, идейно-политически опасной неразличимости "расплылась" коммунистическая перспектива. Дело дошло,– как известно,– до того, что вопрос о строительстве коммунистического уклада в один прекрасный день чуть ли не вовсе "сдали в архив" и начала всерьёз проповедоваться порочная, маразматическая "идея" неограниченно долгого пребывания в каком-то невразумительном "периоде, когда устраняются недостатки".

Всецело отсутствуют,– таким образом,– сколько-нибудь резонные предпосылки для заявлений, будто "время, прошедшее после принятия третьей Программы, подтвердило правильность её основных теоретических и политических установок".[9] Спора нет,- переход от капитализма к социализму исторически неизбежен, общий кризис капитализма углубляется, марксистско- ленинские положения о решающей роли революционного рабочего класса и его партийного авангарда в осуществлении социалистических и коммунистических преобразований незыблемы, и т.д.; но ведь Программа партии – не учебное пособие, повторяющее уже откристаллизовавшиеся, многократно проверенные на практике истины, она есть руководство к действию, план достижения определённых экономико-политических рубежей. По тому, достигнуты или не достигнуты намечавшиеся рубежи, и судят о "правильности", конструктивности, организующем и мобилизующем заряде заложенных в Программу установок. Не может никого удовлетворить такая Программа, которая декларационно воспроизвела те или иные устоявшиеся "азы" классической доктрины, но применить их к анализу конкретной исторической ситуации не сумела; в результате "правильные" слова безжизненно повисли в воздухе, вся же непосредственно-"оперативная" часть важнейшего партийного документа оказалась воздвигнута на разных "самодельных" трактовках, не отражавших реального течения событий и неспособных гарантировать успех.

Со всей очевидностью, следовало не просто декламировать на тему рабочего класса и его миссии "главной движущей силы" революционного изменения мира,– но   реально,  практически опереться на массу трудящихся как на главный элемент производительных сил и субъекта общеисторического процесса, что подразумевало бы:

      раскрыть природу и содержание той "реструктурализации" способа присвоения средств производства, которая на современном этапе наиболее отвечает   субъектным,  социально-творческим потребностям и запросам массового производителя и является естественным "базисным ключом", отмыкающим новую, исторически высшую ступень нашего общественно-производственного развития;

      очертить круг прогрессивных нововведений в системе гражданских прав, каковая совокупность мер послужила бы столь же естественным   надстроечным,  политическим "концентрированным выражением" и своего рода инструментом, "рабочим органом", прорубающим путь назревшему базисному сдвигу;

      и наконец, предположительно обрисовать усовершенствование, расширение и приращение вещественно-технической составляющей производительных сил, которого можно было бы ожидать от развернувшегося перехода в новое историческое качество их (производительных сил) главного, человеческого  элемента.

Именно такая интерпретация социально-экономической динамики,– отталкивающаяся прежде всего от   личностной,  человеческой сущности производительных сил, придающая ключевое значение не фетишизированному, обожествлённому, вырванному из исторического контекста "научно-техническому прогрессу", а раскрепощающим энергию человеческого фактора новым общественным, производственно-отношенческим формам,– именно такая интерпретация и являлась, в целом, характерной для той стадии развития марксистско-ленинского учения, с которой навсегда останется нерасторжимо слито великое дело создания у нас в стране первого на планете социалистического общественного устройства.

Нам же преподнесли в 1961 году,– приходится лишний раз повториться,– мёртворождённое, заведомо обречённое на неудачу механицистское сооружение, в котором, как предполагалось, "сначала" спонтанно и общественно-необусловленно, в некоем базисном вакууме развивается всемогущая техника, "потом" к ней, неизвестно каким образом, прилаживаются производственные и все прочие отношения, и уж совсем в третью очередь "воспитывается" самозванными "воспитателями" трудящийся человек: тот самый, который в действительной, не опошленной социальной философии Маркса  держит  на себе всё здание общественно-экономической формации, выступает её движущим, животворящим ферментом и объективно-историческим "корневищем", откуда она "растёт".

3

Сколь-либо пространного обзора нашей обществоведческой литературы за период 60-х – 80-х годов я здесь, естественно, предпринимать не могу, но если говорить коротко, в обществоведении у нас ширилось систематичное, непрекращающееся и вполне деструктивное по своему характеру и последствиям наступление механицистских, статических взглядов, группирующихся вокруг идеи "рациональной организации производительных сил", на марксистский подход в разрезе закона соответствия. Причём, марксистская трактовка находилась в самоочевидной "глухой обороне", идеологическая инициатива оказалась ею прочно и надолго утрачена. Результаты и текущие проявления этого в высшей степени неблагоприятного процесса, в некоторых определяющих чертах, покуда таковы.

Прежде всего, тяжко пострадало само представление о законе соответствия как о сущностном противоречии общественно-экономической формации, принципе её развития и, следовательно, центральной объяснительной схеме материалистического обществоведческого рассмотрения. Воцарился полнейший разброд касательно того, что надлежит понимать под основным противоречием способа производства (т.е., под основным законом его функционирования и динамического саморазвёртывания!), существует ли такое противоречие вообще и является ли оно источником самодвижения социально-экономической целостности,– или, может быть, для наших условий роль побудительной причины развития перемещается от диалектической противоречивости между производительными силами и производственными отношениями к социальному единству, и т.д. Если номинально и вёлся разговор о противоречии, то по большей части под "противоречием" подразумевалась ничего с ним общего не имеющая схематика "теории равновесия": один, доминирующий фактор (как правило, техника) самопроизвольно меняется, второй (вся общественная сторона экономики) приспособительно, "адаптивно" следует за первым.

Снова повторяю, что не ногу здесь прибегать к мало-мальски представительному цитированию; но вот в отчёте об одном из методологических семинаров по затронутой проблематике перечисляются выдвинутые   только  на этом семинаре формулировки сущностного противоречия социализма: "между общественной собственностью на средства производства и экономическими формами ее реализации"; "между общественной собственностью и товарно-денежными отношениями"; "между формальным и реальным равенством членов общества"; "между общенародной собственностью на средства производстве и локальным способом распоряжения ими"; "между производством и потреблением"; "между общественной собственностью и не соответствующим ей уровнем развития производительных сил"; "между человеком и природой".[10] Список этот можно бы продолжить по меньшей мере на нескольких страницах: "между быстро растущими потребностями людей и недостаточным уровнем производства необходимых благ"; "между гармоническим развитием личности и условиями, в которых оно происходит",– и бог знает что ещё.[11]

Стоит ли оспаривать, что при такой разноголосице относительно даже самой   формулы  основного закона прогрессирования общественного производства на любой всемирноисторической стадии его эволюции, в том числе и при социализме,– при такой разноголосице вопрос этот, надо считать, на обозреваемый момент времени концептуально "потерян" научной мыслью. Вот и давайте констатируем, что по существу во всю "послесталинскую" эпоху наша социально-философская и политэкономическая наука сама не имела и, стало быть, не могла предложить органам, ответственным за формирование практической политики, никакого вразумительного понятия о законе, по которому обществу нашему объективно приходилось всё это время так или иначе, сознательно или стихийно развиваться. И нетрудно догадаться, что коль скоро "официально" ни у кого не было внятных   сознательных  представлений о действии указанного закона,– то он и действовал   стихийно: неконтролируемо возник (а в огромной своей части был искусственно создан), разрастался и усугублялся конфликт между производственными отношениями и исторически-творческими, "субъектными" устремлениями главной производительной силы, на этой почве отставала, деградировала "материально-техническая база", безудержно элитаризовалась, перерождалась система управления, и т.д.

Обществоведы же наши,– на поверку-то те самые, к слову, которые сегодня жалуются, что-де их "недостаточно слушали" и что явить свои таланты в полном и ослепительном блеске им тридцать лет мешал неискоренённый "сталинский догматизм",– они тем временем потчевали нас теориями, будто в рамках социалистического устройства "сама возможность несоответствия" базиса производительным силам чуть ли не автоматически "снимается".[12]

Между тем, на фоне вышеобрисованного идейно-теоретического разброда небесполезно было бы вспомнить, что ни для самого И.В.Сталина, ни для целого ряда активно работавших советских экономистов той поры даже не стояло подобной "дилеммы" – является или "не является" принцип соответствия закономерностью наиболее глубоких, сущностно-качественных изменений в строе производства. "В основе развития общества, в основе смены одной системы производственных отношений другой... лежит   противоречие между производительными силами и производственными отношениями",– писал К.В.Островитянов в 1939г.[13] "Противоречие между производительными силами и производственными отношениями,– писали ещё ранее, в 1929г.,– всегда было в марксистской концепции движущим принципом общественного развития."[14]

Совершенно однозначно выглядела и подытоженная И.В.Сталиным в дискуссии 1951–52гг. марксистская позиция по вопросу о возможности периодического обострения основного социодиалектического противоречия в условиях обобществлённого хозяйства: противоречия (между производительными силами и базисом) "есть и будут". "При правильной политике руководящих органов эти противоречия не могут превратиться в противоположность, и дело здесь не может дойти до конфликта между производственными отношениями и производительными силами общества. Другое дело, если мы будем проводить неправильную политику, вроде той, которую рекомендует т. Ярошенко. В этом случае конфликт будет неизбежен, и наши производственные отношения могут превратиться в серьёзнейший тормоз дальнейшего развития производительных сил."[15]

Ну что ж,– спустя много лет прозорливость И.В.Сталина как теоретика-марксиста полностью подтверждена: мы проводили неправильную политику "вроде той, которую рекомендовал Ярошенко", и наши производственные отношения превратились в серьёзнейший тормоз развития производительных сил, причём конфликт достиг непозволительной, кризисной остроты. Гений потому и гений, что видит далеко вперёд, и безукоризненный марксистский социально-философский "прогноз" того прискорбного положения, в котором мы ныне находимся, оказался дан, в итоге, именно И.В.Сталиным, а не его самонадеянно-крикливыми "ниспровергателями". Мы не в коммунизме, нет; и мы не в полосе, "когда завершается перестройка всей совокупности общественных отношений на внутренне присущих социализму коллективистских началах".[16] Мы в ситуации предсказанного 35 лет тому назад тяжелейшего социоструктурного, "социодиалектического" кризиса, вызванного проведением той самой близорукой, а кое в чём и попросту головотяпской политики, против которой нас тогда же предостерегали; что же касается "перестройки", то она (как обнаружилось) не "завершается", а только ещё предстоит,– ну да ладно, по контрасту с прочими "теоретическими" анекдотами это уже мелочи, детали.

"Ярошенковщина", под разными наименованиями разлившаяся у нас повсюду привольным половодьем после ухода И.В.Сталина с политической арены, подменила диалектику в идеолого-теоретических разработках возродившимся бухаринским механицизмом и технодетерминизмом, вытеснила куда-то на "периферию",– как нами было уже разобрано и показано,– организующую конструкцию марксистского социального объяснения – закон соответствия, вдобавок перековеркав до неузнаваемости самую его формулировку. Стратегический приоритет при определении перспектив развития нашей экономики и государственности сместился от фигуры непосредственного трудящегося, массового социалистического производителя к "технике",– рассматриваемой к тому же в ложном, мнимо-"надчеловеческом", "надклассовом" освещении.

"Новый механицизм" 60-х – 80-х годов игнорировал конкретно-историческую – формационную, а в конечном счёте, в некоем достаточно обобщённом смысле,   классовую  опосредованность научно-технического прогресса, пошёл на поводу у буржуазной мифологии относительно "всемирной", "универсальной", не знающей – якобы – межформационных границ "великой научно-технической революции", которую нужно-де лишь "соединить с преимуществами социалистической системы хозяйствования", чтобы очутиться в коммунистическом раю. Здесь отчётливо прослеживается тот же шапкозакидательский, наивно-техницистский взгляд на решение проблем коммунистического строительства, который был высмеян И.В.Сталиным ещё на примере с Л.Д.Ярошенко. В действительности индустриалистская техника, не исключая и её вершинных, наисовременнейших направлений, не есть некая пассивная, всем за подходящую цену доступная данность, которую можно купить, привезти, "соединить" – и получится "качественно высшее состояние общества". Научно-технический индустриализм – это "встроенный", органический фактор (или момент) развития капиталистического способа производства, тесно вплетённый в структурную "плоть" буржуазной формации и всесторонне детерминированный динамикой капиталистических производственных отношений, так что мечтать "изъять" его оттуда путём торговой сделки и механически "соединить" с какими-то совсем другими базисными реалиями могут только люди, которым остался всецело чужд, "противопоказан" самый дух Марксовой доктрины.

"Универсализм" научно-технической (второй промышленной) революции связан не с её будто бы "надчеловеческим" характером, а с современной распространённостью на земном шаре буржуазно-эксплуататорского уклада. Ответ же на "неотразимый" (как кажется иным механицистам) вопрос, почему "одной и той же" техникой длительное время пользуются и капиталистическое, и социалистическое общество,– ответ на этот вопрос гласит, что в теоретически правильно понятом, увиденном комплексе взаимодействия производственных отношений с производительными силами вначале меняется человек (субъектный элемент производительных сил), затем экономический базис и в последнюю очередь – техника (объектная, вещная составляющая производительных сил). Вот мы и пребываем сейчас в такой полосе развития, когда у нас более инертный (по сравнению с классом-революционером) вещный элемент производительных сил не вполне ещё выпростался, так сказать, из недр предшествующей формации, и таким образом именно материально-техническая сфера являет собою на сей день зону исторического "взаимоналожения" двух соседствующих способов производства, в существенной степени общую нам с капитализмом.

У нас исторически ещё не произошло события, которое по своему значению для судеб нашей, коммунистической цивилизации явилось бы аналогом первой промышленной революции в ведущих капиталистических державах (вспомним, что и всемирно-значимые индустриальные революции прошлого совершались лишь многие десятилетия спустя после великих политических переворотов). Этим объясняется постоянно ощущаемая "напряжённость" в техническом соревновании с буржуазным Западом. Тот антиэкологический и бездушно-манипулятивный по отношению к человеку тип технического развития, который доминирует нынче на Западе, коммунизму (в том числе и социалистической его фазе) неадекватен. "Соединить" его эпигонски с преимуществами социалистической общественной организации в равной мере и невозможно, да и скользкая это вещь: наша система подспудно, "инстинктивно" его отторгает, ибо нельзя перенять "просто" технику, вместе с нею потянется вязкий "шлейф" обеспечивающих её функционирование базисных и политико-правовых условий, в которых техника, в каждой своей конкретно-исторической ипостаси, существует неотрывно, как в некоем обволакивающем, кровеносном, сугубо материальном "лоне" – и которых мы "заимствовать" у капитализма, естественно, не можем. Стоящая перед нами на этом фронте проблема в принципиальных своих чертах формулируется, поэтому,- с некоторыми сегодняшними уточнениями,– так:

      создать (а если уж определённей, то во многом не "создать", а   возродить) совокупность   базисных,  производственно-отношенческих предпосылок, которые мощно раскрепостили бы творческий "азарт" низового производителя, сделали бы экономику активно восприимчивой к научно-техническим новшествам и вызвали бы стабильный технический рост   изнутри  неё; ведь мы не испытываем недостатка в научно-инженерных идеях и изобретениях как таковых, наше нынешнее несчастье – это те незримые чисто-структурные, экономические препоны, с которыми техническое нововведение сталкивается на пороге промышленного предприятия.

Следует также чётко понимать своеобразие возникшей исторической ситуации: хотя мы в чём-то ещё отстаём от главнейших "цитаделей" современного мирового индустриализма, но в целом весь этот огромный пласт в технической истории человечества для нашей общественно-экономической формации безнадёжно и бесповоротно  устарел; он устарел по своим внутренним "мироприсвоенческим" характеристикам, по той структуре связей производителя со средствами производства, по той схематике воздействия производителя на природу, которые неизбежны и органичны для собственно-"индустриального" (т.е., капиталистического) строя, для общества, чьё производительное могущество основывается на   машинном  техническом аппарате, пусть и в самых "фантастических" его видоизменениях. Индустриализм,– бесспорно и безусловно,– должен быть социалистической экономикой ассимилирован, но это должно быть движение по способу "обогнать, не догоняя": с предельно ясным осознанием того, что машинная техника конкретно-исторична,   преходяща  по своей сути, и если мы её будем рассматривать именно не как подлежащий ассимилированию, а равно и   преодолению  этап, но как некий недосягаемый идеал и образец,– то мы и "идеала" этого не достигнем, и стащит нас логика бестолкового эпигонства на путь обратного "усвоения" всех   базисных  атрибутов индустриалистского развития, иными словами, на путь "рекапитализации" страны.

С риском несколько наскучить повторениями, но всё же зафиксирую ещё раз: генеральная "стратагема" построения коммунизма, и вообще сколько-нибудь разумного, продуктивного движения вперёд, после того как в основном построен социализм,– это не "базу" техническую создавать самодовлеюще, неизвестно как и из чего, а к ней спонтанно-де прирастут коммунистические производственные отношения и "новый человек",

      но формировать  базисный,  общественно-структурирующий перспективный "костяк" для производительных сил, посредством которого, во-первых, оказалось бы материально закреплено новое качественное состояние их субъектно-побуждающего, "саморазвитийного" элемента (трудящихся масс), а затем, расчищалась и организовывалась бы "стартовая площадка" для прорыва на качественно-высший уровень и элемента вещно-технического, для полного "поглощения" индустриалистской стадии и выхода на рубежи  безмашинной (или "сверхмашинной") техники коммунистического будущего.

Между тем, вместо всего этого – после длительной путаницы и неразберихи – получила, в конце концов, санкцию высокого партийного форума (как это ни досадно) и утвердилась почти на двадцать лет так называемая "задача исторической важности": "органически соединить достижения научно-технической революции с преимуществами социалистической системы хозяйства".[17]

Советники Ваши ныне витийственно требуют "назвать вещи своими именами: глупость глупостью, некомпетентность – некомпетентностью, действующий сталинизм – действующим сталинизмом".[18] Что ж, я – с Вашего позволения – со всей охотой последую далее этой, в общем-то, вполне здравой прокламации; действительно, некомпетентность, малограмотность и пр., на каких бы "этажах" управленческой иерархии они ни проявлялись, давно пора назвать по имени, без эвфемизмов. С одной только оговоркой в адрес авторов, вдохновителей и популяризаторов подобных призывов – не надо   свою собственную  дурость И.В.Сталину приписывать.

И впрямь, если мы дофилософствовались до того, что со страниц нашей прессы в столь "красочных" выражениях шельмуется экономическая политика, приведшая к возникновению социалистического общества в СССР и увенчавшая собою его рождение, если вся эпопея социалистического строительства в Советской стране объявляется "густо замешенной на экономической малограмотности"[19],– то уж   настоящую-то, заведомую и доподлинную глупость и малограмотность сам бог велел аттестовать так, как она того заслуживает.

И поэтому,– облегчённо вздохнув от долгожданного разрешения не делать больше в угоду каждой глупости вид, будто перед нами не глупость, но некая глубокомысленная "концепция",– скажем касательно упомянутой выше "задачи исторической важности", что сформулирована она, если подходить по всей строгости марксистски-научных критериев, вот именно попросту неграмотно; ибо предлагает топорно "соединить" процессы, идущие в производительных силах одной формации, со статично, мертвенно рассматриваемыми производственными отношениями ("преимуществами") другой. Но марксистская теория социодиалектического "соответствия" трактует вовсе не о том, чтобы производственные отношения у себя дома "соответствовали" динамике производительных сил где-то в чужих краях. Если кто-либо понимает проблематику "соответствия" таким образом, то тут по части "компетентности" и всего прочего дело обстоит, поистине, совершенно удручающе. Марксизм учит, что производительные силы и базисные отношения в формуле "соответствия" представляют собою две диалектически нерасторжимые стороны одной и той же системы общественного производства[20]; и толковый, обещающий какие-то положительные результаты способ обращения с этими категориями – это исследовать их взаимодействие сугубо   внутри  данной экономической целостности: внутри неё искать "лаг" отставания производственных отношений от производительных сил, локализовать "механизм торможения" и указать меры по "разблокированию" тормозных тенденций, выходу из тормозной зоны на продуктивную, "рабочую" ветвь нового базисного цикла.

Никаким "современным прочтением" закона соответствия (как её продолжительное время тужились представить) формулировка насчёт "соединения научно-технической революции с преимуществами социализма" не является; ни "сам" И.В.Сталин и никто из "сталинистов" (т.е., последовательных марксистов-ленинцев) подобных "установок" никогда не выдвигал и выдвинуть не мог, поскольку любому вот именно   грамотному,  компетентному приверженцу взглядов Маркса и В.И.Ленина известно, что экономический базис строящейся новой формации должен "соответствовать" не завезённому из заморских стран промышленному оборудованию, а логике материально-исторического саморазвития, исторических запросов и нужд   своего собственного  класса-гегемона, "своих собственных" народных масс. Сказанное полностью относится и к тому варианту пресловутого "соединительного" лозунга, который прозвучал из уст Л.И.Брежнева на XXV съезде КПСС: "... только на основе ускоренного развития науки и техники могут быть решены конечные задачи революции социальной – построено коммунистическое общество."[21]

Во всех этих декларациях непоправимо упущен животворный, судьбоносный "нерв" общественно-экономической динамики: саморазвитие класса, "заведующего" (по гениальной ленинской характеристике) данным экономическим порядком. Исчерпав определённую ступень своего исторического прогрессирования, класс меняется "внутри себя", не дожидаясь никаких "воспитателей" (чего у нас упорно не хотят уразуметь); возникают – или трансформируются нужным образом – отвечающие моменту органы его политико-идеологического самоосознания и мобилизации; разламывается стесняющая, отслужившая свой век базисная "скорлупа" и утверждается новый, более или менее существенно преображённый тип присвоения средств производства. На этом фундаменте лидирующий класс (вкупе со всеми своими социальными союзниками) начинает реализовать, воплощать в жизнь скрытые потенции нового этапа своего развития,   в том числе  и технические, и достигает возможных на данном этапе высот благосостояния.   Без  мощнейшей базисной и политико-организационной "подготовки" техника в рост не двинется; планировать решение социально-экономических и социально-политических задач "на основе" невесть откуда взявшегося (а если уж прозаичней, то закупленного за рубежом) технического парка – значит ставить телегу впереди лошади и заранее обрекать всё предприятие на провал. Чему мы, собственно, и являемся свидетелями на протяжении всех полутора с лишним десятилетий действия – точнее, бездействия – проанализированной "стратегической" ориентировки. Да ещё следовало бы выразить самую горячую признательность сенатору Генри Джексону, своевременно перекрывшему нам подступы к вожделенному "наибольшему благоприятствованию" в торговле с США, иначе бы мы сегодня, плюс ко всему остальному, и во внешней задолженности по горло купались, ничуть не лучше венгров или поляков.

Сколь это ни жаль, тов. Генеральный секретарь, но в прослеживаемой нами сейчас эволюции крупномасштабных, идеолого-философских представлений о существе и перспективах развития социалистического строя, за истекшие примерно тридцать пять лет, на Вашу долю приходится не так уж много. Во всяком случае, говорить о каких-то "принципиальных прорывах на теоретическом фронте"[22] нет сколь-либо серьёзных оснований. На январском (1987г.) Пленуме ЦК КПСС Вы, по сути, целиком солидаризовались с выдвинутой Л.И.Брежневым формулировкой, об идейно-теоретической беспомощности которой достаточно было сказано выше, практическую же её бесплодность сполна подтвердила сама действительность, реальное положение вещей со всеми этими "соединениями". ("Главный замысел нашей стратегии – соединить достижения научно-технической революции с плановой экономикой ..."[23]) Непонятно, чего ради фактически дискредитировавший себя своей воистину мертвецкой пятнадцатилетней неработоспособностью тезис выставляется в качестве "главного замысла" стратегии на будущее,– и вдобавок это предлагается приветствовать как "прорыв на теоретическом фронте". И из каких соображений исходя Вы надеетесь, что результаты дальнейшего применения указанного тезиса будут чем-то отличаться от тех, которые имели место у Л.И.Брежнева?

Вы также являлись председателем Комиссии по подготовке новой редакции Программы КПСС на последнем (перед XXVII съездом) отрезке её работы,– и здесь опять-таки никаких концептуальных "прорывов" не произошло. Программа партии в редакции 1986г. воспроизвела тот же нереалистичный, не отражающий глубинных закономерностей внутриформационного развития и не оправдавший себя на практике подход к проблемам социалистического и коммунистического строительства, что был заложен в документ, принятый XXII съездом КПСС: "материально-техническая база" – "совершенствование" общественных отношений – "воспитание человека". В предыдущем изложении мы детально разобрали, что продвигаться надо, по-настоящему, в обратном порядке: не от техники к человеку как пассивно "воспитуемому", но от человека труда как субъекта и материального "первоисточника" общественно-исторического процесса – к изменению в его интересах формы присвоения средств производства (через обновляющую роль надстройки) – и к наращиванию (на новом базисном каркасе) вещно-технического, предметного "тела" очередной стадии естественноисторического саморазвёртывания нашей цивилизации.

Что же касается "концепции ускорения социально-экономического развития страны на базе научно-технического прогресса"[24], то, во-первых,– как множество раз уже было повторено,– не социально-экономическое развитие совершается "на базе научно-технического прогресса", но наоборот: научно-технический прогресс черпает свой отправной, "возжигающий" импульс в дальновидно угаданных и своевременно осуществлённых производственно-отношенческих (социально-экономических) преобразованиях. Во-вторых, указание на необходимость переломить длительно наслаивавшееся "у всех на глазах" замедление темпов экономического роста – это, собственно, не "концепция", а констатация факта; достойной же столь обязывающего наименования  концепции,  которая обеспечила бы,– пользуясь Вашим характерным словарём,– замену "механизма торможения" на "механизм ускорения", у Вас нет так же, как не было её у трёх Ваших предшественников.



Итак, осталось сделать резюмирующее заключение по всему вышеприведённому материалу.

Сводится же оно к тому, что вешать все наши нынешние беды, начиная с ошеломляющего идеолого-концептуального "запустения", на якобы унаследованный нами целиком от И.В.Сталина "догматизм" в марксистско-ленинской науке – это или непозволительно примитивное и поверхностное, попросту несерьёзное по своему теоретическому уровню толкование, или сознательная, причём грубая и злостная, передёржка исторической правды. И в том, и в другом случае разговор должен идти о фактически уже обрисовавшемся во всей своей неприглядности, крайне тревожащем обстоятельстве: о полнейшем отсутствии здравой и объективно обоснованной теоретико-философской платформы  для надёжной прокладки практически-политического курса. Ибо ещё в давние времена замечено: когда люди строят на песке, то чем больше будет построено, тем сильнее окажется развал.

И поэтому нужно самым решительным обрезом прекратить дальнейшее идейно-теоретическое "строительство" на зыбучем песке антисталинских (а в конечном итоге, как с неизбежностью это и должно было обернуться,– антисоциалистических) инсинуаций.

Если обратиться к последнему в пределах "сталинской" эры, крупнейшему по своей подспудной накалённости столкновению праворенегатских и марксистских представлений о путях развития социализма в нашей стране,– к экономической дискуссии начала 50-х годов,– то только слепой (или умышленно себя кругом "ослепивший") может "не видеть", что со смертью И.В.Сталина практически почти все из отстаивавшихся им тогда положений оказались поспешно, подчас демонстративно "выброшены за борт". И в первую очередь "полетел за борт" – на три десятка лет!– сам закон соответствия: коренной и непреложный – как снова и снова приходится повторять – принцип марксистского анализа и марксистского научного предвосхищения будущих перипетий экономической и политической истории.[25]

Следом за законом соответствия как таковым и вместе с ним за борт "ухнула" и вся марксистски-научная панорама неуклонного поэтапного срабатывания внутриформационных социодиалектических "пружин": неотвратимость перехода сущностного противоречия из "опережающей" в "тормозную" фазу; проблемная перспектива устаревания производственных отношений и опасность их вхождения в острый конфликт с производительными силами, коль скоро торможение не будет своевременно распознано; необходимость также своевременно иметь "наготове" теорию вывода общественно-экономического организма из той конкретной тормозной "впадины", в которую он неизбежно должен на какой-то период погрузиться, но где ему нельзя позволить "застрять", ибо при застревании, при отставании регулируемых институциональных перемен он "взметнётся" оттуда стихийным разрушительным рывком. Но если всё вышеочерченное с нами, по существу, уже приключилось (кроме, разве лишь, социально-хаотического исхода из кризисной зоны, да и того, как кажется, недолго ждать),– если всё вышеочерченное действительно приключилось с нами, то неужели же потому, что мы обо всех этих вещах чересчур хорошо помнили, прямо-таки в плену каком-то пребывали у идеологии "соответствия"? Не более ли вяжется с элементарным здравым смыслом – по-честному признать: не потому, что помнили "слишком хорошо", чуть не благоговели, но именно потому, что тридцать лет вообще, можно считать, не вспоминали?

Вы сетуете нынче на то, что недостаточно внимания уделялось "диалектике движущих сил и противоречий" нашего способа производства, "недооценивались" (мягко говоря!) вопросы взаимодействия и взаимообусловленности социодиалектических противочленов[26], слабо изучались проблемы собственности и товарно-денежных отношений. Но при чём тут И.В.Сталин и "сталинизм"? Не из теории Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина, а из каутскианско-бухаринской "рациональной организации производительных сил", поднятой на щит Л.Д.Ярошенко в дискуссии 1951–52гг. и снова подхваченной затем бухаринцами в нашем обществоведении, вытекает пренебрежение к самим по себе экономическим закономерностям, провозглашение их некими вторичными "последствиями" "научно-технических сдвигов в материально-производственной базе общества".[27] Показательно, что и И.В.Сталин упрекал Л.Д.Ярошенко не в чём ином, как в отсутствии всякого интереса к анализу форм собственности, товарного обращения, закона стоимости и т.д. "Сложился застывший образ социалистических производственных отношений ..."[28] Да никакого у нас вообще сколь-либо вразумительного "образа" производственных отношений добрую четверть века не существовало; предпринимались непрерывные атаки на самое определение марксистской политической экономии как науки о производственных отношениях данной формации в их возникновении, развитии и упадке. Мог ли И.В.Сталин допустить, чтобы со страниц "Коммуниста" проповедовалось, якобы преимущественное содержание политической экономии составляют "общие законы развития техники", "технические тенденции развития производительных сил"[29],– ведь это же чисто бухаринские формулировки!

С той же определённостью можно утверждать,– никогда бы И.В.Сталин как идеолого-политический руководитель не санкционировал подобных вещей, чтобы важнейший планово-стратегический документ (на многолетнюю "разработку" которого, всецело безрезультатную, потрачены были,– кстати,– внушительные государственные средства, уже не говоря о непрерывно порождавшейся им путанице и дезориентации) – чтобы такой документ именовался "комплексной программой научно-технического прогресса и его социально-экономических последствий". Это не "сталинизм", а бухаринщина стопроцентная. Точно так же не мог И.В.Сталин санкционировать и заявлений, будто в качестве   метода  марксистской политэкономической науки надлежит отныне узаконить математику как таковую, а не материалистическую диалектику; будто помимо базисных классово-экономических отношений как   общественной  формы существования и развития производительных сил у них (у производительных сил) имеется ещё и специфически-"технологическая" форма, стоящая   выше  классово-социальной, обусловливающая эту последнюю и... "одинаковая" нам с миром капитала и эксплуатации (теория так называемого "технологического" – или "материально-технического" – способа производства, возобладавшая у нас в 70-х – начале 80-х годов). И это, опять-таки, никакой не "сталинизм", но типичнейшая богданово-бухаринщина: подход с точки зрения мелкобуржуазного, перерожденческого "попутчика" пролетарской революции, которому менее всего нужно какое-то там "строительство коммунизма", все его сокровенные чаяния сосредоточены на том, чтобы система наша "по возможности" двигалась в обратную сторону – в сторону максимальной "неотличимости" от капиталистического уклада, "слияния", конвергирующего "уравнивания" с ним. Не "сталинисты",– как прекрасно известно из нашей истории,– но именно правые оппортунисты возлагали свои упования на необоримые "законы развития общественной техники", которые, мол, в конце концов "принудительно" сделают нас ничем не разнящейся от наших эксплуататорских соседей на Западе "нормальной демократической страной".

Слегка лишь "приоткрытый" нами здесь перечень можно было бы продолжать, что называется, до бесконечности; так, совершенно непредставимо, чтобы И.В.Сталин в малейшей мере поддержал или хотя бы "посмотрел сквозь пальцы" на иезуитские "трактовки" предмета и существа марксистско-ленинской философии, усердно насаждавшиеся в нашей обществоведческой и массово-политической литературе академиком Б.М.Кедровым: будто марксистскую философию теперь надо истолковывать уже не как единство диалектического и исторического материализма, но как "единство диалектики, логики и теории познания", как один лишь "голый" диалектический материализм. Все эти ухищрения, оснащаемые бесчестно-казуистическими "ссылками" на В.И.Ленина, плюс ещё возня вокруг надуманной "марксистско-ленинской социологии", привели к тому, что из завещанного нам философского учения, "вылитого из одного куска стали", оказался – опять же целиком на бухаринский лад – фактически "изгнан" исторический материализм, в действительности являющий собою концентрированное выражение, социально-философский "апофеоз" марксистской концепции, без которого её теоретические богатства теряют свой смысл, "рассыпаются" и не могут быть обращены на служение классовым интересам пролетариата.

Стало быть, кому у нас очень уж не терпится (а таких, к сожалению, предостаточно), могут со спокойной, как говорится, совестью праздновать на будущий год столетний юбилей Бухарина: почти тридцать пять лет из тех семидесяти, что просуществовало социалистическое общество в нашей стране, мы поистине в полной мере   его  "идеями" руководствовались, а не предвидениями Маркса и В.И.Ленина, и тем паче не "сталинизмом". Именно бухаринщина,– совокупность правоуклонистских вульгаризаций и извращений коммунистической доктрины,– "явочным порядком", в небрежно камуфляжной одёжке расползшаяся в наших общественных науках, в идеолого-теоретической сфере, а отсюда и в практически-политическом мышлении в период пребывания на высших партийно-государственных постах Н.С.Хрущёва и Л.И.Брежнева – А.Н.Косыгина, вот она-то и составляет "надстроечную" сердцевину того "механизма торможения", который действует в экономике и во всей общественной жизни страны с конца 50-х годов. Вся вздорность и безосновательность утверждений, якобы мы угодили в беспрецедентно длительную и тяжёлую полосу застоя из-за того, что "закоснели в сталинизме",– вздорность подобных утверждений неопровержимо вскрывается объективным и научно корректным анализом; да это, собственно, и "невооружённым взглядом" видно всякому, кто намерен своими глазами пользоваться по их прямому назначению. В последние годы правления И.В.Сталина темпы роста национального дохода достигали 12–13%; Хрущёв всего лишь через десятилетие "финишировал" с темпами экономического роста, скатившимися чуть не до нуля (ниже двух процентов). В 1957–1959гг. наступил без преувеличения "эпохальный" перелом в движении фондоотдачи: она начала падать (и падает вот уже тридцать лет), тогда как до этого систематически росла; т.е., экономика наша с научно констатируемой неоспоримостью превратилась из интенсивной в экстенсивную  (а не наоборот!). "Тридцать лет назад была предпринята попытка преодолеть застой",– надрываются ныне "правдолюбивые" крикуны с непостижимыми обычному человеческому рассудку представлениями о правде и кривде.[30] Преодолели застой, ничего не скажешь,– дважды за это время, после двенадцатипроцентных темпов роста, сажали народное хозяйство "на нуль" (в начале 60-х и в первой половине 80-х годов), "вывернули  наизнанку" всю общественно-производственную динамику, никак не можем людей без перебоев простейшими продуктами накормить – мясом, картофелем. Со всей очевидностью, в "преодолении" здесь нуждается не "сталинизм", а безответственная бухаринская фанаберия, не имеющая под собой никакой ни созидательно-научной, ни классово-прогрессивной жизненной опоры, на непростительно долгий срок сбившая революционный процесс в ведущем государстве социалистического лагеря с правильного пути.

С незапамятных времён превосходно известно, что "сталинизм" – это кодовое, так сказать, "советологическое" обозначение системы марксистско-ленинских взглядов, которым наш классовый враг спекулирует, стремясь поднять в массах, в интеллигентских кругах, среди молодёжи и т.д. волну обывательского недоброжелательства, а то и искусно возбуждаемой ненависти к марксистскому, пролетарски-коммунистическому учению как таковому и к социалистической общественной практике. По этой несложной, примитивно-догматической схеме были выстроены "сценарии" всех наиболее серьёзных подрывных эксцессов в социалистических странах за послевоенный период: в Венгрии, Чехословакии, Польше. Совершенно невозможно уразуметь, почему мы сегодня должны у себя расценивать как "продолжение дела Октября" то, против чего мы в 1968г. войска в братскую страну посылали? Дело Октября   не может  быть продолжаемо через обливание отвратительными клеветническими измышлениями имени революционера и коммуниста, под руководством которого впервые в истории человечества воссоздан по "чертежам" величайших социальных реформаторов мира рабоче-крестьянский, подлинно антиэксплуататорский строй.

При Л.И.Брежневе термин "сталинизм",– выкопанный, ещё раз подчеркну, в самых замшелых "арсеналах" советологии,– у нас не употреблялся, откуда нетрудно заключить, что Л.И.Брежнев (как многие проницательно предугадывали) являл собою вовсе не столь уж безнадёжно плохого руководителя и что вполне могло быть гораздо хуже. В данной связи мне, к примеру,– и думаю, отнюдь не только мне,– представлялось бы уместным и несомненно оправданным, если бы вы откликнулись на просьбу вот именно   гласно  объяснить Ваше личное отношение к заявлениям буржуазных средств массовой информации в таком духе, что, мол, Запад "не устраивают" в Советском Союзе три вещи: марксизм, ленинизм и сталинизм, что со сталинизмом Горбачёв "покончил", на июньском пленуме нанёс ощутимый удар по Марксовой экономической теории и есть надежда – доберётся рано или поздно и до ленинизма; что "притягательность" Вашей политики для капиталистических наблюдателей,– чем Вы так гордитесь,– зиждется, собственно, на предвкушаемом "развенчании" ею завоеваний Великой Октябрьской социалистической революции (и только   в этом  там усматривают "преемственность", "параллель" и т.п. между "перестройкой" и Октябрём)[31]; что,– далее,– Ваше нахождение "у власти" вообще зависит лишь от того, удастся ли Вам предотвратить показ и разоблачение антисоциалистического характера намечаемых Вами перемен. Вы же сами недавно доказывали, что выслушивать нужно всех, в том числе и классового противника, ибо никто так глубоко и остро не ставит вопросы, не разбирается столь въедливо в твоей позиции и не ищет с таким упорством в ней слабости, как он.[32] Вот мы и выслушали классового противника, и вся беда в том, что "слабости" (деликатно выражаясь) в Вашей позиции он отыскивает куда более метко, кардинально и убедительно, нежели новоявленные "идеологи" вроде А.Н.Яковлева их маскируют. И "слабости" сии таковы, что без открытого, "в лоб" разговора о них, с решительным и нелицеприятным называнием всего совершающегося своими именами, партия и народ на текущий момент нашего экономико-политического развития   объективно  обойтись не могут.

Иногда,– по Вашим словам,– Вас просят упомянуть "хотя бы несколько фамилий" из числа тех, кто категорически возражает против   Вашей  трактовки неизбежно предстоящих современному советскому обществу, действительно радикальных преобразований.[33] Не буду в претензии, если в следующий раз при аналогичных обстоятельствах Вы мою фамилию назовёте; единственно лишь, мне должна бы быть по справедливости предоставлена пусть самая малая доля тех возможностей изложить свою аргументацию публично, какими пользуются, например, А.Г.Аганбегян, Л.И.Абалкин, П.Н.Федосеев или Г.Л.Смирнов. Пока что, обратившись с работами соответствующего содержания в изрядное количество адресов (в "Правду", "Известия", "Коммунист", "Вопросы экономики", в Секцию общественных наук президиума АН СССР, в Отделение экономики и Институт экономики АН СССР, в Госплан СССР и др.), я всюду, за редким и непропорциональным серьёзности происходящего исключением, наталкиваюсь на ту же дискриминацию, то же глухое "железобетонное" сопротивление, каким обычно и встречалась любая "нештатная" точка зрения в не столь ещё отдалившиеся от нас времена. Между тем, в науках социального цикла неопровергнутая контраргументация – это то же самое, что отрицательный результат испытаний в естествоведческом исследовании или в технико-инженерной процедуре. Когда испытывается техническое устройство, проектно-конструкторская недоработанность которого чревата опасными, аварийными последствиями при эксплуатации, то даже один негативный результат из сотни благополучных воспринимается как сигнал к немедленной тщательнейшей перепроверке всех выкладок и расчётов, и никто не находит подобное требование "чрезмерным",– наоборот, форменным преступлением выглядит сокрытие того, что проектируемое устройство при определённых   воспроизводимых  условиях явно и неоспоримо аварийно. Почему же в экономике и в общей социально-философской оценке положения государства и его перспектив Ваши советники упрямо "едут на красный свет", замалчивая факт наличия возражений, аргументационно для них "непосильных"? Почему те же А.Г.Аганбегян или Л.И.Абалкин, Г.Л.Смирнов делают вид, будто им ничего не известно о существовании оппонента, с доводами которого они "в честном бою" справиться бы не сумели?

Считаю в корне неприемлемой, грубо ошибочной (если не попросту авантюристичной) протаскивавшуюся некоторое время назад лишь намёками, а теперь звучащую всё бесцеремонней "линию" на тотальный безосновательный пересмотр итогов социалистического строительства в СССР за период 30-х – 50-х годов: попытки доказать, будто мы построили какой-то "не тот" социализм, не отвечающий-де "сущностным характеристикам" данного уклада, будто воплощение конституирующих социалистических принципов в жизнь – это для нас только ещё некая "завтрашняя" задача, будто развитие коммунистической мысли после В.И.Ленина пошло не через реальное тогдашнее большинство в ЦК ВКП(б), неуклонно осуществлявшее курс на индустриализацию, коллективизацию, культурно-"кадровое" преображение страны, на возведение прочных законодательных устоев социалистической государственности, на подготовку к решающей схватке с фашистским зверем и на победу в этой схватке,– а развитие это пошло... через деятелей правотроцкистской оппозиции, безвинно, дескать, павших "жертвами сталинского террора".

Всё это, кстати,– давно набившее оскомину, множество раз обстоятельнейше разбиравшиеся и критиковавшиеся в нашей печати "козырные" посылки советологии. Немудрено, что Вы столь заботливо рекомендуете прислушаться к классовому противнику; воистину,– нет у Вас сейчас в мире лучших, более "заинтересованных" друзей, нежели наши классовые противники. Как можно было идейную сферу авторитетнейшей социалистической, марксистской державы за какую-то пару лет разболтать до подобного позора, чтобы на страницах партийных(!) изданий с важной миной, под декламацию о "прорыве на концептуальном фронте", о "новом мышлении" мусолились жёванные-пережёванные "советологические" объедки? И что социализм-то у нас "не по Ленину" строился, и что подлинным "продолжателем дела Ленина" выступил Бухарин, а не Сталин, и узколобая, научно безграмотная дребедень о "командной экономике", об "административных, приказных методах управления социально-экономическими процессами", о "сверхиндустриализации", о том, что В.И.Ленин, мол, "отвергал" производственное кооперирование крестьянства, что у него "нигде ни звука нет о колхозах"[34], и что-де Сталин "онтологизировал" и "политизировал" философию марксизма, стремясь в новой конкретно-исторической обстановке сохранить за ней статус мировоззрения революционного рабочего класса, а её надо было затолкать назад в профессорские кабинеты, вернув на уровень махистской "гносеологической" схоластики, безразлично годной для всех классов вообще и ни для какого в особенности,– мы это впервые, слава богу, не от Бовина с Бурлацким узнали. Трещат о "новом мышлении", сами же тянут страну, вздымая облака нафталина, к дебатам полувековой давности; как будто не рассудила история бесповоротно те дебаты!

Следует прекратить,– по моему твёрдому убеждению,– несостоятельные и вредоносные, искусственно задерживающие выход из сложившейся "тормозной" ситуации поиски в правооппортунистическом и советологическом хламе каких-то "альтернативных вариантов социализма"[35]; та "модель" социалистической общественно-экономической структурности, основные "промеры" которой определились у нас к началу 50-х годов, была   правильной  и полностью адекватной, как всегда и признавала партия, именно   ленинскому  плану построения первой фазы коммунистической формации. Реально обрисовавшийся ленинско-сталинский социалистический "вариант" требовал, естественно, дальнейшего совершенствования и развития, но суть дела в том, что он как бы сам и предлагал, "подсказывал" такое развитие, он вплотную нащупывал интереснейшие, перспективнейшие социоструктурные узлы, добросовестная и марксистски-квалифицированная "проработка" которых, и впрямь, могла бы за истекшее время (едва ли не попусту потерянное) приблизить нас к коммунизму на расстояние, позволяющее говорить о фактическом вступлении в него. Н.С.Хрущёв ведь не просто обманывал; в известном смысле он   верно  прикинул остававшуюся социально-историческую "дистанцию", он не понял лишь, что дистанция эта однозначно "запрограммирована" на определённые методы и отправные предпосылки экономико-политического строительства, которых нельзя было волюнтаристски нарушать.

Однако, в результате оживления после 1953г. правоуклонистских, правооппортунистических элементов (которые, как красноречиво продемонстрировали предшествовавшие XIX съезду партии дискуссии, только и ждали "своего часа", чтобы перейти в энергичное "контрнаступление") развитие той "модели" социализма, что связана была с осуществлением, под руководством И.В.Сталина, именно кардинальнейших   ленинских  предначертаний, оказалось насильственно, причём грубо и бестолково, остановлено.

Снова и снова акцентирую этот пункт, фундаментально важный для уяснения и надлежащей оценки образовавшихся обстоятельств:   не развивалась  и вообще практически, можно сказать   не функционировала  у нас, начиная со второй половины 50-х годов, экономико-управленческая организация, "созданная в 30 – 50-е годы": её подкосила, переломала, разгромила тридцатилетняя непрерывная праворенегатская "бомбёжка". То, что безобразно   устарело  и усадило нас в невиданную социально-экономическую "калошу" к рубежу 80-х годов,– это была и есть не "сталинская система", а поднявшееся на её, скажем так, почти что развалинах бестолковейшее и по своей иррациональности позорнейшее в истории мирового хозяйства правооппортунистическое сооружение, на тридцать лет застопорившее нормальный жизненный процесс первого на земном шаре социалистического государства. Устарела и остро "нуждается" в чётком, беспрепятственном марксистски-научном разборе и в последующем безоговорочном выкидывании на свалку истории не "сталинская модель", а "модель"   правооппортунистическая, глубоко антинародная, возникшая как итог целого ряда обширнейших концептуально-безграмотных "ударов" по объективным экономическим законам социализма, предпринимавшихся с конца 50-х до первой половины 80-х годов: здесь и практическое разрушение социалистической модификации стоимости, этого наиболее драгоценного структурного приобретения "сталинской" эпохи, начавшего плодотворно, в полную силу действовать в 1947–1954гг.; и разрушение естественноисторически присущих социализму принципов ценообразования, гальванизация в нашей экономике столь одиозного "выходца из прошлого", как инфляционная спираль; и нарушение действия критериев эффективности социалистического хозяйствования, приведшее к паралитическому "отключению" научно-технического прогресса; скоропалительная и топорная "индустриализация" производственных отношений в деревне, не решившая никаких проблем с увеличением выпуска сельскохозяйственной продукции, но зато превратившая аграрный сектор из активно производительного отсека экономики в хронического и довольно-таки странного "нахлебника" других отраслей; мощная внутренняя деформация принципа соединения производителя со средствами производства, "стимулировавшая" повсеместное, поистине "снизу доверху" и "сверху донизу" разрастание психологии не социалистического труженика, а мелкого хозяйчика, деляги и рвача, готового без каких-либо угрызений совести причинить заведомый вред государству во имя пополнения собственного кармана; и многое иное в том же стиле.

Утверждать, будто "старая" (читай,– "сталинская") система, претерпев все эти безголовые пертурбации, с переписанной и идеолого-философски "перевёрнутой на попа" Программой партии, с экономическим костяком, в котором не осталось не перековерканным ни одного мало-мальски ответственного сочленения,– утверждать, будто она после этого всего всё ещё "продолжает жить и действовать по своим законам" и   именно этим,  этой своей фатально непреодолимой инерционностью оттеснила-де нас постепенно в тупик, это значит (как иронизировали по схожему поводу наши чехословацкие товарищи) наделять И.В.Сталина некими сверхъестественными качествами, которыми он не обладал и обладать не мог.[36]

С набравшим ненужный разгон "маховикам торможения" надо, бесспорно, кончать (и насколько это возможно, без промедления); но чтобы эта цель могла быть исполнена, необходимо прекратить противопоставлять социалистическое общество, неотрицаемо построенное в Советской стране к 50-м годам, как предуказаниям В.И.Ленина (которые все в основном получили воплощение на практике), так и надуманному "социализму как таковому", "высокому социалистическому идеалу", якобы нами ещё не достигнутому, и т. п. Всего года три назад мы имели уже малопривлекательный пример, когда из-за утрированного налегания на "социалистический идеал" самое слово "коммунизм" попало едва ли не под запрет,– что было неодобрительно, даже враждебно встречено людьми.

Социализм есть вообще устройство далеко не "идеальное", в широком всемирноисторическом ракурсе – "переходное" к высшей фазе коммунистического способа производства, как неизменно и отмечалось нашими классиками. Социализм "как таковой", в совершенстве соответствующий своим "сущностным характеристикам",– это строй, где основополагающее базисное отношение "рабочей силы" ("формального равенства", по В.И.Ленину) экономически логично и словно бы "самопроизвольно", по безошибочно проторённым структурным направлениям "перетекает" в отношение реализации творческой способности ("фактического равенства" между участниками общественно-производственного процесса). Экономически, базисно это означает, что найдена такая модификация товарно-денежных, стоимостных взаимозависимостей, которая по своей внутренней объективной логике нацелена на всемерное наращивание объёма и повышение качества непосредственных  потребительных  стоимостей при одновременном неукоснительном свёртывании объёма циркулирующей в народном хозяйстве   меновой  стоимости: т.е., при постоянном и возведённом в ранг государственной политики удешевлении благ. Но именно практическим "открытием", нахождением подобного экономического механизма,– демократичнейшего и элегантнейшего, если можно так выразиться, за всю мировую хозяйственную эволюцию,– и завершил И.В.Сталин свою деятельность на посту главы нашей партии и Советского правительства. И это открытие социалистической модификации стоимости явилось не меньшим вкладом в осуществление грандиозного ленинского замысла, нежели превращение страны в могучего индустриального колосса, создание кооперированного сельского хозяйства, проведение культурной революции или победа в Великой Отечественной войне.

Следовало бы перестать лепить одна на другую вертлявые "полуправды",- а ими и Вы, похоже, излишне увлеклись,- и лучше бы сказать людям ту единственную и неделимую правду о нашей прошедшей и предлежащей судьбе, которой внутренне жаждет классовый инстинкт любого разумного и патриотически настроенного советского человека, которая   должна  быть и неизбежно   будет  рано или поздно сказана: что мы отбрасываем раз навсегда бредовые прожекты узаконения в государстве безработицы и "рыночных" цен и возвращаемся с откровенно ренегатской на  марксистскую,  ленинско-сталинскую (иначе тут не сформулируешь) генеральную линию нашего развития, где цены снижались ежегодно, где непредставимы были массовая коррупция, взяточничество в управленческом аппарате, в медицинских и учебных учреждениях, торговля боеприпасами в воинских частях, чужеземный самолёт, садящийся средь бела дня на Красной площади, пьяный машинист, заснувший в электричке с сотнями пассажиров, промышленное министерство, целиком переродившееся, вкупе с министром, в преступную шайку; где жизненные блага не разбивались у самого их истока на две категории - с приставкой "спец" и без неё, и где мы знали, что в Кремле и уж тем паче в Моссовете едят, извините, ту же колбасу, которую нам продают в магазине напротив. Сказать бы это людям, и все бы мы увидели, насколько свободней вздохнёт, наконец, народ, насколько станет ему понятней, "куда его зовут" и действительно ли новые солнечные дали, а не новые тупики, открываются впереди.

Между прочим, вот это и явилось бы подлинной, истинно всепроникающей   демократизацией  всего нашего общественного бытия: ибо ведь существо и предназначение пролетарской демократии не в том, чтобы время от времени одну укомплектовавшуюся "элиту" заменять другой, а в том, чтобы   экономически,  отныне и впредь, выбить почву из-под ног у любого, у какого бы то ни было элитаризма. Но сумма проделанного в стране к середине 50-х годов как раз и выглядела внушительным, обещающим социоструктурным "залогом" тому, чтобы с обоснованной уверенностью ожидать во вполне уже различимом будущем именно такого разрешения давнишней борьбы человечества с наиболее потаёнными и цепкими корнями общественного притеснения и неравноправия.

Вот почему, кстати, и столь ненавистны "30-е – 50-е годы" всем, кто либо в прошлом расстался с многотысячными отарами овец и ротами батраков при них, либо после революции истолковал свои заслуги перед нею,– частью действительные, а нередко и мнимые,– как право на какие-то свежеиспечённые "пролетарско"-дворянские привилегии, либо под шумиху пресловутого "разоблачения культа личности" сумел-таки свить для себя в партии вожделенное "дворянское гнездо" того или иного калибра и десятилетиями отсасывал жизненные соки государства на удовлетворение собственных потребительских амбиций.   Эти, вне всяких сомнений, эпохе рождения социализма на нашей земле ничего не забудут и не простят. Никогда. Не потому непримирим к Советской власти Солженицын, что в своё время его "несправедливо обидел Сталин", а потому, что таких, как он, крепко и навеки "обидел" революционный Октябрь, помешав унаследовать дедовские обетованные поместья. Именно этого, а не чего-то ещё, они не простили ни Сталину, ни Ленину, ни Марксу с Энгельсом и в 20-х, и в 30-х годах, и "не прощают" сейчас. Но Бухарину, однако, простили бы что угодно, ибо с Бухариным ещё, глядишь бы, и вернулось в руки "законных владельцев" всё нажитое дедами и отцами (на батрацком труде). Вряд ли, думается, отвечает задачам момента - подводить нынче "новую" идеологическую платформу под сии утомительно знакомые и нехитрые, как выеденное яйцо, мотивы, с которыми народу нашему уже семьдесят лет как решительно и бесповоротно не по пути. Да и небесполезно повнимательней осмотреться,– в сколь странной компании "единомышленников" мы оказываемся, уступая давлению тех, кто предоставленные им благие возможности воспринял исключительно как "свободу" разжигать мстительные чувства по отношению ко временам и событиям, которыми мы обязаны лучшим (а отнюдь не худшим!), исторически самым неистребимым и жизнеспособным из всего, чем на сегодняшний день располагаем.


Текст сносок смотрите в оригинале:
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/stali/stalinizm-li.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. М.С.ГОРБАЧЁВУ.


Прошу Вас ознакомиться с нижеприлагаемыми теоретическими материалами – открытым письмом на Ваше имя "Сталинизм" ли виноват? и рукописью Сдвинуть с "мёртвой" отметки обсуждение проблемы объективных общественно-экономических противоречий при социализме (Москва, ноябрь 1986г.).

Первое исследование мною только что закончено, второе же прак­тически безответно "скитается" по самым разным адресам уже почти год; среди адресатов его, кстати,– персонально оба Ваших "главных экономических советника", как рекомендуют их зарубежные средства массовой информации, А.Г.Аганбегян и Л.И.Абалкин, председатель Сек­ции общественных наук президиума АН СССР П.Н.Федосеев, журнал "Во­просы экономики" и т.д. Ни строчки из этой разработки не "просочи­лось" в печать, она также не была где-либо обсуждена в демократич­ной обстановке и на достаточно компетентном уровне.

К чему я об этом здесь говорю? К тому, что в работе проводится точка зрения, во многом диаметрально противостоящая тем общим, вот именно   концептуальным  оценкам конкретно-историческо­го положения страны, которые на сей день возобладали у нас и в со­ответствующей литературе, и (увы) в партийно-государственных доку­ментах, в том числе и в Ваших выступлениях,– и по которым, как счи­тается, существует некое абсолютное единство взглядов равно среди "посвящённых" и широкой публики, ни малейших разногласий нет.

Однако,– как видим,– это далеко не так. Имеет место, доказа­тельно формулируется и отстаивается и другой подход, резко отлича­ющийся от того, который за короткое время, к сожалению, уже приобрёл инерцию мощно "клишированного", "обкатанного" штампа. Важно ли это, серьёзно ли это? Если бы удалось довести до понимания "разработчи­ков" идейно-теоретического материала для Вас,   насколько  это важно и серьёзно, насколько опрометчиво и безответственно этим пренебрегать! Не надо только "давить" на меня моим кажущимся "оди­ночеством" и находящимся покамест на Вашей стороне "болышинством". Для выдвижения научной позиции, тем паче в гуманитарном, социальном познании, в общем-то, больше одной головы поначалу и не требуется. А выдвинутая и надлежащим образом аргументированная, теоретико-философская позиция далее должна быть судима исключительно лишь по силе выставляемой ею системы доводов, аргументов,– но уж никак не по результатам "голосования" за или против неё в той или иной, пусть даже на вид и очень авторитетной аудитории. Проиграет – что ж, это нормальное, правомерное протекание и исход честного научно­-полемического поединка, и сам поединок окажется только на пользу обеим "соперничающим" сторонам. Но вот уж коль скоро об неё, об "одиноко" выставленную трактовку   логически  разбиваются аргументы "большинства",– тут "большинству" (если, конечно, оно граждански грамотно и добросовестно) необходимо также честно и са­мокритично, не прибегая к "количественно"-дискриминационным приё­мам, проанализировать и пересмотреть избранный им взгляд.

Чего ради,– казалось бы,– так встревожился И.В.Сталин по поводу "единичных" тогда правоуклонистских, бухаринских выступлений в экономической дискуссии начала 50-х годов? Почему уделил им столько внимания, счёл нужным   лично  чуть ли не на каждое ответить? Не из пушки ли по воробьям палили? Нет. Всякий подлинно проницательный государственный деятель прекрасно знает, что развёрнутая, по-своему цельная теоретическая интерпретация достаточно важного вопроса в науке, и прежде всего в науке социальной,– это явление   общественное  (о чём, к слову, и В.И.Ленин не единожды напоми­нал), что объективная мощь общественного развития никого "просто так", "случайно" не наделяет способностью проблемного мышления и проблемного видения исторических событий, что смелые и настойчивые "одинокие" голоса – это именно и только специфическая первоначаль­ная форма, в которой обнаруживает себя какой-то глубинно созреваю­щий   общественный  процесс. А потому, если перед тобой как идеологом и теоретиком "вдруг" вырастает даже и в высшей степе­ни "нежелательное", "путающее карты" проблемное построение,– не обольщайся "одиночеством" оппонента и разностью ваших "весовых ка­тегорий", аргументируй! Ибо ответная сила   твоих  доказа­тельств – это единственное в данной ситуации, что в будущем "за­чтётся" и поимеет действительное государственное, общественное зна­чение, всё остальное вызовет осуждение потомков, а то ещё и позором себя покроешь.

Итак, И.В.Сталин со всей серьёзностью аргументировал – и ока­зался, как убедил дальнейший ход вещей, абсолютно прав, ибо те воззрения, которые в 1951–1952 годах отстаивались в "одиночестве" Л.Д.Ярошенко и немногими другими, очень скоро обнаружили свою имен­но   общественную  непреодолённость, неизжитость, вырв­ались на поверхность и, действительно, повернули колесо нашей новей­шей истории на добрых тридцать лет если не назад, то уж точно вбок, причём крайне болезненно.[1] Что касается И.В.Сталина, то он, во­-первых,– включившись в разгоревшуюся полемику по-честному и на равных, без прятанья за спины "советников",– оставил прекрасную марксистскую работу, о ценности которой история ещё скажет своё слово; во-вторых, тем самым обозначил существеннейший водораздел во всей нашей идеолого-теоретической и в целом общественной жизни, чрезвычайно важный для понимания всего происшедшего за послевоенную эпоху; в-третьих, подал великолепный пример вот именно   демократического,  гласного и делового обсуждения нерешённых   доктринальных  проблем,– пример, которому ни один из его преемников на посту Генерального секретаря ЦК КIIСС так до сих пор и не последовал, хотя велеречивых песнопений в честь демократии звучало за это время сколько угодно.



Если обратиться ближе к нашим сегодняшним делам, то здесь тоже в этом плане далеко не всё бесспорно и "беспроблемно". Что застой необходимо преодолеть – это понятно; я сама неоднократно и открыто,   при жизни  Л.И.Брежнева, а не после его смерти, писала в ЦК КПСС и в прочие, как говорится, инстанции, что он завёл страну фак­тически в тупик, что ему нужно или принимать самые решительные и радикальные меры к выправлению положения, или попросту оставить свой пост. На таких смельчаков где-то в конце 70-х – начале 80-х годов смотрели как на "сумасшедших" (и соответственно к ним относились!), а ведь время показало, что мы были совершенно правы и что Л.И.Брежнев поступил бы куда дальновидней и для государства, да и лично для себя, если бы придал трезвым голосам ту значимость, кото­рая в них объективно заключалась. Позволю себе надеяться, что из двух вышеразобранных примеров Вы в нынешнем нашем случае останови­тесь на более разумном и более заслуживающем подражания.

Итак, что надо выбираться из полосы застоя, тут нет особых "разночтений"; разногласия начинаются в следующем (по порядку, но не по своей весомости) пункте,–  как  это делать. История социа­листических государств уже не раз сталкивалась с такими ситуациями, когда в обстановке неблагоприятного, предкризисного экономического развития резко активизировались не только здоровые силы партии и общества, но и различные уклонистские течения, причём подчас им удавалось полностью захватить инициативу в свои руки, хотя и на непродолжительное время.

К великому сожалению, очень и очень похоже, что и у нас события практически уже сбились на этот пагубный путь. Так или иначе, но было бы весьма затруднительно объяснить, чем отличаются затеваемые у нас "экономические реформы",– с которыми, скажу сразу же, невоз­можно согласиться здравомыслящему марксисту,– от того, что пропове­довали лидеры "пражской весны". Да и "общеполитическая" линия едва ли не целиком совпадает,– сотворить некий жупел из И.В.Сталина и так называемого "сталинизма", изобразить исторически необходимый и неизбежный разгром внутрипартийной политической оппозиции в 30-х годах как чуть ли не беспричинные "массовые репрессии", как "сталин­ские преступления"; под эту бирку бросить тень и на социализм как таковой, начать выдумывать, якобы мы под руководством И.В.Сталина построили "что-то не то", не соответствующее, мол, "сущностным ха­рактеристикам" социалистического уклада; опять вытащить на свет божий излюбленную ренегатскую теорию "поливариантности", множественности как "моделей" социалистического строительства, так и их идейных обоснований; и, наконец, в качестве какой-то "новой", "демократической" модели приняться навязывать людям нечто густо пропахшее мелкобуржуазным нафталином по меньшей мере шестидесятилетней давности и имеющее с социализмом в его классическом, марксистско-ленинском облике лишь чисто фразеологическое родство.

Между тем, история в своих объективно-закономерных глубинах существенно   однозначна,  и точно так же, как природа не создаёт "множества" законов для передачи, скажем, тока через проводник, а довольствуется одним законом Ома, так же не создаёт и объективная историческая действительность по нескольку "комплектов" основных закономерностей для каждой общественной формации, в том числе и для первой фазы коммунизма. Сущностные характеристики социалистического строя, при всём разнообразии вторичных деталей, объективно даны нам тоже лишь в одном "варианте": это диктатура пролетариата, авангардная роль коммунистической партии, общественная собственность на средства производства, мощная экономическая активность государства (его прямое структурное "участие" в консолидации стоимости прибавочного продукта), подчинённость производства интересам трудящихся – т.е., выявление и общественное утверждение (конституирование) живого труда в качестве прибылеобразующего фактора экономики, единственного и полноправного продуцента и "распорядителя" новой стоимости, дохода.

Все эти сущностно-структурные "габариты" социализма были внятно, уверенно очерчены в нашей стране к первой половине 50-х годов, и мы не "ошибочно", но   совершенно правильно  видели в них воплощение именно фундаментальнейших отличительных особенностей нового общественного устройства. Регрессивное развитие, чреватое кризисом, началось не в тот период, не в "сталинские времена", а его начали экономические "новации" Хрущёва (разрушение нормальной для социалистического народного хозяйства отраслевой системы управления) и окончательно развязала "реформа" 1965 года,– когда была предпринята воистину ошеломляющая по своему безмыслию попытка реставрировать в социалистической экономике частнособственнический "фондовый" принцип доходообразования взамен марксистского   трудового,  механизм действия которого, в главных его чертах, к рубежу 40-х – 50-х годов партия и Советское государство уже нащупали, нашли. Но пониманию правителей наших, преемствовавших И.В.Сталину, оказалась недоступна эта всемирноисторическая по своей масштабности новизна в экономическом строительстве – самый факт нахождения социалистической модификации стоимости, подлинно-социалистической "схематики" функционирования товарно-денежных отношений,– и вместо того чтобы закрепиться на завоёванном решающем социально-экономическом "плацдарме", воочию открывавшем путь к коммунизму, получилось допущено тяжелейшее тридцатилетнее откатывание назад.

"Разлагающийся в нашем обществе труп",– как с некоторых пор стало модно у нас выражаться,– это, таким образом, не "сталинизм", а экономическое "реформаторство" конца 50-х - середины 60-х годов, правоуклонистское по своему классово-социальному содержанию. Оно "переменило знак на обратный" буквально у всех определяющих процессов экономической динамики, превратило наше народнохозяйственное развитие,– вопреки распространяемым ныне научно-недобросовестным легендам,– из характерно-интенсивного в грубо экстенсивное, "затратное". Ибо критерий, отграничивающий интенсивное экономическое процессирование от экстенсивного, в сущности, весьма прост (и непреложен): это более быстрое (или, напротив, более медленное) возрастание конечной продукции по сравнению с наращиванием производительного аппарата как такового. Можно вовлекать новые, свежие резервы в производство с очень широким размахом, но при этом использовать их так, что в конечном итоге "выход" экономики будет расти всё же опережающими темпами относительно её "входа"; и такое хозяйство является   интенсивным  в самом строгом значении данного термина, без всяких натяжек, хотя бы оно оперировало огромными массивами вновь поступающих природных и трудовых ресурсов, осваиваемых территорий и т. д. Но в нашей "дохрущёвской", "досовнархозовской" экономике именно так и обстояли дела. Если в период индустриализации у нас национальный доход рос примерно вдвое быстрее основных производственных фондов, то в 60-х – 70-х годах   фонды  наращивались вдвое быстрее получаемого национального дохода. Спрашивается,– по какой же странной логике Вы ищете корни теперешнего "затратного" хозяйствования в той экономической эпохе, когда динамика общественного воспроизводства была столь явно и разительно   противоположна  прискорбной картине, которую мы имели за последние тридцать лет? Не резонней ли всё-таки немного поближе поискать,– тем более, что и момент "великого перелома" в движении фондоотдачи известен с точностью почти до года?

Принцип формирования прибыли в цене пропорционально производственным фондам (а не живому труду) представляет собою исторически бесповоротно пройденную для социализма   буржуазную  модификацию отношения стоимости; он способен результативно действовать только "в паре" ещё с целым рядом типично капиталистических воспроизводственных закономерностей, в первую очередь с законами свободной конкуренции капиталовложений и существования рынка труда, т.е. превращения рабочей силы в товар. Поскольку же социалистическое общество, ещё заслуживающее данного наименования, ни того ни другого позволить не может, то "фондовая" схема доходообразования в социалистическом государстве будет сокрушительно экстенсифицировать и "деэффективизировать" экономику, поощряя складывание в ней стоимости прибавочного продукта в пропорции к "голым", общественно никак не "отсортированным" затратам материально-технических компонентов производственного процесса. Вот это и есть   затратный механизм  в хозяйствовании, тот самый, что на протяжении четверти века упорно сбивает нас с ритма и современного научно-технического, и плодотворного общественно-институционального прогрессирования.

"Затратный" экономический механизм в социалистических условиях,– повторю ещё раз,– это механизм "фондовый ",  и больше никакой: т.е., исходящий из научно отсталой, межеумочной "предпосылки", якобы и в обобществлённом хозяйстве, подобно хозяйству частнособственническому, главным доходопроизводящим фактором выглядит и выступает прошлый, а не живой труд. Но в действительности-то социализм как раз и призван ликвидировать эту общественно-экономическую "объективную кажимость", источником которой всегда служила не какая-то способность капитальных вложений, средств производства к "самостоятельному" порождению стоимости, а единственно лишь право частной собственности на них. Уничтожение частной собственности (а стало быть, и эксплуатации человека человеком) – это, как у нас ещё совершенно недостаточно осознаётся, с неизбежностью одновременно и упразднение всех и всяких сколь-либо существенных экономических отношений, в которых материально-техническая сторона экономической деятельности фигурирует как "производитель" новой стоимости.

Фондовое доходообразование по своему историческому генезису и классово-социальному смыслу, будучи изначально результатом и моментом частнособственнического присвоения средств производства, является сугубо   элитарной  структурой, и поэтому попытки искусственно насаждать его в социалистической стране неотвратимо станут провоцировать всепроникающую антидемократизацию общества, бюрократизацию управления, кастовость и протекционизм в среде руководящих кадров, их отрыв от масс и т.п. На теснейшую вот именно   системную  связь между бюрократизмом и политикой "фондовых" цен партия указывала ещё в конце 20-х годов.

Следует такие решительнейшим образом развенчать и отбросить корявый миф, якобы ведение хозяйства при социализме на базе "фондовой" прибыли и фондовой конструкции цены представляет собою некое воплощение и средоточие "экономических" (или ещё "научных") методов, в противоположность каким-то "административно-нажимным", безраздельно царившим в СССР, будто бы, в 30-е – 50-е годы. (Не говорю уже о том, насколько предосудительно, позорно взять на "идейное" вооружение и с серьёзным видом повсюду повторять замусоленную советологическую басню о социалистической экономике как об экономике "командной", "приказной". Централизованное планирование, примат в хозяйственном руководстве политического подхода, обеспечивающего соблюдение классовых интересов рядового трудящегося, развитая экономическая роль государства – всё это столь же неумно приравнивать какому-то "нажимному" бюрократическому самодурству, как не может считаться показателем "бюрократизма" хорошо разработанная и эффективная система, например, гражданского права в стране). Что касается "экономических методов", то таковыми допустимо называть лишь методы, основывающиеся на вскрытии объективных экономических законов, данного общественного уклада и на возможно более точном следовании им. Между тем, формирование прибыли (дохода) соотносительно стоимости производственных фондов  не является  объективным экономическим законом социализма, а постольку и методы, связанные с этой процедурой, суть для нас не " экономические", но как раз   антиэкономические,  насильственно-волюнтаристские. Соответственно, если и воцарялся в нашем народном хозяйстве грубо-"нажимной", антиэкономический стиль, то происходило это не "при Сталине", когда мы руководствовались в целом   правильными,  марксистскими представлениями о базисных структурах социалистического строя, о месте в них и характере действия закона стоимости и т.д., а это произошло в результате "реформаторских" мероприятий второй половины 50-х – середины 60-х годов, во многом перевернувших указанные здравые представления поистине "вверх дном".

Суммарно говоря,– все наиболее тяжкие пороки, от которых страдает сегодня наше общественное производство (всепоглощающая расточительная "затратность", экстенсивный тип экономического функционирования, мощный бюрократический "отёк" управленческой системы, своевольное и своекорыстное администраторство, отсутствие прочной теоретической, а значит, и практической опоры на материальные, объективные закономерности экономического развития, "глухота" к научно-техническому прогрессу, ошибочные понятия о природе и формах реализации товарно-денежных отношений в условиях социализма, неповоротливость, замедленные, подчас прямо-таки "летаргические" темпы необходимых хозяйственных начинаний и преобразований, несбалансированность, обременённость экономики "ложными стоимостями" и пр.), все они целиком или по крайней мере в тех масштабах, какие ими на сей день достигнуты, являются неоспоримыми приобретениями последнего тридцатилетия нашей истории, но никак не предшествовавшего периода. В самом деле; непостижимо, почему мы в связи с застоем и "тормозными" симптомами в жизни страны "склоняем" на разные лады И.В.Сталина, тогда как инфляция, наводнение экономики "бумажными деньгами" ("ложной социальной стоимостью"), устрашающие дотационные "флюсы" в народнохозяйственном организме, неэффективность и вошедший в дурную "традицию" долгострой, категорически нежелательный, разрушительный характер изменений материалоёмкости и фондоотдачи, отставание в росте производительности труда от роста заработной платы и ещё немало другой экономической "патологии" в том же духе – обо всём этом где-то на рубеже 40-х – 50-х годов у нас, можно сказать, и не слыхали, это прямой продукт "совнархозовщины", непродуманной аграрной политики и, самое главное, "хозяйственной реформы" 1965 года.

Считаю,– нужно с гораздо большей марксистски-научной основательностью, чем это наблюдается в настоящий момент, разобраться в реальном "вкладе" различных отрезков истекшего семидесятилетия в историю создания социализма в Советской стране. Надо,– в частности, а может быть, и прежде всего,– со всей определённостью отграничить период теоретико-практического "открытия" социалистической модификации стоимости в 1947–1954гг. от развернувшегося затем её демонтирования, ибо как раз попятное движение на этом направлении, деструктивное перекраивание форм доходообразования в сельском хозяйстве и в промышленности посеяло горькие семена затяжной регрессии, охватившей несколько последних пятилеток. По моему твёрдому убеждению, в корне неприемлема нередко ещё пропагандируемая нынче схема, согласно которой чуть ли не всё, что совершалось в государстве между нэпом и "перестройкой", ставится под косвенное или вполне откровенное сомнение как некое сплошное "отступление от ленинских норм", "ленинских заветов" и т.д. Во-первых, нэп был вынужденным жестокой исторической необходимостью временным манёвром, а не магистральным путём к построению социалистического общества; высказывания В.И.Ленина на этот счёт, если их воспринимать добросовестно, не оставляют места для каких-либо иных толкований. Во-вторых, недопустимо принижать, по сравнению с нэпом, последующие этапы социалистического строительства; нэп и фактически воздвигнутый социализм – это вещи несопоставимые. В-третьих, именно ретроградно-ностальгические попытки "вернуться в нэп" в ходе реформы 1965 года и послужили причиной тех стагнационных перипетий, которые мы сегодня переживаем.

И наконец,– как вывод из всего предыдущего,– установка на то, чтобы "радикализировать" реформу 60-х годов (а не на устранение искажений, внесённых ею в социалистический экономический базис), не может повлечь за собой чего-либо более плодотворного, нежели разрастание имеющихся негативных явлений в какие-нибудь "ультранегативные".

Думаю (и в этом отношении достаточно поучительна история моих обращений на имя Л.И.Брежнева), что разумное и недискриминационное обсуждение соображений, изложенных здесь и в нижеследующей теоретической записке, было бы в интересах дела, поскольку могло бы своевременно предостеречь против разорительной "натурной" проверки определённых решений, ошибочность которых неопровержимо выявляется уже на стадии предварительного логического анализа.

                                             Кандидат
                                             философских наук
                                             Т.Хабарова
                                             17 октября 1987г.

Приложение:
рукопись "Сталинизм" ли виноват? (31 стр.);
рукопись Сдвинуть с "мёртвой" отметки обсуждение проблемы объективных общественно-экономических противоречий при социализме (47 стр.).

 

_________________________________________

[1] См. И.Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР. Госполитиздат, 1952, стр. 91.


http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/stali/gorbu.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
В редакцию журнала "НОВЫЙ МИР".


Предлагаю вашему вниманию нижеследующую статью "Сталинизм" ли виноват?; но не только потому, что она резко полемична по отношению к многочисленным соответствующим публикациям в вашем журнале. (Хотя, разумеется, можно было бы только приветствовать, если бы вы поступили в духе "социалистического плюрализма" и ознакомили читателей, пусть вкратце, с аргументированной противоположной точкой зрения.)

Однако на сей раз мне хотелось бы прежде всего акцентировать то обстоятельство, что статья по своему первоначальному "жанру" является открытым письмом М.С.Горбачёву, отправленным в его адрес в октябре 1987г. Равно как и то, что и по сей день, т.е. на протяжении почти полутора лет, никакой разумной и цивилизованной реакции на указанное обращение я от ЦК КПСС не имею.

В данной связи я прошу считать нижеприлагаемый материал моим предвыборным выступлением п р о т и в  М.С.Горбачёва как кандидата в народные депутаты СССР. Прошу редакцию журнала предать гласности любые, на ваше усмотрение, фрагменты из статьи (естественно, не искажая их смысла); или, как минимум, самый факт обращения к вам рядового избирателя, желающего реализовать своё – отныне вполне законное – право агитировать не только "за", но и "против" того или иного кандидата в депутаты. Разумеется, предстоящее совершенно несомненное,– как это было и с Л.И.Брежневым, и со многими другими,– избрание М.С.Горбачёва народным депутатом ничего в моей позиции и в моих настояниях не изменит. Считаю в корне неприемлемым для действительно демократического государства то безобразное, бескультурное отношение к открытой, честной, глубоко доказательной критике снизу, которое практикуется М.С.Горбачёвым лично и его идеологическим аппаратом, возглавляемым столь колоритной фигурой из области "идеологии" времён застоя, как В.А.Медведев.

Не так уж трудно публично высмеять ветерана-"сталиниста", пишущего с орфографическими ошибками (хотя такие же ошибки в письмах всевозможных "жертв сталинизма", вплоть до бывших гитлеровских прислужников, в редакциях тщательно исправляются). Куда труднее вступить в гласный идейно-теоретический "поединок" с оппонентом, который ни орфографических, ни весьма многих иных ошибок не делает, и в дискуссии с которым, чего доброго, свои собственные ляпсусы выставишь на обозрение всему свету. С очевидностью, этого и опасается М.С.Горбачёв. Но тогда всё это тем более неприемлемо и одиозно, ибо это значит,– он не просто "добросовестно" путает и петляет, а и прекрасно отдаёт себе отчёт, что изряднейшая часть его "концепций" состоит из путаницы и передёржек, которым принародная прямая дискуссия, как говорится, противопоказана. Знает – и всё же навязывает сии "концепции" стране. А ведь, между прочим, о несостоятельности и непродуктивном, стагнационном характере той же, хотя бы, "концепции развитого социализма" честные учёные-марксисты вот так же открыто писали и в те дни, когда В.А.Медведев и иже с ним "были втянуты,– как нынче он витиевато выражается,– в обсуждение этого противоречащего жизни тезиса".[1] "Были втянуты", ой ли? А не наоборот,– не "втянуты" были, но упрямо и своекорыстно  втянули  науку, партию, страну в размусоливание пустопорожней конъюнктурной поделки, всё назначение которой заключалось в том, чтобы успокоить и ублажить заплутавшее партийное руководство: оно-де вовсе не плутает, но воплощает на практике некие всемирноисторические по своей важности "концептуальные" предначертания.

Теперь те же люди сочиняют для М.С.Горбачёва "концепцию перестройки" и "современную концепцию социализма". Но совершенно невозможно постичь, почему мы,– видя перед собой публику, которая всю свою жизнь была взасос "втянута" в весьма прибыльную околополитическую и околоидеологическую конъюнктурщину того или иного сорта, и не стесняется, главное, в этом признаться,– почему мы   сегодня  должны вот так на слово поверить, якобы непогрешимая и "безальтернативная" истина воссияла вдруг, непонятно с чего, там, где десятилетиями правила свой циничный "бал" конъюнктура? Не реалистичней ли всё же, не трезвей ли будет предположить, что и на сей раз никаких чудес не произошло,– ибо почва для них начисто отсутствует,– но имеет место всё тот же феномен пресловутого "втягивания", и от него глупо ждать более благотворных результатов для государства, нежели те, которые проистекли в предшествовавших, так сказать, "заходах". Где гарантия, что В.А.Медведев (беспечально проблагоденствовав ещё один этап своей карьеры) не заявит нам через некоторое время,– он, дескать, опять "был втянут" во что не следовало?

Вот чтобы не творилось больше с нами этого посмешища,– в общем-то, в масштабах всей державы, отнюдь не смешного,– давайте поступать так, как делают во всём цивилизованном мире: полагаться в общественной практике на какую-либо концепцию только  после  того, как она победила в реальной полемической схватке с реально и конкретно заявившими о себе оппонентами. А не до и помимо этого. Вот тогда и будут у партии нашей именно концепции. А не случайно закрутившиеся воронки, "затягивающие" нестойких перед жизненными соблазнами "идеологов". И всё, что для этого нужно,– это перестать кричать об "отсутствии альтернатив" и честно   обнародовать, огласить "альтернативу", когда она фактически имеется налицо, законно и благонамеренно прибыла по почте в конверте с обратным адресом. Ведь "нет альтернатив" и "есть, но мы их игнорировали",– это качественно противоположные вещи. Так что М.С.Горбачёву и его советникам надо расставаться с любезной им теорией о "безальтернативности" распространяемых ими версий. И чем скорее это будет признано и сделано, тем меньшие завалы придётся в дальнейшем разгребать. Тем паче, что шанс на сооружение всё новых и новых завалов под барабанный треск "безвариантной" идеологической саморекламы – наверное, действительно последний. Больше ни на один такой "эксперимент" даже у нашего долготерпеливого народа выдержки уже не достанет.

                                            Кандидат
                                            философских наук
                                            Т.Хабарова
                                            10 марта 1989г.

Приложение: рукопись на 31 стр.

 

_______________________________________

[1] См. Современная концепция социализма. Международная научная конференция. "Правда" от 5 октября 1988г., стр. 4.


http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/stali/vNoviMir.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/SOPROBES.HTM

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Из нашей почты
Т.Хабарова – В.В.Харламову,
соратникам

10 марта 2020г.

О "Советской политической школе"
        и прочих "инициативах" Вл.Иванова



Виталий Владимирович,
          Ваше сообщение, во вчерашнем телефонном разговоре, что Вами получен некий "организационно-методический" документ от небезызвестного Вл.Иванова, при ближайшем рассмотрении немало меня удивило.

О каких "организационно-методических" указаниях может для нас идти речь со стороны человека, который уже достаточно продолжительное время демонстрирует наплевательское (если не сказать – хамское) отношение к организационно-методическим, вот именно, нормам, установленным в ДГ СССР задолго до него?

Не столь давно он самостийно, "от себя" провозгласил образование так называемой "советской политической школы" как – якобы – подразделения в структуре Движения граждан СССР.

Ему было многократно, устно и письменно разъяснено, что никакие учебно-методические подразделения в рамках ДГ СССР не могут создаваться без утверждения их Исполкомом и без предварительного предоставления программы такого подразделения. Тем более странно выглядела сия "инициатива" на фоне того, что нами в настоящее время осуществляется ещё не завершённый проект Школы современного большевизма,– о важности которого для нас не однажды говорилось на наших форумах последних лет.

Однако, Иванов ни разу не удостоил наши разъяснения и требования ни вниманием, ни ответом. Не реагировал он и на резкую аргументированную критику ряда его "теоретических" выступлений, пестрящих "ляпсусами" , безусловно неприемлемыми с позиций ДГ СССР.

В.В., чему Вы хотите, чтобы персонаж вот с таким "организационно-методическим" профилем научил Ленсовет, где Вы ведаете идеологическим сектором?

Добавлю, что не желая (и не умея) по-порядочному ответить ни на один из поставленных перед ним резонных вопросов, Иванов в конце концов объявил, что,– мол,– "советская политическая школа", это его частное предприятие, и она не имеет отношения к Движению граждан СССР(?).

Хорошо, но зачем ты тогда лезешь (прошу прощения) с этой своей "школой" то в один наш Совет, то в другой, ищешь там легковерных, теоретически не слишком подкованных людей и подначиваешь их размещать на НАШИХ интернет-ресурсах эти свои "лекции", напитанные ядом против тех установок, которые пропагандируются Съездом граждан СССР и Большевистской платформой?

Могу и ещё добавить, что дезорганизующими, раскольническими "инициативами" Иванов буквально сыплет, как из рога изобилия.

То придумал какую-то "коалицию" в Челябинском регионе, собрал туда публику с совершенно чужеродными нам взглядами и пытался этой "коалиции" (во главе, естественно, с самим собой) подчинить Челсовет.

То чуть не подбил товарищей,– в конце прошлого года,– на проведение "съезда граждан СССР Челябинской области". Зачем понадобился этот "съезд" спустя полгода после нашего основного Съезда 9 июня в Москве, какие предполагалось решать на нём проблемы,– ответ на эти вопросы, по обыкновению, отсутствовал. Впрочем, из проекта иванóвского доклада на сём "съезде" явствовало, что планировалось заменить Движение граждан СССР в Челябинской области неким "союзом патриотических сил", разработать для него "другую" идеологию, чем современный советский патриотизм, и т.д.

Надо ли доказывать, что разоблачение и отклонение подобных выкрутас, выдаваемых за "инициативы", отнимает уйму времени и нервов?

Суммируя,– никакая уважающая себя организация не может допустить, чтобы её участники практиковали ту "технологию" протаскивания своих,– будем считать,– инициатив, которую рвётся навязать нам Иванов. Т.е., прежде всего,– бессовестно врать товарищам, как врал Иванов при выдвижении его кандидатуры в члены КомВСВМ, уверяя, будто он целиком и полностью разделяет идеологию современного советского патриотизма и Декларацию о единстве Советского народа, тогда как в действительности картина откровенно обратная.

Далее, демонстративно плевать на существующие в организации уставные нормы, на законные, оправданные требования руководства, а заодно и на обоснованную публичную (а не "подковёрную", не заглазную) критику.

И наконец, не имея внятных доводов против критики, продавливать несостоятельную "инициативу" обманом и нахрапом,– пользуясь, как было уже сказано, легковерием и некомпетентностью "доброхотов", перед которыми он разыгрывает роль "несправедливо обиженного".

Что касается, конкретно, вл.Иванова, то он ведь и не собирается отказываться от вышеописанной "технологии",– наоборот, на разные лады её "развивает" и "оттачивает".

Но подобный образ действий с его стороны, во-первых, снимает с Исполкома СГ СССР всякую обязанность тратить впредь время и силы на рассмотрение очередных его придумок.

Во-вторых. В ДГ СССР нет фиксированного членства, и мы не можем Вл.Иванову просто указать на дверь,– что в сложившейся ситуации было бы, наверное, самым разумным. Но настоятельно рекомендуем всем нашим ячейкам учитывать в своих контактах с Ивановым вышеочерченную позицию Исполкома, не размещать на ресурсах ДГ СССР его "труды",– поскольку он сам провозгласил, что они-де "не имеют отношения" к нам, но тогда незачем и рекламировать их через наши каналы. Не пытаться затевать какие-либо дебаты и дискуссии по этим "трудам" в нашей официальной рассылке.

В.В., упоминавшийся в начале письма документ вряд ли стоит мне присылать; заниматься им я, так или иначе, не буду. И без всяких претензий ко мне: я не могу раз за разом позволять, чтобы на высказываемое мною мнение "реагировали" по принципу "собака лает, ветер носит". Как того упёрто добивается г-н Иванов, да ещё и бахвалится этим.

                                                 Т.Хабарова
                                                           10 марта 2020г.

http://cccp-kpss.narod.ru/post/2020/2020-03-10-kharlamovu.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Кандидат философских наук
Т.ХАБАРОВА.
Москва, ноябрь 1988г.


КРИТИКУЕМ  ЛИ  ГОРБАЧЁВ?


B преддверии недавно прошедшей партконференции "Правда" и другие органы печати неоднократно ставили перед своими читателями вопрос: с чем вы поднялись бы на трибуну приближающейся общепартийной творческой встречи, с какими предложениями? Что ж, причина и повод для такого приглашения,– как нам думается,– не возникают лишь эпизодически, но существуют всегда; и поэтому беру на себя смелость предложить предстоящим партийным форумам соответствующего уровня следующее: найти способ переместить М.С.Горбачёва с поста Генерального секретаря ЦК КПСС на какую-то другую работу, скажем так, более для него подходящую. Считаю это настоятельно необходимым, и на естественное "почему?" отвечу: потому, что стране объективно не нужно отечественное "переиздание" Александра Дубчека и всей той "программы" экономического и политического якобы-"переустройства" социализма, которая связана, в числе прочих, с именем вышеупомянутого деятеля. Одновременно я попытаюсь – своими излагаемыми далее соображениями – принять участие и в отнюдь ещё не завершившейся полемике, рельефно обозначенными вехами которой за последний год стали известные выступления в "Правде" и "Советской России".



Сегодня у нас много и в значительной своей части справедливо говорится о необходимости избавления от такого наследия прошлого, как "культ личности". Скажу сразу же: что касается лично меня, то при безусловно высочайшей оценке   объективного  исторического пути, пройденного Советским государством под руководством И.В.Сталина, я столь же безусловно не разделяю и не одобряю тех поистине иррациональных форм, которые подчас принимало поклонение его авторитету,– во всём остальном вполне заслуженному. Между тем, нельзя не видеть, что хотя и в разной степени, но точно то же самое явление, со всеми его отрицательными последствиями, имело место и в отношении всех других руководителей, когда-либо возглавлявших партию: Н.С.Хрущёва, Л.И.Брежнева, даже Ю.В.Андропова и К.У.Черненко, находившихся на посту Генерального секретаря лишь весьма краткое время. Причём, никакие указания на "культовые" ошибки предшественников абсолютно делу не помогали: каждый раз всё начиналось сызнова, словно иллюстрация к старинному афоризму, что уроки истории заключаются во всеобщем вечном нежелании их из неё извлекать.

И так будет продолжаться,– всему миру, можно сказать, на посмешище,– до тех пор, покуда мы не сломим главный психологический и политико-институциональный барьер в этой области: не поймём, что нужно не столько щеголять дешёвым "разоблачительством" относительно просчётов тридцатилетней давности, но надо заиметь надёжно работающий демократический механизм, который о вероятном просчёте высшего руководства позволял бы взвешенно и аргументированно, без утайки заговорить   сегодня, сейчас,  который помогал бы   предотвратить  готовящийся промах. А не витийствовать задним числом, когда уже успели, что называется, накуролесить при неизменной "единодушной поддержке".

Суммарно говоря,– разумной и всеохватывающей критике, причём не только и не просто по мелочам, но прежде всего по коренным, доктринальным проблемам, должен быть совершенно доступен любой "ныне здравствующий" Генеральный секретарь, а не исключительно лишь те, что умерли или ушли на пенсию.

Нынче многими возлагаются самые радужные надежды на выборность руководителей; считается, что претендентам на ту или иную руководящую должность следует выдвинуть конкурирующие программы развития того участка работы, который они хотели бы возглавить. Но почему же столь безапелляционное исключение делается именно для той решающей и наиглавнейшей "должности", от которой пока что целиком и полностью зависит всё остальное? Ведь если "сверху" пойдут неверные, а то и вовсе головотяпские "установки",– никакой, самый добросовестный и толковый директор завода или института, сколько бы за него ни голосовали, ничего изменить в них не сможет, он вынужден будет их исполнять. И напротив того,– при конструктивной, отвечающей интересам народа политике "центра" какая мне разница, избран или назначен осуществляющий эту правильную политику "низовой" руководитель?

Между тем, за последнее время мы трижды наблюдали процедуру смены Генерального секретаря, и всякий раз,– давайте уж будем откровенны,– нам, подавляющей массе рядовых граждан государства, представала типичнейшая ситуация "кота в мешке". Взять того же М.С.Горбачёва,– который в высших органах партийного руководства находится, слава богу, с 1971 года и, в сущности, несёт за так называемый застой не намного меньшую ответственность, нежели доверявший, видимо, ему и полагавшийся на него Л.И.Брежнев. Итак, что же мы знали об истинных идейно-политических взглядах М.С.Горбачёва до апреля 1985г.? Абсолютно ничего; он прилежно поддакивал одному Генеральному секретарю, затем другому, затем третьему, его истинное лицо как политика начало нам открываться, когда он в этом, как говорится, кресле оказался сам. Однако, берёмся с уверенностью утверждать, что если бы ряд существенных моментов предложенного им курса он обнародовал  до  того, как возражать ему сделалось практически невозможно, то преобладающим большинством населения страны его концепция предстоящих преобразований была бы или в корне отвергнута, или, во всяком случае, радикально откорректирована до несравнимо разумнейшего вида, чем она фактически имеет на сей день. Это касается в первую очередь замыслов относительно "реформы" розничных цен, введения примитивно завуалированной безработицы, антидемократических изменений в трудовом законодательстве; это касается и безобразной вакханалии так называемой "правды" вокруг имени и дела И.В.Сталина, ревизиониствующего кликушеского копания в нашем прошлом на тему построения "не того социализма", какой, якобы, должен был быть, и пр.

Словом, тут было и есть о чём говорить и спорить; но ни высказываться, ни спорить мы, увы, практически уже не можем, не рискуя попасть,– в точности, как и прежде,– в противники "линии партии", во "враги перестройки" и т.п.

Вот это крайне непродуктивное "склеивание" нам и надо,– по моему глубочайшему убеждению,– постараться политически квалифицированно "расщепить": когда представления о будущем страны, с которыми выступает человек, занявший в данный момент пост Генерального секретаря, немедленно канонизируются как "линия партии" – и подобными чисто политическими (административными, в сущности!) средствами "намертво" выводятся из-под всякой научной и гражданственно-демократической критики.



Итак, исходя из только что сказанного, я вкратце проанализирую выдвигаемую М.С.Горбачёвым "платформу",– категорически отметая любые попытки зачислить меня на этом основании во "враги", "противники", "консерваторы", "догматики" и т.д.

Во-первых, откуда это взялось, будто в проповеди М.С.Горбачёва и покровительствуемых им ныне "идеологов" содержится нечто эпохально "новое"? Это,– буквально по пунктам,– программа чехословацких правых ревизионистов, устроителей и лидеров пресловутой "пражской весны", причём даже в той же самой терминологии:

      так называемая "десталинизация", как якобы непременное условие "демократизации" социализма и подъёма его на новую качественную ступень. Но в действительности здесь шла борьба вовсе не за некий "новый облик социализма", а против социализма как такового, ибо никаких иных "социализмов", помимо того, который был построен в сталинский период в СССР и строился по тем же намёткам в ряде восточноевропейских и азиатских стран, никогда и нигде не существовало. Вольно-невольно И.В.Сталин оказался его своеобразным человеческим "символом", как В.И.Ленин "символизировал", "персонифицировал" собою Октябрьскую революцию. Отсюда совершенно ясно, что "дезавуировать", под тем или иным предлогом, личность и деятельность И.В.Сталина означало бы полностью развенчать и сам по себе социалистический строй: ибо то, что делал Сталин как партийно-государственный руководитель, именно и являлось строительством социализма, и если Сталин творил одни сплошные "преступления", тогда и от самого социалистического общества ничего, по сути, не остаётся.

Соответственно, реально воссозданное социалистическое общественное устройство провозглашается (как и провозглашалось в Чехословакии двадцать лет назад) некоей "деформацией социализма", подлежащей-де беспощадному искоренению, "выкорчёвыванию". Отбрасываемой "сталинской модели" противопоставляется "демократическая" (у нас – "ленинская") модель, которая при ближайшем рассмотрении обнаруживает себя не чем иным, как самым обыкновенным частнопредпринимательским, буржуазно-парламентарным укладом (у нас – слащаво идеализированный нэп, кощунственно выдаваемый за "ленинскую модель" социалистического будущего, тогда как В.И.Ленин всецело однозначно видел в нэпе не какую-то новую "ипостась" социализма, а исторически вынужденное, обходное   отступление  от него).

Далее, за дымовой завесой из привлекательно звучащих "антибюрократических" лозунгов развёртывается, по существу, массированная атака на становой хребет социалистической экономико-политической системы: принцип общественной собственности на средства производства. Промышленные предприятия, "трудовые коллективы" демагогически противополагаются социалистическому государству и его хозяйственным органам как некоему жупелу, носителю удушающего бюрократического "зла". Между тем, разве не В.И.Ленин говорил, "что величайшим искажением основных начал Советской власти и полным отказом от социализма является всякое, прямое или косвенное, узаконение собственности рабочих отдельной фабрики или отдельной профессии на их особое производство, или их права ослаблять или тормозить распоряжения общегосударственной власти"?[1] Разве не В.И.Ленин говорил, что "без всестороннего, государственного учёта и контроля за производством и распределением продуктов власть трудящихся, свобода трудящихся удержаться не  может, возврат под иго капитализма  неизбежен"?[2]

Выразителем и структурным гарантом осуществления классовой воли, классовых интересов трудового народа, как политических, так и экономических, является не предприятие, а рабоче-крестьянское государство – субъект обобществлённой собственности на средства производства. С этой точки зрения и следует подходить к "радикальной экономической реформе", откровенно нацеленной на подмену централизованного планового управления социалистической экономикой беспорядочным, в сущности, конгломератом "самоуправляющихся" и "самофинансируемых" производственных единиц. Реализация этих замыслов,– не имеющих ничего общего с политэкономической теорией марксизма,– привела бы в наших условиях лишь к окончательному подрыву сколь-либо разумных народнохозяйственных связей, бесконтрольному нарастанию диспропорциональности и несбалансированности в развитии, и в итоге – к фактическому "упразднению" социалистической формы собственности, со всеми вытекающими отсюда последствиями для трудящихся, в плане их правовой и материальной защищённости.

Самое главное, что это ни в малейшей мере не спасло бы нас и от бюрократизма; ибо бюрократизм не обязательно сопряжён только с государственными структурами, он есть в принципе постановка   любых  групповых, корпоративных интересов над общественными, Но в этой плоскости "самофинансируемое" предприятие, озабоченное лишь величиной собственного дохода, причём безразлично как получаемого, воистину идеальная питательная среда для разрастания специфической "производственной" бюрократии; хозяйничанье которой ничуть не менее (если не более) разрушительно для страны, чем засилье бюрократствующих "аппаратчиков". Об этом партия прозорливо предостерегала ещё в конце двадцатых годов.

Извращённо, теоретически малограмотно трактуют правые оппортунисты и вопрос о роли и характере действия при социализме товарно-денежных отношений, Ими не учитывается историческая   изменчивость  отношения стоимости (естественно, и всех сопутствующих, подчинённых ему структурных элементов), то, что в разных общественно-экономических укладах закон стоимости выступает в разных, последовательно и логично развивающихся   модификациях.  Причём, модификация стоимости жёстко сочленена и с соответствующей формой присвоения средств производства, так что не может, например, в одном и том же обществе закон стоимости действовать в специфически буржуазной модификации, а форма собственности оставаться "социалистической". Но именно в эту ошибку, по малограмотности или умышленно, и впадают праворевизионистские "теоретики", требуя, чтобы стоимостные отношения в социалистической экономике, и прежде всего принципы доходо- (цено-)образования, были приведены к тому виду, какой они имеют в буржуазно-эксплуататорском устройстве.

Со второй половины 50-х годов правые уклонисты и в Советском Союзе, и в других социалистических странах упорно домогаются внедрения в народное хозяйство типично буржуазного (а никакого не "вечного и естественного") принципа "прибыли на капитал": формирования дохода в цене пропорционально стоимости производственных фондов и прочих материально-вещественных ресурсов. Они не понимают (или сознательно не желают понять), что эта схематика доходообразования конкретно-исторически свойственна лишь буржуазному строю и являет собой попросту отражение основного отношения частной собственности на материальные условия производства на уровне стоимостных, товарно-денежных форм. Если насильственно насаждать формулу "прибыли к фондам" (ресурсам) в обобществлённой экономике, это – в обратном порядке – потянет за собою соответствующие искажения на уровне отношений присвоения. Распорядители, "держатели" фондов и ресурсов начнут превращаться в неких "частно-групповых" собственников дробимого, растаскиваемого общенационального достояния, возникнет острая "надобность" в возрождении рынков капитала и живого труда,– что мы и наблюдаем наглядно на примере хотя бы того же Китая, где положение о "допустимости" частной собственности в социалистическом государстве уже официально включено в конституцию, а о рынке рабочей силы, о живом труде как товаре говорят как о чём-то само собой разумеющемся. Следует,– однако,– заявить со всей определённостью, что возвращение рабочей силы в "товарное", утилитарно манипулируемое и эксплуатируемое состояние, "легализация" безработицы   несовместимы  не только с перспективой какого-то "качественного обновления" социализма, но и вообще с социализмом как таковым. Кричать в данной связи о "демократизации", о "преодолении отчуждения трудящихся от средств производства"(!) и пр. может только политически растленный демагог, сознательно вредящий делу рабочего класса, или же, в противном случае, безнадёжный тупица, неспособный осмыслить ни строчки из сочинений основоположников научного коммунизма.

Между тем, в отсутствие свободного рынка главных производственных факторов (включая рабочую силу) "фондовые" схемы формирования прибыли и цен нормально функционировать не могут. Если нет свободной конкуренции капиталов и беспрепятственной отбраковки неэффективных капиталовложений, то "фондовая" прибыль порождает чудовищный по своей нелепости "механизм", когда "доход" от производственной деятельности наращивается грубо "пропорционально", попросту,  текущей денежной цене  вовлечённых в производство вещественно-технических средств. Это возбуждает всеобщую и всепроникающую "заинтересованность" во вздувании цен и искусственном "накручивании" материальных затрат. "Результаты" производства в денежном выражении растут, тогда как в натуральном они могут даже сокращаться. Лезущие вверх оптовые цены начинают "давить" на розничные, и государство оказывается вынуждено или регулярно эти последние повышать, без каких-либо ощутимых улучшений в снабжении населения (как в Польше), или вообще снять всякие политико-структурные ограничения со стихийного инфляционного процесса (как в Югославии), или же – это "наш" вариант – пытаться "амортизировать" нагон розничных цен оптовыми за счёт многомиллиардных бюджетных дотаций. Но дотации "опрокидывают" экономику, полностью её разбалансируют, лишают её естественного центра тяжести, каковым при любом строе является объективно, конкретно-исторически складывающаяся "общественная цена" господствующего производственного фактора: "цена капитала" (динамика фондовой прибыли и её "нормы") в буржуазном хозяйстве – аналогично, "цена живого труда" у нас (уровень и динамика розничных цен на основные средства воспроизводства рабочей силы).

Такова природа и нехитрая "загадка" того, что сегодня называют  "затратным механизмом" хозяйствования. Коротко говоря, это "механизм" действия (вернее, специфического "антидействия") фондовых, из другой формации заимствованных схем доходообразования в условиях социалистической собственности на средства производства. Отсюда ответ на вопрос о том, как от "механики" этой избавиться, гласит:

      надо вырвать,  вот именно, с корнем порочные, не отвечающие объективным экономическим законам социализма "методы" установления прибыли в цене в пропорции к стоимости материально-технических ресурсов, введённые "хозяйственной реформой" 1965–1967 годов. Вернуться к проводившейся до 1953 года политике низких и постоянно снижаемых (в меру снижения себестоимости) цен как на технические средства, так и на предметы народного потребления.

Мы убеждаемся, однако, что под флагом "радикальной" экономической реформы М.С.Горбачёв и его конъюнктурствующие "советники" навязывают стране совершенно противоположное решение (противоположное и правильному марксистскому подходу к проблеме,  и попросту здравому смыслу): усугубить (а не ликвидировать) "фондовый" характер ценообразования, путём добавления ещё и многочисленных "плат за ресурсы"; пойти на поводу у негативных тенденций,  исподволь "требующих" свёртывания социалистической формы собственности в угоду формам замаскированно или открыто частнопредпринимательским; узаконить некую ублюдочную разновидность рынков капитала и труда, более тлетворную, чем капиталистическая конкурентная грызня и сегодняшняя наша бесхозяйственность, вместе взятые; бесконтрольно пустить розничные цены "вдогонку" за ошибочно конструируемыми оптовыми,– взамен того, чтобы, наоборот,    оптовым  придать, как говорится, божеский вид,  очистив их от паразитических якобы-доходообразующих "приписок".

Следует здесь подчеркнуть, что "безработица по-горбачёвски",– если "горбачёвцам" удастся хотя 6ы на какое-то время протащить этот свой антинародный прожект в жизнь,– будет выглядеть куда гнусней и отвратительней, нежели соответствующее явление за рубежом. Ибо у нас потерю работы ещё весьма "гармонично" дополнит любовно воспринятая от "гуманиста" Л.И.Брежнева система принудительного трудоустройства – по истечении трёх месяцев – и уголовного преследования людей, лишившихся рабочего места не по своей воле, как "тунеядцев", "уклоняющихся от общественно полезного труда".

Скажем теперь в двух словах о проблеме розничных цен. Цены на основные средства воспроизводства рабочей силы откристаллизовываются, "отлагаются" конкретно-исторически, их нельзя учредить (или резко изменить) в командно-приказном порядке. При нашей формации значение уровня основных потребительских цен аналогично значению средней нормы прибыли при капитализме: это объективно складывающаяся величина, которая, во-первых, практически почти не поддаётся произвольному "внешнему" регулированию, а во-вторых, имеет также объективно-обусловленную тенденцию к понижению. Причём, выраженная понижательная тенденция данной критериальной величины представляет собой естественный обобщающий показатель эффективности функционирования всего народнохозяйственного целого.

B послевоенный период вот это кардинальнейшее для понимания всей экономической жизнедеятельности социализма обстоятельство и оказалось у нас общественно осознано с необычайной отчётливостью и остротой. В результате народное хозяйство было структурно целиком сориентировано, "завязано" на динамику уровня розничных цен, экономическая политика строилась таким образом, чтобы объективно-закономерной понижательной тенденции "главного ценового уровня" предоставить полный простор. Это в кратчайший срок принесло самые живительные плоды: в виде систематического массового снижения цен, растущего насыщения потребительского рынка, быстрого подъёма материального и социокультурного благосостояния трудящихся. Поскольку фактически удалось нащупать внутренне присущий социалистическому укладу критерий народнохозяйственной эффективности, то и вообще ход дел в экономике принимал явственно выраженный   интенсифицирующий  характер: темпы экономического роста измерялись двузначными цифрами, благоприятно выглядели такие важные показатели, как фондоотдача и материалоёмкость. По существу, это и явилось открытием социалистической модификации стоимости: т.е., такой организации товарно-денежных отношений, которая объективно была бы адекватна социалистической форме соединения конкретного производителя со средствами производства.

Тем самым завершалось построение собственно социалистического экономико-политического здания, и завершалось именно на правильных и здоровых  марксистско-ленинских  началах. Утверждения о том, что постигшие нас за последние тридцать пять лет стагнация и разложение всех, по сути, характерно социалистических структур уходят, будто бы, корнями "в те времена",– это воистину "большое враньё" наших дней, Великая Ложь двадцатого века. Совершенно невозможно уразуметь, почему "корни застоя" нужно искать в таком периоде нашей истории, когда никакого "застоя" не было, народнохозяйственные проблемы решались с немыслимой для нас нынче оперативностью, темпы развития,– повторяю,– поддерживались стабильно "двузначными", когда мы имели   действительно  лучшие в мире народное образование и здравоохранение, и самое главное – когда динамика определяющих народнохозяйственных показателей (себестоимости, потребительских цен, материалоёмкости, фондоотдачи, соотношения роста денежной заработной платы и производительности труда) являла в совокупности картину, диаметрально противоположную той, которая наблюдалась на протяжении всей стагнационной эпохи? Не честнее ли, не порядочнее ли вести отсчёт негативным явлениям – стойкому общему замедлению темпов, падению фондоотдачи, разбуханию материалоёмкости и себестоимости, необоснованному завышению как промышленных, так и розничных цен, деградации социальной сферы, возникновению дотационных "эхинококков" в экономическом организме и т.д.,- не честнее ли вести здесь отсчёт с того момента, когда всё это фактически и началось? А не с тех лет, когда фондоотдача росла, материалоёмкость же снижалась?

Между тем, конкретно-исторический момент, когда картина общей народнохозяйственной динамики начала быстро и тревожно "менять знак на обратный", известен с точностью, что называется, до года,– это вторая половина 50-х годов. И это был результат никакого не "сталинизма", но,– если уж на то пошло,– "хрущёвщины": результат непростительных в своём безрассудном озлоблении ударов, которые под знаменем "борьбы с культом личности" оказались нанесены и по вполне реальным, причём подлинно историческим по своей значимости завоеваниям социалистического развития, прежде всего по социалистической модификации стоимости. Т.е., по линии на подъём жизненного уровня масс через методическое   снижение  (но не взвинчивание) цен, а значит, и стоящих за ними производственных затрат, по линии на приумножение общественного богатства через создание здоровых внутрихозяйственных накоплений, а не посредством никому не нужных, "бумажных" ценовых манипуляций.

Из всего сказанного очевидно, что в ценовой проблеме у нас главное неблагополучие находится на стороне оптовых, производительских, а не товаропотребительских цен. Именно оптовые, а не розничные цены нуждаются в основательной "реформе", в том, чтобы их очистили, освободили от различных "ложных стоимостей" и ограничили размерами   действительно  общественно-необходимых в социалистических условиях издержек. Что касается дотаций, то "дотируется" у нас сегодня вовсе не потребитель; "дотируется"   производитель,  которого неверная конструкция ценового мерила его деятельности буквально понуждает, подталкивает к расточительности, бесхозяйственности, потере качества, подчас прямому очковтирательству, извлечению фактически нетрудовых доходов. Вот это и есть в настоящий момент наиболее набрякший, первоочередной "тормозной узел" всей нашей экономической машины.  Нам же предлагают,– вместо того чтобы его развязать,– наоборот, уступить напору исходящих от него деструктивных "веяний", вздуть ещё и розничные цены, дабы экономически "увековечить" вышеперечисленные уродства, а заодно и перепихнуть всю их тяжесть на плечи рядового трудящегося.

Следовало бы оставить, поэтому, фанфаронские разговоры о том, будто "перестройке" в вышеочерченном праворенегатском исполнении "нет альтернативы". Не только есть  разумная, научно доказуемая с марксистских позиций альтернатива, но и сама-то утвердившаяся трактовка "перестройки",– ныне уже явно для критики недосягаемая,– попросту никакой "альтернативой" для советского народа в сложившейся ситуации не является. Так, осуществление замышляемых пертурбаций с розничными ценами явилось бы не "альтернативой", а подлинной экономической катастрофой для огромной массы средне- и тем паче низкооплачиваемых работников, пенсионеров, молодёжи и тому подобных категорий населения. Разглагольствования о "компенсациях", о "непременном сохранении жизненного уровня", глупые посулы, будто если мясо вдвое подорожает, то цветные телевизоры станут втрое дешевле,– всё это или обдуманный отвлекающий манёвр, или плод непозволительного по своим масштабам экономического невежества. Государству нет ни малейшего смысла   полностью  "компенсировать" населению поднятие цен и сохранять нам жизненный уровень нетронутым, ибо от подобной операции оно ничего не приобретёт. "Компенсация" тут может быть не большей, чем, скажем, в любой лотерее,– каковые мероприятия вовсе не проводились бы, если бы в них суммарный   проигрыш  участников далеко не превосходил шумно рекламируемый выигрыш отдельных "везучих". Точно так же от повышения цен на основные продукты питания ни одна прочая вещь в стране не подешевеет ни на копейку; наоборот,– поскольку резко возрастёт номинальная стоимость воспроизводства рабочей силы, это ляжет дополнительным бременем на себестоимость всех без исключения изготовляемых товаров, как промышленного, так и потребительского назначения, и в результате нас "угостят" не дешёвыми телевизорами и сапожками, но лишь перспективой всё новых и новых витков инфляционной спирали.



Ещё одной грубой политэкономической ошибкой в концепции "перестройки" является ненужное "уравнивание в правах" кооперативной формы собственности с государственной. Здесь опять-таки не ухвачена внутренняя структурная взаимосвязь формы собственности с модификацией товарно-денежных отношений. Всё дело в том, что в общем случае кооператив и государственная собственность функционируют "в паре" с   разными  модификациями стоимости. Станочник на государственном предприятии получает (и должен получать), главным образом, общественную "цену" воспроизводства своей рабочей силы. Независимый товаропроизводитель, индивидуальный или кооперированный, конечно, также воспроизводит стоимость своей рабочей силы, но решающей "приманкой" для него служит возможность непосредственно присваивать существенную долю прибавочного продукта, т.е. получить не столько плату за труд, сколько типичный частнопредпринимательский доход. Частнопредпринимательский же доход возникает, увы,– как ни верти,– только из   эксплуатации:  эксплуатации вначале каких-то общественных "дефицитов", неполадок с производством тех или иных товаров или услуг, а в "чистом", развитом своём виде – из эксплуатации материально-технических средств и наёмного труда. Но где начинается эксплуатация наёмного труда частными лицами (или группой частных лиц, сиречь "кооперативом"), там надо заканчивать болтовню о "социализме". Существуют вещи, которые не бывают "одинаково" и социалистическими, и капиталистическими, как одна и та же женщина не может быть одновременно и девственницей, и роженицей; не бывает никакой "социалистической" инвестиционной конкуренции, или "социалистической" безработицы, или "социалистической" эксплуатации наёмного работника частным лицом. Где это всё имеет место, там социализма попросту   нет.

Совершенно оправданно поэтому распространившееся раздражение и возмущение людей непомерными так называемыми "заработками" нынешних кооператоров; люди "нутром" чувствуют, что перед ними здесь не "заработок", но именно   доход,  нередко откровенно спекулятивный. Всё экономическое учение Маркса зиждется на той простой предпосылке,– прекрасно улавливаемой классовым инстинктом трудящихся,– что человек объективно не может (да и не должен) зарабатывать больше заработной платы, т.е. общественно установившейся стоимости расширенного воспроизводства его способности к труду. Всё остальное – это прибавочный продукт, который всегда носит общественную природу, а потому и подлежит при разумном социальном строе обобществлению: консолидации, распределению и использованию по общественным каналам. Делёж прибавочного продукта   до  его поступления в общественные "артерии", создание условий для такого дележа – это и есть частноприсвоенческие, по сути своей буржуазные отношения в экономике, об опасности развития которых "из области торговли и т.д." В.И.Ленин с такой прямотой и бескомпромиссностью предупреждал при введении нэпа.[3]

На примере своих антиалкогольных "инициатив", да и на ряде других акций, М.С.Горбачёв уже достаточно нам продемонстрировал, что в роли законодателя он не обладает даже элементарным предвосхищающим "чутьём" на практические последствия задумываемых им шагов. Так и в данном случае; ведь надо же видеть прежде всего   перспективу  развития того явления, за которое ты ратуешь. Ссылки на В.И.Ленина тут всецело беспредметны; В.И.Ленин действовал в другой исторической обстановке, перед ним простирался океан фактически наличествующих мелких и мельчайших предпринимателей, которых нужно было как-то "примирить" с Советской властью, подвести к социализму, а не оттолкнуть от этого всего. По сравнению с этим океаном мелкотоварного "анархического капитализма"[4] кооперация, конечно же, являлась громадным продвижением вперёд,– хотя, подчёркиваю, она и базируется всё на той же фондовой, частноприсвоенческой "версии" закона стоимости, как и любое капиталистическое производство. И всё равно, неотвратимым и довольно скорым финалом этого процесса, хотя бы и при самом идиллическом его протекании, должен был бы стать переход к исторически более высокой, "трудовой", "автоматически" неэксплуататорской организации всей товарно-денежной сферы,– иначе говоря, "обречено" было произойти   производственное  кооперирование (как то и имелось в виду у В.И.Ленина), обобществление, а практически огосударствление средств производства. B противном случае пошла бы, под давлением потребностей научно-технического прогресса, самая обыкновенная капиталистическая концентрация, и никакого "социализма", опять же, не состоялось бы.

Вот и спрашивается,– чего же ради мы сегодня-то должны проделывать обратный "маршрут": от уже достигнутого, структурно очень глубокого (пусть и засорённого основательно бюрократизмом) социалистического обобществления, от уже "блеснувшего" нам однажды социалистического облика закона стоимости сползать на заведомо низшую ступень, "деколлективизировать" деревню, "денационализировать" промышленность, давать простор действию такого уклада собственности, который немедля потянет нас туда, куда он объективно не может не тащить,– к полной и сквозной "реконструкции" народного хозяйства на капиталистический лад? Борись с бюрократизмом, кто же тебе не велит; но такого "излечения" от бюрократизма нам не нужно, чтобы – вместо изгнания болезни – "превентивно" умертвить самого больного.



Из ошибочных общетеоретических положений не может проистечь никаких позитивных сдвигов в непосредственной народнохозяйственной практике. Именно здесь коренится причина того, что "нет решительного перелома" в экономической ситуации, что обстановка в экономике "улучшается медленно", как гласит облюбованное нашими руководителями ещё в стагнационный период стыдливое иносказание. Если же выражаться точнее, она (обстановка) не улучшается вообще, а в некоторых существеннейших аспектах явно ухудшается, даже в сравнении с руганной-переруганной одиннадцатой пятилеткой,– на чём справедливо зафиксировал внимание в своём выступлении на прошедшей партконференции Л.И.Абалкин. Снова повторю,– причина столь нежелательного хода событий не в том, что, мол, "радикальная реформа" требует времени и т.п., а в том, что весь комплекс идей, на которые затеянная "реформа" опирается, не соответствует объективным экономическим законам становления и развёртывания социалистического способа производства как первой фазы коммунизма.

Стоило бы припомнить, что М.С.Горбачёв начинал свою деятельность в качестве Генерального секретаря ЦК КПСС с лозунга "ускорения"; это выглядело разумно, логично и всем понятно: темпы народнохозяйственного развития катастрофически падали, с этим надо было что-то предпринимать. Затем, когда из серии поспешных и бессистемных мероприятий (большей частью поверхностно-организационного порядка) никакого "ускорения", как и следовало ожидать, не получилось, стали говорить, что-де для "ускорения" нужна "перестройка". Переключились на "перестройку", и тут,– не прошло, в общем и целом, и трёх лет,– выясняется, что "перестройка" с "ускорением" несовместима, и дабы обеспечить "перестройку", придётся провалить пятилетку (или наоборот). Но "наоборот", кажется, уже не выйдет, ибо пятилетка,– по всей видимости,– "так и так" провалена, с перестройкой или без оной. Глядя на все эти теоретико-практические зигзаги, я бы лично на месте М.С.Горбачёва воздержалась от широковещательных и безапелляционных заявлений, якобы он располагает "концепцией", "стратегической линией" или чем-либо подобным, позволяющим "со знанием дела рассуждать о дне сегодняшнем и будущем".[5]

Вызывает удивление подбор "аргументов", которыми М.С.Горбачёв пытается подтвердить наступающее, будто бы, социально-экономическое "оздоровление". "Национальный доход увеличивается быстрее, чем предусматривалось планом"[6]; каким планом,– скорректированным, что ли? По плану у нас в первом квартале текущего года национальный доход должен был возрасти на 6,6 процента, а фактически, по данным Госкомстата, он возрос всего на 4 процента; следует ещё заметить, что с некоторых пор национальный доход указывается в отчётах почему-то "произведённый", а не чистый (т.е. "используемый на накопление и потребление"), как это было принято всегда. Цифры же прироста "чистого" дохода,– с очевидностью,– ещё значительно скромнее. Фраза об "опережающих темпах роста производства товаров народного потребления" абсолютно не воспринимается на фоне полупустых прилавков в магазинах и нескончаемых мытарств рядового покупателя, из-за отсутствия в продаже подчас простейших, необходимейших потребительских предметов, типа зубной пасты и пр.

Далее, я не стала бы приводить и пассаж с увеличением строительства "общеобразовательных школ – на 22 процента, дошкольных учреждений, клубов и домов культуры – почти на треть, больниц - в 2 раза". В прессе уже оговаривалось, что эти впечатляющие, на первый взгляд, "рубежи" были достигнуты по сути манипулятивно, за счёт смехотворно низких исходных заданий.[7]

И уж совсем повергает в недоумение то, что за доказательство "улучшения реальных результатов" выдаётся перевыполнение предприятиями, перешедшими на "новую систему хозяйствования", предварительно заведомо заниженных планов по прибыли. Утверждается,– в данной связи,– будто "хозяйственный механизм заработал". Тов. Горбачёв, да таким-то способом он у нас работает по крайней мере с 1966 года, и именно эта его "работа" довела экономику страны до того плачевного состояния, в котором она нынче находится. Ибо это, собственно, не что иное, как давно и печально знаменитый "механизм" корректировки плановых заданий в сторону занижения.[8]

По вышеизложенным соображениям,– кстати,– несостоятельны и навязшие, что называется, в зубах ссылки на восьмую пятилетку как на якобы "лучшую из всех последних".[9] Из каких, позвольте, "последних"? Прекрасно известно, что народнохозяйственные показатели ни в восьмой пятилетке и ни когда-либо позже уже не поднялись до уровня, предшествовавшего примерно 1957–1958 годам. "Рывок" в темпах роста в восьмую пятилетку был получен частично на здоровой основе: за счёт восстановления сентябрьским пленумом ЦК КПСС 1965г.   нормальной  для социалистического планового хозяйства отраслевой системы управления промышленностью, взамен хрущёвской "совнархозовщины". Но в другой, весьма внушительной своей части платформа тогдашнего подъёма явилась,– увы,– далеко не столь здоровой, сугубо манипулятивной: оживлённый "перехлёст" плановых намёток происходил, как было уже разобрано, благодаря искусственному приуменьшению отправной базы, "придерживанию" имеющихся производственных резервов. К тому же именно в восьмой пятилетке "прописаны" истоки и ещё целого ряда разрушительных явлений, от которых экономика наша тяжко страдает по сей день: инфляционистский характер ценообразовательного процесса, завышение требований на капиталовложения, приведшее к омертвлению огромных средств в растущей "незавершёнке", вымывание дешёвого товаропотребительского ассортимента, больно ударившее по жизненному стандарту наименее обеспеченных и социально наименее защищённых слоёв, и т.д.

Суммируя,– "хвастаться" М.С.Горбачёву как экономическому "реформатору" пока что решительно нечем. Между тем, идёт четвёртый год его пребывания "у власти"; по милым его сердцу буржуазно-демократическим меркам, к этому времени тот же, хотя бы, американский президент должен "на полную катушку" подбивать итоги своего правления, а не пичкать народ обещаниями,  что вот если бы ему предоставили не четыре, но двадцать четыре года сидения в Белом доме, он уж точно сотворил бы в стране неслыханное и невиданное экономическое чудо. Спрашивается,– почему же мы должны опять, вместо реального, ощутимого просветления наших жизненных горизонтов, нацеливаться на бесконечные "длительные этапы" и "продолжительные периоды", по истечении, мол, которых (но никак не раньше!) нам, может быть, что-то и перепадёт?

Жизнь того поколения, которое от имени партии было клятвенно заверено Н.С.Хрущёвым и его сподвижниками, что оно вступит к 1980-му году в коммунизм, прошла в изнурительных пережиданиях и претерпеваниях то одного, то другого "длительного этапа", причём "этапы" эти неизменно увенчивались самым вульгарным и бесстыдным пшиком. Так, ждали коммунизма,  который остался на бумаге, в скоропалительной и откровенно демагогичной партийной программе, затем ещё восемнадцать лет ждали от козла молока,– когда "дозреет", наконец, и принесёт воображаемые плоды несуществующий "развитой социализм". Теперь, следуя по той же хорошо наезженной колее, и "перестройка" быстро обретает знакомые, как говорится, до зевоты черты "длительного процесса".

Нетрудно подметить,– впрочем,– что творцы всех этих безмерно затянувшихся "длительных процессов" и авторы соответствующих "концепций" сами ни дня единого не жили по тем "выжидательным" распорядкам, на которые обрекали большинство своих сограждан: нет, у них и "коммунизм", и "зрелый социализм" наступали незамедлительно и в полном своём объёме, а не через восемнадцать и двадцать лет. Не является исключением в данном отношении и М.С.Горбачёв. За три с лишним года мы ни разу не видели его супругу, сию "первую леди" рабоче-крестьянского государства, дважды не только в одном и том же платье или костюме, но даже в одной и той же шубе или в одном и том же комплекте ювелирных изделий. Понятно, что при таком образе жизни можно с лёгкостью планировать "перестройку" ещё минимум на пару десятилетий. И вдобавок покрикивать на других, чтобы они "сдавали экзамен на верность перестройке", а кто не желает – пусть "убирается с дороги". Но не пора ли, тов. Горбачёв, хотя бы в эпоху "демократизации" догадаться: ведь это вовсе не мы обязаны вам экзамены сдавать, а напротив, вынам, народу; вы предложили то, что считаете "концепцией" будущего страны, и попросили вручить вам власть, дабы вашу программу действий реализовать. Народ же вправе судить, отвечает ли предложенное его интересам, и вправе также потребовать, чтобы  не  отвечающее было своевременно, без всяких "длительных этапов" убрано, вот именно, с дороги объективно предопределённого и освещаемого марксистско-ленинской наукой социалистического развития.

И дело здесь даже не столько в том, что люди устали ждать, а в том, что ожидания эти иссушающе бесперспективны и бесполезны. Не "бюрократы", "консерваторы" и пр. сопротивляются осуществлению "перестройки" по Горбачёву, а этому "сопротивляется" её собственное идейно-теоретически гнилостное внутреннее содержание, непримиримо отторгаемое ещё сохранившимися здоровыми началами социалистической действительности. Сегодня у нас объявлено прямо-таки "общим местом", что-де Сталин "совершил контрреволюционный переворот".[10] Что ж, если считаются "общими местами" утверждения, якобы кто-то из Генеральных секретарей ЦК нашей партии способен был совершать "перевороты" подобного толка, то разрешите уж и нам высказать своё мнение на сей предмет: подлинный "контрреволюционный переворот" в истории Советского государства, поворот (или возврат) от марксизма-ленинизма к правому социал-соглашательству и ренегатству совершил не Сталин, а Хрущёв. Затем это было достаточно прочно, куда как не поверхностно закреплено "хозяйственной реформой" Л.И.Брежнева – А.Н.Косыгина. Абсолютно неверно, будто все эти "начинания",– скажем уж напрямик, объективно авантюристические по своей сути,– "захлебнулись"-де оттого, что замыслы не претворялись в должной мере в практику, что оставалась незатронутой политическая система и т.д. Это при Хрущёве-то "не реформировались" политико-управленческие, политико-организационные отношения? Нельзя также недооценивать и радикализм,– правда, со знаком "минус",– нововведений 1965–1967 годов. Ведь фактически оказалась поломана адекватная социалистическому обобществлению средств производства модификация стоимости, полностью искорёжена вся схематика "срабатывания" товарно-денежных закономерностей в антиэксплуататорском хозяйстве. Так что не "захлебнулись",– к великому сожалению,– геростратовские новации, отнюдь нет; скорее, это наша экономика, именно как экономика социалистическая, тяжело и драматично в них "захлебнулась": нарушилось, упёрлось в нелепую искусственную "запруду" её поступательное восходящее развитие, не мог нормально излиться её далеко ещё не исчерпанный гигантский глубинный потенциал. Вот она перед нами, во всём своём непростительном уродстве,– подлинная, а не измышленная   деформация социализма, не преодолев и не выправив которую, мы должны будем, воистину, "поставить крест" на себе как на марксистском государстве, строящем коммунистическое общество.

И предложения М.С.Горбачёва, в данном контексте,– вне зависимости от его субъективных побуждений,– это не исцеляющий скальпель, но лишь ждущая вскрытия и исцеления, болезненно обозначившаяся "головка" застарелого воспалительного очага, достигшего ныне такой точки в своей патологической эволюции, когда, действительно, жизненно необходимо мудрое и твёрдое "хирургическое вмешательство" в запущенные и запутанные базисные "недра" экономического организма. Но благотворное это вмешательство покуда ещё и не начиналось, оно – всецело впереди.



Как экономическая "теория" (и практика) "перестройки" представляют собою попытку правокапитулянтского, анархо-синдикалистского "демонтажа" собственно-социалистических базисных структур, так и "политическая" её версия – это откровенная программа "демонтирования" собственно-социалистической политической институциональности в институциональность буржуазно-парламентарную.

Остановлюсь здесь на нескольких определяющих моментах.

Сейчас всем ясно (должно быть ясно, во всяком случае), что провозглашение Н.С.Хрущёвым "перерастания диктатуры пролетариата в общенародное государство" явилось для того времени ни на чём не основанной, беспочвенной демагогией, как и "сложившийся", якобы, впоследствии брежневский "развитой социализм". Но, бесспорно, в классическом марксистском учении предусматривается стадия возникновения, на высшей ступени коммунизма, своеобразного "метагосударства" (всенародного государства, если угодно) – системы "поголовного участия в управлении", по В.И.Ленину, где   каждый  гражданин, без малейшего изъятия, станет политически-"полновластным", политически неигнорируемым членом общины, подлинным "политическим существом".

Хотелось бы обратить всяческое внимание на тот важнейший пункт, что в учении марксизма-ленинизма речь идёт не об отмирании   политики,  как сплошь и рядом это трактуют, а об отмирании, по совершенно точной формулировке Маркса,   "абстрактного  политического государства", т.е. государства,   отчуждающего  народные массы как таковые от участия в полноценной политической жизни.   Политика  же никуда и никогда "отмереть" не может, поскольку политические отношения суть отношения по поводу   субъектных,  т.е. творческих, "поисковых", общественно-инициативных начал в человеке, составляющих ядро его личности, смысл его земного бытия. Марксизм учит не об "отмирании" этих личностных начал,– что было бы верхом нелепицы,– а о том, чтобы не оставалось   ни одного  человеческого существа, в котором начала эти не находили бы институционально гарантированной возможности реализоваться. Иначе говоря, на высшей фазе коммунизма правильно понятая "политика" не исчезнет, не "растворится", а наоборот,– словно бы "накроет" собою всё общество; демократия сделается "поголовной", или непредставительной, потому что каждый будет иметь возможность выразить себя как   субъект, инициативный элемент общественного развития   непосредственно, никому не "передоверяя" своей творческой ("политической") воли.

А что же, в таком случае, "отомрёт"?

Отомрут, постепенно отодвинутся в прошлое, уйдут со сцены структуры представительно-демократические, которые просто в силу своего исторического несовершенства отчуждают "низового" гражданина от власти, от действенной причастности к ней уже самым фактом "представительства", тем, что он вынужден своё "естественное право" на социально-значимое решение передоверять другому лицу (депутату выборных органов).

Следовательно,– на пути от социализма к коммунизму (а политическое различие между ними будет "громадным", как В.И.Ленин предупреждал) общая, крупномасштабная линия изменений такова, что представительный демократический принцип вытеснится принципом непредставительным, "поголовным", или – что то же – "самоуправленческим". С понятием "самоуправления",– между тем,– у нас спаялось одно укоренившееся заблуждение: будто "самоуправление", это практическое отсутствие в обществе какой-либо централизованной, всеобъемлющей институциональной структурности. Однако, подобные взгляды архаичны и наивны. Коммунистическое "самоуправление" (поголовное участие в управлении) – это не упразднение всякой институционализации, но напротив, рождение небывалого ещё в истории по своей мощи, "всепроникаемости", эффективности и в то же время "прозрачности", "необременительности" институционального каркаса, это не "свёртывание" политико-правовой организованности, а переход человечества, в его организационном развитии, на неизмеримо более высокую качественную ступень. "Метагосударство" коммунизма не есть нечто, само подлежащее "отмиранию"; оно – как раз плод и результат всемирноисторического "отмирания" представительной демократии.

B досоциалистический период наиболее развитым воплощением представительно-демократического принципа выказало себя, безусловно, буржуазно-парламентарное государство. Советы, по необходимости многое воспринявшие от буржуазного парламентаризма,– это, как известно, устройство тоже представительно-демократическое (но никоим образом не "самоуправленческое"!). Вспомним, что основатель Советской государственности В.И.Ленин одновременно совершенно реалистично и трезво характеризовал её как "буржуазное государство без буржуазии". "Буржуазное государство без буржуазии", или (другое провидческое ленинское определение) "рабоче-крестьянское государство с бюрократическим извращением" – это и есть марксистски-научные "формулы" диктатуры пролетариата, организации власти "по принципу Советов", из каковой политико-организационной сферы мы исторически далеко ещё не вышли, пребываем целиком в её границах.

Стало быть,– на вопрос, что же "отомрёт'" при коммунизме из нашего теперешнего институционального "хозяйства", следует "неожиданное" для некоторых горе-марксистов резюме: отомрут… да-да, не ужасайтесь,– Советы, отомрёт "буржуазное государство без буржуазии"; которое, как мы нынче к тому же досконально убедились,  "без буржуазии" того или иного сорта долго не продержится, свято место пусто не бывает.

Но есть в политико-институциональной системе диктатуры пролетариата и такое, что не только  не  отомрёт, а разовьётся во всемирноисторически новую и совершеннейшую структурную "сетку" необходимой общественной упорядоченности: это   коммунистически-партийный   принцип управления через "политический авангард" общества, принцип управления посредством собственного примера. "Авангардный" принцип, на поверку, как раз и являет собою прообраз непредставительной (самоуправленческой, "поголовной") властной организации. B такую "правящую корпорацию", как партия трудящихся, выражающая и отстаивающая их объективно обусловленные и субъектно осознанные интересы, человек – "по определению" – вступает не потому, что его кто-то туда делегировал, а повинуясь голосу своего общественного призвания, долга, и стремясь самоотверженным исполнением этого долга послужить Родине и подать воодушевляющий, нравственный пример своим согражданам. Он "представляет", в первую очередь, самого себя, а других – лишь в той степени, в какой сумеет убедить, воспламенить их своим примером. Такого рода "приобщение к власти",– поэтому,– принципиально "непредставительно", в строго научном значении данного термина. Такая "властная карьера" практически открыта перед всяким, т.е. она принципиально "поголовна",– гори сам, и другие от тебя загорятся. А поскольку каждый здесь решает прежде всего сам за себя, сила же воздействия на других зависит всецело от убедительности собственного решения и готовности "своими руками" его осуществлять,– то и наступает самоуправление, в единственно рациональном его истолковании, исчезает принудительное внешнее, ломающее человеческую личность деление на "управляющих" и "управляемых", подчинение управленческому акту становится глубоко добровольным, ибо люди видят в нём уже не враждебную им, манипулирующую ими мощь, но свою же,– лишь надлежащим образом материализованную и "оформленную",– разумную надобность и целеустремлённость.

Из сказанного вытекает,– подводя итог,– что носителем перспективной, восходящей тенденции в нашем институциональном, структурно-политическом развитии является  партия как управленческий организм,  Советы  же воплощают собою тенденцию, в известном смысле, затухающую. Конечно, это не значит, что нужно прекратить работу над совершенствованием,  улучшением советского аппарата или пытаться искусственно форсировать его "отмирание": никакое социально-историческое явление не сходит со сцены прежде, нежели исчерпает и разовьёт в полной мере заложенные в нём плодотворные возможности. Но, с другой стороны, куда более серьёзным ляпсусом было бы искусственно "свёртывать" "партийный" управленческий принцип в пользу "советского": урезать оперативно-хозяйственную компетенцию партийных органов, ограничивать функции партии одной лишь идейно-воспитательной деятельностью, превращать партию, как раньше говорили, в дискуссионный клуб. С этой точки зрения следовало бы оценивать выдвигаемые М.С.Горбачёвым "новаторские" теории. Они противоречат глубинным объективно-историческим закономерностям складывания высокоразвитого социалистического общества, способного перерасти и действительно начинающего естественно перерастать в коммунизм. Спора нет,– партия не должна терять своё лицо как организация прежде всего идеологическая, идейно-политическая, не должна "погрязать" в хозяйственной работе и администраторстве, обюрокрачиваться, перерождаться в некую контору. Однако, бороться с этим надо, не "отсекая" у неё хозяйственные полномочия, которые всё равно рано или поздно к ней перейдут, а добиваясь, чтобы полномочия эти осуществлялись вот именно специфически-партийными, но не близоруко "конторскими" методами.

Стоило бы особо подчеркнуть, что пропагандисты новоявленного "социалистического правового государства", никак не могущие вразумительно обрисовать его суть своей "внутренней" аудитории, несравнимо бойчее и уверенней изъясняются перед аудиторией внешней,– в своих пространных, любезно выслушиваемых и воспроизводимых интервью западным средствам массовой информации. Тут они враз перестают мямлить, путать и "стесняться", и без запинки чеканят,– как сделал это, например, М.Стуруа в своём часами передававшемся нынешним летом интервью "Голосу Америки",– что "социалистическое правовое государство", это есть обыкновенное, "нормальное" (иными словами, буржуазное) парламентарное государство с "президентским правлением" и последовательно проведённым разделением законодательной, исполнительной и судебной властей. Именно для этого-то,– мол,– для достижения этой "нормы" и необходимо в первую голову оттеснить партию от непосредственно-управленческих рычагов, и здесь (как заявляют с немалым цинизмом) на какое-то время может "пригодиться" лозунг "Вся власть Советам!".

Не говоря уже об общей, очевидной и совершеннейшей неприемлемости подобной "перспективы" перемен в нашем политическом устройстве,– каковые перемены означали бы, попросту, потерю советской политической системой своей классовой природы и утрату ею всяких оправданий к дальнейшему существованию,– не говоря уже обо всём этом, отметим то вопиющее противоречие, в котором установка на "разделение властей" находится с ленинским толкованием данного вопроса. В.И.Ленин придерживался здесь той в высшей степени эвристичной, многообещающей трактовки, что нужно законодательную и исполнительную власть в определённом смысле соединить, сообщив законодательствующим органам и их депутатам широкие возможности прямого оперативного вмешательства в отправление законопорядка, в ход осуществления принятых государственных актов и решений. Правда, длительное время эта ленинская идея у нас опрощалась, примитивизировалась таким образом, что практически каждый высокопоставленный администратор в качестве "приложения" к своей должности получал ещё и депутатский статус, прерогативы законодателя. Между тем, В.И.Ленин имел в виду в некотором роде обратный процесс: наделение любого   депутата  Советов, независимо от занимаемой им "в миру", так сказать, должности, авторитетнейшими контрольно-"административными" полномочиями, которые позволяли бы выборному органу в нужных случаях непосредственное, "внеаппаратное" воздействие на проведение в жизнь изданных именем Советской власти установлений. Нетрудно себе представить, сколь устрашающим оружием против бюрократизма, чиновничьей волокиты, всяческой "спихотехники" и тому подобных зол оказалось бы появление на нашей политической арене такой фигуры, как народный депутат, облечённый правом задержать, "вернуть на доработку" любое распоряжение исполнительной инстанции соответствующего уровня, вынести "своей властью" назревшее решение, которое упорно и халатно не выносится, и т.д. Вне всяких сомнений, не нашлось бы такого волокитчика, который одной лишь угрозы подобного "депутатского правления" на своём участке работы впредь не убоялся бы пуще огня, ибо уже само попадание дела на рассмотрение депутата свидетельствовало бы о недостаточной профессиональной разворотливости, подготовленности, а то и о недобросовестности тех, кому "по должности" положено этим делом заниматься.

Структурное объединение законодательной и исполнительной властей – это, как легко усмотреть, симметричное повторение или воспроизведение, на несколько более низком "этаже" политико-институциональной системности, общего "партийно-авангардного" управленческого принципа. Если марксистская партия как авангардный, наиболее сознательный и целеустремлённый отряд передового класса выступает реально властвующим, реально правящим ядром всей совокупности политических учреждений, то на уровне "традиционных" демократических органов, опять-таки, центр тяжести властных полномочий заметно сдвигается в сторону законодательствующего собрания,– ибо ведь оно, по замыслу, также являет собою "авангард", куда непосредственно делегируются лучшие представители трудящихся. Принцип руководящей роли Коммунистической партии и ориентация на единство законодательной и исполнительной власти – два неотъемлемых друг от друга "перевоплощения" одной и той же великой общественно-организационной идеи, осуществление которой ознаменует собой всемирноисторическое вступление человечества в эру непредставительного, "поголовного" демократизма, где личность будет иметь политический вес и значение "сама по себе", во всей своей живой и полнокровной суверенности, а не потому, что таких, как она, с теми же интересами и потребностями, в данный момент набралось больше, чем каких-то иных. Институционально-политическое будущее нашей, коммунистической цивилизации, её приближение к идеалу свободной и эффективной общественной "самоуправляемости" – в совместном и взаимосвязанном развитии обоих этих основоположений. Покушение же на какое-либо из них тут же оборачивается, во-первых, ниспровержением и другого, сопряжённого, а во-вторых, отдаляет нас от коммунистического самоуправления, сбивает с пути, ведущего к этой цели.



Существенно ложны,– несмотря на свою чисто внешнюю, кажущуюся "демократичность",– и все прочие попытки нарочито "возвысить" представительно-парламентские формообразования над структурами коммунистически-"авангардными" (партийными). Так, например, не совсем понятно, для какой рациональной надобности потребовался в готовящейся "реформе политический системы" "новый представительный верховный орган государственной власти" – Съезд народных депутатов СССР, который должен-де "решать самые важные конституционные, политические и социально-экономические вопросы жизни страны".[11] Что же в таком случае будет делать съезд КПСС? Зачем,– далее,– при "верховном органе власти" нужен ещё "высший орган власти" – двухпалатный(?) Верховный Совет? Что отсюда может воспоследовать толкового, кроме появления ещё одной, совершенно лишней надстройки в управленческой пирамиде и принижения роли Совета Министров СССР – той властной инстанции, где и должна быть, по логике вещей, сосредоточена основная часть текущей работы?

Но не только авторитет исполнительной власти, а и прерогатива власти законодательной окажется резко ущемлена предлагаемой нелепой "конструкцией". В самом деле, нынешний Верховный Совет собирается на свои сессии несколько раз в году, тогда как съезд народных депутатов планируется созывать лишь однажды. Далее,– вообще невозможно постичь, что же, собственно, в этой схеме будет являться нашим   парламентом  как таковым – олицетворяющим государственный суверенитет законодательным собранием страны? Съезд народных депутатов, созываемый в несколько раз реже, нежели сегодняшний Верховный Совет? Верховный Совет, который превратится в некий дублирующий "бельэтаж" над Советом Министров?

Как мыслится во всех этих, скажем уж напрямую, фантазиях реальный, фактический статус "народного депутата", который не попадёт в состав Верховного Совета? Зачем мне – рядовому избирателю – за такого "депутата" голосовать, если тот, по существу, на другой день после съезда может оказаться не у дел, а это неизбежно так и получится, коль скоро он не будет в работе Верховного Совета принимать непосредственного участия? Разве не очевидно, что подобная "демократизация", подобное "удвоение" верховенствующего, вот именно, органа власти обернётся полнейшим его отрывом от широких избирательских масс, сделает его в главах рядового гражданина ещё более недосягаемым, абстрактным политическим фантомом, нежели Верховный Совет в его теперешнем облике?

Не лучше ли постараться активизировать деятельность Верховного Совета СССР в его наличном, исторически сложившемся "варианте", очистить его путём продуманной избирательной реформы от политически "случайных" людей, не имеющих призвания и вкуса к государственным занятиям, шире развернуть работу постоянных комиссий, укрепить связь депутатов с избирателями, усилить ответственность депутатов перед народом, наделить депутата непосредственно (о чём выше уже говорилось) известными "надаппаратными" оперативными полномочиями?

Была бы счастлива ошибиться, но, видимо, всё же не ошибусь (к великому прискорбию) в том, что в случае реализации "государственно-правовых" прожектов М.С.Горбачёва и его окружения мы окажемся едва ли не единственной среди современных высокоразвитых и политически цивилизованных держав, имеющей  непрямые  выборы в парламент. Ничего не скажешь,– вот так "возвращение" к ленинской концепции демократии и социализма, к "идеям Октября"! Это не "возвращение" к чему-то позитивному и благому, а непростительное по своей политико-философской безграмотности сползание куда-то даже не в дооктябрьские, но вообще в дофевральские времена, это регресс по сравнению даже с устоявшимися стандартами буржуазной государственности, уж и не заикаясь, как говорится, о философско-правовой классике марксизма.

И действительно, человечество столетиями билось за то, чтобы граждане участвовали в выборах представительных органов на равных основаниях и чтобы все, кто подлежит избранию, избирались по возможности непосредственно, без лишних промежуточных звеньев. А нам новоявленные "ленинцы" предлагают голосовать только за делегатов некоего   съезда,–  который, со всей очевидностью, сведётся не более чем к своеобразной "коллегии выборщиков", и вот она-то, эта коллегия из своего состава, без дальнейшего участия массового избирателя(!) сформирует Верховный Совет: орган, в ведение которого отойдёт "вся работа по законодательству и контролю"![12] Затем Верховный Совет из   своего  состава,– заметьте, это уже третья, так сказать, ступень отдаления от рядового трудящегося,– изберёт, опять-таки баз малейшего участия в этом деле народных масс, Председателя с весьма и весьма увесистым "пакетом" внутриполитических и внешнеполитических правомочий, на уровне, примерно, президента США. Нет уж, увольте от этакого "ленинизма". Эта скудоумно-хитроватая "система" тотального отчуждения "человека с улицы" от осуществления решающих государственно-властных функций, система "упрятывания" государства от народа имеет к ленинизму в политической науке разве лишь то отношение, что профанирует его по всем направлениям и статьям.

Но и это далеко не всё; даже и при выборах пресловутого "съезда народных депутатов" одни граждане явственно оказываются "более равны", чем другие. Как иначе расценить поистине огорошивающее намерение "дополнить" общепринятое территориально-национальное представительство в парламенте ещё и "непосредственным представительством от общественных организаций",– причём, эта "третья палата" фактически целиком комплектовалась бы из лиц, даже не   избранных, а по существу  кооптированных  туда пленумами правлений разных творческих союзов и пр.? Узаконение подобных порядков означало бы, что у части граждан,– а именно, у членов (и даже не столько собственно у членов, сколько у руководства) вышеуказанных творческих союзов,– появится некий "лишний голос" на выборах, ибо они смогут послать в парламент, кроме представителя определённой территории и представителя определённой национальности, также и представителя своей творческой организации. Но это бесспорное и грубейшее нарушение постулата   равенства  избирательного права, равенство же избирательных прав, в свою очередь,– одно из краеугольных завоеваний всей политической истории человечества, и не нам, вроде бы, не первой в мире стране социализма подавать позорный "пример" его попятного "искоренения". На данное обстоятельство обращалось уже внимание в печати.[13]

Столь циклопическое, иначе тут не выразишься, нагромождение бросающейся в глаза несуразицы возникло, конечно же, не случайно, это вовсе не плод чьих-то промахов и недоработок. У него есть свой логический "ключ", при нащупывании которого всё становится удручающе ясно. Дело в том, что социально-политическую "базу" проводимой М.С.Горбачёвым линии в существенной мере образует,– как это было и в приснопамятную "пражскую весну",– мелкобуржуазно, перерожденчески настроенная интеллигенция. Задача,– следовательно,– сводится к тому, как обеспечить этой количественно незначительной и не пользующейся настоящим авторитетом в массах социальной прослойке главенствующую роль, "гегемонию" в принятии важнейших общеполитических решений, в системе власти. Все мы помним, с каким "боем" и под каким нажимом "сверху" протаскивались в число делегатов ХIХ Всесоюзной партконференции "прорабы перестройки" наподобие Ю.Афанасьева или В.Коротича, многим же "прорабам" так и пришлось смириться с достаточно категорично проявившимся нежеланием большинства видеть их своими посланцами на этом форуме.

Вот и рождается простая, как облупленное яйцо,– стоит лишь разглядеть её классовую подоплёку,– "идея" учредить в будущем парламенте специально для таких "прорабов" третью палату, куда они избирались бы уже не населением непосредственно, а съездами или даже пленумами правлений(!) тех узко-"дифференцированных", отнюдь не массовых организаций, членами которых они состоят и где гарантия их "избрания" абсолютно надёжная. Кроме них, третью палату пополнят также высшие функционеры разных давно обюрократившихся, лишь по вывеске "общественных" образований, типа Комитета советских женщин, чей неизменно и "ортодоксально" конъюнктурный, конформистский политический настрой сомнений, опять-таки, не вызывает. Просто, как всё "гениальное"… Ни для какой иной цели новоизобретённый трёхпалатный "верховный орган власти" не нужен.

С уверенностью,– далее,– можно "прогнозировать", что депутатов как раз "третьей палаты" мы в основном обнаружим, следующим шагом, и в зале заседаний Верховного Совета. Это, что называется, вопрос техники. Засим доярки, свинарки и прочие передовики производства разъедутся по домам, а Коротичи с Карякиными и Баклановыми останутся управлять государством. Что тенденция именно такова,– это подтверждают замелькавшие в прессе настояния "усилить профессионализм" в работе законодательствующих структур, принципиально изменить самоё "квалификационную характеристику" депутата и вообще формировать Верховный Совет главным образом из юристов, экономистов, "политических деятелей" и т.п.[14] Навязываются и другие, всецело антидемократические нововведения,– как, например, отмена всенародного обсуждения законопроектов, на том странном "основании'", что, мол, внесённые гражданами замечания и поправки в дальнейшем, при окончательном редактировании текста закона, всё равно не учитываются. Простите, но если плохо учитывается в законодательных инстанциях народная "низовая" инициатива, то, видимо, прямой резон подумать над тем, как усовершенствовать формы этой работы, вдохнуть в них жизнь. Почему же делается столь причудливый вывод,– раз учитывается плохо, то надо, дескать, на будущее отказаться от всякого учёта вообще?



Скажу, заканчивая проделанный критический обзор: прежде всего, М.С.Горбачёв должен прекратить несостоятельные, недобросовестные и не соответствующие действительному положению вещей уверения об отсутствии "альтернатив" его планам, об отсутствии в обществе развёрнутой, мощно аргументированной критики его "начинаний". На страницах нашей печати должны в полный голос и в полном объёме, без дискриминирующих окриков и ярлыков, прозвучать доводы тех, кто стоит на позициях категорического отвержения всех этих бредовых замыслов относительно возрождения в Советском Союзе частного предпринимательства, ликвидации централизованного директивного государственного планирования как адекватной формы социалистического хозяйствования, развязывания рыночной стихии, узаконения взгляда на рабочую силу как на товар, допущения "дозированной" безработицы, коверкания Советской государственности в антидемократическом,  буржуазно-парламентском духе и т.п.

Сегодня в нашем политико-правовом устройстве наиболее вредный и тормозящий анахронизм, с устранения которого и надо бы,  по-настоящему, начать,– это то, что мы как народ, как непосредственная масса лишены всякой возможности судить и решать, кому быть и кому не быть во главе нашего государства. Недавно М.С.Горбачёв продемонстрировал нам свои откровенно и сугубо стагнационные, типично "брежневские" представления на этот счёт: собрал со всех концов необъятной державы полторы тысячи человек на сорокапятиминутную "сессию" и "монолитно", без единого вопроса к нему и без тени каких-либо и чьих-либо колебаний, провозгласил себя высшим руководителем страны. Потом он две недели принимал поздравления, поинтересоваться же наверняка возникшими критическими возражениями ему и в голову не пришло.

Между тем,– умалчивая уже о том,  что полторы тысячи не могут подменять собой двести с лишним миллионов,– не приходится сомневаться, что если бы по кандидатуре М.С.Горбачёва на "президентский" пост был проведён всенародный плебисцит, участники которого не опасались бы потерять работу или партийный билет в зависимости от результатов своего голосования, то вряд ли кандидатура эта получила бы нынче больше двадцати пяти – тридцати процентов голосов. Загонять эту несомненность внутрь, не давать ей закономерно выразиться на поверхности общественно-политической жизни – крупнейшая политическая недобросовестность, от которой глупо ожидать чего-либо конструктивного, каких-то "новых обликов социализма" и переходов его "в новое качественное состояние". Точно так же в последние годы руководства Л.И.Брежнева практически все видели, что он неспособен управлять страной, раздавались и честные, открытые критические высказывания, и подавление этой критики – причём сплошь и рядом репрессивными, противозаконными методами – обошлось народу в лишнее десятилетие застоя, деградации, пренебрежения наипервейшими его нуждами, духовной усталости и апатии, чего, в общем-то, вполне можно было избежать.

Не довольно ли, не хватит ли уже с нас этой брежневщины в "революционной" словесной обёртке? Всякому, у кого есть глаза, должно бы стать сегодня самоочевидно, что М.С.Горбачёв не владеет "секретом", как вытащить больную нашу экономику из прорыва, что народное хозяйство в результате всех применяемых "новаторских" приёмов только ещё глубже и катастрофичней увязает в тех негативных тенденциях, от которых оно страдало на протяжении минувших двадцати с хорошим "гаком" лет. Социально-политическая обстановка в стране дестабилизируется буквально день ото дня: забастовки, кровавые погромы, "беженцы" из одной союзной республики в соседнюю, дикие массовые бесчинства молодёжи, рост национализма, ненужная "консолидация" разных антиобщественных элементов и ультимативное выдвижение ими разрушительных, поджигательских "требований",– и это всё, опять-таки, прискорбно "логично", ибо народ можно сплотить и воодушевить только на положительном идеале и образце, на чувстве гордости за своё прошлое и вере в своё будущее, а не на оплёвывании, глумливом шельмовании, обливании грязью того и другого.

Словом, должно быть со всей отчётливостью понято и признано, что люди, категорически несогласные с нахождением М.С.Горбачёва на высших партийно-государственных постах и со всей его так называемой "перестройкой",– это не "враги", "консерваторы" и пр., подлежащие "уборке с дороги", но абсолютно полноправные граждане Советского государства, сторонники  другой  (и не в пример более здравой), чем у Горбачёва, программы реконструкции и качественного обновления современного социалистического общества. И эта, альтернативная программа, как и это мнение о Горбачёве лично, должны обрести возможность излагаться в наших средствах массовой информации совершенно свободно и спокойно, без угроз и без опережающих заклинательных предисловий к читателям, что вот, мол, мы сейчас вам покажем некий казус, заведомую ересь и заблуждение.[15]

Не рухнул капиталистический общественный строй, оттого что Буш с Дукакисом в продолжение почти целого года перед всей массой американских избирателей "выясняли отношения" между собою. И наш строй не рухнет, если те, кто предпочитает видеть Генеральным секретарём ЦК КПСС, скажем, Е.К.Лигачёва или Б.Н.Ельцина (или ещё других каких-то претендентов), получат возможность свободно и безбоязненно об этом заявить, развернуть свои соображения в пользу той или иной из соперничающих "платформ", вести разумную агитацию за импонирующего им деятеля, и т.д.

Соперничество за власть – явление естественное и в общем, в известных пределах, вполне здоровое, оно происходит всегда и везде, в том числе и у нас. С этого закономерного процесса надо снять неуклюжие псевдоидеологические "табу", которыми он на сей день облеплен, сделать его   гласным,  а не закулисным, чтобы не образовывалось таких позорных и дискредитирующих вещей, как в 1982–1984 годах, когда на ответственнейший пост, требующий ежечасного безграничного напряжения всех интеллектуальных и физических сил, последовательно "усаживались" люди, разбитые неизлечимыми недугами, по существу стоявшие одной ногой в гробу. Нужно позволить всегда имеющемуся оппоненту по-честному, заблаговременно и публично "открыться", оповестить о своих намерениях, выступить с изложением своих концепций,– которые должны обсуждаться   заранее, а не сваливаться общественности, как снег на голову, когда их автор уже прочно устроился в руководящем кресле и рассматривает всех инакомыслящих как некий предназначенный к "уборке" человеческий мусор.

И ещё одно; практика исчерпывающе убедила, что при нашей системе глава государства, тем паче когда он совмещает полномочия партийного лидера и "президента", не может избираться каким-то, так сказать, синклитом, но должен принимать власть непосредственно из рук народа. Под этим углом зрения выдвинутый нынче вариант "трёхступенчатых" выборов Председателя Верховного Совета СССР неоснователен, если не вовсе анекдотичен. Выборы главы государства должны быть прямыми. Более того, поскольку Генеральный секретарь ЦК партии руководит фактически не партией самой по себе, а всей страной, то явственно назрела необходимость организовывать, по предполагаемым кандидатурам на пост Генерального секретаря, нечто вроде всеобщего референдума, параллельно очередному партийному съезду. Не подобает великому народу узнавать об ожидающих его "перестройках" задним числом,– и не только о самих "перестройках" но и о том, что он, оказывается, за любую из них неукоснительно "стоит горой"; тогда как, с кем по-житейски ни поговори,– все вокруг насторожены, раздражены и полны скептицизма. О проектах, планах, концепциях, оценках и пристрастиях претендентов на власть,– как и о самом факте наличия таких-то и таких-то претендентов,– люди должны знать  прежде,  чем претенденты где-то за кулисами поделят власть между собой. И люди должны иметь гарантированное право своевременно сказать и "да", и "нет": и программе, и её конкретному выразителю и защитнику. От чего наша политическая жизнь должна в самые ближайшие годы, если не месяцы, решительно и навсегда избавиться,– это от вынужденного, апостериорного "да", которое произносится не потому, что действительно поверили и подхватили, а потому, что на какое-то время любой иной ответ стал политически "воспрещённым",


Примечание: работа в основной своей части написана до вынесения на обсуждение законопроектов о поправках к Конституции СССР и об избирательной системе; соответствующие параграфы в ней представляют собой критику не этих законопроектов как таковых, а взглядов М.С.Горбачёва, высказанных им на ХIХ Всесоюзной конференции КПСС.


Текст сносок смотрите в оригинале:
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/1988/kritik.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/SOPROBES.HTM

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
В Центральный Комитет КПСС.


М.С.Горбачёв повсюду непрерывно уверяет, якобы альтернативы "перестройке" (в его истолковании) нет и никто-де не смог предложить ничего иного. Но ведь это, мягко выражаясь, не соответствует действительности. Существует и альтернативный анализ общей ситуации в стране, и альтернативный "пакет" конкретных предложений. (И это как минимум,– я ведь говорю только за себя, а другие, видимо, и за себя могли бы сказать.) Итак:

      восстановление   нормальной  для социалистического уклада, отвечающей его глубинным объективным закономерностям формы проявления и действия товарно-денежных отношений (социалистической модификации стоимости, ранее именовавшейся "двухмасштабной системой цен");

      восстановление адекватного объективным экономическим закономерностям социализма принципа формирования дохода от производственной деятельности пропорционально не фондам и ресурсам, а живому труду (т.е., отнесение основной прибылеобразующей нагрузки на централизованный чистый доход государства в цене, преимущественно, товаров народного потребления);

      восстановление также   адекватного  объективным экономическим законам социализма курса на неуклонное понижение как производительских (оптовых), так и потребительских (розничных) цен, в меру планируемого роста производительности труда и снижения себестоимости продукции;

      использование установки на планомерное снижение оптовых цен как рычага экономического принуждения производителя к рациональному хозяйствованию, деятельному ресурсосбережению, поиску прогрессивных научно-технических решений;

      перенос центра тяжести в материальном стимулировании трудящихся не на эгоистически-групповые, а на   общественные  по своему характеру формы поощрения, среди которых главнейшей является систематическое ощутимое "ужимание" основных розничных цен, сопровождаемое увеличением количества и повышением качества предлагаемых к продаже товаров;

      установление жёсткого и ненарушаемого правила, что централизованный чистый доход государства может считаться поступившим в казну и подлежащим какому-либо дальнейшему распределению только   после  фактической реализации товара конкретному покупателю;

      установление для продукции производственного назначения столь же жёсткого показателя "снижение себестоимости у соседа справа",– показателя, выражающего ту простую экономическую истину, что при разумном хозяйствовании вновь предлагаемая продукция должна безусловно   сокращать, а не увеличивать удельные затраты у её получателя;

      укрепление, а не расшатывание,– как в промышленности, так и в аграрном секторе,– общественных форм собственности на средства производства и организации производственного процесса.

Исторический опыт нашей страны, его непредвзятое изучение показывает, что в условиях обобществлённой собственности политика регулярно снижаемых цен обеспечивает всеобъемлющую интенсификацию производства и являет собою вполне эквивалентный, по глубине и эффективности своего действия, аналог тем силам экономического принуждения, которые характерны для современных "рыночных" систем. Таким образом, открыв простор закономерной для социализма   понижательной  тенденции главных ценовых уровней, мы могли бы добиться прекрасных результатов в деле возвращения нашего общественного производства на рельсы интенсивного развития, не прибегая при этом к ненужной, в корне ошибочной "реанимации" в нашей экономике частнопредпринимательских отношений,– как и сопутствующих им социальных зол, в первую очередь безработицы.

Сказанное в полной мере относится и к сельскому хозяйству. Здесь решающей ошибкой была не коллективизация,– как нас нынче стараются убедить,– а ошибкой этой явилось искажение и коверканье кооперативных, вот именно, начал колхозного строя во второй половине 50-х – середине 60-х годов. Это, во-первых, непродуманное и огульное навязывание техники колхозам, экономически превратившееся в некую бездонную яму, куда без всякой осязаемой отдачи "ухнули" сотни миллиардов рублей народных денег и вдобавок на этом месте образовался неистребимый дотационный "эхинококк". И во-вторых, это нарушение в 1965 году принципа оплаты труда в сельском хозяйстве в зависимости от фактического конечного результата, равно как и соответствующего принципа формирования цен на сельскохозяйственную продукцию. Именно после этих головотяпских "нововведений",– а не после коллективизации, тов. Горбачёв!– создалось такое положение, когда хозяйство, чем хуже управляется c делами, тем больше за свою продукцию получает, а люди стали требовать платы не за реальный трудовой результат, но просто за самый факт выхода на "работу". Так что, если уж говорить о "раскрестьянивании деревни", то "раскрестьянила" село не коллективизация, а "экономическая реформа" 1965 года.

М.С.Горбачев утверждает сегодня, будто решение аграрной проблемы у нас "всё откладывалось и откладывалось" на протяжении чуть ли не пятидесяти лет. Но можно ли так заявлять при наличии Продовольственной программы (которую никто пока не отменял), ряда других широкомасштабных мероприятий по аграрным вопросам, мартовского (1965г.) Пленума ЦК КПСС, гигантских капиталовложений в земледельческое производство при Л.И.Брежневе, освоения целины, многочисленных акций Н.С.Хрущёва, направленных на "крутой подъём" сельского хозяйства? Со всей очевидностью, речь здесь должна идти не о том, что решения "откладывались", но исключительно лишь о том, что три десятилетия проблему пытались решить с каких-то явно неверных, неконструктивных позиций. Вообще же экономический потенциал колхозного устройства на селе достаточно велик и далеко ещё не исчерпан. По устранении указанных выше извращений, главным из которых выступает искусственная "индустриализация" оплаты труда колхозников и иррациональная, иначе не скажешь, ценовая политика, при коей лучше живёт тот, кто хуже работает,– по устранении всех этих перекосов нам наверняка удалось бы сравнительно быстро поправить положение на продовольственном фронте, не призывая не помощь новоявленного "социалистического фермера", то бишь ускоренно выращиваемого кулака (которому через короткое время, естественно, понадобятся и батраки).

И ещё один вопрос в затронутой связи хотелось бы тов. Горбачёву задать; многие на вид, так сказать, очень неплохие и вроде бы обещающие решения по сельскому хозяйству принимались уже в бытность его высокопоставленным партийным функционером, как раз этими делами и ведавшим. Не потому ли решения эти неукоснительно проваливались, что в высшем партийном руководстве сидели люди, внутренне не верившие (и не верящие) в жизнеспособность социалистического коллективного хозяйствования на земле, дожидавшиеся только своего "часа", когда можно будет с превеликой шумихой обрушиться на "сталинскую коллективизацию" и вплотную заняться обратным "окулачиванием" деревни? Мог ли добросовестно осуществлять курс на специализацию и концентрацию в сельскохозяйственном производстве человек, который внутренне считал наилучшей организационной структурой для села кулацкое подворье? Вот этого сорта деятели так-таки ни в чём перед народом, перед партией не виноваты? Лишь Сталин (которого тридцать пять лет уже нет в живых) кругом виноват, что ни одно из принятых под ваши же бурные аплодисменты постановлений так и не было доведено, как говорится, до ума,– хотя там, безусловно, присутствовало и нечто здравое, не глупость же сплошная? А если видели, что глупость, зачем принимали?

Скажем кратко об "альтернативе" в политической сфере. Это:

      проведение избирательной реформы не по шокирующему "принципу" замены всеобщего, равного и прямого избирательного права правом не всеобщим, неравным и непрямым, но по принципу, наоборот, максимально возможного   удаления  из нашей избирательной системы ещё имеющихся в ней элементов многоступенчатости, "корпоративной" привилегированности и иных видов избирательского неравноправия;

      всемерное развитие и совершенствование, а для этого, прежде всего, ясное   понимание  тех начал Советской государственности, которые составляют её объективную "специфику" и её всемирноисторическое   преимущество  перед более ранними типами демократии, главным образом перед демократией буржуазно-парламентарной (руководящая роль пролетарской партии, в том числе и в оперативно-хозяйственном управлении, разумное объединение – а не "разделение"!– законодательной и исполнительной властей);

      всесторонняя проработка и воплощение в жизнь (т.е., практическая институционализация) выдвинутой партией ещё в конце 20-х годов программы развёртывания массовой критики снизу (индивидуальной критически-творческой инициативы), как объективно присущего социализму способа разрешения противоречий общественного развития, установления всепроникающего и всеохватывающего контроля гражданского общества над функционированием государственных структур, преодоления отчуждения рядового гражданина и "низового" производителя от обобществлённых средств производства.[1]

Минул ровно год, как я обратилась к М.С.Горбачёву с теоретической разработкой "Сталинизм" ли виноват? и с предложением,– если М.С.Горбачёва ещё раз где-нибудь попросят назвать "хотя бы несколько фамилий" тех, кто с ним во мнениях категорически расходится, то пусть он назовёт мою. Повторяю своё предложение; и одновременно выражаю глубокое сожаление, что трескотнёй о "гласности" и "демократии" прикрывается столь бескультурное, нецивилизованное отношение вот именно к   народному,  "массовому" интеллектуальному потенциалу, к гражданской,   государственной  озабоченности рядовых советских людей. Единственно лишь,– я решительно отбрасываю клеймо какого-то "антиперестроечника", под которое зачем-то по своей воле "подставился" добрейший И.Т.Шеховцов. Я честный, глубоко патриотически и социалистически настроенный советский гражданин и убеждённый марксист-ленинец по своим взглядам; для всего же, что начинается со слова "анти", надо будет в данном случае других адресатов поискать,– благо, их предостаточно! Так, "Литературная газета" заявила недавно: антисоветская агитация?– но это же совсем не страшно! Пусть занимаются ею, кому нравится, в отведённом законом месте.[2] Т.е., пусть Советское государство в "законном" порядке отведёт место для... антисоветской агитации и пропаганды. Доперестраивались, тов. Горбачёв, больше ничего тут сказать нельзя. Впрочем, судя по событиям последних недель и дней, те, у кого такая непреодолимая страсть к антисоветской, антисоциалистической пропаганде, уже не очень-то с Вами сообразуются, когда Вы им "законное" место для сих занятий отведёте,– устанавливают место и время, да кстати и масштаб этого дела сами.

Прошу ознакомить с настоящими материалами членов Центрального Комитета КПСС (а не только работников аппарата). В Центральном Комитете должны понять, что нужно прекратить создавать очередной культ личности,– воистину, позорнейший из всех, когда-либо у нас существовавших. Необходимо прислушаться, наконец, к голосу людей,– а их, вне всякого сомнения, очень и очень немало,– считающих, что нежели "отречься" от социализма в СССР, от его реальных и неоспоримых завоеваний и от его истории (без которой нет у него и перспективы), разумней отказаться от Горбачёва на посту Генерального секретаря. И чем скорее, тем лучше. Не слишком ли непомерной платы требуют от нас за то, чтобы господин Рейган или госпожа Тэтчер одобрительно погладили по маковке кого-то, кто возвёл для себя их суждение чуть ли не в важнейший политический ориентир?

                                               Кандидат
                                               философских наук
                                               Т.Хабарова
                                               1 декабря 1988г.


Приложение: на 26 стр.
(рукопись Критикуем ли Горбачёв?).

 

_____________________________________________

[1] Хотелось бы напомнить здесь, что вышеназванные предложения, в достаточно разработанном виде, содержались, например, ещё в моём Письме Генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И.Брежневу и делегатам XXV съезда КПСС (февраль 1976г.) и особенно в материале Сущностные направления конституционного развития СССР в период перехода ко второй фазе коммунизма (сентябрь 1977г.), поданном в связи с проходившим тогда обсуждением проекта Конституции СССР. В последнем материале,– в частности,– говорилось (напомню ещё раз, это было одиннадцать лет назад):
"В основу   неизбежно  предстоящей Советскому государству избирательной реформы закладывается самоочевидный принцип, против которого нельзя подыскать каких-либо разумных возражений, настолько естественно развивает он внутреннюю логику социалистического народовластия:
все политические акции,   существенные  при образовании органов государственной власти выборным путём, должны быть   личностными  конституционными правами граждан СССР" (ук. рукопись, стр.37). И далее перечислялись: право выдвижения любым политически-дееспособным гражданином СССР   своей  кандидатуры в народные депутаты; право отвода кандидату в народные депутаты; право постановки вопроса об отзыве народного депутата; право законодательной инициативы.
"Мне представляется,– такими словами завершалась рукопись "Сущностные направления конституционного развития СССР...",– незачем отдельно разъяснять и пространно доказывать глубоко-неконъюнктурную природу проделанных в данной работе рассмотрений; они касаются вопросов, так и застрявших нерешёнными, а нерешённые вопросы принудят заниматься ими,– выпусти "во избежание" этих нерешённостей хоть пять Конституций, в конце концов придётся писать шестую, которая их решит" (стр.42). Что ж, одной "переписки" мы уже дождались,– торжественно пробездействовавшая одиннадцать лет "конституция развитого социализма" и подготовленный на её основе многотомный Свод законов СССР ныне самими же, по сути, их составителями цинично объявляются "юридической отсебятиной", в которой, мол, законов "подлинных" отыщется от силы, может быть, десятка два. (См.: Каким должно быть правовое государство? "Литературная газета" от 8 июня 1988г., стр. 11.) Неужели целиком подтвердится мрачноватый мой "прогноз" одиннадцатилетней давности, что действительное, отвечающее современным требованиям разрешение наших конституционно-правовых проблем будет достигнуто лишь с пятого или шестого "захода"?
[2] См. М.Ляшенко. Видеть зло в лицо. "Литературная газета" от 21 сентября 1988г., стр.2.


http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/1988/vCK-1-12-88.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/SOPROBES.HTM

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454

Информационное сообщение

Итак, московские власти обзавелись ещё одним "союзником" в своей борьбе против протестных сил в обществе, в том числе советско-патриотических. И кто же сей "союзник"? Да всё тот же безотказный коронавирус.

Ведь вот вроде уже "согласовали" митинг 17 марта, и на нормальной, устраивающей нас площадке – на площади Суворова (бывшей пл. Коммуны), возле величественного здания (бывшего) театра Советской Армии, над которым ныне развевается власовский триколор, и возле памятника знаменитому российскому полководцу.

Ну, думаем, просветлело у кого-то в начальственной голове, обошлись без попыток загнать митинг на "собачью площадку" в Сокольниках.

Но не тут-то было,– рано обрадовались…

Вечером накануне(!) митинга посыпались телефонные звонки из мэрии и грозные предписания по электронке, что-де в целях предотвращения распространения коронавируса по территории города Москвы митинг наш запрещён.

Что же, третьего, четвёртого дня о коронавирусе ничего не было известно, почему вдруг именно 17-го загорелось-то?

Мы,– хотя и были, мягко говоря, ошарашены поступившей новостью,– но никакой "запретительной" информации по нашим сторонникам распускать не стали и между собой решили, что соберёмся в назначенное время на Суворовской, необходимую атрибутику непременно с собой захватим и дальше будем действовать по ситуации.

Ситуация же у памятника А.В.Суворову сложилась такая, что народу пришло вполне достаточно для проведения митинга на заявленные нам 300 человек, многие тут же развернули флаги и транспаранты, соблюдать нелепый и бескультурно сделанный запрет явно никто не намеревался.

Что касается стражей порядка, то в сквере, чуть поодаль от собравшихся, фигурировали два полицейских автобуса (надо думать, не пустые?), но в наличии нам предстал лишь капитан полиции, с которым у нас начались изнурительные препирательства, тянувшиеся едва ли не час битый. Оплошностью капитана оказалось то, что у него не было на руках документа о запрете именно нашего митинга (видимо, не успели снабдить!), и он мог ссылаться только на "указ" Собянина, в котором конкретно о нас ничего не говорилось. И в конце концов он вынужден был согласиться на проведение митинга в оставшиеся от запрошенных нами двух часов время.



Что ж, как итог нашей неуступчивости, митинг всё же состоялся; он открылся Вступительным словом председателя Исполкома СГ СССР Т.Хабаровой. Заметим, что у нас уже довольно давно утвердилась традиция, по которой тексты, излагающие замысел того или иного нашего мероприятия, публикуются заранее. Т.е., со Вступительным словом и основным выступлением Т.Хабаровой, а также с проектом Резолюции желающие могли ознакомиться заблаговременно на сайте cccp-kpss.narod.ru.

Содержание этих документов нет надобности здесь пересказывать; пафос же их сконцентрирован, наверное, в заголовке выступления Т.Хабаровой – Мартовский референдум: скала у нас за спиной.

В тексте подчёркнуты нерушимость результатов всенародного волеизъявления 1991 года и тот факт,– совершенно не используемый, почему-то, нашими "левыми силами"! – что попрание выраженной через Референдум воли народа навсегда и бесповоротно лишило легитимности коллаборационистские режимы на территории СССР, в первую очередь ельцино-путинский режим, установившийся в России. Оно же обусловило юридическую ничтожность всей "законодательной базы" этих режимов, равно как продолжение существования СССР де-юре и продолжение действия де-юре Советской Конституции, принятой в 1977 году.

На митинге выступили также В.Филин (НПСР), А.Селезнёв ("Левый фронт"), А.Буслаев (РКРП), Е.Рохлина (Группа поддержки политзаключённых), Т.Присягин (Всероссийский штаб по воссозданию СССР мирным путём), Вал.Лексин (Большевистская группа "Ленинисты"), Ю.Корягин (Рабочая группа Исполкома СГ СССР), И.Логинов (Интернет-журнал "Советский народ"), Э.Рустамов ("Трудовая Россия") и др.

Лейтмотивом митинга можно назвать, пожалуй, активный бойкот запланированного режимом "всенародного голосования" по каким-то "поправкам" к изначально нелегитимной ельцинской конституции, решительное отвержение самóй этой псевдоконституции в целом, безразлично, с поправками или без поправок. Однако, остался непрояснённым вопрос об альтернативе всей нынешней псевдоконституционной возни,– каковой альтернативой является временное возвращение к Конституции СССР 1977 года (которой никто в законосообразном порядке не отменял) и рассмотрение Проекта её новой редакции, подготовленного Съездом граждан СССР.

Сюжет о путях нашего конституционно-правового развития после неизбежного освобождения от глобалистской оккупации затронут в тексте основного выступления Т.Хабаровой, но Хабарова от озвучки своего текста на митинге отказалась,– из-за опасения, что нехватит времени другим ораторам, среди которых значились трое депутатов Мосгордумы от КПРФ. Впрочем, никто из троих "мосгордумцев" на митинг не явился, так что этот жест оказался в какой-то мере напрасным.

Ввиду жёсткой ориентации митингующих на бойкот, никакие "поправки" сами по себе не обсуждались. Не стали присутствующие обсуждать и предлагавшиеся некоторыми ораторами схемы более корректного, по их мнению, подхода к изменению действующей псевдоконституции. Её неприятие в принципе, целиком, было очевидным.

Выражалось возмущение тем, что пресловутое "голосование" назначено на день 150-летнего юбилея В.И.Ленина. Звучали призывы объявить 22 апреля Всероссийский субботник, всеми способами демонстрировать, что для нас годовщина со Дня рождения Вождя несопоставимо важней суеты вокруг не нужной нам оккупационной лжеконституции.

Было подвергнуто резкой критике самоназначенчество Путина, вслед за Ельциным, на роль "гаранта конституции". С таким "послужным списком" всевозможных разрушений в стране, как у этих деятелей, подобная претензия попросту смехотворна.

К сожалению, разбушевавшаяся дискуссия по поводу таких деталей сегодняшней ситуации, которые в историческом плане являются мелочами,– плюс ещё опрометчивое снятие Хабаровой своего выступления,– всё это до известной степени заслонило проблематику Референдума 1991 года, а ведь она для нас и сегодня, и в любой другой день нашего продолжающегося пребывания в оккупации куда более значима, чем,– к примеру,– нынешняя около-"конституционная" кутерьма, не имеющая никакой иной цели, кроме продления власти Путина.

Равновесие несколько восстановила Резолюция митинга под заголовком Система власти в стране должна служить народу, а не транснациональному капиталу.

Резолюцию зачитала С.Свердлова (Совет граждан СССР г.Москвы).

В Резолюции участники митинга заявили "о своём непреклонном гражданском НЕПРИЯТИИ путинской группировки и той схемы управления страной, которая реализуется через эту группировку транснациональным капиталом".

Выражено стремление через напор народного негодования "ПРИНУДИТЬ правящую группировку, чтобы она не тужилась отвратить неотвратимое, а занялась ПОЭТАПНЫМ УПОРЯДОЧЕННЫМ АННУЛИРОВАНИЕМ наиболее разрушительных последствий её хозяйничанья на нашей территории".

Резолюция принята единогласно.

Митинг вела Е.Копшина (Совет граждан СССР г.Москвы).

                                               Информбюро Исполкома СГ СССР
                                                        Москва, 18 марта 2020г.

http://cccp-kpss.narod.ru/mitingi/2020/2020-03-18-informsoobschenie.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Кандидат философских наук
Т.ХАБАРОВА.
Москва, сентябрь 1989г.

НЕ  "ВОЗМОЖЕН",  А  НЕОБХОДИМ

(По поводу статьи Н.Михайлова
"Возможен ли сегодня октябрь 64-го?"
в "Московской правде" от 18 августа 1989г.)


Самым настоятельным образом прошу "Московскую правду", прежде всего, опубликовать моё письмо; довольно, под крики о "демократизации", лишать "несогласных" всякой возможности высказаться. На страницах нашей печати и вообще в средствах массовой информации должны в полную силу и во всей их аргументированности прозвучать голоса людей, чьё отношение к Горбачёву, его ближайшему окружению и к затеянной ими "перестройке" определяется одним словом – "долой".

Не знаю, "возможен" ли сегодня "октябрь 1964-го"; но что он абсолютно и объективно  необходим,  в интересах спасения, защиты и дальнейшего плодотворного развития социалистических завоеваний советского народа, очищения их от ревизионистских наслоений и спекуляций,– вот это уже никаким сомнениям не подлежит.

При этом я вовсе не агитирую за организацию каких-то "заговоров" и "дворцовых переворотов". Марксистско-ленинская партия не должна унижаться до "заговоров" против несостоявшегося, проваливающего дело руководителя, чьё политическое, идейное, организаторское банкротство не то что очевидно, но оно попросту вопиёт о себе, и продолжающееся нахождение подобного банкрота на высших партийно-государственных постах является позором и величайшей опасностью для партии и страны. В дальнейшем (причём, отнюдь не откладывая этого в долгий ящик) должен быть отлажен чёткий и практически работающий уставный механизм, который, во-первых, квалифицировал бы как тягчайшее нарушение норм партийного строительства всякое сокрытие от партии,– как от руководства любых уровней, так и от партийной массы,– поступающих в узаконенном порядке критических оценок, критических суждений и предложений касательно реального хода дел на любом участке и направлении, от создания стратегической концепции до обстановки в низовом хозяйственном эвене. Разумеется, критика нужна не просто "для сведения", но к ней и отношение должно быть соответствующее – как к наиболее действенному средству выявления и своевременного устранения ошибок, недостатков, промахов, как к незаменимому орудию разрешения возникающих проблемных противоречий социалистического развития.

И во-вторых, за партийной организацией как таковой, за коммунистически сознательными рядовыми партийцами должны быть уставно закреплены право и реальная возможность досрочного отзыва руководителя, который явно не в состоянии противодействовать нарастанию негативных процессов, не реагирует надлежащим образом на критику, а тем паче подавляет её, утратил связь с массами и не пользуется их доверием. Более того, право постановки вопроса о выражении недоверия партийному руководителю должно быть признано и за гражданами, не состоящими в партии, в особенности в тех случаях, когда руководитель одновременно занимает ответственный государственный пост.

И хотя на сей день у нас, со всей ясностью, отсутствуют сколь-либо эффективные механизмы вышеописанного рода, мы, тем не менее, оказались в ситуации, когда их безотлагательно необходимо задействовать, а для этого установить явочным, если понадобится, порядком. От имени тех, кто хотел бы видеть в лице КПСС мощный, практически дееспособный и нравственно безупречный коммунистический авангард нашего народа, стоящий на твёрдых большевистских, марксистско-ленинских позициях,– призываю честных коммунистов Советской страны, рядовых членов партии, не потерявших ещё веру в коммунистические идеалы, руководителей всех рангов, добросовестных и преданных своему делу работников партийного аппарата, мыслящих и патриотически настроенных членов Центрального Комитета: взглянуть трезвыми глазами на положение, создавшееся в партии и в государстве, и не тратя далее драгоценного времени, не путём "заговора", но законным и непререкаемым авторитетом любого очередного или внеочередного партийного форума сместить М.С.Горбачёва с поста Генерального секретаря, потребовать немедленного его ухода в отставку со всех ныне занимаемых государственных должностей, радикально проанализировать и пересмотреть – в плане их соответствия марксистско-ленинскому учению – идейно-теоретические основы и ориентиры общеполитического курса, с тем чтобы они позволили, наконец, вывести страну из затянувшегося кризиса и открыть убедительные, воодушевляющие перспективы её движения вперёд.

Вряд ли следует сомневаться, что такое решение встретила бы вздохом долгожданного облегчения и горячо приветствовала бы подавляющая масса советских людей,– все, кто живёт и впредь намерен жить честным трудом, а не махинациями в горбачёвских "кооперативах" и не гонорарами за бесстыдные конъюнктурные поделки на поприще "науки", "литературы" или "искусства", за омерзительную, но временно пользующуюся хорошим "сбытом" клевету на героическое прошлое нашего социалистического Отечества.

И не надо поддаваться наивным опасениям,– рьяно внушаемым народу "плюралистической", так называемой, горбачёвской пропагандой,– будто без Горбачёва мы "пропадём", собьёмся, дескать, с пути истинного, погрузимся опять в стагнационное болото или не сумеем достойно "интегрироваться в мировое сообщество". Достаточно задаться простым вопросом: а где, собственно, были все эти Горбачёвы, Лукьяновы, Медведевы, Яковлевы, Шеварднадзе и пр. во времена того самого "застоя",– каковым застоем мы, если разобраться хорошенько, на девяносто процентов как раз им, теперешним "перестроечникам", и обязаны? Достаточно полистать газетные подшивки с отчётами о крупнейших политических мероприятиях тех лет и почитать лизоблюдские песнопения того же, хотя бы, Шеварднадзе в честь дорогого и любимого Леонида Ильича! Можно подумать, будто они без работы сидели, страдали за своё правдолюбие, за свои "революционные", как они нынче уверяют, убеждения! Да ничего подобного: именно в застойный период "революционеры" эти стремительно возносились вверх по ступеням партийно-государственной иерархии и чувствовали себя в затхлой атмосфере вранья, грубейшего пренебрежения интересами народа, интеллектуального и морального "ступора", как рыбы в воде.

Чего же ради мы сегодня-то должны ожидать от них какой-то "революции"? Можно ли представить себе В.И.Ленина преуспевающим царским чиновником или министром Временного правительства? Любой грамотный и добросовестный учёный-обществовед, специализирующийся на критике современных буржуазных и ревизионистских теорий, вам подтвердит, что программа горбачёвской "перестройки" представляет собой дословное – пункт за пунктом – воспроизведение тех "программ" для нашей страны, которые на протяжении последних десятилетий активно разрабатываются различными советологическими "центрами" международного империализма. И разрабатываются, естественно, вовсе не с целью какого-то "продолжения дела Октября" и "возрождения ленинской концепции социализма",– а в целях прямо противоположных: окончательного разбалтывания, подрыва и ликвидации социалистического строя в СССР, полного "искоренения" марксистско-ленинской идеологии, сокрушения Советского Союза как могущественной многонациональной мировой державы и превращения его в конгломерат враждующих между собой псевдонезависимых государств, которым заведомо предназначена участь резервуара дешёвых производственных ресурсов для зарубежных благодетелей.

Именно на это – и только на это, не на что-либо иное!– нацелены "предложения" о разрушении в СССР системы централизованного директивного планирования и управления экономикой, государственно контролируемого доходо- и ценообразования, о введении рыночных отношений в их буржуазной модификации, т.е. с восстановлением рынка рабочей силы, а значит, и безработицы; о "реабилитации" частной собственности, уничтожении монополии внешней торговли, ликвидации коллективного ведения хозяйства на земле и скорейшей раздаче земли в наследственное владение новоявленному кулаку. На это нацелены подстрекательские, демагогические призывы (и упорные "законодательные" попытки) предоставить примитивную анархо-синдикалистскую "самоуправляемость" обособленно рассматриваемым промышленным предприятиям,– чего не только не может и не должно быть при социализме, но и при капитализме-то практически давно уже нет. На это нацелены требования полностью "оттереть" Коммунистическую партию от оперативного руководства социально-экономическими процессами, вернуться к буржуазной парламентской "говорильне", вместо того чтобы развернуть работу над развитием и совершенствованием социалистического народовластия как такового. На это нацелено позорное, воистину мракобесное поношение основополагающих принципов и понятий марксистско-ленинской теории как якобы "мифов", "выдумок Сталина" и т.п.,– при том, что тут же в ранг свежеиспечённой "науки" возводится богословие(!), всевозможные разновидности религиозного обскурантизма, а быстро "осмелевшие" (если не сказать – обнаглевшие) церковники в открытую требуют, чтобы никто иной, как "епископы православной церкви", взяли на себя "толкование происходящих в обществе процессов" и всю идейно-воспитательную работу с массами.[1]

Следует особо подчеркнуть чудовищную именно научную безграмотность и нелепость всех этих домогательств,– безграмотность, которая мигом была бы выведена на чистую воду, если бы в средствах массовой информации не царил всё тот же диктат кучки процветающих конъюнктурщиков от "науки", двадцать с лишним лет не дававших сказать правду о   действительных,  а не измышленных мифах брежневской эпохи: "развитом социализме", "общенародном государстве" и пр.

B самом деле, как можно, например, в здравом уме и твёрдой памяти талдычить, уж извините за резкость, о каком-то "равноправии форм собственности", в том числе частной(!) и общественной? Форма собственности – это прежде всего способ соединения производителя со средствами производства. Частная собственность – это "общепризнанный", тысячелетиями обкатанный экономический механизм эксплуатации человека человеком, безвозмездного присвоения собственником средств производства результатов чужого прибавочного труда. Переход собственности на средства производства в руки рабоче-крестьянского государства – это, в свою очередь, единственно известный и доступный человечеству путь к освобождению от эксплуатации, к тому, чтобы результаты общественного прибавочного труда распределялись в интересах всех без исключения членов общества. Вне всяких сомнений, мы не только можем, но попросту права не имеем не говорить о несовершенствах, отклонениях, искривлениях в системе государственной собственности, как она сложилась на сей день, мы обязаны искать возможности её реконструкции, дебюрократизации, подъёма на новый качественный уровень. Но болезни роста вовсе не упраздняют объективного принципа развития, и воистину, надо заделаться "академиком" вроде Абалкина или Аганбегяна, дабы "не понимать", что эксплуататорская форма собственности не может быть "равноправна" с антиэксплуататорской, и социалистическая революция совершается не для того, чтобы обеспечить им обеим "благоприятные условия соревнования", а для того, чтобы эксплуататорские структуры экономических отношений исчезли навсегда с лица земли. Используя в этих целях, между прочим, и государственно-политическую мощь диктатуры пролетариата.

Никому, конечно, не возбраняется разделять и другие взгляды на концептуальный "становой хребет" марксистской доктрины – тезис о безоговорочной отмене частного (в том числе и частногруппового) владения средствами производства как о решающем завоевании пролетарской революции и структурной базе строительства нового общества. Но тогда надо, видимо, начать с того, что выложить на стoл партийный билет с изображением Владимира Ильича и далее подвизаться в какой-то иной партии – троцкистско-бухаринской, зиновьевско-каменевской, столыпинской и т.п. А марксистско-ленинскую избавить от своего присутствия и от своего бесчестно-скудоумного насилия над предначертаниями великих её основателей. Да кстати, и от ответственности за безмозглое головотяпство, "идейные истоки" которого никакого отношения к Марксу, Энгельсу, Ленину, их трудам и их указаниям не имеют.

Возьмём ещё пример подобной же элементарной и глубоко вредоносной идейно-теоретической безграмотности, возведённой в сан некоей самодельной "аксиомы" "нового политического мышления": это выдумка о "приоритете общечеловеческих ценностей над классовыми". В марксистско-ленинском учении "общечеловеческие" ценности – это ценности передового, революционного класса, "заведующего", по широко известному ленинскому определению, социально-экономическим порядком данной исторической эпохи. Самосознание класса-революционера, класса-гегемона диалектически "снимает" в себе духовные достижения всех предшествовавших периодов развития, сводит, "переплавляет" их в новую, качественно высшую интеллектуальную и нравственную целостность. Так было когда-то с буржуазно-демократическим мировосприятием, которое смогло создать мощный, ярко прогрессивный для своего времени "сплав" духовных и культурных ценностей, накопленных всей предыдущей историей людского сообщества.

C началом же формирования новой, коммунистической цивилизации, с выходом на историческую арену рабочего класса роль носителя, творца и гаранта "общечеловеческих", в указанном единственно верном понимании, норм и ценностей  объективно  перемещается именно к нему. Никаких "третьих" нормативных установок в реальной исторической действительности марксизм не признаёт: есть ценности, идеалы уходящей, отступающей в прошлое общественно-экономической формации, и есть идеалы формации восходящей. И есть процесс более или менее выраженного в каждый данный исторический момент конструктивного поглощения, "переработки", но вместе с тем и вытеснения первых вторыми. О людях, которые этого не осваивают, В.И.Ленин говорил, что их не только на трибуну, но и вообще на собрание-то пускать стыдно. A мы подобных "знатоков" пустили не то что на собрание и на трибуну – на посты, где они имеют возможность самым разрушительным образом влиять на ход развития всей нашей общественной системы. Ибо домыслы о приоритете мифических "общечеловеческих" воззрений над классово-пролетарскими на практике означают только одно: стремление поставить буржуазную идеологию над идеологией коммунистической. Безразлично, делается ли это с сознательным злонамеренным расчётом или всего лишь по невежеству и некомпетентности.

Так что, товарищи коммунисты, попросите вашего Генерального секретаря,– пусть он вразумительно объяснит вам, да и всем нам знать не мешает: чем же он всё-таки руководствуется, навязывая партии и народу в качестве "концепции перестройки" набор рекомендаций, которые прямыми их авторами – западными советологами, белоэмигрантами, теоретиками правого и "левого" ревизионизма и т.д.– создавались ради одной-единственной цели,– инспирировать "саморазвал" и самоуничтожение социалистического общественного уклада в СССР? И попросите понастойчивей, чтобы наглядно и исчерпывающе убедиться: блеф "нового политического мышления" зиждется не на том, что y М.С.Горбачёва имеются аргументированные и действительно "новые" решения по острейшим, "лобовым" идейно-теоретическим вопросам, а на его уверенности, что подобных вопросов никто не отважится ему задать.

Безусловно, социализм нуждается на сей дань во всестороннем качественном обновлении. Но это, к слову, не вчера выяснилось: мыслящие люди пытались поднять эти проблемы ещё в период XXV и XXVI (а не XXVII!) съездов КПСС и подвергались за свою гражданскую смелость и бескомпромиссность гонениям и грубейшей, чванливой дискриминации со стороны как раз тех, кто стремится нынче присвоить себе лавры "революционеров", якобы дальновидно разглядевших необходимость коренных изменений. А во-вторых, все преобразования должны идти по линии очищения, укрепления и творческого развития основ социалистического общественного устройства, но не по линии крикливого ниспровергательства и откровенных поползновений к реставрации капитализма.

Среди нас, рядовых советских трудящихся, никто не уполномочивал Горбачёва "демонтировать" социалистический строй в стране, провозглашать глупое "равноправие" частной собственности, плодить ворьё под вывеской "кооперации", "восстанавливать в правах" безработицу и частнонаёмный труд, легализовать существование в нашем обществе эксплуататорских классов, подрывать обороноспособность государства ради покровительственных похвал госпожи Тэтчер, превращать законодательные органы в клуб вчерашних диссидентов, требующих "передачи" им "всей полноты власти". Нам не нужна одноколейная "гласность", представляющая собой ежедневное и ежечасное гнусное, безнаказанное оскорбление патриотических чувств десятков миллионов честных советских граждан, не располагающих практически никакой возможностью сделать публично слышимым и публично значимым их ответ. До каких пор это будет продолжаться и допустимо ли вообще подобное в цивилизованном государстве, чтобы рядовой избиратель нигде и никак, ни при каких обстоятельствах не мог выразить своего мнения о человеке, безответственно куролесящем на высоких постах? Сейчас по газетам замелькала такая цифра, что, мол,– по новейшим данным,– только 15 процентов населения у нас поддерживают "перестройку" по-горбачёвски. Думаю, что в действительности цифра эта ещё значительно ниже. Почему же пресса "под завязку" заполнена исключительно лишь излияниями этих пятнадцати процентов,– да и то, в основном, самой оголтелой их части, патологически обозлённой против всего советского и социалистического? Почему упорно и бесчестно вдалбливается людям вот уж и впрямь  миф  о неизбежности и "безальтернативности" творящихся в стране "революционных" безобразий? Не пора ли поставить вещи с головы на ноги и дать беспрепятственно высказаться тем восьмидесяти пяти процентам, которые,– со всей очевидностью,– на нормальных, прямых, всеобщих и равных, подлинно демократических выборах голосовали бы против Горбачёва?

И партии следует тоже ориентироваться не на пятнадцать процентов, а на восемьдесят пять. Нужно потребовать общепартийной дискуссии по всей "перестроечной" неразберихе, выслушать людей, выдвигающих альтернативные предложения. Партийцы, не доводите до такого позора, какой произошёл в Польше и происходит в Венгрии, где так называемые "коммунисты" сели за "круглый стол" с классовым противником и униженно, на блюдечке преподнесли ему власть,– которую, между прочим, не сами добывали. Не позволяйте заморочить себя всевозможными "мыльными пузырями", обвинить в этих "пузырях" социализм. Мыло исчезло не "при социализме", а при Горбачёве с его "радикальной реформой" и с его "советниками", у Сталина и даже у Брежнева никаких этих "мыльных" проблем не существовало. Давайте, наконец, отделим социализм и партию от тех, кто всю жизнь лепился возле них,– как это теперь стало досконально ясно,– ради карьеры, а вовсе не в силу какой-то своей приверженности марксистским идеалам. Воистину, вспомнив пущенный недавно в оборот лозунг, можно сказать: на сегодняшний день "больше социализма" – это значит "меньше Горбачёва". Народ поддержит вас в выборе на пост Генерального секретаря компетентного и твёрдо убеждённого в нашей коммунистической правоте руководителя-марксиста.

_______________________________________

[1] См., хотя бы, "Московский комсомолец" (позор!) от 10 августа 1989г., стр.2.


http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/1989/neobhodim.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/SOPROBES.HTM

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Кандидат
философских наук
Т.ХАБАРОВА.

ВОЗВРАТ  НЕИЗБЕЖЕН – И  БЛАГОТВОРЕН


К сожалению, вся аргументация В.Белкина против защищаемого мной подхода концептуально идёт "этажом ниже" той постановки проблемы, которая образует центр тяжести моих опубликованных "Коммунистом" замечаний. Формы проявления и действия закона стоимости историчны, они меняются от одного общественно-экономического уклада, от одного способа производства к другому. Обычно мы уверенно, как о чём-то само собой разумеющемся, трактуем об исторических изменениях форм собственности. Необходимо со всей отчётливостью "увидеть", наконец, что на несколько ином (но не менее важном) "структурном горизонте" экономического целого точно такой же изменчивости подлежат и конкретно-исторические формы отношения стоимости. Более того, общеисторическая динамика стоимостных форм объективно теснейшим образом связана с динамикой отношений присвоения и классового господства,– так что без учёта этой взаимозависимости, взаимообусловленности в их развитии попросту невозможно решать вопрос о строении, "лице" той или иной экономической системы, а тем паче о достаточно масштабных социально-экономических передвижках.

Вот почему исследовательское и практически-политическое установление свойственной данному укладу  модификации стоимости  и приобретает столь кардинальное, воистину непереоценимое значение. По существу, задаваться социально-экономическими целями стратегического порядка   без определения объективно соответствующей нашей экономике модифицированной конкретно-исторической "конструкции" всего товарно-денежного отношенческого "узла" – это совершенно то же самое, как если бы мы задавались подобными целями, не имея вразумительных представлений о характерной для нашего общества структуре собственности. Однако, если последнее сразу же было бы безошибочно воспринято как прожектёрство и дилетантизм, то касательно первого аналогичная чёткость понимания отнюдь ещё не достигнута, и у нас на сей день считается, увы, чем-то абсолютно естественным разбирать с серьёзной миной гипотетические детали и подробности далеко идущих реформ в данной сфере при очевидной и подлинно "всесторонней" невыясненности главной из относящихся сюда проблем.



Вот к этому-то сплетению больных политэкономических недоработок мы и  стремились привлечь внимание нашим выступлением. Но, как ни жаль, именно  на  политэкономическом   уровне полемика у нас с В.Белкиным не состоялась. В.Белкин однозначно и (в политэкономическом плане) нерассуждающе убеждён в "негодности" практически всего, что имело место в нашем общественно-производственном устройстве в эпоху воссоздания в стране основ социалистического уклада как такового. Послушать В.Белкина,– как и других сторонников разделяемой им точки зрения,– вообще становится непонятно, зачем строили социализм, коль скоро таким экономическим раем оказался переходный период. Следуя этой логике, недолго договориться и до вполне резонного в её контексте заключения, что, дескать, и "переходить"-то было, в сущности, некуда и не для чего: если признать за Октябрьской революцией сколь-либо приемлемую программную цель её свершения, то вершиной мечтаний здесь, в итоге, и обнаружил-де себя нэп. Соответственно, чтобы преодолеть теперешние наши затруднения, надо,– игнорируя, видимо, неотрицаемую реальность возникновения социалистического строя в СССР,– структурно "вернуться" куда-то в недра переходной (в определённом смысле досоциалистической) полосы, предав анафеме как "административно-командную систему управления" то, что мы привыкли, так сказать, считать социализмом.

Следует лишь удивляться, что авторы, поднявшие на щит столь причудливое "теоретическое" новообразование в нашем обществоведении ("социализм" – это на самом деле переходный период, а действительно построенное социалистическое общество – это подлежащая, мол, уничтожению "административно-командная система"),– следует лишь удивляться, что оппонентов своих они упрекают не в чём ином, как в нежелании сопоставлять выдвигаемые суждения с историческими фактами. Между тем, исторические факты состоят в том, что после революции молодой Советской властью была предпринята попытка непосредственно, путём прямого декретированного сверху "отказа" от товарно-денежных связей, "наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране"[1], но через непродолжительное время, когда попытка эта выявила свою утопичность, пролетарскому государству пришлось  отступить, как десятки раз повторял В.И.Ленин, встать на почву "наличных" (т.е. стихийно, "анархически" возрождавшихся в экономике) капиталистических отношений.[2]

Совершенно неверно,– поэтому,– изображать военный коммунизм как политику, вынужденную исключительно лишь "чрезвычайными обстоятельствами", а также и ставить его, вот именно, на одну доску с нэпом. Военный коммунизм вытекал не просто из "чрезвычайных обстоятельств", но прежде всего из весьма существенных и принципиальных теоретических воззрений тогдашнего партийного руководства, в первую голову самого В.И.Ленина. Для В.И.Ленина являлось (и осталось!) непреложным, что организация экономической жизнедеятельности "на коммунистических началах", это есть нестоимостной "непосредственный продуктообмен", регулируемый какой-то гибко разветвлённой, но вместе с тем и мощно централизованной структурой,– государственной, а в дальнейшем, быть может, "постгосударственной", "метагосударственной". Сегодня как-то "немодно" сделалось вспоминать, что нетоварный характер зрелой коммунистической экономики – это одна из конституирующих аксиом марксистской революционной теории, и В.И.Ленин, собственно говоря, не собирался "отрекаться" от неё. Спора нет,– военному коммунизму в плане изживания меновой стоимости не удалось "поторопить" ход исторических событий; но то, что это был рывок именно к коммунистическому идеалу, пусть исторически-наивный и неподготовленный, В.И.Лениным никогда сомнению не подвергалось.

Что же касается нэпа, то истинное, "аутентичное" отношение В.И.Ленина к нему как к "восстановлению капитализма"[3] также вполне определённо,– если не заниматься тут тем самым мифотворчеством, против которого, вроде бы, столь осмотрительно предостерегает В.Белкин, и не вводить в заблуждение читателей, недостаточно знакомых с "экономической историей", а заодно и с ленинскими трудами в первоисточнике. Часто цитируемое в последнее время высказывание В.И.Ленина о проведении новой экономической политики "всерьёз и надолго" подытоживается,– как известно,– словами: "... но, конечно, как правильно уже замечено, не навсегда. Она вызвана нашим состоянием нищеты и разорения и величайшим ослаблением нашей крупной промышленности."[4] Так что,– со всей очевидностью,– с "чрезвычайными обстоятельствами" следовало бы связывать как раз не военный коммунизм, а скорее именно нэп.

В.И.Ленин отнюдь не считал послереволюционное откатывание "на позиции государственного капитализма"[5] универсальной закономерностью социалистического строительства. Он неоднократно возвращался к раздумьям о принципиальной осуществимости,– в иных, более благоприятных культурно-исторических условиях,– "непосредственного перехода к коммунистическому производству и распределению", "к государственному производству и распределению на коммунистических началах"[6], не идя на риск санкционированного "оживления" старого общественно-экономического порядка. "При ином уровне культуры можно было бы решить задачу прямее,– и, может быть, другие страны так её и решат, когда придёт время строения их коммунистических республик." "Поскольку крупная промышленность в мировом масштабе есть, постольку, бесспорно, возможен непосредственный переход к социализму ..."[7]

Суммарная же оценка нэпа как вынужденно-"реставраторской", попятной "петли" на общей исторической траектории движения к социализму и коммунизму оставалась у В.И.Ленина бескомпромиссно неизменной: "То положение, которое создала наша новая экономическая политика – развитие мелких торговых предприятий, сдача в аренду государственных предприятий и пр., всё это есть развитие капиталистических отношений, и не видеть этого – значило бы совершенно потерять голову." "Восстановление капитализма, развитие буржуазии, развитие буржуазных отношений из области торговли и т.д.,– это и есть та опасность, которая свойственна теперешнему нашему экономическому строительству ..."[8] При непредвзятом чтении работ В.И.Ленина той поры трудно также не заметить, не почувствовать, сколь относительным представлялось ему самому его собственное драматическое "всерьёз и надолго", как нетерпеливо всматривался он в грядущее, ловя малейшие предвестья возможности "перейти в прочное наступление": "Мы отступили к государственному капитализму. Но мы отступили в меру. Мы отступаем теперь к государственному регулированию торговли. Но мы отступим в меру. Есть уже признаки, что виднеется конец этого отступления, виднеется не в слишком отдалённом будущем возможность приостановить это отступление. Чем сознательнее, чем дружнее, чем с меньшими предрассудками произведём мы это необходимое отступление, тем скорее можно будет его приостановить, тем прочнее, быстрее и шире будет наше победоносное движение вперёд."[9]

Столь подробно я задерживаюсь на вышеобрисованных моментах потому, что,– как отмечалось уже ранее,– сегодня в ряде публикаций у нас всё напористей проповедуется абсурдная в собственно-научном аспекте и безответственная в аспекте политическом "трактовка" (к ней и В.Белкин явственно склоняется), согласно которой нэп представлял собой не одну из стадий переходного периода, но ни более ни менее, как... "ленинскую концепцию (или модель) социализма".[10] Подобное сочинительство воистину опрокидывает с ног на голову как историческую достоверность, так и реальную логику развёртывания общетеоретических взглядов В.И.Ленина, объективно и достаточно недвусмысленно запечатлённую в его трудах. Структурный, производственно-отношенческий костяк нэпа "снизу", со стороны практиковавшейся в его рамках модификации стоимости, был в существеннейшей своей части капиталистическим (настолько,– естественно,– насколько вообще что-либо может сохранять "капиталистическую" природу в государстве, где власть уже утвердилась бесповоротно в руках рабочего класса).

Сказанным определяется вопрос об экономической и прочей "успешности" нэпа: новая экономическая политика явилась успешным отступлением. Если структурная, базисная целостность всякого способа производства очерчивается взаимодействием формы собственности и модификации стоимости, то проблему отыскания социалистически модифицированного проявления закона стоимости нэп решить не смог. Социодинамический "маятник" переходного периода качнулся так, что военный коммунизм попытался обойтись вовсе "без" товарно-денежных отношений, нэп же "авралом" восстановил их в единственно "наличной" тогда, прежней капиталистической модификации. Проложить синтезирующий   генеральный  курс между военно-коммунистической "бестоварностью" и нэповской товарностью на капиталистической лад,– т.е. нащупать "формулу стоимости", преобразованную объективным течением истории применительно к качественно изменившейся общественно-экономической обстановке,– это крупнейшее свершение выпало социализму 30-х – 50-х годов. К началу 50-х годов конкретно-историческая "схема" (или модификация) функционирования закона стоимости в социалистических условиях, почти со всем "шлейфом" подчинённых ему вторичных закономерностей, была в основном обнаружена, постигнута, "внедрена" в непосредственную экономическую повседневность и сумела уже приоткрыть, невзирая на краткий срок действия, свою плодотворность, своё несомненное соответствие и стратегически-революционным, и "земным", житейским интересам широчайших слоёв трудового населения страны.

Славословия же нынешние в адрес нэпа,– повторим вновь и вновь,– выказывают своим весьма зыбким "фундаментом" лишь крайнюю методологическую скудость и поверхностность политэкономического анализа затрагиваемых явлений. Надо смотреть на вещи глубже, "экономико-философски",– согласно великой диалектической традиции, заповеданной нам ещё Марксом и неукоснительно обеспечивавшей наиболее яркие концептуальные и идеолого-практические победы марксистско-ленинской науки. А на этой "экономико-философской", сущностной глубине видим: нэп имел разнородные по их формационной принадлежности структуры присвоения (собственности) и стоимости, что делало подобную хозяйственную практику стратегически бесперспективной. Поэтому не "вразрез" с предначертаниями В.И.Ленина, но целиком и полностью в их духе и логическом "русле" партия стремилась не затягивать пребывание на ступени нэпа, но по возможности скорее его свернуть, едва лишь окажутся реализованы те быстротечные выгоды, ради которых нэп вводился.

Чтобы говорить,– отсюда,– о базисной сбалансированности и "равновесности" нэпа, нужно, думается, слишком уж безоглядно воспламенить себя "пафосом" очередной конъюнктурной волны на нашем идёйно-теоретическом поприще. На деле же в нэповском экономическом устройстве неадекватная социализму модификация стоимости,– во-первых,– всё время "забирала вправо", служила платформой для возрождения и накапливания в обществе классово нежелательных политических сил. Во-вторых, сама эта несоциалистическая ("фондовая", а не "трудовая") модификация стоимостных закономерностей оказалась, в свой черёд, "скована" развивающимися антиэксплуататорскими отношениями присвоения и работала в ненормальном для себя, а следовательно, и общественно непродуктивном режиме. Именно поэтому партия придала такое значение ценовым "ножницам" 1923 года: к тому времени нэп совершил свой первый относительно законченный "оборот", и стало исчерпывающе ясно, что в системе общественной собственности на средства производства, при отсутствии стихийного межотраслевого и внутриотраслевого перелива капиталовложений "фондовое" прибылеобразование – это политика бесконтрольного разбухания затрат и накладных расходов на стороне производителя, вздувания потребительских цен и ухудшения жизненного уровня масс. "Ножницы" подверглись своевременному точному диагностированию и "обузданию", но в общем и целом проблема эта до конца нэпа так и не сошла (и не могла сойти) с повестки дня, что лишний раз показывает беспредметность рассуждений о какой-то небывалой-де "гармоничности" нашего народнохозяйственного организма середины 20-х годов.

Впрочем, мы всецело согласились бы с В.Белкиным, что аналогичные "ножницы" более позднего происхождения незаслуженно не удостоились в нашей экономической литературе того внимания, на которое вправе были претендовать. Сказанное относится прежде всего к тем поистине чудовищным "ножницам", что разверзлись в результате проведения "неонэповской", да будет позволено так выразиться, хозяйственной политики второй половины 50-х – конца 60-х годов. По-видимому, уже самая их монструозность (шутка ли, без малого тридцать лет!) помешала хорошенько разглядеть сей феномен и догадаться о его теснейшем родстве с давнишней "ножничной" эпопеей, проникающее рассасывание которой уложилось тогда приблизительно в три года.

Между тем, аналогия налицо: "фондовая" модель доходообразования, "пробивавшая дорогу" себе с середины 50-х годов и окончательно утвердившаяся в итоге "хозяйственной реформы" 1965г., вызвала повсеместное, массовое взвинчивание цен, и этот "девятый вал" искусственно накрученных затрат, искусственно "подогретой" себестоимости завис, поддерживаемый семидесятимиллиардной дотацией, над сугубо неэластичным в условиях социализма ценовым уровнем по основным товарам народного потребления. Надо бы упорядочить положение с ценами у производителя, перестать "стимулировать" посредством цены манипуляторство, рвачество, монополистскую психологию, экономическую и инженерно-техническую косность, бесхозяйственность,– ан нет, теоретики "равновесия" (на бухаринский манер) усердно толкают под локоть тех, чьим подписям определено появиться на документах, долженствующих возыметь всевозможные социально необозримые последствия. Давайте, мол, продолжим топтанье в экономическом Зазеркалье, здесь так "научно" и "демократично", не уроним авторитета "реформаторов"-головотяпов, ввергших страну в многолетний перманентный кризис, который по силам, и впрямь, лишь подлинно уникальной, в смысле выживаемости, экономической системе. Вместо того чтобы самыми энергичными мерами "усадить" на какую-то общественно-оправданную отметку производительские затраты, буквально "распираемые" изнутри порочной схематикой ценообразования, противоречащей социалистическим принципам присвоения,– вместо этого давайте отслужим ещё один торжественный молебен в честь фондовой прибыли и предоставим ей уже совершенно невозбранно свирепствовать в нашем народном хозяйстве, а финансирование подобного "шествия в никуда" переложим полностью на плечи рядового трудящегося. И при этом без зазрения совести назовём происходящее "поисками противозатратного (ни более, ни менее!) механизма", "демократизацией экономики", "устранением диктата поставщика над потребителем", попечительством о благе рядового советского труженика и пр. Следует со всей откровенностью сказать: далеко же зашли гнилостные процессы в науке, если она "глазом не моргнув" отваживается на рекомендации, у которых мишурная словесная оболочка до такой степени отслаивалась бы от их реального, легко выявляемого содержания и от заключающейся в них, также вполне реальной и вполне предвидимой, угрозы благосостоянию десятков миллионов людей.



Суммируя изложенное до сих пор,– правильная, марксистская периодизация нашего экономического развития за истекшие семьдесят лет должна иметь (и фактически, объективно имеет) следующий вид.

Своего рода "сверхзадача", вокруг которой строится экономическая программа первой, социалистической фазы пролетарской революции,– это, как образно формулировал В.И.Ленин, "переварить великий политический переворот", создать конкретно-хозяйственный (т.е., в конечном итоге, стоимостной) "рабочий аппарат" обобществлённой собственности на средства производства. В противном случае новая общественно-экономическая целостность не "закольцуется", не "замкнётся", конституирующий её принцип собственности и власти не войдёт,– словами В.И.Ленина,– "в плоть и кровь экономики обыденной жизни" и может остаться недееспособным.

Итак, на этом пути вырисовываются (укрупнённо) четыре переломных этапа:

      попытка "перескочить", в известном смысле, напрямую от капиталистической формы срабатывания закона стоимости к коммунистической нестоимостной, нетоварной регуляции производства и распределения (военный коммунизм);

      вынужденное отступление к единственно наличествовавшей в тот момент (и многим казавшейся не только единственно наличной, но и   единственно возможной,  "вечной и естественной") капиталистической, "фондовой" модификации товарно-денежных отношений (нэп);

      становление социалистической модификации стоимости (период 30-х – первой половины 50-х годов);

      разрушение социалистической модификации стоимости, начавшееся со второй половины 50-х годов и окончательно "закреплённое" реформой оптовых цен 1967г.: именно оно-то и является общим структурным "контекстом", "фоном" и   главной причиной  сложившегося в последние пятилетки "предкризисного", как его принято теперь определять, состояния советской экономики.

Самоочевидно, какие отсюда складываются выводы для практической партийной политики в экономической сфере: социалистическая модификация стоимости должна быть восстановлена, иных исторических альтернатив тут не просматривается; восстановлена,– конечно,– не начётнически, доктринёрски, но всё же узнаваемо близко к открытому некогда "прототипу" или "оригиналу". Спора нет,– всякой объективно-исторической неотвратимости можно какое-то время сопротивляться, подчас с немалым шумом и бравадой; но в последнем итоге она сломит любое сопротивление, ответственность же за образующиеся при этом издержки по справедливости должны принять на себя те, кто его – сопротивление это – организовывал.

Сейчас обратимся ещё раз,– вкратце,– к вопросу, почему социалистической модификацией стоимости пока что имеет права называться   только   "двухмасштабная система цен".

Существует одна фундаментальная зависимость, которая, в общем-то, фиксируется "невооружённым глазом", но по сей день не "оформлена" в политэкономической науке как   закон,  причём обладающий самыми благодатными эвристическими потенциями. Указанная зависимость заключается в том, что производственный фактор, которому принадлежит главенствующая роль на уровне отношений собственности, всегда выступает на уровне товарно-денежных отношений как основной агент, аккумулирующий стоимость прибавочного продукта (т.е. конечный экономический результат – чистый доход).

Разнообразные формы землевладельческой ренты при феодализме словно бы "липли" на землю как решающий для той социально-экономической эпохи объект собственности; в буржуазном обществе эта функция аккумулятора стоимостного дохода закономерно сместилась к капиталу (материально-техническим средствам производства). При социалистическом же строе главенствует работник как носитель высшей, "одушевляющей" субстанции общественного производства – живого труда, а потому именно живой труд (но не земля и не материально-технические средства!) должен служить у нас фактором, "адсорбирующим" конечный результат совокупной производительной деятельности.

Между тем, живой труд вплотную соприкасается со стоимостными отношениями лишь одной своей ипостасью – средствами воспроизводства рабочей силы, или предметами массового потребления. Вот они-то (взятые, естественно, в их товарно-стоимостном выражении) и оказываются при нашей системе основными орудиями "отцеживания" из экономики чистого общественного дохода. Конкретнее, это значит, что именно в их цене должна содержаться наиболее развитая доходообразующая составляющая, цены же всех прочих экономических объектов,– не являющихся средствами воспроизводства живого труда,– включают доходообразующую составляющую в возможно наименьшей степени, лишь поскольку этого вообще, так сказать, нельзя избежать. Но данному отправному требованию, единственно по удовлетворении которого только и допустимо начинать говорить об экономической цельности социализма, его относительной базисной "достроенности",– данному требованию как раз и отвечала "двухмасштабная" конструкция цен.

Чтобы не плодить дальнейших недоразумений вокруг пресловутой "двухмасштабности", уточню здесь, что я,– со своей стороны,– пользуюсь этим термином только как исторически возникшим, дабы было понятно, о чём идёт речь. В действительности же цены 1947-1954гг. являлись не "двухмасштабными", а скорее сложномасштабными; внутренняя же цементирующая "мера" ("масштаб") социалистической модификации стоимости предстает монолитно   единой,  и монолит этот состоял из не могущих быть друг от друга отделёнными "себестоимостных" цен на средства производства   плюс  "доверху загруженные" налогом с оборота цены на потребительские товары. Собственно, это достаточно чётко сформулировано в моих предыдущих заметках. Рассуждения В.Белкина о "нелогичности"-де так называемых "разномасштабных" цен можно уподобить позиции человека, который принялся бы доказывать,– к примеру,– что музыка венских классиков "нелогична", мол, и "разномасштабна" в сравнении с полифонизмом баховских времён, поскольку в баховской фуге разрабатывается обычно одна определённая тема, а музыкальная идея классического сонатного аллегро излагается непременно "в комплексе" двух, причём контрастирующих между собою партий. На деле же,– естественно,– никаких "нарушений логики" тут нет, а просто сам   масштаб,  вот именно, музыкального мышления закономерно изменился, обогатился и усложнился при вступлении в новую художественно-историческую эпоху. Неужели этот элементарный,– стандартный, можно сказать,– аргументационный приём или ход диалектикологического анализа так уж непостижим и не поддаётся освоению на экономическом материале? Заслуживает всяческого сожаления, что у нас до таких "нулей" доведена культура именно   диалектического   рассмотрения вопросов, когда доктор наук не в состоянии концептуально "справиться" с мыслью об исторической изменчивости самой по себе внутренней качественной "меры" экономических явлений.

И ещё одна линия или нить крайне существенных историко-экономических превращений: вместе с модификацией стоимости в рамках каждого нового социопроизводственного уклада структурно меняется и главный "регулятив" товарно-денежной экономики, примером которого может служить средняя норма прибыли при капитализме. Нетрудно подметить, что эта критериальная величина характеризует собою как бы общественно кристаллизующуюся "цену" господствующего производственного фактора, от которой зависит и всё прочее ценовое распределение в соответствующей экономической организации. Если в обществе господствует помещичья собственность, то это уровень земельной ренты, при буржуазном строе – это уровень прибыли на капитал, при социализме же это объективно, конкретно-исторически устанавливающаяся "цена" живого труда, или уровень розничных цен на основные средства воспроизводства рабочей силы.

Сказанное,– по моему твёрдому убеждению,– должно быть, наконец, нашими учёными-экономистами (да и экономистами-практиками) "расслышано", тем паче что "глухота" тут у многих явно "благоприобретённая", откровенно конъюнктурного происхождения. На протяжении нескольких уже десятилетий – пора бы, кажется, и образумиться!– у нас с упорством, достойным лучшего применения, предпринимаются попытки, одна другой бессмысленней, "реформировать", "перестроить" социалистическую хозяйственную систему на принципах, почерпнутых целиком из арсенала   предшествующего  нам на исторической лестнице, буржуазного способа производства, прежде всего на принципе фондовой прибыли (консолидируемой "пропорционально основным и оборотным фондам", как с довольно-таки наивной гордостью поясняет В.Белкин). Между тем, для социалистической экономики норма прибыли к фондам конкретно-исторически уже не является объективной критериальной "данностью" народнохозяйственного функционирования, это для нас "фантомная", выморочная величина, к которой – вот именно, тов. Белкин!- возврата более нет, сколько бы ещё ни терзали наше народное хозяйство приверженцы теорий В.С.Немчинова и его воистину геростратовской "школы", не умеющие или не желающие добросовестно освоить таких азов Марксова учения, как исторический подход. Место фондовой прибыли и её "нормы" у нас   объективно  давно уже занял уровень основных потребительских цен, и чем скорее это будет осознано, тем меньше окажется причинено разора социалистическому общественному производству, ущерба материальному и духовно-личностному развитию и благополучию советских людей.

Апологеты фондового прибылеобразования подают свою позицию так, что они-де возвращают социализм от "административных" методов управления к "экономическим", ликвидируют имевшуюся, якобы, в прошлом (метя, конечно же, опять в 40-е – 50-е годы) недооценку товарно-денежных отношений и т.д. Однако,– уважаемые,– "экономика", "товарно-денежные отношения", ведь это же всё   исторично;  не существует "экономики", равно пригодной для всех времён и народов. И на поверку здесь происходит вовсе не какое-то восстановление "экономических", "рыночных" закономерностей в противовес "приказным методам", а   скатывание  от экономических закономерностей в органичной и объективно-присущей социализму форме – к закономерностям тоже, правда, "экономическим", но уже безнадёжно устаревшего, социализму глубоко неадекватного исторического "качества".

Стоит ли после этого удивляться, что результаты всех этих усилий приняли облик и размах общенационального стихийного бедствия, к тому же ещё фантасмагорически затянувшегося. Не Сталин виноват, что мы видим сегодня столь удручающе расшатанным и подорванным некогда мощный, пружинно-динамичный, структурно наредкость "элегантный" экономический механизм, который был "насквозь", именно   базисно  поставлен на службу интересам трудящейся массы, а не бюрократической элиты, и в котором честно работавший, честно следовавший своему долгу человек чувствовал себя,– вопреки распространившимся нынче поклёпам,– никаким не "безгласным винтиком", но полноправным и "незаменимым", имеющим перед собой широкую жизненную перспективу профессионального и граждански-политического роста участником зримо развёртывающегося общего движения к великой цели. [11]

Сущностные корни наступившего развала лежат гораздо ближе, они уходят не в тридцатые и сороковые, а во вторую половину 50-х годов, и сопряжены не с какой-то "стабилизацией административно-командной системы управления", а с   разгромом  той единственно верной (в основных её чертах) для нормально развивающегося социализма экономико-политической системности, которая уже почти успела сложиться в нашей стране к пятидесятым годам и которую теперь клеймят "административно-командным" ярлыком, взятым напрокат в "советологических" писаниях.

В.Белкин утверждает, что "разрушение это было отнюдь не бездумным" и что, наоборот, ни над одной экономической проблемой столько, мол, не размышляли, как над уничтожением наконец-то найденной социалистической "версии" закона стоимости. Между тем, говоря о "бездумности" вышеуказанного мероприятия, я подразумеваю вовсе не "затратную" его сторону,– кто и сколько потел в размышлениях, внутренняя логика и идейно-эмоциональная направленность которых твердолобо противостояли объективной поступи исторического процесса. Имелась в виду сторона результирующая; а здесь, увы, концентрация реального мыслительного содержания оказалась такова, что её и бездумностью-то назвать – значит едва ли не сделать комплимент.

Достаточно напомнить, что "реформа", столь бескомпромиссно ратовавшая за аккумулирование прибыли "пропорционально фондам", непреодолимо споткнулась,– как и В.Белкину, без сомнения, известно,– на первом же и наиважнейшем, казалось бы, для неё пункте: на определении фондоёмкости по конкретной номенклатуре промышленной продукции. Сие,– опять-таки,– неудивительно, ибо нельзя высидеть в кабинетных "размышлениях" того, чему нет аналога в объективной экономической действительности. А его нет, потому что "средняя" фондовая прибыль при частнособственническом хозяйствовании политэкономически является элементом общественной "цены" вложенного капитала, а не конкретного изделия как такового. В обобществлённом же хозяйстве, тем наипаче, вся эта "фондоёмкость по отдельным видам продукции" представляет собою не что иное, как плод весьма крупного и глубоко прискорбного "политэкономического" недоразумения.

Поскольку же исчислить то, чего в действительности не бывает, невозможно,– в результате доход стали формировать пропорционально никаким не "фондам", а попросту всё той же себестоимости; другими словами,– фактическому объёму ресурсов, главным образом материально-вещественных, пошедших на изготовление калькулируемого изделия. К этому добавилось ещё отрицательное влияние процедур "пересчёта" от отраслевых нормативов рентабельности, дополнительно искажавших картину "в пользу" материально-вещественных затрат. Произошло не какое-то "оздоровление" или "упорядочение" процессов прибылеобразования, но нечто диаметрально противоположное: доля сугубо "затратной" прибыли, определяемой в процентах к себестоимости (которую нынче иные теоретики пытаются поставить чуть ли не в серьёзнейший упрёк "двухмасштабной" системе![12]),– доля её начала в сумме чистого общественного дохода массированно разрастаться, подобно злокачественной опухоли. Вот это и есть,– тов. Белкин,– существо, генезис и точная "дата рождения"  затратного механизма  в истории ведения социалистического планового хозяйства. Вот отсюда-то и надо, по-настоящему, приниматься за радикальную "прополку" нашей экономической нивы.

Фонды  как прибылеобразующий фактор (там, где они действительно таковым являются, т.е. в частнособственнической экономике) и объём израсходованных на выпуск той или иной продукции ресурсов – это политэкономически существенно разные вещи. Где вы видели, чтобы в частнопредпринимательском хозяйстве кто-то богател механически "пропорционально" себестоимости произведённых им товаров или услуг? Этак и у них, как у нас, точили бы двадцатикилограммовые детали из двухсоткилограммовых болванок, возили за тридевять земель какой-нибудь песок и прочую невидаль, вместо того чтобы набрать в соседнем карьере, и увешивали кронштейны в магазинах непродаваемыми хламидами, непонятно на чей вкус, возраст, образ жизни и кошелёк рассчитанными. Но ничего подобного там не происходит, поскольку частнопредпринимательская прибыль,– та самая, что так искушает своей обманчивой "пропорциональностью основным и оборотным фондам",– на деле представляет собой принадлежность и порождение не просто "фондов" в качестве совокупности производственных ресурсов, а фондов, функционирующих как капитал.

Поэтому, чтобы фондовая прибыль "заработала", пришлось бы восстановить весь цикл функционирования средств производства как капитала, со всеми полагающимися атрибутами, включая рынок труда и допущение принудительной "незанятости" части трудоспособного населения. Вот этим и поглощены у нас около тридцати лет поборники вышеобрисованных "экономических методов": одни совершенно сознательно, другие же – уступая напору мощных разрушительных тенденций, эпицентром которых как раз и являются насильственно внедренные в социалистический базис фрагменты  чуждой  социализму, эксплуататорской общественно-производственной системности, стихийно стремящиеся сомкнуться в "свою" целостность и вызвать её к жизни уже не фрагментарно, а в полном её составе. Такова объективно-диалектическая "фабула" и природа глубинных процессов, развивающихся в стране, в общей сложности, с середины 50-х годов и постепенно сгустившихся в воистину чудовищную "машину торможения", в механизм, который к сегодняшнему дню,– всё ещё не будучи переломлен,– вполне отчётливо поставил под угрозу самое существование в дальнейшем Советского государства именно как социалистического. И это не надуманное противостояние "ленинской" и "сталинской" концепций социализма,– а деструктивнейшая по своему характеру, затянувшаяся на десятилетия попытка вытеснить  марксистскую  концепцию нового строя (она же и "сталинская", и ленинская) концепцией  немарксистской,  мелкобуржуазной (бухаринской, если угодно). Причём, люди наши должны как минимум   знать  о выдвижении вот таких оценок создавшейся идейно-концептуальной ситуации (как только что приведённая), о самом факте их наличия в нашей обществоведческой мысли.

Не следует упорствовать в ошибках недавнего прошлого, когда тоже ведь дозволялось говорить в затронутом плане достаточно многое, кроме одного – что "теория развитого социалистического общества" и его "совершенствования", это на самом деле не "теория", а конъюнктурная пустышка, мешающая разглядеть вздыбившиеся проблемные "нагромождения" и приступить к их реальной расчистке. А должно-то было быть сказано в первую очередь именно это. Точно так же и сегодня – надо дать выход   концептуальному  несогласию, а не просто различным оттенкам трактовки, облюбованной где-то "наверху"; ибо только это, только незамазанная полярность взглядов на проблему открывает возможность действительных, а не заклинательных её решений. Лишь то жизненно,– предупреждал ещё Гегель,– что способно вместить в себя противоречие и выдержать его. Не может проистечь разумной практики из теоретической установки, которая боится правды о самой себе.[13]



Итак, что производственный фактор, номинально аккумулирующий,    "осаждающий" на себе стоимость прибавочного продукта, меняется от одного общественно-экономического уклада к другому в последовательности: земля – капитал – живой труд,– с этим В.Белкин, как добросовестный учёный, попросту обязан согласиться, здесь спорить не о чем. Обязан он согласиться и с тем, что соответственно указанным изменениям меняется сама форма извлечения стоимости прибавочного продукта, а также и характеризующая модификацию стоимостных отношений "критериальная величина" экономики, в последовательности: уровень земельной ренты – норма прибыли на капитал – уровень розничных цен на средства воспроизводства рабочей силы. Естественно, соглашаться нужно и со всеми вытекающими из названных очевидностей теоретическими и практическими выводами.

Бросим ещё взгляд – поневоле, к сожалению, беглый – на третий неотрывно относящийся сюда момент: на объективно-обусловленную   динамику  вышеотмеченных критериальных величин. Динамика же их такова, что по мере прогрессивного развития, технико-технологического усовершенствования, интенсификации данного способа производства "уровень стояния" характерной для него стоимостной критериальной величины относительно   падает.  Снижается общая (средняя) норма капиталистической прибыли; та же тенденция – в крупном масштабе – может быть прослежена и для успешно развивающегося земледельческого государства, поскольку интенсифицированное хозяйствование на худших землях, приумножение отдачи с них, сокращение производственных издержек неизбежно "подрезают", в конечном итоге, уровень ренты на более плодородных угодьях. Общее повышение культуры земледелия и его производительности как бы "обесценивает", скрадывает те преимущества, которыми собственники лучших земельных участков пользуются в силу естественных причин.

Совершенно та же закономерность действует и по отношению к критериальной величине положительно,  интенсивно  функционирующего социалистического воспроизводства: по отношению к уровню базовых розничных цен. В правильно развивающемся социалистическом хозяйстве он должен естественно и неуклонно  понижаться,  и это для наших условий такой же показатель здорового, организационно-технически прогрессивного качества экономического роста, как постоянное падение нормы фондовой прибыли при капитализме. Поэтому надо оставить чисто-"ярлыковые" по степени своей "научной" оснащённости разговоры о том, что советская экономика "сталинских" времён являлась-де "командно-приказной" и "экстенсивной"; напротив, в 1947-1954гг. был окончательно нащупан один из фундаментальнейших   экономических  законов социализма – закон неуклонного понижения уровня определяющих потребительских цен, неотступное следование которому столь же "автоматически" обеспечивало бы интенсивный (а никакой не "экстенсивный"!) характер нашего народнохозяйственного развития, его восприимчивость к научно-техническому прогрессу и внутреннюю нацеленность на всемерное удовлетворение жизненных нужд   нашего  господствующего класса, трудящихся,– как обеспечивает это по отношению к классу капиталистов вся механика действия средней нормы прибыли в буржуазном, частнособственническом устройстве. Грубо-экстенсивной и раздираемой опустошительным волюнтаристски-бюрократическим прожектёрством экономику СССР сделала,– повторю ещё раз,– не какая-то выдуманная "консервация сталинской системы", но наоборот: именно то, что мы этой   правильной  (в её общих очертаниях) системе, полностью соответствовавшей имманентным экономическим законам нашей формации, тридцать с лишним лет не даём спокойно, беспрепятственно работать на благо народа и развиваться, реализуя таящиеся в ней огромные социально-творческие, социально-стимулирующие возможности.

По существу, "лаг" ежегодного снижения товаропотребительского ценового уровня – это для нас не что иное, как общий критерий народнохозяйственной эффективности, и если им разумно, с толком руководствоваться, то критерий этот так же диалектично "снимет" в себе и автоматически "развяжет" все наши прочие экономические проблемы, как максимизация фондовой прибыли "снимает" и "развязывает" их для капиталистического мира. Как капиталист может,– фигурально говоря,– не беспокоиться об остальном, если у него хорошо растет прибыль, точно так же и в социалистическом обществе, если регулярно "ползёт" вниз уровень розничных цен, то можно быть уверенным, что и всё остальное в народном хозяйстве "идёт, как надо".

В заключение коротко коснусь общего колорита тех "цифровых" – и, следовательно, подразумевающих опять-таки некую чрезвычайную "научность" – доказательств, которые выдвигает В.Белкин с целью внушить, будто политика методического снижения цен на товары массового потребления являлась, мол, чем-то "совсем не тем", нежели "чудилось" десяткам миллионов рядовых тружеников Советской страны, активно и удовлетворённо пользовавшихся её плодами.

В.Белкин весьма язвительно упрекает меня, что о товарно-денежной сбалансированности в государстве и о некоторых других основополагающих аспектах ценовой политики правительства я сужу "по прилавкам московских магазинов". Каюсь,– я и впредь намерена поступать совершенно так же; и в этом моём "заблуждении" меня исчерпывающе укрепляет то, что аналогичным образом ведут себя, самое меньшее, 99 процентов моих сограждан. Если мы все шагаем не в ногу с В.Белкиным и его единомышленниками, то подходя по справедливости, это уж должна бы быть их забота, а не наша.

Сетования В.Белкина на мой "визуальный метод" выглядят примерно так, как если бы человек, придя в театр, принялся брюзжать, что-де все эти рыцари и прекрасные девы, сады и замки, владения короля Рене – это всё один сплошной обман, размалёванные тряпки и картон, а настоящая-то работа, в поте лица, кипит за кулисами, у машинистов, осветителей, костюмеров и т.д. Однако, в театр люди идут только из-за вот этой волшебной "видимости", которая возникает на узкой полоске сцены в сиянии софитов и которая на поверку есть не "видимость", но как раз та самая   реальность,  во имя каковой театр и существует. И никому среди публики не интересно, что происходит в пошивочной мастерской или в репетиционном зале, ибо если на сцене драгоценная "кажимость" не возникла, стало быть, и там пот проливали попусту. Так вот, прилавки магазинов именно и представляют собой ту последнюю "авансцену" экономики, где однозначно, "без права обжалования" выясняется резюмирующий итог, кто и как в общественном производстве работал; и создать повседневное устойчивое изобилие на   этой  "сцене" в порядке показухи, в отсутствие действительного, прочного товарно-денежного равновесия в хозяйстве столь же невозможно, как невозможно "ради показухи", "вдруг" замечательно исполнить оперу с безголосыми певцами и разболтанным оркестром. Если мы пришли в театр и слышим великолепное, слаженное, высокохудожественное исполнение,– не надо нам рассказывать, как трудились за кулисами и на репетициях: всё само собой понятно. Там бы не работали,– здесь, перед зрителем, такого бы тоже не образовалось.

Подобно этому и в хозяйственной жизни; если я каждодневно наблюдаю, как исчезают, рассасываются очереди в магазинах, как заполняются прилавки высококачественными и систематически дешевеющими продуктами (а именно такой и была картина "запуска в ход" социалистической модификации стоимости в послевоенный период),– не надо мне, тов. Белкин, вдалбливать, якобы "в действительности сбалансированности не существовало". Экономика – не иллюзионистский аттракцион; чего в ней "в действительности" нет – тем изо дня в день, из года в год кормить двухсотмиллионное население не будешь.

Впрочем, В.Белкину – со всей очевидностью – гораздо более импонирует иное положение вещей, к которому народу пришлось притерпеться за те десятилетия, что нас тужилась убедить в своих "преимуществах" фондовая модификация товарно-денежных отношений: когда "визуально" приобретаемые массами сведения составляли разительный контраст с победным барабанным громом наших статистических учреждений и "политэкономическими" панегириками "развитому социализму". Вероятно, В.Белкин желал бы, чтобы мы, отправляясь в продовольственный, да и в любой другой магазин, доверяли не своим собственным глазам, а благодушно-умиротворяющим выкладкам Госкомстата. "Это прекрасные цифры,– иронизировала по данному поводу "Литературная газета",– и очень хотелось бы верить в них. Мешает одно – собственный опыт и некоторое знание элементарной арифметики. ... Например, ... обувь стала дороже на сущий пустяк – на одну десятую процента. Значит, кожаные дамские сапожки, которые двадцать лет назад покупали за 70 рублей, стоят не 120, не 140, а 70 рублей 7 копеек ... Скажите, пожалуйста, где тот универмаг, в котором брали цифры работники ЦСУ, и туда помчатся все женщины!"[14]

Со всей ясностью, в том же "универмаге" запасся своей цифирью и В.Белкин (кстати, когда в полемике приводишь числовые показатели, полагается называть источники). Ибо нельзя воспринимать иначе, как пародию, набросанную им общую "панораму": с 1928 по 1940г. розничные цены увеличились почти в семь раз (откуда, тов. Белкин, это взялось?), с 1940 по 1947г. они ещё, будто бы, втрое подскочили; снижение цен на отрезке 1947-1954гг. (помогает В.Белкину О.Лацис) было ничего не значащей ерундой, вроде "сезонных распродаж"[15], но вот уж после 1960г.,– это когда темпы прироста сельскохозяйственного производства упали за отметку двух процентов, когда мы от политики экспорта зерна стабильно перешли к "политике" вынужденного его импорта, когда без малого в два раза подорожали основные продукты питания, а вскоре появились в ряде областей пресловутые "талоны" на их получение и началось регулярное "паломничество" за ними со всех городов и весей России чуть ли не в одну Москву,– вот уж тут воцарилась полная благодать и "сбалансированность спроса и предложения" достигла невообразимой ранее высоты. В.Белкин вспомнил, что при Н.С.Хрущёве был прекращён выпуск государственных займов, но увёртливо "запамятовал", что одновременно прекратились и выплаты по займам, выпущенным в предыдущие годы. А ведь в ту пору это гораздо чувствительней ущемило и обидело людей, нежели обрадовала отмена займов на будущее. Плата за обучение в вузах и старших классах средней школы исчезла не "тогда же", а значительно раньше, практически с началом Великой Отечественной войны.

Фарисейской является и "скорбь" В.Белкина по случаю "резкого сокращения", дескать, сбережений населения в результате денежной реформы 1947г. "Сбережения" катастрофически сократились лишь у разного рода ловкачей и махинаторов, известное количество которых неизбежно развелось в тяжкие военные времена. Денежные вклады на сумму до 3000 руб. (а их было абсолютное большинство) пересчитывались "один к одному", т.е. остались без изменений. Неизменной в новых деньгах осталась и зарплата рабочих и служащих, а равно все прочие трудовые доходы всех без исключения социальных групп. Реформа не только не нанесла ни малейшего ущерба материальным интересам трудящихся масс, но существенно улучшила их благосостояние ввиду повышения покупательной способности рубля.[16] Освещение указанного мероприятия В.Белкиным – яркий образчик того, как посредством злобствующих недомолвок и передёржек из глубоко демократичной, теоретически тщательно проработанной и практически вполне удавшейся акции Советского государства делается едва ли не какое-то покушение на основы материального благополучия граждан СССР.

То же можно сказать и об очернительском изображении в статье В.Белкина положения советского колхозного крестьянства в те годы,– каковое положение, якобы, фактически ничем не отличалось от крепостного права. Все эти "ужасы" почерпнуты не из подлинной действительности советской колхозной деревни, а из писаний пасквилянтов типа Солженицына и его "последователей" в сегодняшней нашей литературе. Во время войны я маленьким ребёнком находилась с матерью в эвакуации в деревне, затерянной среди Муромских лесов,– в далеко не самом плодородном сельскохозяйственном регионе страны. Какие из нас были работники,– опять же недолго догадываться, что не самые спорые в колхозе. Тем не менее, по результатам так называемых "символических" трудодней нам привезли неподъёмную фуру разнообразного добра, вплоть до 15-тикилограммового бидона мёда, так что мы не только могли прокормиться, имея весьма куцее "приусадебное хозяйство", но, к великому сожалению, даже не сумели "мобилизовать" целиком тамошние наши запасы при возвращении в Москву. Никто при нас не собирался куда-либо уезжать из села, разве лишь молодёжь на учебу. Массовое "бегство" людей из сельской местности разразилось не "при Сталине", а как раз со второй половины 50-х годов,– когда колхозникам (по-прежнему не имевшим паспортов!) вроде бы был, по В.Белкину, полный резон оставаться дома и наслаждаться дарованным им процветанием. Однако, разрушение колхозной демократии, бюрократизация управления сельским хозяйством, да и вообще всеми сторонами деревенского бытия, подрыв нормальных, органичных земледелию форм учёта и оплаты труда, волюнтаристские "эксперименты" с приусадебными участками, насильственный сгон крестьян с насиженных мест под предлогом их "бесперспективности" и т.п., всё это перевесило, в глазах многих и многих, притягательность наступившей "лёгкой жизни", в которой прямая и понятная связь между реальной работой и реальным вознаграждением от года к году всё более размывалась и улетучивалась.

Такими же белыми нитками шита и прочая "агитация" В.Белкина за сохранение в неприкосновенности (и не только сохранение, а и усугубление) тех извращений, которые с конца 50-х годов оказались внесены в объективно-исторически присущие социализму принципы выявления общественной стоимости товаров, аккумулирования дохода и построения системы цен. Если у нас что-либо с тех пор и "законсервировалось" деструктивно, и "стабилизовалось", превратившись в тормоз развития, то это именно указанные деформации, а не какие-то, вот уж и впрямь мифические, "прегрешения" партийно-государственного руководства, возглавлявшего социалистическое строительство в СССР в 30-е – 50-е годы.

До середины 50-х годов социалистическая плановая экономика в Советском Союзе продвигалась, в общем и целом, по стратегически верному курсу. Соединёнными усилиями марксистской теоретической мысли и практической политики партии была найдена характерная для социалистического строя модифицированная форма реализации закона стоимости,– а значит, механизм "смычки" и обоюдного мощного, эффективного взаимодействия социалистических структур собственности и конкретно-хозяйственных (товарно-денежных) отношений. Через установку на снижение розничных цен открылся способ органически слить, ориентировать в одном направлении интересы каждого отдельно взятого труженика и государства. Линия на поддержание цен на средства производства на низком "себестоимостном" уровне (плюс минимальная и приблизительно одинаковая по всему народному хозяйству "средняя прибыль") служила достаточно логичным рычагом экономического давления на изготовителя техники,– рычагом, побуждающим изыскивать пути лимитирования материалоёмкости, наращивания фондоотдачи, активизации научно-технического прогресса. Не "консервация", а безрассудный   слом,  в 50-х – 60-х годах, этого всемирноисторически нового и в точнейшем смысле слова антиэксплуататорского хозяйственного механизма явился причиной экономического и структурно-организационного тупика, в который страна упёрлась к исходу 70-х годов. Восстановление (на более совершенном "витке", конечно) вышеочерченной   истинной  экономической системности социализма, марксистски обоснованной и объективно-исторически предопределённой,– это неизбежность, причём благотворная и развязывающая, а не разрубающая, захлестнувшийся "гордиев узел" больных проблем. Хотящего она ведёт, не хотящего – тащит. Вот чтобы нас не "тащило" дальше по ухабистым обочинам истории, надо заставить слезть с "коня" нашей экономики всадников-неумёх, которые тридцать лет только рвут ему, как говорится, рот поводьями и не дают идти по торной дороге нормальным "рабочим аллюром".

                     Москва, апрель 1988 г.

Текст сносок смотрите в оригинале:
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/vozvrat.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/SOPROBES.HTM

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Председатель Исполкома
Съезда граждан СССР,
канд. филос. наук
Т.ХАБАРОВА

Сегодняшняя форма
"мирного" освобождения и восстановления страны –
– ПРИНУЖДЕНИЕ К САМОЛИКВИДАЦИИ
режимных управленческих структур
снизу доверху и сверху донизу


Выступление
на конференции Всероссийского штаба по воссозданию СССР мирным путём.

Москва, Измайлово, 21 марта 2020г.


Уважаемые товарищи,
          давайте я сразу буду говорить по существу, без каких-либо вводных разделов; поскольку я не впервые выступаю на таких конференциях, как наша сегодняшняя, и взгляды нашей организации – Движения граждан СССР – в данной аудитории, в общем, достаточно известны.

Кризис в российском обществе,– о котором перед нами поставлен вопрос,– его нельзя однозначно связывать только с подготовкой какого-то нового варианта конституции. Он носит перманентный характер и тянется без малого 30 лет. Его правильное название – фактическая оккупация страны транснациональным капиталом, в результате нашего поражения в империалистической войне нового типа – информационно-психологической. Которая есть по сути своей Третья мировая война, и она не только ещё будет,– как многие думают,– а она давно уже идёт, с сороковых годов прошлого века. И мы – главная её жертва.

В чём заключается историческая новизна этого способа ведения боевых действий, и почему у этой войны такое экстравагантное наименование?

Стратегия этой войны – это никоим образом не открытое вооружённое нападение, а это, сформулируем так: организация саморазрушения страны – жертвы агрессии изнутри, силами национальной измены. Это поиск, нахождение, целенаправленное выращивание, вербовка, если угодно, таких сил, предпочтительно в среде правящей элиты, формирование из них того, что обычно именуется "пятой колонной".

А потом, когда победа фактически достигнута, когда удалось взломать, вывести из строя, а то и напрямую уничтожить,– как было у нас с КПСС,– какие-то ключевые управленческие структуры страны – жертвы агрессии, то из этих же подонков, из горбачёвых, ельциных, черномырдиных, гайдаров и прочих, им же несть числа, создаётся оккупационная администрация, фактический оккупационный режим.

Разумеется, на поверхности событий всё это маскируется под пришествие "свободы" и "демократии", организуются всевозможные симулякры этой самой "демократии",– якобы-"выборы", выиграть которые у порядочного человека абсолютно никаких шансов нет, и т.д. Но на деле это бесспорный и стопроцентный оккупационный режим новейшего типа,– да, без той внешней атрибутики, которую недалёкие люди связывают с понятием оккупации: без чужеземных солдат на улицах и т.п.

Режим,– тем более, если он установился в огромной стране с многомиллионным населением,– может изображать известную "независимость" от своих заокеанских хозяев и может даже имитировать "противостояние" с ними. Но это всё показное, и этим не надо обманываться.

Стратегически перед ним – перед режимом – страной-агрессором поставлена двуединая задача: во-первых, обеспечивать беспрепятственное разграбление всех и всяческих ресурсов оккупированной страны, и это выполняется им неукоснительно, приоритетно; и во-вторых, служить ширмой, системой прикрытия этого грабежа, т.е. морочить голову народу, чтобы он не понимал своего истинного геополитического положения, своего нахождения именно в оккупации, а следовательно, и не мог бы самоорганизоваться для борьбы за своё освобождение от неё.

Вот сущность и общая картина нашего так называемого кризиса: это нахождение страны в оккупации новейшего формата, когда функции внешнего, оккупационного управления осуществляют не оккупанты непосредственно, а туземный коллаборационистский режим, полностью им подконтрольный.

Аргументированно эту картину оспаривать,– по моему убеждению,– ни у одного добросовестного оппонента надлежащих аргументов не найдётся,– как, собственно, и до сих пор четверть века не находилось. Её можно только замалчивать или облаивать,– или ещё третий вариант: бессылочно переворовывать, наподобие небезызвестного депутата Госдумы Фёдорова, который на этом воровстве сделал себе блестящую политическую карьеру. И при этом,– опять-таки,– шельмовать или замалчивать действительных авторов, действительный первоисточник, откуда всё это взялось.

Заниматься этим,– со всей очевидностью,– могут только люди, которые при оккупационном режиме прекрасно устроились, нашли себе нишу – в той же Госдуме или ещё где-то, таких злачных мест много, поскольку режиму нужна обслуга; и их наше пребывание в тенётах Гарвардского проекта и Международного валютного фонда ничуть не волнует: было бы им самим сытно и комфортно, а что там со страной и народом, на это им наплевать.



Итак, или мы будем, наконец, руководствоваться вышеочерченной картиной, – логически и фактографически неопровержимой,– или нас постигнет та судьба, которая для нас и прописана в том же Гарвардском проекте (или в программе "Перехода к рынку"). Каковая "программа" по сей день методично реализуется путинской группировкой; уточнять не вижу необходимости,– за четверть века все сами могли прочитать, соответствующая литература не секретная.

Что касается конкретных версий выхода из этого нашего,– будем считать,– кризиса, то я сосредоточусь главным образом на версии, предложенной Всероссийским штабом по воссозданию СССР мирным путём,– поскольку нынешнее наше заседание как раз этой организацией и инициировано.

Движение граждан СССР также, с момента первого своего появления на политической арене в 1995 году, выступает за мирный, в определённом смысле,– т.е., некровопролитный,– путь освобождения от оккупации.

Вскользь замечу,– более подробное рассмотрение проблемы на сайте cccp-kpss.narod.ru,– замечу, что мы против вооружённых переворотов и революций того типа, как они имели место на планете примерно с XVIII по XX век,– с неизбежной иностранной интервенцией и гражданской войной. По нашему мнению, в сегодняшних условиях попытка осуществить такую революцию ни к чему, кроме всеобщего хаоса в стране и ненужной бойни гражданского населения, не приведёт. Уже не говоря, что в наших условиях,– когда мы практически имеем налицо не противостоящий нам "общественный строй" как таковой, а его оккупационный симулякр, в этих условиях революция традиционного "штурмового" типа исторически и политико-философски неоправданна, бьёт мимо цели.

Если ближе к делу, то в принципе концепция Всероссийского штаба состоит в том, чтобы уговорить, убедить или, может быть, принудить нынешних руководителей бывших союзных республик "по-хорошему" вернуться в СССР,– пообещав им равноценные, так сказать, должности в структуре восстановленного союзного государства. И вдобавок припугнув их перспективой массового возмущения народа, если они откажутся прислушаться к голосу разума. К слову, это всенародное возмущение ещё надо вызвать и отлить в достаточно адекватную форму, но ведь этого пока нет.

Мне неоднократно доводилось на наших конференциях высказываться против этой схемы, мотивируя наше несогласие тем, что эти деятели, в ней упоминаемые,– это, называя вещи своими именами,– по большей части государственные преступники, изменники Советской Родины. И их инкорпорирование в систему власти якобы "воссозданного" СССР, во-первых, вряд ли будет поддержано народом,– учитывая, что ведь они и всех своих присных за собою потянут, а на эту публику люди уже насмотрелись и натерпелись от неё. И во-вторых, всё это вместе взятое вообще выглядит как некий абсурд, как профанация самóй идеи восстановления СССР.

Но!.. Но, тем не менее – в схеме этой присутствует и определённый рациональный момент. Не зря Тристан Александрович так упорно её отстаивает.

Прежде всего, это однозначная,– надеюсь, что однозначная,– нацеленность на то, что возрождаемая нами государственность – это Советский Союз, а не ещё какие-то невразумительные выверты, которых сейчас развелось пруд пруди.

Далее, есть известный смысл и в предложении не прогонять коллаборантов чохом и разом от власти, а попробовать их использовать,– нет, не на каких-то новых постах в воссозданном СССР, а на тех должностях, на которых они нынче сидят.

Вы скажете,– да как же это так? А так, очень просто. От имени народа признать режим в целом нелегитимным,– как мы это сделали на Съезде граждан СССР пятого созыва в Москве 9 июня 2019г. Ничего страшного не произошло, любая из представленных здесь организаций может на своём съезде это повторить. Или вы все путинскую камарилью "законной властью" считаете?

Специально перечислить наиболее вопиющие проявления, в которых режим засвидетельствовал свой антинародный и антинациональный характер. Мы на Съезде 9 июня указали пенсионную реформу, "лже-"законодательство" о банкротстве, представляющее собой никакое не законодательство, а попросту инструмент оккупационного "истирания в порошок" производительных сил, созданных несколькими поколениями советских людей". Указано также "лже-"законодательство" о так называемой "приватизации", этом чудовищном грабеже общенационального достояния Советского народа".

Съезд потребовал от правящей группировки "признать свою всеобщеочевидную и неотрицаемую нелегитимность … и приступить к упорядоченному поэтапному АННУЛИРОВАНИЮ всей юридически ничтожной "законодательной базы" псевдогосударства "РФ"."[1]

На нашем недавнем митинге в Москве 17 марта единогласно принята Резолюция аналогичного содержания, в которой говорится:

"На данной стадии развития событий напор народного негодования должен ПРИНУДИТЬ правящую группировку, чтобы она не тужилась отвратить неотвратимое, а занялась ПОЭТАПНЫМ УПОРЯДОЧЕННЫМ АННУЛИРОВАНИЕМ наиболее разрушительных последствий её хозяйничанья на нашей территории."[2]

Думается, что такая постановка проблемы в каком-то ракурсе более конструктивна, нежели,– скажем,– прямые угрозы революцией, которую никто в левом движении – ни верхи, ни низы – толком не знает, как совершать, но зато режим очень хорошо знает, как с ней бороться.

А в нашей версии всё более или менее понятно: пусть коллаборанты трудятся в поте лица, устраняя то, что сами же наколбасили. Кому, как не им, лучше знать, как всё это их варево разрулить в обратную сторону. А наша задача – создать вот тот самый "напор народного негодования", который будет нависать над ними, как дамоклов меч, готовый в любую минуту обрушиться.

Вот тогда и будет вам "свержение" и прочие неприятности. А пока мы никого не свергаем, мы лишь призываем к добросовестному общественно-полезному труду. Этот приём вообще-то не новый в истории национально-освободительной борьбы; таким путём был выдворен из Ирана шах Мохаммед Реза Пехлеви во время исламской революции 1979г., и англичане из Индии при Махатме Ганди. Называется он, этот приём, ПРИНУЖДЕНИЕ К САМОЛИКВИДАЦИИ. Фигурирует в материалах Движения граждан СССР, начиная с нашего учредительного документа 1995 года.

Движение граждан СССР разделяет идею мирного,– в каком-то условном смысле,– восстановления страны.

Согласно принципу принуждения к самоликвидации, те, кто должен уйти, в положенный срок покидают сцену, вот именно, сами. Не надо представлять это себе как некую воплощённую идиллию: принуждения без элемента насилия не бывает. Но что крови при этой методологии прольётся минимум – за это, на наш взгляд, с большой долей вероятности можно ручаться.

                                                 Т.Хабарова
                                                           20 марта 2020г.

_______________________________________

[1] http://cccp-kpss.narod.ru/sjezdy/2019/2019-06-09-v-kakom-gosudarstve-nahodimsa.htm.
[2] http://cccp-kpss.narod.ru/mitingi/2020/2020-03-17-rezolucia.htm.


http://cccp-kpss.narod.ru/drugie/2020/2020-03-21-prinuzhdenie.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Методологические замечании
к вопросу о "новой редакции"
Программы КПСС

(Письмо XXVI съезду КПСС,
в редакцию газеты "ПРАВДА",
в редакцию журнала "КОММУНИСТ".)

Кандидат философских наук
Т. Хабарова.
Москва, февраль 1981г.


Самым удивительным во всех предсъездовских публикациях и обсуж­дениях надо,- бесспорно,- признать то, что в них неким поистине ир­рациональным образом оказался обойдён вопрос, с которого по справед­ливости следовало бы нынче начинать: вопрос об итогах выполнения (или, соответственно, невыполнения) Программы партии, действовавшей на протяжении истекших двадцати лет и обещавшей построение в СССР к 1980-му году "коммунистического общества в основном".

Не будем,- как говорится,- ходить вокруг да около, поскольку суть проблемы всем прекрасно известна и исчерпывающе ясна: констата­ция явного и тотального по своим масштабам (в подлинном смысле   программного) провала - удовольствие, естественно, маленькое. С другой стороны: однако, всеобщеочевидный и тотальный по своим масштабам практический провал такого документа, как партийная Программа,- не та вещь, чтобы отделаться от неё "фигурой умолчания". Слава богу,- ведь Программу, принятую XXII съездом, никто официально не отменял и она два десятилетия подвизалась на нашей идейно-полити­ческой, общественно-политической арене в качестве, вот именно, "кон­кретной, научно обоснованной программы строительства коммунизма".[1] Но коль скоро никакого "коммунизма" по ней воздвигнуть не удалось,­- и мы, наверное, от коммунизма сегодня едва ли не дальше, чем двад­цать лет назад,- коль скоро дело так обернулось, а критерием истин­ности всякой науки служит практика, значит, "научных обоснований" там по-настоящему и  не было; речь теперь должна идти в первую голову о том, чтобы выявить те "обоснования", какие были, честно за­фиксировать их  подтверждённую практикой несостоятельность  и  изъять их отовсюду, где они ещё пытаются играть роль, при исполнении которой потерпели бесповоротное и наредкость впечатляющее фиаско.

Между тем, в действительности мы не только не обнаруживаем необходимого в данной ситуации, самокритичного и нелицеприятного марк­систского анализа всей эпопеи с так называемыми "строго научными  расчётами"[2] путей движения к коммунизму, но нам и заявляют, как ни в чём не бывало: "Руководствуясь Программой КПСС ... разработаны Ос­новные направления экономического и социального развития СССР на 1981-1985 годы и на период до 1990 года. Они обобщают практику ком­мунистического строительства в СССР ..."[3] Позвольте, что значит "руководствуясь Программой",- если мало-мальски трезво учесть весь вышеописанный реальный, объективно-исторический контекст происходя­щего? Вот уж поистине, "обобщили" практику коммунистического строи­тельства! Ныне действующая Программа КПСС, рассматриваемая именно как непосредственная политико-методологическая, "социоинженерная" установка,  провалилась  при попытках применить её к ре­альным процессам общественного развития, общественная практика её в этом её качестве   отвергла, "руководствоваться" ею, не выясн­ив, где осечка, отчего получился провал,  нельзя. Это всё равно, как если сооружать здание или мост по проекту, по которому один такой мост или здание уже обрушились. Со всей неоспоримостью и неотвратимостью "засесть" перед фактом, что определённые идеолого­-философские предпосылки уткнули,- по существу,- хозяйственное и институционально-демократическое развитие государства (и не только нашего, к сожалению) в тупик, отрицать который невозможно, и одновре­менно навязывать стране на десятилетие вперёд какие-то "направле­ния", в точности на тех же предпосылках построенные, даже без тени намерений хоть как-то проанализировать случившееся,- это, мало сказать, политическая недобросовестность, это прямое введение партии в заблуждение и сознательный обман масс, и плоды подобной "стратегиче­ской" деятельности сами по себе, в отрыве от животрепещущего вопроса именно о скрытых её   предпосылках, серьёзной дискуссии попросту и не заслуживают. Искренне жаль, что тот всегдашний поток горячей общественной заинтересованности, которым наши люди со столь неизменной и доверчивой душевной щедростью вновь и вновь, невзирая ни на какие злоупотребления ею, готовы встретить всякое партийное начинание,- искренне жаль, что поток этот и на сей раз окажется рас­плёскан зря.

* * *

С трибуны съезда,- заметим кстати,- этой гражданской отзывчиво­стью нашей общественности наверняка не преминут ещё раз злоупотре­бить: нам, вне всяких сомнений, представят поражающие слух статистические данные, свидетельствующие, как будто бы, о сакраментальном "единодушном и всенародном одобрении" проекта "Основных направле­ний".

Но не обратиться ли нам на несколько минут к событиям двадцати­летней давности?

"Проект Программы,- говорилось на XXII съезде КПСС,- тщательно и всесторонне обсуждён на собраниях во всех первичных партийных организациях, на районных, городских, областных и краевых партийных кон­ференциях, на съездах компартий союзных республик. В них приняло участие свыше 9 миллионов коммунистов, то есть вся партия. Проведено более 500 тысяч собраний трудящихся на предприятиях, в колхозах, уч­реждениях, в воинских частях, профсоюзных и комсомольских организа­циях, на которых обсуждался проект Программы. На этих собраниях при­сутствовало около 73 миллионов человек. Выступило по проекту Про­граммы на партийных собраниях, конференциях, съездах компартий сою­зных республик и на собраниях трудящихся более 4 миллионов 800 тысяч человек.

Кроме того, в ЦК КПСС, в местные партийные органы, в редакции газет, журналов, радио и телевидения поступило более 200 тысяч писем и статей."

"Выступления и письма членов партии и беспартийных полны возвышенных мыслей и чувств."[4]

Вот видите, какая нежелательная получается фантасмагория: проект сошёл за "единодушно одобренный всеми коммунистами, всем советским народом"[5], восемьдесят миллионов на обсуждениях присутствовало, четыре с лишним миллиона выступало, всё было полно возвышенных мыс­лей и чувств,- а основная, "планово-прогностическая" часть Программы (иными словами - то, ради чего её и составляли) на поверку оказалась ни к чему не обязывающей "научно-популярной" беллетристикой, и даже далеко не первого разряда.

Суть дела здесь в том, что дискутировать (разумеется, и гото­вить) программные партийно-государственные документы нужно не меха­нически, а творчески; т.е., обнаруживая, прослеживая и стремясь разрешить объективные диалектические противоречия, посред­ством которых поступательно движется сама общественно-историческая действительность и которые, постольку, непременно должны получить всестороннее освещение и в научных, политически-планирующих разра­ботках, на преобразование этой действительности нацеленных. Формой же творческого подхода к какому бы то ни было вопросу является,- как учит диалектическая логика,- подход  критический; конструктивная критика, не только вскрывающая огрехи, но настойчиво ищущая положительных решений,- вот этот процесс, когда он надёжно отлажен в политико-правовом аспекте (иначе говоря, институционирован), и есть общественно-закреплённый, общественно-"материализован­ный" вид или облик, который в нормально развивающемся социалистиче­ском государстве приобретает творческое мышление масс, мышление на­рода именно как  творца, субъекта  своей собственной истории.

Но у нас покамест,- о чём я снова и снова поднимаю разговор практически во всех своих обращениях к руководству партии, в партий­ную и научную печать,- у нас покуда   отсутствует  сколько­-нибудь развитая и дееспособная политико-правовая структурность, институционализирующая критическое, или творчески-"субъектное" волеизъявление подавляющей массы рядовых граждан; критика сравнительно "слабая", едва "царапающая" поверхность общественной жизни, ещё может надеяться, что её примут к сведению, но чем смелее критический анализ погружается вглубь, в сложную и подчас болезненную "толщу" общественных проблем, тем призрачней его шансы быть разумно учтённым, подлинно же   проблемные, широко принципиальные критические выступления откровенно и систематично дискриминируются.

Следует понимать,- тем не менее,- что одно такое выступление по своей значимости без труда "перетягивает" четыре с половиной миллио­на выступлений механических и формальных, прочитанных "по шпаргал­ке"; и до тех пор, пока не будет покончено с дискриминацией именно  проблемных  критических разногласий, пока не будет создан конституционно-правовой инструментарий, обеспечивающий действенность критики и уважительное отношение к ней не в обратной, так сказать, а   в   прямой   пропорции к её концептуальности и остроте,- до тех пор мы останемся принуждены признавать, что народ у нас, как про­блемно мыслящий "коллективный субъект" собственного развития, в выработке планов, программ и т.д., касающихся этого его развития, по существу не участвует.

А  какая цена планам, "стратегиям" и проектам на будущее, от со­ставления которых народ как общественно-исторический   субъект  (движущее, генерирующее начало) этого самого будущего оказался фак­тически отстранён, и можно ли подобные опусы преподносить под вывес­кой "снискавших единодушное одобрение" народных масс? Цена им - грош; а "единодушное одобрение" вышеразобранного сорта, это давно уже - чисто манипулятивная политическая фикция, заслоняющая и извра­щающая классово-политическую  истину  реального хода вещей, мешающая массам в истину эту проникнуть и осветить ею пути своей борь­бы за коммунизм.

Подумать над тем, как с наименьшими (по возможности) общественным­и потерями освободить нашу политическую систему от этого парази­тического "механизма", который - покуда он действует - упорно и "беспроигрышно" лишает любые наши стратегические намётки именно вся­кой   научности ,- вот о чём самое время было бы теперь поза­ботиться; в особенности имея в виду, сколь бесславно финишировали нынче, друг за другом, две некогда "единодушно поддержанные и одоб­ренные" стратегические директивы: "конкретная, научно обоснованная программа строительства коммунизма" у нас в стране и "проверенная на практике(!) стратегия строительства развитого социалистического об­щества" в Польской Народной Республике.[6] Самое было бы время серьёзнейшим образом задуматься над механикой затронутых выше вредоносных "одобрений" и над их разрушительной, тормозящей, подлинно-"блокирую­щей" ролью в процессах творчески-революционного развития мирового социализма; а не восторгаться, глядя, как по заезженной колее уста­релого и деструктивного, явно "пережиточного" ритуала загромыхал очередной набор благих пожеланий и обещаний, не снабжённый никакими реальными социометодологическими "ключами" к тому, чтобы кризисные тенденции в народном хозяйстве, в общественно-политической сфере бы­ли преодолены и обещания не увяли вновь на бумаге.

* * *

Сейчас вернёмся к тексту Программы КПСС 1961-го года; в чём за­ключался там коренной дефект, не позволивший всем этим - столь "грандиозным" на первый взгляд - предначертаниям осуществиться?

На вопросе о философско-методологической и идейной "дефектности" общих схем, положенных - к великому прискорбию - в "краеугольные камни" всех дебютировавших у нас за последние десятилетия долгосроч­ных и краткосрочных перспектив самого разного характера,- на вопросе этом я останавливаюсь, по сути, в каждой своей работе, в каждом тео­ретическом и "политическом" письме, так что с соответствующей аргументацией должны бы быть уже неплохо знакомы в ЦК и в его печатных органах; ниже я указанную аргументацию сжато лишний раз воспроизве­ду.

Следовало бы нашим (да и всяким вообще) поборникам "научно обоснованных" программных мероприятий отправляться всегда от той простейшей и незыблемой    научной   истины, что предвидеть и успешно планировать предстоящий ход какого-либо явления можно только при условии, если познана (в известном приближении, конечно)  сущность  данного явления и некоторые определяющие,   сущностные  законы его протекания; раскрытие сущности тех или иных естественноисторических феноменов, а постольку - плодотворное овла­дение ими и использование их в интересах человека, это и было, соб­ственно, во все времена критериальным признаком   науки, отграничивающим её от прожектёрства, утопизма, демагогии и прочих, более или менее агрессивных, форм людского невежества.

С этой точки зрения, если подойти к такой сверхсложной совокуп­ности разнообразнейших и разнонаправленных явлений, как общество в целом, то его сущность на современном уровне научного познания ("со­временном" в широком смысле) была установлена Марксом и В.И.Лениным: было показано, что сущностным остовом, сущностным "каркасом" общест­венного организма выступает его  базис, или система его производственных отношений, отношений между людьми в связи с производст­вом, обменом и окончательным распределением материальных и духовных благ. Потому-то мы и повторяем неустанно, что Маркс и его продолжа­тели создали науку об обществе; это не расхожие слова, а констатация кардинальнейшего факта,- что впервые оказалась выдвинута такая фор­мулировка совокупной   сущности  общественных явлений, на ос­нове которой, действительно, стало возможно методически предугады­вать (с немалой достоверностью) их будущее развёртывание и до известной степени его, это развёртывание, направлять; до известной сте­пени, причём весьма высокой.

Но отсюда непосредственно вытекает и дальнейшее, не менее примечательное обстоятельство: что ревизовать Марксово определение общественной сущности (сущности данного общественного строя) как системы производственных отношений значит сползти, в социальном теоретизиро­вании, с подлинно-научной на донаучную ступень и лишить себя всякой возможности достоверно предвидеть - следовательно, и разумно форми­ровать - будущую эволюцию общественного устройства именно как разви­вающейся   целостности, именно в его содержательно-сущн­остном плане.

С третьей Программой партии,- которую мы сегодня post factum анализируем,- в итоге не что иное и произошло: марксистская трактов­ка сущности (структуры) общества как производственно-отношенческого  базиса  оказалась в ней подменена "материально-технической ба­зой" - категорией не марксистской, а каутскиански-бухаринской; и на этом разговор о   научности  Программы можно было считать за­конченным, ибо уже тогда априори было ясно, что декретировать сроки "вступления в коммунизм", не высветив сущностных закономерностей его становления в современных исторических условиях,- дело совершенно пустое.

Спрашивается,- далее,- какова же в действительности эта, не вы­свеченная и не отображённая в Программе,   сущностная  кар­тина эволюционирования современного социалистического строя по на­правлению к коммунизму? Сущностная - значит, как мы договорились уже, базисная; но базис представляет собою костяк, "несущую кон­струкцию" всех протекающих в обществе на рассматриваемом отрезке его истории производительных процессов, имеющих своим результатом созда­ние материальных или культурных ценностей (он есть "форма развития производительных сил", как это издавна резюмируют в марксизме).

Самое понятие базиса как качественно-структурной определённости, отличительной специфики некоторого, обычно достаточно длительного исторического этапа в развитии общества,- понятие это подразумевает, что базис,  строй производственных отношений, не может меняться и фактически не меняется, так сказать, ежедневно; базисные изменения - особенно изменения главного базисного отношения, каковым служит собственность на средства производства,- совершаются лишь периодиче­ски, лишь от одного, вот именно, исторического этапа к другому, в рамках же каждого такого этапа производственно-отношенческая струк­турность в основном подлежит только     конкретизации, только "разветвляется", нащупывает и оттачивает бесчисленные частные формы своего творчески-стимулирующего воздействия на производитель­ные силы.

Характерная периодичность (цикличность) крупномасштабных производственно-отношенческих сдвигов в динамике общественного организма, а также сравнительная быстротечность самого сдвига в сопоставлении с протяжённостью "спокойного функционирования" базиса,- всё это и поз­воляет описывать социоструктурный сдвиг как   скачкообразный  акт. Скачкообразность не означает тут, конечно, якобы соци­альные структуры перестраиваются обязательно в порядке некоего спон­танного, хаотического взрыва; но вот что она означает уже точно, так это следующее: всё, что происходит с базисом как таковым (т.е. может и должно квалифицироваться не как "обрастание подробностями" на фоне общей длительной стабильности, но именно как внутренняя перестройка,   перемена),  все эти внутренние "реорганизации" в системе про­изводственных отношений вершатся целиком и полностью на рубеже между двумя "базисными циклами", заканчивающимся и начинающимся, на рубеже между двумя достаточно крупными отрезками в экономико-политической истории данного способа производства.

Социоструктурные (базисные, или производственно-отношенческие) передвижки, изменения в типе собственности на средства производства, в способе соединения средств производства с реальным, конкретным производителем,- вот они-то и образуют, в конечном итоге, естествен­ные, объективно-исторические границы между этапами развития данной общественной формации. Со всей очевидностью, чтобы наметить истинно   научную, опирающуюся на познание   сущностных  взаи­мосвязей картину предстоящего обществу развития лет на десять - двадцать вперёд, надо:

      показать, прежде всего, что временной масштаб нашего про­граммирования выбран не произвольно, что нашему десятилетнему (допустим) сроку и в объективной действительности отвечает какой-то отно­сительно "закруглённый", поддающийся вычленению процесс, который вот сейчас начинается и как раз лет десять будет продолжаться; другими словами, что мы стоим на пороге очередного базисного цикла.[7]

В литературе нашей политэкономической и экономико-философской на каждом шагу читаем, что развитие общественно-экономической формации есть объективный процесс, закономерности которого "не зависят от во­ли и сознания людей", что он, повинуясь своей внутренней логике, распадается на фазы, этапы и т.д.; но тогда всякая разумная про­граммно-плановая деятельность ни от чего другого, поистине, и не может отталкиваться,- кроме как от того, чтобы установить и описать, хотя бы приблизительно, на какой "кусок" закономерно процессирующей объективной реальности направлены наши замыслы и какими законами, специфическими именно для данного конкретного куска, мы собираемся руководствоваться в нашем по нему "путешествии". Коль скоро же и впредь мы полагаем программировать и планировать так, что сущностно­-структурные циклы объективной экономической реальности будут закан­чиваться  посередине  наших "плановых циклов", мы вряд ли увидим коммунизм намного раньше, чем если бы вообще ничего не плани­ровали и всё дело его построения пустили по волнам экономической стихии.

* * *

Столь фундаментален этот характерно-материалистический принцип объективной содержательности подлинно научного долгосрочного программирования, что нелишне, пожалуй, подытожить ещё раз:

      мы проектируем на будущее не просто какую-то ничем не обус­ловленную последовательность наших собственных субъективных дейст­вий, а материальный, объективно-реальный процесс, во многом,- и впрямь,- от нас не зависящий, хотя мы и являемся непосредственными его участниками и агентами; контуры наших планов должны отображать, воспроизводить объективный сущностно-структурный "контур" этого про­цесса; план, рассчитанный на определённый срок и на определённые "конечные результаты", должен открываться широким и убедительным по­казом того, какие реальные тенденции в самом общественно-экономическом ("базисном") бытии позволяют ставить намеченные планом задачи и твёрдо надеяться на их выполнение.

Если социальные проектировщики не в состоянии объяснить, на ка­ких   действительных  процессах в "базисной субстанции" общественного производства они основывали свои прогностические "сце­нарии", прикидки и расчёты (или если соответствующие объяснения не идут дальше примитивной экстраполяции наличного положения вещей),­- этого рода "проектирование" не может быть признано научным. С по­добном ползуче-"стратегическим" мышлением, игнорирующим элементарные истины материализма в общественном познании, надо решительно кон­чать, и в нашей плановой практике не должны иметь места проекты и "стратегии", при изложении которых легко можно "обойтись" без едино­го обращения к сущностным категориям марксистско-ленинской науки об обществе.

Если существенная, сущностная упорядоченность, "сформирован­ность" общества конкретно-исторически воплощена в его базисе, то за­коном движения базиса является циклическое по своей природе взаимо­действие с производительными силами,- периодически разрешаемое и самовозобновляющееся диалектическое противоречие, смысл и "работа" ко­торого заключаются в том, что данная система производственных отношений служит, сколько сможет, для общественных производительных сил активно структурирующим, охраняющим и побуждающим началом (формой их развития), а затем "устаревает", "тормозит" производительные силы и как результат скачкообразно замещается новой формой, качественно бо­лее совершенной и высокой. Самый напряжённый, "взрывоопасный" момент всего движения - это, как нетрудно догадаться, непосредственно "ска­чок", стык двух таких циклов, когда происходит смена, фронтальное усовершенствование опорных производственно-отношенческих структур или иная качественная в них пертурбация. Отсюда видно, насколько это неразумная, глубоко-несовременная и отсталая "методология",- строить прогнозы, планы, "стратегии и тактики", абсолютно не считаясь с объективными ритмами, с объективным развёртыванием структурных цик­лов в экономике, рискуя тем, что "пограничная зона" двух соседних циклов ляжет где-то посередине планового срока и вместо предусмотренного планом бодрого наращивания количественных показателей при­дётся спешно, наугад нащупывать нужную "переделку" в организационно­-политических механизмах, в отношениях собственности. А в спешке не­мудрено натворить и ошибок.

Структурно-организационная "лихорадка", которая ныне многие ме­сяцы подряд нещадно "треплет" Польшу, причём крайне болезненно,­- впечатляющая ("нарочно не придумаешь") демонстрация и резюме этого антидиалектического подхода, когда сочиняли безмятежные, деревянно поступательные "программы для целого поколения"[8], в то время как тяжелейший межциклический "стык", никем не "опознанный", стоял бук­вально под дверьми.

Не мешает вспомнить, что совершенно та же ситуация "латания и перелицовки на ходу" организационно-управленческих схем (помимо которых "не дотянуться" и до схем базисных) возникла у нас вскоре по­сле провозглашения XXII съездом партии обсуждаемой нами теперь Про­граммы КПСС,- когда вместо прокламированного "подъёма производитель­ных сил" обнаружилось резкое их затормаживание, вызванное нарушением (в 50-х годах) ведомственно-отраслевого принципа в руководстве на­родным хозяйством. Со всей ясностью, тогдашнее возвращение к мини­стерской, централизованно-ведомственной системе хозяйствования, "об­росшее" по пути ещё разными прочими идеями и вылившееся, в итоге, в "экономическую реформу",- это, если приглядеться, и была та самая межциклическая производственно-отношенческая реконструкция, чёткий набросок которой по-настоящему должен был бы   открывать  со­бою "генеральную перспективу" первой половины 60-х годов в качестве её опорного, "скелетного" мероприятия и главного, вот именно, экономического рычага смутно мерещившихся улучшений. Но эта фундаменталь­нейшая "тонкость" так и ускользнула от осознания, а между тем с эко­номической реформы фактически начался, в нашем народнохозяйственном комплексе, новый структурный цикл (или подцикл), причём   совсем  другой, нежели тот, который имела в виду (увы, так же "бессоз­нательно") партийная Программа и уточнявшая её двадцатилетняя "пер­спектива". А отсюда - оттого, что жили при одной производственно-от­ношенческой реальности, думали же, как говорится, на другую,- и про­истекли все воспоследовавшие в дальнейшем конфузы и неувязки, кото­рые нет надобности здесь заново перечислять.

* * *

Среди положений, включённых в своё время в Программу и в сопутствовавшие ей выступления партийно-государственных деятелей, некото­рая часть,- бесспорно,- ни в какие нежелательные "трения" с нашей внутриполитической и внешнеполитической практикой не вошла, и они постольку могут характеризоваться как успешно выдержавшие ещё одну жизненную проверку; ещё одну - потому что сказанное относится глав­ным образом к добросовестно воспроизведённым в Программе (не слишком уж, к слову, многочисленным) давнишним, апробированным истинам ком­мунистической доктрины,- например, к положению о мирном сосуществова­нии как об объективно-необходимой "модели" взаимоотношений с буржуаз­ными государствами и специфической современной форме классовой борь­бы.

Следует данное обстоятельство (хоть что-то подтвердилось) привет­ствовать как безусловно отрадное, но оно ни в малейшей мере не должно истолковываться так, будто Программа оказалась "в целом верна" и на сей день нуждается лишь в "редактировании"; "в целом", в общих чертах можно не без успеха ориентироваться и на сочинения Платона или Аристо­теля (не говоря уже о Марксе), ибо они также кое-что - иногда даже весьма существенное - предвосхитили вполне правильно.

Между тем, Программа партии - не учебное пособие, вся ценность которого в корректном пересказе испытанных истин, и не общее предвос­хищение; это  рабочий,  политико-технологический (если так можно выразиться) документ, непосредственное руководство к действию, призванное решить чётко определённый круг этапных для партии и для класса задач, и коль скоро назначенные сроки истекли, задачи же упор­но не решаются,- о "редактировании" такой Программы резонно ставить вопрос лишь в том единственном смысле, в каком "редактируют" инженер­но-конструкторскую документацию, по которой изготовили, к примеру, холодильник, а он греет, вместо того чтобы охлаждать.

Стратегическая, этапная "нагрузка" третьей Программы КПСС была, как предполагалось,- построить "в основном" коммунизм, через создание его "материально-технической базы"; но поскольку "коммунизма" никако­го и никаких его "баз",- ни в основном, ни в частностях,- нет и в по­мине, вывод из этого всего, по совести, может быть лишь один:

      заложенная в Программу мертворождённая "концепция" построения коммунистического общества  ошибочна,  и её надо не "редакти­ровать", не "спасать" от справедливой критики, а подвергнуть принци­пиальному марксистскому анализу и   заменить  какой-то иной разработкой, более убедительной и практически-дееспособной.

В проделанном рассмотрении мы напомнили уже и показали,- лишний раз,- что марксистски-грамотное социальное проектирование должно ис­ходить из динамики   сущностного, "скелетного" устройства общественного организма- иначе говоря, из динамики его производст­венных отношений; что же касается "материально-технической базы", то с марксистской точки зрения технические закономерности никоим образом   сущностными  закономерностями общественного развития не яв­ляются,- как сущностная категория техника фигурирует в "учении" Буха­рина, но не у В.И.Ленина и не у Маркса. Стало быть, весь праворевизи­онистский "теоретико-философский алгоритм" Программы – в корне ложный: всё это порочное "триединство", согласно которому

      "вначале" сооружается абстрактно, самодовлеюще взятая "мате­риально-техническая база", толкуемая к тому же просто как аморфное скопление вещных экономических величин (столько-то миллионов тонн стали, зерна, миллиардов киловатт-часов электроэнергии и т.д.);

      к этому аморфному вещному скоплению неким туманным способом ("постепенно", т.е. по существу едва ли не автоматически) прирастают "коммунистические общественные отношения",

      и - наконец - "формируется новый человек".

С позиций не механицистского, бухаринского, но   марксисткого материализма, однако, всё обстоит как раз наоборот:

      техника - всего лишь элемент производительных сил, причём не главный (главным являются опять-таки   люди ,  трудящиеся массы); у неё   нет  какой-то собственной трансцендентной, "надчеловеческой" логики развития, "отдельной" от объективной логики того спо­соба производства, к которому она конкретно-исторически принадле­жит;

      человек,- несомненно,- переделывает при помощи техники свои жизненные условия и в известной мере самого себя, ведь она для это­го и создаётся; но не техника,- в конечном итоге,- "формирует" лю­дей и их экономико-политические взаимозависимости, а  люди и их отношения  выступают активной, безоговорочно предопре­деляющей и направляющей социально-исторической формой технического прогресса, формой, вне которой он лишается внутреннего побуждающего импульса и всякого смысла вообще.[9]

* * *

Суммируя,- если вооружать сейчас партию и народ Программой, в которой бы коммунизм был, действительно, предметом марксистски-обо­снованного теоретического расчёта (а не крикливого бахвальства и не очередной никому не нужной "утки"), то узловые пункты такого расчёта следующие:

      надо уяснить,- во-первых,- насколько далёк наш теперешний базис от базиса собственно коммунистического (или, напротив, на­сколько близок к нему),- каково структурное "расстояние", отделяющее нас от коммунизма, и какого характера базисные трансформации нас ждут на этом пути;

      выяснить это,- со всей очевидностью,- означало бы, что мы определили, в какой структурный цикл мы с нашей новой Программой входим;

      но мы ведь не попросту пассивно "входим", а и активно   открываем  новый цикл,- устанавливая, во-вторых, какие измене­ния, какую перестройку надо в базисных структурах совершить, чтобы в полной мере вернуть, на открывающемся этапе, наши производственные отношения к роли "главного двигателя" производительных сил, мощно расчистить, расширить "структурный горизонт" всего нашего производи­тельного развития и сообщить производительным силам   действительный, давно и болезненно требующийся качественный подъём.

Стержень, концептуальный "хребет" новой партийной Программы,­- если, повторим опять-таки, это будет (или, точнее,  когда это будет) именно Программа, но не пустопорожнее праворевизионистское сочинительство,- стержень и общую концепцию новой Программы должна образовать развёрнутая характеристика того структурного "отрезка пу­ти", того  структурного цикла,  который лежит сегод­ня между нами и коммунизмом как таковым, а также той базисной перестройки, которая необходима, чтобы указанный новый цикл "отомкнуть", чтобы разрешить нагромоздившиеся противоречия в системе "производи­тельные силы - производственные отношения", экономически производи­тельные силы "реорганизовать", "реструктурировать" и тем самым "растормозить" их рост на достаточно протяжённое время вперёд.

В подробностях излагать здесь все дальнейшие соображения, кон­кретизирующие названную концепцию, не отвечает задачам и ограничен­ному объёму настоящих заметок, но что такая концепция вполне может быть построена, на нынешнем уровне продвинутости марксистских иссле­дований у нас в стране,- нагляднейшим свидетельством этому служат многочисленные и по ходу вещей всё более детальные её наброски, со­держащиеся в моих теоретических работах, адресованных в разное время (начиная с 1976г. - с письма в XXV съезд КПСС) Центральному Комите­ту, редакциям "Правды", "Коммуниста", ещё некоторым другим относя­щимся к делу изданиям, учреждениям и лицам - "Вопросам философии", руководству Отделения философии и права АН СССР и пр. В.И.Ленин учил,- как известно,- что открыто, последовательно и убеждённо проводимую идею нельзя никогда считать чьей-то личной причудой, она есть порождение и выражение определённой объективной необходимости в развитии социальной обстановки. Продолжающаяся годами дискриминация вышеупомянутых трудов,- постольку,- отнюдь не одно лишь игнорирова­ние моих личностных конституционных гарантий (что, собственно, и са­мо по себе недопустимо), но негодная попытка антиправовыми, грубо-­репрессивными мерами "помешать" осуществлению, вот именно, определённой и при этом фундаментальнейшей необходимости в развитии самой партии и Советского государства, в развитии всего нашего обществен­ного строя: необходимости вернуться от безграмотно-реставраторского к  марксистскому  пониманию и освещению объективных про­цессов, вершащихся в структурных "недрах" нашей общественной форма­ции, а отсюда и к марксистским   методам  непосредственно-прак­тической работы с ними. Следует,- конечно же,- согласиться с Л.И.Брежневым, что тем, кто выступает с правдивой и деловой крити­кой, незачем скрывать своё лицо, но у бесспорного этого положения есть и другая, не менее важная сторона, явно им просмотренная: лицо своё незачем скрывать и тем, кому правдивая, деловая критика адресо­вана; когда к тебе обращаются на внятном, разумном человеческом языке, с обстоятельной и безупречно проработанной критической аргумен­тацией, надо  отвечать - отвечать на том же языке разума, партийной принципиальности и гражданской порядочности, а не спесивым ломаньем, барством, многолетней игрой в молчанку и прочими бюрокра­тическими "иносказаниями". Вне всяких сомнений, подобного рода "анонимщки" на высоких постах,- которые от других требуют "честных и открытых" обращений, а сами, вместо честного ответа на честно и от­крыто выраженную критическую озабоченность, окружают критику цинич­но-непробиваемым "заговором молчания", да ещё репрессируют людей за их государственную инициативу,- подобные "анонимщики", несомненно, явление в нашей жизни куда более отталкивающее и разрушительное, не­жели анонимщик "обычный", брызжущий ядом из своей подворотни.

Свободный выход на страницы нашей печати, к научной и иной ауди­тории собственно-марксистских идей общественного прогресса как дви­жения  экономического базиса общества (а не "ма­териально-технической базы"), в его взаимодействии с производитель­ными силами, в первую очередь с классом-производителем,- выход марк­систских идей из "подполья", где они ныне у нас обретаются, безуслов­но, эффективнейшим образом способствовал бы решению проблем, стоящих перед современным социализмом как в СССР, так и за его пределами, и избавил бы нас от удручающе реальной угрозы протоптаться (в дополне­ние к двадцати потерянным годам) ещё годы на "заново отредактированной" обочине единственно верного - марксистского - пути в коммуни­стическое будущее.

___________________________________________

[1] См. Н.С.Хрущёв. О Программе Коммунистической партии Советского Союза. Доклад на XXII съезде КПСС. Госполитиздат, М., 1961, стр.21.
[2] См. там же, стр.27.
[3] См. "Правда" от 2 декабря 1980г., стр.1.
[4] Н.С.Хрущёв, ук. соч., стр.115-116.
[5] Там же, стр.116.
[6] См. VIII съезд ПОРП. Доклад Э.Герека. "Правда" от 12 февраля 1980г., стр.5.
[7] Вышеприведённое соображение является здесь чрезвычайно важным, если не решающим.
И вправду, ведь общественный прогресс - отнюдь не уныло-монотон­ное, однообразное количественное прибавление "по стольку-то процен­тов в год"; процесс этот   содержателен, он объективно имеет вполне определённую качественную "фабулу" (цель, если угодно) и довольно отчётливо расчленяется внутри себя на стадии, полосы - короче говоря, на структурные "единицы" или "блоки", наиболее ха­рактерные среди которых мы и называем: базисный цикл.
Социоструктурный (базисный, производственно-отношенческий) цикл - это отрезок времени, на протяжении которого определённая фор­ма собственности, в такой-то её модификации, объективно способна стимулировать производительные силы, справляться с ролью их всепро­никающего общественно-человеческого "двигателя"; к концу цикла дан­ный комплекс производственных отношений "срабатывается",   устаревает  и требует существенных усовершенствований, существенной "переделки", иначе производительным силам грозит застой.
Предположим, что мы составили некую социально-экономическую перспективу на двадцать лет, а "с началами и концами" базисных циклов толком не разобрались, и у нас окончание действующего цикла придёт­ся - в принятой перспективе - примерно на пятый её год; что это бу­дет значить? Это будет значить, что посреди планового периода,- вме­сто ожидаемого решения выдвинутых задач,- перед нами расползётся це­лый "букет", "веер" практически неконтролируемых стагнационных явле­ний в производительных силах; и спасибо ещё, если не грянет   политический  конфликт, как случилось в Польше, где структур­ный кризис разверзся вообще через несколько месяцев после подтвердившего широковещательную "стратегию" партийного съезда.
Спрашивается,- опять-таки,- кому и зачем нужно подобное "плани­рование"?
[8] См. VII съезд ПОПП. доклад Э.Герека. "Правда" от 9 декабря 1975г., стр.4.
[9] В этом свете чрезвычайно симптоматично,- кстати,- что по причине общественно-организационной, экономической бессистемности в наращи­вании "базы", из-за сумбура в планово-оценочных показателях и т.д., мы не имеем сколько-нибудь удовлетворительных   обществен­ных  результатов даже там, где в количественном выражении удалось выйти на вожделенный "американский уровень"; а ведь авторы Програм­мы явно пребывали в твёрдом убеждении, что стоит лишь сравняться с Соединёнными Штатами по количеству тонн, киловатт-часов и пр., как сразу сам собой наступит коммунизм.
"Промышленность, обслуживающая сельское хозяйство и перерабатывающие отрасли, накопила огромный производственный потенциал,- го­ворилось, к примеру, на обсуждении предсъездовского проекта ЦК КПСС, созванном редакциями журналов "Вопросы экономики", "Плановое хозяйство" и "Социалистический труд".- Нет ни одной страны мира, которая могла бы поставлять сельскому хозяйству свыше 370 тыс. тракторов в год. Сельское хозяйство располагает ныне колоссальными энергетическими мощностями - около 580 млн. л.с. Энергоёмкость про­дукции нашего сельского хозяйства уже превысила американский уро­вень. Однако производительность труда растёт в сельском хозяйстве крайне медленно. ...
Сложилось странное положение: сохраняется очень высокая числен­ность занятых, и, несмотря на наращивание материально-технической базы производства, число работников почти не сокращается, а их дефицит с каждым годом нарастает. Главная причина этого явления - не­удовлетворительная структура материально-технической базы вообще ..."
"При тех средствах, которые вкладываются сейчас в сельское хо­зяйство, вполне возможно обеспечить в необходимых объёмах производ­ство и овощей, и фруктов, и всей другой сельскохозяйственной про­дукции."
"Только за счёт развития инфраструктуры и перерабатывающей промышленности конечный выход сельскохозяйственной продукции можно увеличить как минимум на 15%. Этот показатель превышает запланиро­ванный среднегодовой рост сельскохозяйственного производства."
"Необходимо улучшение и структуры самого сельского хозяйства. Возьмём такой пример: производство картофеля в стране превысило 90 млн. т. Мы являемся самыми крупными в мире производителями картофе­ля, превосходим по производству этого продукта США в 6,5 раза. Но можно ли сказать, что и по потреблению картофеля мы находимся на та­ком же уровне? Думаю, что нет, так как масса товарного картофеля у нас составляет не более половины произведённого, а объём розничной продажи ниже американского уровня. … Это относится не только к картофелю, но и к пшенице, хлопку, молоку и др." ("Вопросы экономи­ки", 1981, №1, стр. соотв. 88, 62, 96, 89. Курсив мой.- Т.Х.)


http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/26sjezdu.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/SOPROBES.HTM

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
СНАЧАЛА  РАЗОБРАТЬСЯ
С  МОДИФИКАЦИЕЙ  СТОИМОСТИ,
А  ЗАТЕМ  ПРЕДЛАГАТЬ  КОНКРЕТНЫЕ  СХЕМЫ
ЭКОНОМИЧЕСКОГО  (ХОЗЯЙСТВЕННОГО)  РАСЧЁТА

 
(В связи со статьёй Л.Абалкина "Полный хозяйственный расчёт" -
- "Правда" от 12 декабря 1986г., стр.2-3.)



Кандидат
философских наук
Т.ХАБАРОВА.
Москва, март 1987г.


Совсем недавно Л.Абалкин со страниц "Коммуниста" требовал от нас, чтобы мы "незамедлительно" и "не откладывая в долгий ящик" произвели "переориентацию сознания" в духе фактического отказа от коммунистической перспективы, отнесения её на неопределённо далёкое грядущее.[1] Из всего воспоследовавшего нетрудно усмотреть, что те, кто послушались тогда Л.Абалкина (буде таковые нашлись, в чём, к счастью, можно усомниться), спустя небольшое время обнаружили себя оказавшимися, говоря напрямую, в дураках. Ибо вскорости "Коммунист" подтвердил то, что все мы прекрасно знали до вышеупомянутого выступления Л.Абалкина и после него, а также совершенно от него независимо,- а именно, что потерять из виду, хотя бы ненадолго, коммунистическую  нацеленность всего нашего общественного прогрессирования, значит и в вопросах текущего  социалистического  строительства безнадёжно, непролазно запутаться.[2]

Со стороны Л.Абалкина как теоретика-политэкономиста,- таким образом,- поступила прошлый раз, и он сам должен с этим согласиться, не научно взвешенная идеолого-политическая и экономико-политическая рекомендация, но обыкновеннейшая конъюнктурная однодневка, довериться которой означало поставить себя в глупое положение. А потому налицо все основания и сегодня задаться вопросом: не попадём ли мы опять впросак, поверив на слово очередным красноречивым рекомендациям из тех же источников, теперь уже касательно "полного хозяйственного расчёта"?

*   *   *

Спора нет,- прибыли, затраты, убытки надо уметь считать, и считать хорошо, это так же верно для социалистического хозяйствования, как для любого другого. Справедлива,- в общих чертах,- также и акцентируемая Л.Абалкиным мысль, что тип собственности на средства производства находит окончательное своё выражение и завершение лишь в сфере экономического расчёта, в сфере количественно измеримых экономических величин, и если отношения собственности недостаточно прояснённо, а то и превратно "прочитываются" на стоимостном, товарно-денежном языке, на уровне хозяйственного механизма, это может служить свидетельством известной их незрелости или каких-то отклонений, нарушений в их развитии.

Выдвинутая постановка проблемы "в первом приближении" правильна, но не принят во внимание один наиважнейший момент: конкретно-историческая изменчивость самих стоимостных, товарно-денежных взаимозависимостей и то, что в разных общественных укладах стоимость существует и проявляется в разных  модификациях.

Вопрос о социалистической модификации стоимости поднимался у нас в связи с "хозяйственной реформой" 1965г., но обсуждение его мало-помалу зашло в тупик и было отложено, по всей видимости, до лучших времён. Между тем,  без  решения указанной кардинальнейшей проблемы невозможно построение никакого сколько-нибудь разумного механизма хозяйствования, ибо этот последний как раз и является окончательно "завязывающим", "закругляющим" экономику структурным узлом, где должны органично "замкнуться" друг на друга форма собственности и объективно присущая данному укладу модификация стоимости. Если хозяйственный механизм не отражает, не передаёт объективной конкретно-исторической специфики того или другого, он неработоспособен,- со всеми вытекающими отсюда для общества последствиями.

Со всей очевидностью,- однако,- удовлетворительное решение вопроса на сей день отсутствует. Поэтому,- как мы твёрдо убеждены,- необходимо возобновить прерванную дискуссию, предоставив, наконец, возможность свободно изложить свою точку зрения всем, имеющим что сказать по проблеме,- а не одним лишь присяжным "диспутантам", для которых участие в такого рода дискуссиях давно уже превратилось в некую внутренне бессодержательную "сюжетно-ролевую игру", и добиться получения выводов, не дающих столь обильной почвы - как полученные до сих пор - для сомнений в их соответствии равно и марксистско-ленинской теории, и урокам исторического опыта, и нашим ожиданиям на будущее.

Итак, социалистическая модификация стоимости: каков её отличительный признак и надлежит ли говорить о ней как о вообще ещё не найденной, не открытой до нынешнего дня,- или же она была в определённый период найдена и затем в силу неких обстоятельств утрачена?

Сегодняшний ответ ряда наших авторов, в том числе и Л.Абалкина, на поставленный вопрос гласит,- легко видеть,- что прообразом,  "моделью" организации стоимостных отношений в условиях социалистической собственности на средства производства являлся нэп. Между тем, не составляет больших затруднений удостовериться, что подобное странное толкование едва ли выдерживает даже самую снисходительную критику.

Прекрасно известно,- прежде всего,- что деятельность производственных единиц нэповского образца (трестов), функционировавших по принципу извлечения максимальной прибыли и пользовавшихся весьма обширной экономической независимостью, вплоть до права самостоятельного назначения цены на часть продукции,- деятельность трестов завершилась, в конце концов, грандиозным народнохозяйственным фиаско: перехлестнувшим всякие рамки вздуванием цен на промышленные товары и возникновением пресловутых ценовых "ножниц", что вызвало резкое недовольство трудящихся города и деревни, общее застопоривание хода дел в хозяйственном строительстве. При ликвидации указанных перекосов постепенно откристаллизовались и были прочно взяты партией "на вооружение" такие фундаментальнейшие идеи, как стабильность и твёрдая государственно-централизованная контролируемость общего ценового уровня в стране, недопустимость обогащательства промышленных предприятий за счёт взвинчивания цен на свою продукцию, безусловная предпочтительность улучшения благосостояния масс не путём дележа манипулятивно извлекаемых прибылей, но главным образом через снижение уровня розничных цен, насыщение рынка добротными и в то же время дешёвыми товарами народного потребления.

Принципы эти - ориентация на низкие и постоянно снижающиеся оптовые и розничные цены, признание внутрихозяйственных накоплений единственно правомерным источником прибыли при социализме, жёсткая структурная и количественная "привязка" динамики прибыли к динамике снижения себестоимости продукции и др.- и легли в основу той хозяйственной системы, которая  пришла на смену системе трестов, "синдикатскому хозрасчёту".[3] Выполнив свою весьма скоротечную конкретно-историческую роль оживления торговли, товарообмена в государстве, экономического поддержания смычки между пролетариатом и  неколлективизированным  крестьянством, нэп - как и ранняя, первоначальная экономическая "ипостась" переходного периода, военный коммунизм - должен был покинуть сцену истории. "Синдикатский хозрасчёт" продемонстрировал всю свою неадекватность вставшим в повестку дня более крупным, стратегическим целям и планам Советской власти: задачам индустриализации страны, построения социализма как такового, в решающих его экономико-политических очертаниях, достижения полной экономической автономии Советского государства по отношению к внешнему капиталистическому окружению. Неадекватен оказался нэп и задаче подготовки к отражению практически неизбежной (как тогда все уже ясно видели) империалистической агрессии.

Таким образом, военный коммунизм и нэп - это специфически-экономический облик переходного периода; но следующий этап,- в пределах которого и было, собственно, построено в нашей стране социалистическое общество, а затем одержана победа в Великой Отечественной войне и произведено успешное залечивание причинённых войной тяжелейших разрушений,- этот этап обслуживался существенно, качественно иной по сравнению с нэпом хозяйственной конструкцией. Она приобрела развёрнутый, относительно законченный вид в ходе реформы оптовых цен 1936-1940гг., обеспечила нам  экономическую  победу над гитлеризмом в военном противоборстве и праздновала свой "звёздный час" на отрезке 1947-1954гг., когда политика низких цен на средства производства принесла и свои "мирные" плоды, создав возможность ежегодного массового снижения цен на основные потребительские товары, когда  одновременно богатели и государство, и народ: иначе говоря, было фактически, без громких фраз достигнуто то самое совпадение экономических интересов государства и каждого труженика в нём, которое мы впоследствии столь прожектёрски разболтали, а теперь почти уже тридцать лет не можем никак восстановить.

*   *   *

Стало быть, защищаемая нами трактовка социалистической модификации стоимости - это что искомой модификацией выступала, в общем и целом, так называемая "двухмасштабная система цен", сложившаяся и действовавшая в нашем народном хозяйстве в основном со второй половины 30-х до второй половины 50-х годов. Полагаем,- по здравом размышлении всякий, кто не намеревается, как говорится, морочить голову другим и самому себе, должен признать, что ни к какому иному выводу по данному вопросу вообще и нельзя прийти. Утверждать, будто экономическое развитие нашего государства застряло где-то на "идее продналога" и ничего более обстоятельного с тех пор не породило,- это, в сущности, всё равно что отвергнуть самый факт построения социализма в СССР. Ибо,- действительно,- если социалистическое общество не смогло реализовать характерный для него тип соединения работника со средствами производства в плоскости "расчётной", товарно-денежной конкретики, значит, оно не имеет пока надлежащего, вполне соответствующего его природе экономического фундамента, т.е. попросту ещё и не возникло. Но со столь далеко идущей ревизией истории нового строя у нас в стране невозможно согласиться. Невозможно также и усмотреть ничего "революционного" в призывах окончательно демонтировать собственно социалистические производетвенно-отношенческие структуры, заменив их структурами, свойственными… переходной от капитализма к социализму эпохе. Тут вместо "революции" какой-то явно противоположный термин должен быть употреблён.

А если социализм у нас всё-таки возник, и в те сроки, как это всегда и было принято определять,- значит, в те же сроки прорисовалась, вызрела в главных своих пропорциях и отвечающая ему базисная, производственно-отношенческая структурность, естественно включившая в себя новое, исторически наиболее высокоразвитое видоизменение стоимости.

Скажем теперь вот о чём.

Создалась,- как кажется,- явственная необходимость (проступающая всё ясней буквально с каждым днём) выделить и зафиксировать в качестве самостоятельного политэкономического закона то важнейшее сочленение, что производственный фактор, с которым связано (или через который осуществляется) классовое господство на уровне отношений собственности,- он же должен служить фактором - аккумулятором вновь прибывающей стоимости на уровне стоимостных отношений.

Так, если при капиталистическом устройстве классовое господство, гегемония буржуазии связана с партикулярным присвоением "сгустков" материализованного, прошлого труда - вещественных средств производства, то там и в сфере товарно-денежных зависимостей царит такая их модификация, при которой прибавочная стоимость (прибыль, доход) словно бы "налипает", в экономическом процессе, на овеществлённый труд (на "вложенный капитал"). Хотя,- конечно же,- и при капитализме прибавочная стоимость  нарабатывается отнюдь не средствами производства как таковыми, а исключительно лишь живым трудом.

Для членов социалистического общества доминирующий фактор их классовой гегемонии - уже не самоцельно взятые средства производства, но именно их живой труд, их созидательная потенция, исторически раскрепощённая благодаря пролетарскому огосударствлению материально-технических предпосылок. Поэтому в социалистическом государстве и модификация стоимости должна быть такая, чтобы в ней по преимуществу живой труд обладал характерной способностью "налеплять" на себя, "выуживать" из экономического процесса образующийся здесь общественный доход.

Но этому условию как раз и удовлетворяла, практически в исчерпывающей мере, "двухмасштабная система цен". Основная часть общественного дохода в ней, в форме налога с оборота, "липла" на стоимость товаров народного потребления. Однако, товары народного потребления,- или средства воспроизводства рабочей силы,- это и есть, в конечном итоге, всеобъемлющий и полновластный материальный "представитель" живого труда в области "расчётно"-стоимостных закономерностей. Ведь труд сам по себе стоимости иметь не может; только средства воспроизводства рабочей силы являются той его гранью, которой он погружен в мир товарных, рыночных отношений.

В контексте правильно построенной социалистической модификации стоимости налог с оборота является,- таким образом,- никаким не "налогом" (о чём множество раз в нашей литературе говорилось), но он есть не что иное, как  "трудовая"  прибыль: прибыль, формируемая пропорционально живому труду. Соответственно,- прибыль, формируемую пропорционально труду овеществлённому, будем далее называть "фондовой" прибылью.

С перемещением решающей части общественного дохода в цены на потребительские товары (т.е., с принятием этой частью дохода формы "трудовой прибыли") цены на средства производства оказались в огромной степени освобождены, "разгружены" от доходообразующей составляющей, от стоимости прибавочного продукта. Следствием этого явилось возникновение и утверждение совершенно нового в истории мирового хозяйства, причём мощнейшего экономического механизма низких и постоянно снижающихся цен на все без исключения материально-технические компоненты производственного процесса,- что означало, в свою очередь, непрерывное снижение себестоимости всей вырабатываемой в стране продукции. "Цепная реакция" снижения себестоимости (естественно, и соответствующей цены) замыкалась на товарах массового потребления, позволяя  ежегодно  и при этом в весьма ощутимом диапазоне их удешевлять; и именно  удешевлять основные, базовые их категории и группы, а не просто уценять залежалые и неходовые изделия,- что порой нам и преподносят широковещательно как "снижение цен".

Социальным "конечным результатом" функционирования объективно-специфичной для нашего строя "трудовой" модификации стоимости (когда она  функционирует,  понятно, а не разгромлена и дезорганизована!) служит,- следовательно,- то, что от года к году на каждый находящийся на руках у трудящегося рубль меновой стоимости "липнет" всё большее количество и всё более качественных  реальных потребительных стоимостей. При такой системе обеспечения народного благосостояния в принципе исключена, по существу, сколько-нибудь значительная несбалансированность денежных масс с товарно-материальным покрытием, отпадает почва для разрастания в обществе ущербных и экономически дестабилизирующих форм ''престижного", расточительного потребления с его вечным спутником - "дефицитом", нагнетаемым сплошь и рядом искусственно. Создаются условия для воспитания разумного, культурно-умеренного отношения к потребительским благам: так, где-то в начале 50-х годов никто не расхватывал колбасу в магазинах "палками", не тащили ящиками мандарины или апельсины, не обвешивались гирляндами сосисок и сарделек, супердефицитные ныне крабовые консервы спокойно брали, без всякой толчеи, по одной банке,- и не столько потому, что мы были тогда "беднее", а просто потому, что не было в том нужды, что все эти вещи привычно, неизменно, каждодневно фигурировали на прилавке на отведённых им местах.

В собственно-производственной сфере установка на постепенно, но неуклонно понижающиеся оптовые цены выступала эффективнейшим рычагом справедливого, обоснованного и необходимого экономического давления на производителя продукции, естественно понуждая его искать способы снизить себестоимость,- а значит, повернуться лицом к научно-техническому прогрессу. "Дореформенная" наша экономика (имея в виду "хозяйственную реформу" 1965-1967гг. с её непосредственным структурным "предшественником" - совнархозовщиной) практически не знала проблемы разнорентабельности изделий по затраченному на них объёму материальных ресурсов, равно как не знала она в подобных масштабах и ставшего, к сожалению, глубоко "типичным" после 1967г., архинелепого положения, когда громоздкие и материалоёмкие, технически заведомо нерациональные варианты неукоснительно оказываются несравнимо  более "выгодными" для изготовителя, нежели инженерно прогрессивная продукция, желательная с точки зрения народнохозяйственных интересов.

*   *   *

Следует здесь обратить внимание ещё и на такое - в высшей степени примечательное - обстоятельство. У нас сейчас много говорится и пишется об огромной направляющей роли плановых нормативов в социалистическом хозяйствовании; правильно,- в общем и целом,- подчёркивается, что устанавливаемые планирующими органами нормативы должны отражать собою реально существующие экономические нормы (как пример и аналогия приводятся норма прибыли, норма ссудного процента и т.п. при капитализме).[4] Всё это на некоем приблизительном уровне верно, но тут ещё непочатый край работы в том смысле, что надо отчетливейшим образом различать между такими "экономическими нормами", которые доподлинно существуют в объективной экономической действительности (как та же средняя норма прибыли на капитал в частнособственническом общественном устройстве),- и, с другой стороны, такими, которые представляют собой лишь расчётные величины, допускающие весьма свободные произвольные изменения, причём не столь  они нам "задаются" объективной реальностью экономики, сколько   мы  их ей "задаём", и не всегда точно и успешно. Не совсем корректно,- поэтому,- сопоставлять, к примеру, наши государственные стандарты, или нормы удельных расходов сырья, или коэффициенты эффективности капиталовложений с нормой прибавочной стоимости и нормой прибыли в буржуазном хозяйстве: норматив эффективности можно изменить, грубо говоря, в госплановском кабинете; норму прибыли в рыночной экономике так легко не изменишь, это объективная данность общественно-производственного процесса, а не плод кабинетных вычислений.

Излишне повторять, однако, что дееспособный планово-хозяйственный механизм может базироваться только на таких нормирующих показателях, которые имеют прочные корни в практическом экономическом бытии,- т.е., за которыми стоят вот те самые объективные данности реальной экономической жизни, не менее непреложные для наших условий хозяйствования, чем норма прибыли на капитал - для хозяйствования в условиях частной собственности на средства производства. Совершенно недостаточно осознаётся,- в этой связи,- что наипервейшей экономической "данностью" вышеочерченного рода является для нас уровень розничных цен на основные товары, относящиеся к воспроизводству рабочей силы: он при нашем укладе такой же интегральный, всеохватывающий экономический ориентир, как норма "фондовой" прибыли для капиталиста. Степень же достигаемого за определенный плановый период снижения основных розничных цен,- соответственно,- выступает естественным критерием эффективности функционирования социалистической экономики как целого.

Следующий пункт тоже принадлежит, так сказать, к "контрольным" - таким, которые в любом рассуждении на затронутую тему не могут быть обойдены.

Столетиями прибыль, прибавочная стоимость откристаллизовывалась, по видимости, как будто бы в самом инвестиционном процессе (в рамках отдельных производственных ячеек), где воспроизводится, в общем случае, овеществлённый труд - родятся на свет новые и новые материально-технические средства; и это было исторически логично, поскольку гегемония класса капиталистов зиждется именно и прежде всего на обладании средствами производства, "сгустками" овеществлённого труда. Между тем, общественное сознание до такой степени "привыкло" к подобному положению вещей, что даже и наши экономисты психологически никак не освоятся с простой мыслью: оно, положение это, не вечно, и в социалистическом обществе, где не накопленный, прошлый труд господствует над живым, а наоборот, все прошлые "накопления" материально-технической культуры поставлены на службу трудящемуся человеку,- здесь и формирование стоимости прибавочного продукта должно переместиться, как выше было уже разобрано, в сферу воспроизводства живого труда (или в сферу народного потребления).

Само собой разумеется,- прибавочный продукт  создается только по месту затраты рабочей силы, а не в сфере потребления как таковой; однако, окончательно  выявиться,  общественно "суммироваться" при социализме он может лишь на "рынке" воспроизводства живого труда, а не на рынке капиталовложений: это объективно предобусловлено законами классового господства, тем, какой класс "заведует", по определению В.И.Ленина, историческим порядком данной общественной формации. Далее; связующим звеном, которое единственно лишь и способно осуществить незримую структурную "транспортировку" стоимости прибавочного продукта от места затраты живого труда к месту его самовоспроизводства, является социалистическое государство.

Стало быть,- государство (во всеоружии свойственных ему инструментов управления) есть полномочный, объективно-необходимый и сущностно значимый "участник" или "член" социалистической модификации стоимости. Под этим углом зрения,- по нашему твёрдому убеждению,- должны бы быть основательно скорректированы приобретшие прочность застарелого предрассудка, во многом демагогичные нынешние понятия касательно "экономических" и "административных" методов руководства народным хозяйством. Считается, где "меньше государства", там "больше" чего-то "экономического"; но на самом деле это вреднейшая путаница, продолжающееся "культивирование" которой наносит непростительный, ничем не оправдываемый урон нормальному развитию социалистического народнохозяйственного организма. Многообразие, "всепроникаемость" и мощь именно  экономических функций Советской государственности - это не "порок" нашей хозяйственной системы, а её новое историческое качество, притом поистине  решающее в плане достижения полной общественно-производственной победы над современным высокоразвитым капитализмом.

Бесспорно, в сегодняшнем своём виде государство у нас далеко ещё не свободно от бюрократизма и т.п. конкретно-исторических недостатков; но попытки сдвинуть центр тяжести "экономического авторитета" в обществе от государственных органов к отдельным предприятиям,- под флагом ли "борьбы с бюрократизмом" или под иными лозунгами,- исходят всё же из непонимания природы наиболее глубоко залегающих, "несущих" структур нашего строя, и результаты их могут быть (как и до сих пор неизменно бывали) лишь обратные ожидаемым.

Сколь-либо грамотно истолкованные экономические методы - это исключительно (и исчерпывающе) те, которые отвечают объективным экономическим законам наличествующего способа производства. Если в модификацию стоимости данного уклада государство объективно "вклинилось" неустранимым и могущественным агентом,- то, конечно, ему (государству) и в разрезе конкретно-хозяйственной методологии должна принадлежать самая весомая роль, и это будет никакое не "администрирование", но вот именно "экономика", "экономическое управление" чистейшей, что называется, воды. И напротив того: если государство уже выступает структурным элементом модификации стоимости, а от него упрямо стараются "избавиться", всячески ограничить его "вмешательство" в хозяйственную повседневность,- получится никакая не "борьба с административным произволом", но как раз   скатывание  к антиэкономическому манипуляторству и произволу от подлинно-экономического подхода, базирующегося на возможно точном следовании реальным, исторически вызревшим и настоятельно требующим своего воплощения закономерностям хозяйственной жизнедеятельности.

Следует осознать, наконец,- у нас, в нашем обществе, такой конкретно-исторический облик, такая конкретно-историческая "формула" закона стоимости, что закон этот уже попросту не может действовать без активнейшего, неотрывного и всестороннего государственно-централизованного "опосредования". Нужно не уподобляться нашим критикам и "доброжелателям" на Западе, не высматривать в исторически, формационно новой ситуации жупел "командной экономики", но наоборот - развивать и укреплять ценнейшую эту новизну, ибо без опоры на неё мы не сможем выиграть экономическое соревнование с миром капитала. Равным образом, незаслуженно и бесцеремонно в своё время ошельмованные - другого слова тут не подберёшь - "двухмасштабные" цены вовсе не являлись каким-то "нарушением" закона стоимости в его социалистической модификации, "отступлением" от него. Цена на средство производства с  минимальной  доходообразующей компонентой плюс прямо вытекающая отсюда цена на предмет массового потребления с энергично снижающейся себестоимостью и  менее круто понижающимся "верхним пределом" конкретно-исторически устоявшегося ценового уровня - это не "нарушение" стоимостных закономерностей при социализме, но их единственно адекватный вид, это такая же  модификация стоимости для социалистических условий, каковою обнаруживает себя "цена производства" в системе капиталистических базисных отношений. Никто почему-то не удивляется, что прибавочная стоимость, создаваемая всецело и исключительно живым трудом, окончательно "подытоживается" в рыночно-конкурентной экономике,- однако,- по формуле "равная прибыль на равные капиталы". Думается, ещё гораздо меньше оснований удивляться тому, что в исторически вышестоящей и совершеннейшей хозяйственной организации создаваемая живым трудом стоимость прибавочного продукта столь же суверенно и полномочно "отцеживается" из экономического процесса одними лишь средствами воспроизводства рабочей силы - законным стоимостным эквивалентом вот этого самого живого труда.

*   *   *

Не возьмёмся утверждать, что вышеобрисованная экономическая "схематика",- в совокупности своей составлявшая, повторим ещё раз, наиболее достоверное за всю нашу историю воспроизведение объективно присущей социализму трансформации отношения стоимости,- не возьмёмся утверждать, что весь этот базисный комплекс не нуждался в улучшениях, в дальнейшей тщательной работе над ним: необходимость такой разработки, шлифовки, совершенствования очевидна.

Однако, то, что воспоследовало во второй половине 50-х - начале 60-х годов и вылилось, в конце концов, в "реформу" 1965г.  (закономерно увенчавшуюся почти двадцатилетней полосой застоя и неразберихи в экономике), никоим образом не может квалифицироваться как добросовестное и вдумчивое обогащение, наращивание фундаментальных, безусловно доказавших на практике свою дееспособность структурных обретений социалистического развития.

В результате "реформы" оптовых цен 1967г. фактически оказалась совершена  подмена характерно-социалистического, марксистского "в чистом виде" принципа аккумуляции дохода живым трудом (средствами воспроизводства рабочей силы): его подменил принцип аккумуляции дохода вещными, материально-техническими элементами хозяйственного процесса (фондами). Иначе говоря, социалистическую модификацию стоимости "заместили" неким уродливым гибридом типично-буржуазного стоимостного отношения ("прибыли к фондам") с обескровленными, разрозненными, лишившимися своего внутреннего единства и динамизма остатками, да будет позволено так выразиться, социалистического базиса.

Сегодня у нас явно и по-своему "несправедливо" преуменьшается, замалчивается разрушительное (если не катастрофическое) воздействие указанного "реформаторства" на весь ход нашей хозяйственной эволюции за последние тридцать лет. (К "реформе" 1965-1967гг. обязательно следует присовокуплять и затею с совнархозами,- ибо там, хотя и без коренной дезорганизации принципа ценообразования, но уже был нанесён бессмысленный и тяжелейший удар по нормальной для нашего общественно-экономического устройства отраслевой системе управления.) "Не будем вспоминать экономическую реформу шестидесятых годов",- заявляют нынче некоторые авторы.[5]

Соответственно,- истоки кризисного, к началу нынешнего десятилетия, развёртывания событий в народном хозяйстве и в общественно-политической жизни страны изображаются в таком духе, будто они гнездятся где-то в "сталинских" (скажем так) временах и будто именно оттуда тянется нарастающая череда "негативных явлений", которые не получили-де на определённом этапе надлежащего партийного освещения и анализа; почему и смогло произойти всё то, что реально произошло.

Между тем, подобная точка зрения представляет собой без труда выявляемое искажение исторической действительности. Простейшая и отнюдь не "секретная" народнохозяйственная фактография - данные экономической статистики - неопровержимо свидетельствуют, что "при Сталине" у нас был выраженно-интенсивный тип расширенного воспроизводства, характеризовавшийся именно той решающей чертой, которая и прокладывает водораздел между интенсивной и экстенсивной экономикой: т.е., более быстрым ростом результатов хозяйствования по сравнению с затратами. Статистически чётко фиксируется - и превосходно известен, как говорится, всем интересующимся - также и момент, когда в динамике ведущих народнохозяйственных показателей наступил резкий ("качественный" в отрицательном смысле) перелом, до сего дня не поддающийся стабильному преодолению: это 1958 год, следующий за "реорганизацией" системы управления, в 1957г., на совнархозовский лад. Благодаря восстановлению в 1965г. прежней отраслевой концепции в управлении общественным производством, в восьмой пятилетке наметилось скромное по своим масштабам просветление; однако, тут же "в полный голос" заявили о себе и мощнейшие тормозные тенденции на экономическом фронте, вызванные,- как было уже указано,- волюнтаристской перекройкой объективных условий и путей действия закона стоимости при социализме, но как раз такой перекройкой продемонстрировала себя, в конечном итоге, "хозяйственная реформа".

Суммируя всё вышеизложенное,- "экономическая реформа" 1965г. именно и выступила наиглавнейшим "негативным явлением" нашей общественной практики за минувшую примерно четверть века; характеристика эта вполне "по праву" ей принадлежит, ибо она по существу развалила почти уже целиком "нащупанный" к середине 50-х годов и воплощённый в конкретных производственно-отношенческих связках подлинно-социалистический механизм "срабатывания" закона стоимости.

В предшествующем рассмотрении мы привлекали уже внимание к тому первостепенной важности обстоятельству, что производственный фактор - аккумулятор стоимостного дохода неотвратимо должен оказаться и фактором, конституирующим отношения классового господства и власти на уровне форм собственности и политической надстройки. Так оно и получилось: передвижка функции аккумулирования дохода от живого к овеществлённому труду обернулась явственным оттоком действительной власти в обществе от массового, "низового" трудящегося к производственно-управленческому и государственно-управленческому аппарату, осуществляющему фактическое оперативное распоряжение "материально-технической частью" экономики. В свою очередь, такое "перенаделение" распорядительного аппарата властными прерогативами (тем более коварное, что оно совершилось не столь открыто, юридически, но вот именно  экономически,  подспудно) неизбежно должно было привести к парализующей его бюрократизации,- которая и не заставила, как все мы убедились, долго себя ждать. В этом выразился глубочайший внутренний  антидемократизм  "реформы", её  структурная,  базисная, ни от какой поверхностной демагогии не зависящая направленность  против интересов рядового труженика, "человека из толпы". Средства производства сделались куда более доступны, со стороны управления ими и фактического присвоения заложенного в них потенциала, не "массе" в её марксистском понимании, не гражданственно настроенной творящей личности,- но опасно бюрократизирующейся административной "верхушке", которая подчас ни перед чем уже не останавливалась ради сохранения поистине свалившихся на неё в 1965г. привилегий.

Снова надо всячески здесь подчеркнуть,- как мы это ранее в подробностях разобрали,- что для социалистической экономики перенос процессов формирования стоимостного дохода с рынка воспроизводства рабочей силы в пределы обособленных хозяйствующих ячеек абсолютно никаких общественно-разумных преобразований собою не знаменует, кроме одного, всецело регрессивного: а именно, возвращения экономического и социального "приоритета" в государстве к прошлому, овеществлённому труду взамен труда живого. Но за этим стоит,- повторяем,- потеря непосредственным производителем, трудящимся реальной власти и благоприятствующей ему "предпочтительности" его интересов как на политико-правовом "этаже", так и на конкретном рабочем месте, и в области распределительных отношений. Отсюда и поражающая "бесхозность" социалистической собственности в переплетении практически наличествующих общественно-производственных зависимостей,- о чём говорилось на январском (1987г.) Пленуме ЦК КПСС,- попадание её в тенёта корыстного группового манипуляторства; отсюда же неравенство в распределении благ, специфическая "глухота" к социальным запросам рядового гражданина, возникновение огромной "теневой зоны" элитарного, паразитического по своей природе потребления и прочие вещи, с избытком приковавшие к себе в последнее время недовольство и тревогу общественности, открыто обсуждаемые с самых высоких трибун, так что нам тут нет нужды особо на всём этом задерживаться.

Между тем, не менее - пожалуй - серьёзную озабоченность вызывает уже и другая сторона дела: то, что в качестве рецепта к излечению общественно-экономического организма от очевидно разъедающего его недуга предлагается... вовсе не лечить болезнь, а ещё глубже загнать её внутрь, "радикализировать" её: не вырвать с корнем ядовитый сорняк "реформы", но создать ему все условия для дальнейшего произрастания и отравляющего социальную обстановку "плодоношения"! Как будто недостаточно предыдущего двадцатилетнего "эксперимента"! Суть нагромоздившихся перед нами проблем не в том, что реформа "проводилась непоследовательно, не радикально", а в том, что она вообще была ни с какой точки зрения  не нужна, представляла собой волюнтаристское нарушение объективных экономических законов социализма и, таким образом,- пагубнейшую хозяйственно-политическую ошибку. В результате всех этих "реформаторских" мероприятий оказался почти до основания разрушен объективно соответствующий первой фазе коммунистического способа производства механизм реализации закона стоимости, грубо "искривлены" отношения собственности, распределения и потребления; буквально до "аварийной" степени пострадали внутренне присущие социализму рычаги обеспечения эффективности общественного производства и его отзывчивости к научно-техническому прогрессу. Причём, ни один из действительных огрехов прежней системы хозяйствования (на базе "двухмасштабных" цен) не только не был исправлен и устранён, но наоборот - получил уродливое "дополнительное развитие"; об этом, кстати, наиболее дальновидные наши учёные-экономисты предупреждали ещё где-то на рубеже 50-х - 60-х годов.

Выдвигаемая нынче, в качестве очередной экономической панацеи "радикализация" принципиально неверных отправных установок "реформы",- прежде всего в виде идеи "самоокупаемости", "самофинансирования" обособленных хозяйственных единиц,- политэкономически означает дальнейшее бессмысленное "переталкивание" процесса прибылеизвлечения из сферы воспроизводства живого труда в сферу воспроизводства труда овеществлённого, продолжающееся "выдавливание" из схематики срабатывания социалистической модификации стоимости её системообразующего ядра - государства, которое для нашей экономики выступает не каким-то "лишним этажом", а материальным, структурным гарантом и непосредственно-деятельным агентом осуществления и защиты классовой воли и классовых интересов трудящихся.

Подобная экономическая политика не приведёт к слому разросшегося в недрах народнохозяйственной целостности "механизма торможения",- ибо у механизма этого на сей день есть экономико-философски чёткое, однозначное наименование: "реформа" 1965г. и её последствия. Единственное, чего тут в крупной перспективе можно ожидать, это усугубление уже имеющихся отрицательных явлений, а также возникновение новых,- не исключено, что ещё более извращённых. Не нужно обольщаться эпизодическими улучшениями на отдельных участках хозяйствования: они в большинстве своём обусловлены обыкновеннейшим наведением порядка или удачными кадровыми заменами. Структурных, качественно-преобразушцих сдвигов в глубинных "темпах и ритмах" функционирования экономического "Левиафана" не происходит, да пока, собственно, и не видно никаких научно-основательных причин, чтобы им происходить.

*   *   *

И наконец, чего в заключение следовало бы ещё раз специально коснуться,- это необходимости отрешиться от мифологии, якобы ратовать за "полный хозрасчёт" в рамках отдельно взятого производственного звена - значит быть "за стоимость", "за плодотворное развитие товарно-денежных отношений", "за материальную заинтересованность" и т.д.; выступать же против этого всего могут-де только некие дремучие "староверы",- как изволил выразиться в "Правде" Г.Попов,- соображения, которых лишь в кавычках заслуживают названия "теоретических".[6]

Между тем, кавычки при слове "теоретические" Г.Попову и другим, кто держится одних с ним позиций, надо бы прежде всего отнести к своим собственным воззрениям. Именно люди, десятилетиями окостенело не желающие понять (или принять) элементарной для марксистов вещи: общественно-исторической изменчивости отношения стоимости, равно как "невозвратности" для нас тех форм, в которых стоимость реализуется в "классическом" рыночном хозяйстве,- именно они и являются вот этими самыми "староверами", чья ностальгия по нэпу и переходному периоду добрых лет тридцать поистине стреноживает, вяжет какими-то противоестественными путами нормальное экономическое развитие страны.

"Самоокупаемость" изолированно рассматриваемого предприятия - это, как показано выше, всецело искусственное для социализма полное перемещение процесса прибылеобразования "на рынок капиталовложений" (в инвестиционную сферу),- а следовательно, вывод из строя социалистической модели действия закона стоимости, с коренным её принципом образования дохода пропорционально живому труду, т.е. на рынке товаров народного потребления, в сфере репродукции живого труда.

Соответственно,- уверовать в "самоокупаемость" ("самофинансирование"), это означает стоять не  за  продуктивное развёртывание товарно-денежных отношений на социалистической почве, а за "развёртывание" их в  несвойственной  уже социализму, устарелой, исторически пройденной форме: иначе говоря, фактически "бороться"  против  их развития по закономерному, исторически присущему обобществлённой экономике и благотворному для неё пути. Довольно-таки наивно представление, будто осуществлять глубокий и всесторонний экономический расчёт в народном хозяйстве можно почему-то только на базе "фондовой", буржуазной по своему конкретно-историческому генезису модификации стоимости; социалистическая "двухмасштабная" модификация уж никак не в меньшей мере для этого пригодна. С тем кардинальным уточнением, что считает она не "бумажную", манипулятивную прибыль, за которой сплошь и рядом может скрываться прямая деградация производства, а действительное приращение общественного богатства, выражающееся в поступлении на потребительский рынок неуклонно увеличивающегося количества и более качественных жизненных благ,- причём по более дешёвой цене.

Аналогично обстоят дела и с материальной заинтересованностью; никто не собирается отрицать её значимости, ибо мы и вообще производим не для того, чтобы совместно нищенствовать, а для того, чтобы по возможности лучше и лучше жить. Но в "дефокусированной", непродуманно организованной системе стоимостных отношений материальный интерес также приобретает общественно-"неприветствуемую" нацеленность и окраску, и поощрять его именно  в этих, атавистических для нашей формации проявлениях - никакого "новаторства" в подобных жестах нет, и об этом тоже должно быть со всей недвусмысленностью сказано. Непонятно, почему регулярно наращивать количество и повышать качество поступающих трудящимся  фактических благ и услуг - такого "материального интереса", видите ли, быть не может, а может быть только такой, когда бестолково раздаётся всё больше и больше  денег,  на которые подчас нечего купить и необоснованное, не подкреплённое необходимой товарной наличностью обилие которых на руках у экономически "случайных", как правило, персонажей провоцирует унизительную "сортировку" в потреблении, коррупцию, спекуляцию и прочие прелести, давно бы, кажется, подлежащие списанию в исторический "архив".

Словом,- подводя итог теперешнему нашему краткому обсуждению затронутого предмета,- экономический (хозяйственный) расчёт не есть некая метафизическая схема, неизменная во времени и пространстве; его методология определяется исторически господствующей модификацией стоимости, объективно "предзаданными", "предпосланными" законами экономического функционирования. Нельзя эти методы автоматически переносить из одной эпохи в другую, из одного хозяйственного уклада в другой. Нельзя,- равным образом,- и построить сколь-либо разумной и работоспособной системы общественно-производственного и внутрипроизводственного расчета, не уяснив предварительно, по какой модификации стоимости мы будем вычленять и считать те величины, которыми намерены оперировать.

Сегодня,- поэтому,- подлинный гвоздь, стержень всей проблемы налаживания действенного планово-оценочного (расчётного) механизма в экономике - это развеивание многолетнего тумана вокруг вопроса о модификации стоимости, объективно характерной для социалистически-обобществлённого производства: честное признание и показ того, когда и как социалистическая модификация стоимости сформировалась, как выглядела, чему (и кому) мы обязаны её бездумным, кичливо прожектёрским разрушением - и как её, самое главное, восстановить. Вот это будет правда о нынешнем положении дел в советском народном хозяйстве, та самая полная правда, без констатации которой нам не удастся вывести экономику из прорыва, но только глубже завязнем в трясине волюнтаристского шараханья то к тому, то к другому завлекательному на первый взгляд миражу. Не следует бояться потратить ещё какое-то время на воссоздание именно правдивой, объективно-истинной картины происшедшего и происходящего,- ибо опыт нас три десятка лет учит, что испугавшись "отпустить" лишних несколько месяцев на серьёзную и демократичную, недискриминационную для всех участвующих сторон полемику, мы затем оказываемся вынуждены стократ больше сил бросать на ликвидацию разора, причинённого скороспелым авторитарным решением. Это не должно вновь и вновь повторяться, иначе мы рискуем, что и ныне переживаемые нами годы,- вместо планируемых революционных свершений,- разделят судьбу предшествующих и в дальнейшем будут безоговорочно причислены к "негативному" периоду истории коммунистического строительства в Советской стране.

____________________________________

[1] "Социалистическое общество, даже вступив в этап зрелого социализма, продолжает в течение долгого времени функционировать и развиваться в рамках первой фазы коммунистической формации. Лишь после решения всего комплекса задач, относящихся по своему происхождению и характеру к этой фазе, и накопления необходимых предпосылок может начаться непосредственное строительство коммунизма. Всё это должно быть чётко усвоено общественным сознанием ... … промедление здесь ничем не может быть оправдано." (Л.Абалкин. Развитой социализм и формирование современного экономического мышления.  "Коммунист", 1984, №18, стр.63.)
[2] Ср., к примеру, В.Черковец. Производительные силы, производственные отношения, хозяйственный механизм. "Коммунист", 1986, №16, стр.56:
"... нельзя признать состоятельными распространявшиеся ещё недавно представления, будто суть нового типа мышления заключается в том, чтобы задачу коммунистической перспективы понимать не как дело настоящего, а только как дело будущего, что решать её общество будет лишь после того, как всесторонне разовьёт социализм. Некоторые же авторы, прикрываясь громко рекламными призывами к "реализму и трезвости", пропагандировали даже идею неопределённо длительной остановки на "станции" социализм, фактически реанимируя тем самым концепцию социализма как особого, отличного от коммунизма способа производства."
[3] См. О.Лацис. Как играть оркестру? Об опыте социалистических производственных объединений. "Известия" от 19 апреля 1985г., стр.2.
[4] См., хотя бы, Н.Шехет. Противоречия планомерности и пути их разрешения. "Вопросы экономики", 1986, №6, стр.70-71.
[5] См. П.Бунич. Эскиз механизма ускорения. "Литературная газета" от 12 февраля 1986г., стр.10.
[6] См. Г.Попов. Перестройка в экономике. "Правда" от 21 января 1987г., стр.2.


http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/snachala.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/
http://cccp-kpss.narod.ru/arhiv/soprobes/SOPROBES.HTM

Оффлайн В. Пырков

  • Участник
  • *
  • Сообщений: 454
Из нашей почты
Т.Хабарова –
– О.Щетковой, соратникам

26 марта 2020г.

Re: Нет необходимости плодить множество  Информцентров по разным городам. Поэтому прошу считать официальным в Челябинской области  Информцентр Движения граждан СССР Чел. обл., объединяющий все города.
Остальные – это просто филиалы от нашего основного Информцентра Челябинской области. Отчитываться за него буду я и вести его буду тоже я. Отчитываться, как я понимаю, следует только за основной Информцентр?
Можно ли считать, что Челябинская область отчиталась по Информценру на 1 января 2020 года?

                                                 О.Щеткова, 18 марта 2020г.

Я благодарю тов. Харламова из Ленсовета за то, что он, вероятно,  выступил в защиту Иванова В.Н. Я неоднократно писала Вам, что Иванов В.Н. опытный, преданный делу Ленина беспартийный коммунист, который с марта 2019 года ни словом, ни делом не нарушил основных направлений Движения граждан СССР.
Я уверена, что В.Н.Иванов никакой подрывной деятельностью не занимается…
Ручаюсь за Иванова В.Н. …

                                                 О.Щеткова, 16 марта 2020г.



В чём дело-то, Ольга Анатольевна?
Загипнотизировал он Вас, что ли,
      глаза и уши воском каким-то залепил?



На моей памяти Вы "ручались" за враля и прохвоста Олейника, за вора Козлобаева, за перехватчика Сурикова и теперь, со всей очевидностью, запутались в тенётах очередного проходимца.

Что значит "Нет необходимости плодить множество  Информцентров по разным городам"? А зачем Вы в КомВСВМ баллотировались? Этак Вы нам ещё через неделю заявите, что нет необходимости и Советы в каждом городе плодить? Ведь ясно, как день божий, что под диктовку этого засланца работаете.

В наших уставных документах нет понятия "филиал Информцентра". Информцентры создаются для того, чтобы даже сторонник-одиночка мог полноправно конституироваться в составе нашего Движения. И у нас есть такие "одиночки", которые прекрасно в этом качестве работают (та же С.Бритвина в Вологодской обл.). Зачем им становиться чьими-то филиалами? ИЦ может состоять из нескольких человек, это нами предусмотрено, но никакие "филиалы" нам не нужны. Нам нужны работающие ИЦ, вот именно "по разным городам".

А посему прошу Вас прекратить затеянную Вами кампанию по ликвидации Информцентров в Челябинской области. Эта "инициатива", она всё из того же гнилостного и вредительского источника, что и предыдущие.

Что значит – Вы будете отчитываться и за них за всех, и в то же время "только за основной Информцентр"? А "филиалы", что же,– они, выходит, ни отчитываться, ни – следовательно – и работать не будут? Где нет систематической отчётности, там нет и работы, это общеизвестная истина. Исполком сейчас старается наладить как раз вот эту систематическую повсеместную отчётность, и тут лезет Ваш "верный ленинец" с палками в колёса: зачем всем работать и отчитываться? Куда проще всё ликвидировать. Ведь он и сам числится у нас, кроме всего прочего, координатором Информцентра (в Еманжелинске), и можно не сомневаться, что отчитываться ему в этом качестве нечем. Вот и ищет способ от этой "обузы" избавится. Вот и вся разгадка сей "инициативы".



Ваше письмо от 16 марта меня откровенно возмутило.

Видите ли, Вы неоднократно мне писали, что Иванов "опытный, преданный делу Ленина беспартийный коммунист, который с марта 2019 года ни словом, ни делом не нарушил основных направлений Движения граждан СССР".

А вот из Исполкома за тот же период в адрес Ваш (сначала только Ваш, а потом и соратников) ушла целая, можно сказать, кипа критических материалов, в которых не "на пальцах", но обоснованно, со всей научной добросовестностью демонстрировалось, что "теоретические" воззрения Иванова – это всё та же замшелая, застрявшая где-то в середине прошлого века хрущёвщина (для наших дней – зюгановщина), только обёрнутая в пустопорожнюю ложно-"советскую" говорильню. По сути своей она ничего общего ни с какими "основными направлениями ДГ СССР" не имеет,– наоборот, вызывающе враждебна им и приносит нашему Движению один только вред. Ни единого положительного отзыва на "труды" Иванова в моих письмах на эту тему Вы не найдёте.

Что же,– Вы этих посланий не потрудились прочитать, что ли, или русского языка не понимаете? Или Вы с Ивановым лучше Хабаровой разбираетесь в марксизме и в основных направлениях Советской национально-освободительной борьбы?

Но ведь это то самое, что и силится "доказать" всей своей вознёй в течение уже года Иванов, та цель, к которой направлены его потуги неуставными, интриганскими способами перехватить руководство в организации, пока хотя бы на региональном уровне, утвердиться в роли "главного идеолога" Движения,– не имея для этого никаких объективных данных!– и подменить современный советский патриотизм – высшее достижение сегодняшнего освободительного процесса в нашей стране – подмалёванной на псевдо-"советский" лад зюгановщиной. Воистину, "голубая мечта" любого подосланного имитатора,– а ведь Иванов здесь далеко не первый.

Совсем недавно Вы несколько месяцев мотали мне нервы, немерено отнимали силы и время от основной работы, повиснув на таком же имитаторском крючке так называемого "единого информационного центра". И вот – нашли себе новую наживку: Иванова с его "советской политической школой", неприкрыто противопоставляемой нашей Школе современного большевизма.

На Вашем месте следовало бы иметь в виду, что мы ведь уже выдворяли Иванова из Движения в 2014г. – и именно по причине неприемлемости для нас его "теорий". Нет, снова лезет. Спрашивается,– чего ради, зачем? Платят, что ли, за это?

Вы весьма трогательно озаботились его,– надо же! – "хрупкостью", ни более ни менее. Извините, хамить и гадить он вовсе не "хрупкий", а очень даже напористый. Говорите, у него "есть все права на инициативу",– по нашему Конституционному проекту (работу с которым Вы последнее время совершенно забросили, уж не по его ли наущению?).

А вот у меня, представьте, как у руководителя организации есть неоспоримое уставное право: на высказанное мною в официальной форме критическое мнение в адрес того или иного участника организации получить от данного участника в разумный срок членораздельное объяснение его позиции. Что же,– по-Вашему, права только у Иванова имеются, а отвечать на аргументированный критический анализ распространяемых им измышлений, на многократные(!) требования не засорять наши информационные каналы "лекциями", тематику и направленность которых он предварительно раскрывать упорно не желает,– да на всё это он плевать хотел, это "собака лает, ветер носит"? И с Вашего благословения, он уже у Вас на "планёрках" эти свои "лекции" читает, причём в качестве председательствующего(!),– видимо, чтобы никто ему в этом не мешал. Куда уже дальше-то ехать в деле отстаивания и пропаганды "основных направлений Движения граждан СССР"…

Вы как-то позволили себе публично обвинить в "лизоблюдстве" некоторых наших соратников, положительно отзывающихся о моих трудах и заслугах. Но как тогда прикажете именовать то, чем Вы занимаетесь по отношению к Иванову? Это даже не лизоблюдство, а какое-то, знаете ли, лизо…, не будем уже уточнять. Человек в открытую, не стесняясь, требует
          прекращения деятельности нашего Движения, как состоящего, якобы, из всякого сброда;
          подготовки и созыва непонятно какого "единого съезда всех советских патриотических сил", взамен Съезда граждан СССР как постоянно действующего органа, взамен же Движения граждан СССР – какой-то "Советской организации, в основе которой должен лежать принцип "Советского патриотизма", так как именно советский патриотизм и должен стать той формой объединения всех советских людей, которой нам сегодня нехватает"(??!).

 Чего тебе, проходимцу (наверняка проплаченному), "нехватает"?

Скажи уж прямо, что получил задание,– а заодно и куш за его "выполнение",– попытаться развалить ту, вот именно, "Советскую организацию" на принципах современного советского патриотизма, в лице Съезда граждан СССР и ДГ СССР, которая создана в стране, усилиями самоотверженных советских патриотов, за 25 лет до тебя, и в условиях жесточайшей информационно-политической блокады уверенно, хотя и не так быстро, как хотелось бы, справляется с объективно возложенной на неё обязанностью новой, освободительной консолидации Советского народа. Чему свидетельством стал и наш московский Съезд пятого созыва, проведённый в минувшем году, и неотрицаемый, пусть пока и сумбурный процесс возвратного "осовечивания" наших людей, захватывающий всё новые и новые части оккупированной территории СССР.


Снова и снова поражаешься, как можно о субъекте с подобными взглядами и подобной практической нацеленностью,– ибо он ведь эти свои взгляды не просто проповедует, он настырно, изобретательно стремится их "претворить в жизнь",– как можно о нём талдычить, ничего не слушая, как попка, как заводная игрушка, будто он "ничем никогда не погрешил" против нашего Движения?

Давайте же, наконец, подводить под этой затянувшейся шизофренией черту.

Настоящее письмо в основном составлено до Вашего телефонного звонка мне 22(?) марта. Сказанное Вами было мною внимательнейшим образом продумано (даже, наверное, излишне внимательно), но – в результате – сложившегося у меня (и не только у меня) мнения об Иванове это продумывание не поколебало, разве лишь укрепило: в Движении граждан СССР ДЕЛАТЬ ЕМУ АБСОЛЮТНО НЕЧЕГО.

Нам не нужны в нашей организации люди, которые открыто, внаглую строят планы её разрушения и замены идеологии современного советского патриотизма безграмотной имитаторской отсебятиной, не выдерживающей элементарной критики.

Учитывая, что Иванов совершает уже второй  "заход" в ДГ СССР, нынешний его "заход" должен стать последним, а уход – окончательным.

Вам непосредственно указания по текущей работе такие:

1. Информцентров в Челябинской области должно быть по возможности больше, а не меньше. Ведь это же зародыши будущих Советов.

Факт существования ИЦ должен подтверждаться Сообщением о его образовании, выполненным на бланке, образец которого дан в наших уставных документах.

ИЦ отчитываются перед Исполкомом о своей работе дважды в год (по полугодиям). ИЦ, который без уважительных причин дважды подряд (т.е., в сумме год) не отчитался о работе, объявляется самоликвидировавшимся.

В своей работе ИЦ ориентируются,– из того, что у нас здесь на сей день имеется,– на отчёты С.Бритвиной и Д.Данилюка за II полугодие 2019г. (размещены на сайте и ушли в рассылку).

Отчёт по ИЦ в г. Сатка на 1 января 2020г. неполноценен, ибо Вы отчитались за месяц, а не за полугодие.

2. Возобновить и продолжить работу по пропаганде Проекта новой редакции Конституции СССР.

Добиваться, чтобы от людей поступали какие-то осмысленные отклики, которые отвечали бы идее именно обсуждения Проекта, а не бесплодной переброски мнениями вокруг него.

                                                 Т.Хабарова
                                                           26 марта 2020г.

http://cccp-kpss.narod.ru/post/2020/2020-03-26-schetkovoy.htm
http://cccp-kpss.narod.ru/